Ибо на устах у каждого было: «Какие вести из Франции?» А за этим скрывался другой вопрос:«Какие вести о королеве?»— Без сомнения. Ее Величество ждет далеко не радушный прием, — обнадеживал Сесил. — С пяти лет она не бывала на родине, не знает ни слова по-английски и по-шотландски, а шотландские лорды сейчас на коне и Римская Церковь низвергнута.Однако я была слишком наслышана об ее умении побеждать, чтобы тешиться подобными надеждами. И я знала, что Божья битва еще не закончена. «Любой поворот событий не сулит Англии ничего хорошего! — яростно возражала я. — Если ее встретят мирно, если народ примет ее саму и ее римскую веру, мы получим форпост Ватикана на наших северных границах! А если шотландцы восстанут против ее французских повадок и папизма, мы получим мятеж и войну у самых своих рубежей!»Всю жизнь Мария была мне как кость в горле, но даже я не пожелала бы ей приема, ждавшего ее на родине!— Вот ведь паскудный народ — шотландцы! — взорвался, прознав о визите, старый лорд Парр, маркиз Нордгемптон, брат покойной дамы Екатерины.Она высадилась в Эдинбурге, а там громогласный Нокс уже вовсю поносил ее на улицах — ликовал по поводу ее утрат, смерти мужа и свекра, — кричал, что «Господь десницею Своею поразил смрадный род, с которым она спозналась, одного в око, другого в ухо!»Однажды в Холлирудском дворце она потребовала музыки: кашляющие деревянные духовые, визжащие скрипки и воющие ребеки вызвали у ее французской свиты отчаянный хохот.Она попыталась создать совет лордов. Я-то считала, что мне очень не повезло с полудюжиной тайных католиков среди моих двадцати советников, но у нее из двенадцати лордов двенадцать оказались несгибаемыми протестантами и все, как один, ополчились против нее. В первый же вечер на родной земле, когда она заказала приватную мессу, чтобы возблагодарить Бога за счастливое завершение дальнего плавания, чернь на улитках взбунтовалась.Однако вот ведь женское сердце! Спустя несколько дней после высадки в Шотландии донесли нам Сесиловы «глаза» (иные из них видели ее письма в то самое время, когда она — или они — их писали), она уже искала нового мужа по всему свету.— Она хочет выйти за?.. — выдохнула я, в ужасе пренебрегая грамматикой, ошеломленная немыслимостью сообщения Сесила. — За дона Карлоса? За этого испанского инфанта, нет, за это чудовище, Филиппова наследника?«И моего отвергнутого жениха», — подумала я не без злого удовлетворения, ведь меня за него сватали еще в Мариино царствование. Теперь мой несостоявшийся жених уже не дитя, а юноша, физический и умственный урод, причем еще неизвестно, что хуже.Известно ли это Марии? И важно ли?А Филиппу?Он взял себе жену-француженку, получит ли он еще и Шотландию в приданое за невесткой, чтобы вновь окружить меня со всех сторон, как некогда пыталась Франция?Как терзали меня эти страхи! Как одиноко мне было без Робина, без всякой поддержки!А Мария заигрывала не только со всем миром, ей приходилось лебезить и передо мной. Кто, как вы думаете, прискакал ко мне в Уайтхолл, проделав весь путь из Шотландии до моих дверей на крепкой гнедой лошадке, как не ее собственный чрезвычайный посол.— Зачем пожаловали, сэр?Мэтленд Летингтон был одарен недюжинным красноречием, и весьма кстати! «Моя госпожа приветствует la plus belle reine d'Angleterre („Прекраснейшую королеву Англии, — гневно отметила я про себя, — а она-то, без сомнения, la plus belle остального мира“) и молит вас подумать о встрече — если не в Лондоне и не в Эдинбурге, то где-то на полпути между вашими королевствами.В Йорке!Встретиться с Ней в Йорке?Почему бы нет?Это позволит избежать опасности, неизбежной, если принимать ее в Лондоне, даст случай вы сказать ей в лицо, что я никогда не назову ее наследницей, дабы не напророчить самой себе смерть! — а заодно и удовлетворить свое любопытство, взглянуть на эту девочку-королеву, очаровательную девятнадцатилетнюю вдовушку, об очаровании которой только и говорят.И я успею кое-что сделать загодя.
— Где моя кузина, леди Екатерина Грей?Сегодня я еду охотиться — она едет со мной.Стояло прекрасное лето — чудная охотничья пора. Однако моей мишенью в тот день был не вепрь и не олень. Если я приближу к себе Екатерину, осыплю милостями, даже выдам замуж или по крайней мере притворюсь, будто подумываю об этом, Мария и весь мир увидят, что, коли дело дойдет до наследования, у нас в Англии есть свои кровные наследники Тюдоров, которых я могу, если потребуется, возвеличить собственной рукой, и нечего всяким Стюартам совать свои ведъминские сопливые носы в наши дела.— Ваше Величество, госпоже Екатерине сегодня неможется, — доложила леди Джейн Сеймур.— Неможется? Отчего?— Вчера она переела абрикосов, у нее к ним слабость.— В середине лета? Они же еще зеленые!— Зеленые, мадам, вот сегодня с утра ее и выворачивало наизнанку, но она клянется завтра быть к вашим услугам.— Хммм.За кого бы выдать Екатерину? При дворе есть молодые лорды: Рэтленд, Девере и скучный граф Гертфорд. Однако, если я выдам ее замуж и она родит пресловутого сына, этого призрачного принца из Тюдоров…Брату Эдуарду в октябре исполнилось бы двадцать пять — вот уже целое поколение, как у Тюдоров не рождаются принцы…И новый родится у Екатерины?Типун мне на язык!Это было странное лето, в воздухе пахло свадьбами. Верный Эрик совсем распалился от моей уклончивости и, дабы ускорить сватовство, прислал из Швеции своего канцлера. Вот в кого влюбилась бы и слепая, хотя Екатерина, бледная, жмущаяся у моего трона, похоже, этого не замечала.— Скажите, милорд, — спросила я, когда он прикладывался к руке, — все ли мужчины в ваших краях столь же длинноноги, пригожи и рыжеволосы?Он поклонился, коснувшись шляпою пола, но не сводя с меня голубых, как бирюза, глаз.— Мадам, мой государь — красивейший мужчина Европы и ждет одного вашего слова.Я взглянула на Робина. Он словно и не слышал.А с красавцем ландграфом прибыли восемнадцать пегих скакунов, подобранных в масть, мышино-белых, с длинными шелковистыми щетками цвета слоновой кости, расчесанными, словно у девицы к первому причастию. Мне пришлись по сердцу Эриковы кони, а еще больше — два корабля с полными сундуками золота, алмазов с перепелиное яйцо, изумрудов, жемчуга. Любование ими отчасти исцелило мои сердечные раны.А другие тем временем шли к венцу. Мой двоюродный дед Говард выдал свою дочь леди Дуглас за графа Шеффилда. Привез он ко двору и своего сына, юного Чарлза, робкого, но зоркого и смышленого. К свадьбе моя чулочница сотворила чудо — чулки из лучшего шелка, какой только видел свет. И хотя свет их не увидел, все ж это было еще одно мимолетное утешение.А в утешении я нуждалась. Семнадцать весен исполнилось юной Дуглас, не так уж мало для невесты, когда двенадцатилетние идут к алтарю, — на десять лет меньше моего, да куда там — ведь мне к тридцати пошло! — и уже зубы побаливают, будто мало другой боли…На свадьбе Екатерина честно держалась рядом со мной, но я никак не могла взять в толк, что ее тревожит.— Ну, душенька, — сказала я шутливо, потому что хотела, чтоб к ее бледным щекам прилило хоть немного доброй тюдоровской крови, — что вы скажете, если теперь мы подыщем муженька вам?Она через силу изобразила улыбку и слабым голосом ответила:— Я не хочу выходить замуж. Я счастлива оставаться девицей и служить Вашему Величеству.Что на нее нашло? Куда подевались прежние заносчивость и похвальба?— А, чепуха, — отрубила я. — Не говорите так. Мы найдем вам мужа, не бойтесь! Вот, отведайте пирога с дичью, выпейте доброго вина, это вас подкрепит.И все равно ее затравленный, нездоровый взгляд провожал каждый мой шаг.
Мне было не до Екатерининых капризов. Может, просто девичья дурь напала от жары — и жара эта действовала не на нее одну.Как ни старалась я глядеть в другую сторону, я знала, что глаза всего двора устремлены на Робина. Он теперь — вдовец. Женится ли он снова?Или заведет пассию?Чего ради я за ним слежу?И какое мне дело?Он все время находился рядом в присутствии и в моих покоях. Мило беседовал, был приятен и предупредителен в обхождении, порой даже шутил. Но я видела перед собой другого Робина, не того, которого я знала. Если я охотилась, он охотился со мной, но всегда держался позади.Если я заговаривала, тут же отвечал, если я танцевала, танцевал тоже.Но он больше не искал встречи со мной.А пока я изводилась этим и боролась с собой, наш и без того печальный двор посетила новая печаль — умерла бедняжка Джейн Сеймур.Как и Эми, она умерла совсем молодой.В один день, даже можно сказать, в одночасье — от оспы. Я рыдала о ней, двести плакальщиков по моему приказу присутствовали на отпевании в Вестминстере, все мои дамы и кавалеры провожали ее в последний путь.Я не знаю, чем была в то время моя собственная жизнь — живым умиранием или умирающей жизнью. Одно знаю точно — я не жила. Лето шло своим чередом, мы сбежали от жары в Гринвич, но и это не принесло облегчения. День за днем в небе, словно огромный гнойник, вызревала гроза.И вот однажды в полдень наступила тьма.Черные тучи расплылись по небу, как пролитые чернила. Из нашего высокого замка виднелся утонувший во тьме Сити. Только под вечер долгожданная гроза расколола чашу небес яростными ведьминскими языками молний.— Мадам, умоляем, идемте.Кэри, Анна Рассел и Мария Сидни с жаром уговорили меня подняться на самую высокую башню Гринвича.— Посмотрите, Ваше Величество, какой фейерверк!Небеса разверзлись, и стало видно, как молнии яростно бьют в купол собора Святого Павла. Из хлябей небесных на Лондон обрушились огненные шары — на деревья, на дымовые трубы, словно освещая последний день земли жутким, мерцающим светом, молниеносной яростью небес.— Господь гневается! — причитала рядом со мной зеленая от страха Екатерина, цепляясь за Леттис Ноллис. — Он видит наши прегрешения!Он карает нас!Впрочем, она не дождалась сострадания от Леттис, которая выросла, превратилась в смелую, дерзкую девушку и явно не испугалась грозы.Собор Святого Павла горел, пламя уже объяло колокольню. Жар был так силен, что плавились сами колокола, жидкая бронза выжигала тонзуры на головах тех, кто тщетно пытался их спасти.— Господи, помилуй! — пролепетала полумертвая от ужаса Екатерина.— Помилует он, как же! — рассмеялась Леттис, встряхивая рыжими кудрями. Откуда такая уверенность?То была страшная ночь. Я не спала, но под утро, когда начало проясниваться, вдруг задремала. Тем страшнее прозвучал на самой заре стук в дверь. Никто и никогда не посещал меня так рано. Почему стража его не задержала? В полутьме я услышала испуганный голос Кэт:— Кто это? Кто там?— Умоляю, передайте мадам, мне надо с ней поговорить.Голос… голос, который я знала лучше своего собственного.— Мое сине-зеленое домашнее платье. Кэт!И впустите милорда.Господи, как я его любила! До боли в глазах.Лицо его — такое бледное, такое прекрасное, взор устремлен на меня… Добро пожаловать назад, милорд… перед вами женщина, которая утратила себя, потому что утратила вас…А как же все то, что я выстрадала по его вине?Да, как же это?Мой голос был совершенно спокоен.— Лорд Роберт?Он шагнул ко мне. Похоже, он одевался без помощи слуги — наряд небрежен, камзол кое-как наброшен на плечи. Щеки небриты, синева под глазами говорит о бессонной ночи.— Миледи, тому, что я собираюсь сказать, нет прощения.У меня все внутри похолодело. Что еще стряслось?— Миледи, ваша стража доложит, что сегодня ночью в мою спальню приходила девушка.Значит, он пришел повиниться, покуда быстрая молва не достигла моих ушей и не погубила его безвозвратно.Рубаха у него на шее была не застегнута, и я видела мягкую ямочку меж ключиц.— Девушка?Он колебался.— Не служанка, нет, это была знатная дама.— Одна из моих?Кивок.— Одна из моих фрейлин?Он уронил голову.— Да.Я почернела от гнева, потом затряслась.— Говорите.— Миледи, все знают, как дорожите вы честью своих девиц. Но это правда, и я не думаю отпираться.Я должна знать.— Она приходила затем… зачем девушка приходит в спальню к мужчине?— Она… она попросила меня… хотела улестить… добиться моего расположения.— И вы?..Зачем я спрашиваю? Неужели я заслуживаю этой муки?Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.— Она предложила мне свое тело, предложила сделать с ней все, что я пожелаю…— И вы были с ней наедине в спальне…Он покраснел.— Сказать по правде, более часа.Я отбросила притворное самообладание.— Больше часа? Достаточно времени, милорд, чтобы…Он медленно и спокойно перебил:— Совсем недостаточно, учитывая то, что она хотела мне сказать и что молила передать вам. Эта девушка — вернее, бывшая девушка — ваша кузина и ближайшая родственника, леди Екатерина Грей. Она беременна. Глава 11 Екатерина беременна.Я глядела в его глаза и читала в них правду, всегдашнюю его искренность.Я онемела. Он опустился рядом со мной на колено, разделяя бесконечное мгновение, он тоже не дышал. Наконец я обрела голос.— Кто отец?— Она говорит, граф Гертфорд.Гертфорд! Этот тупоголовый юноша, которого Екатерина обхаживала, когда я думала, что она любезничает с моим лордом! Тупица или нет, но по отцу, покойному лорду-протектору, он кузен моего брата, кузен нашего бывшего короля! И все считают его родственником королей, а вместе с Екатериниными притязаниями это делает будущего ребенка самым что ни на есть законным наследником — особенно если родится мальчик…Однако, будучи незаконнорожденным, никакого наследства он не получит.Но ведь и меня всю жизнь считали незаконнорожденной… а мои католические враги, коли не сумеют посадить на трон Марию, несомненно предпочтут мне этого ублюдка и его безмозглую мамашу-марионетку..Ко мне вернулось самообладание и способность принимать решения.— Стража!В комнату ввалились дежурившие у дверей часовые, их капитан и два или три телохранителя.— Арестуйте леди Екатерину и немедленно доставьте ее в Тауэр! И графа Гертфорда! Но посадите их врозь, слышите, под самый строгий арест, и никакой переписки, разговоров или свиданий.Онемев от неожиданности, с выпученными от изумления глазами они поспешили исполнять приказ.— И еще! Хорошенько стерегите мою дверь!Если леди пошлет ко мне, я не желаю видеть гонца, не желаю слышать от нее ни слова, ни полслова!Они удалились, звеня оружием. Робин поднял глаза, лицо его омрачилось.— Вы не выслушаете свою кузину, мадам?Я взорвалась:— А что ей сказать в свое оправдание? Она не хуже моего знает, что отец и парламент запретили Тюдорам вступать в брак без согласия монарха, Тайного совета и обеих палат! То, что она сделала, — измена! Будь жив отец, даже моя сестра, Екатерина отправилась бы вслед за сестрицей, оставив позади голову!Он понизил голос:— Но ведь Ваше Величество не казнит ее?— Не спрашивайте! — истерически рассмеялась я. — Пока не знаю, что могу с ней сделать!И не в последнюю очередь за ее внимание к вам, милорд…Я вскочила, забегала по комнате, зябко кутаясь в ночное платье, силясь укрыться в тяжелых складках, спрятать лицо в пышном меховом вороте. Я горела от гнева, а еще больше — от странного стыда. Как она до такого докатилась?— Вы сказали, она пришла к вам… и предложила…Он не дрогнул.— Вчера вечером она пришла ко мне в спальню. Сперва она попыталась… чтобы склонить меня на свою сторону…Попыталась предложить ему свое тщедушное, неразвитое тело — скорее кукольное, чем женское, если забыть про кривые ноги! — тело, распоряжаться которым она уже не вольна, поскольку Господь сотворил из него сосуд для новой жизни…— А вы с таким благородством ее отвергли? — Я изобразила улыбку.Он не попался на крючок.— Да, мадам, отверг, — ответил он тихо. — Можете допросить моего слугу и его помощника, они все слышали — и никакие пытки не заставят их опровергнуть мои слова. — Он устало улыбнулся:— И причина тому вовсе не в моей неотразимости, мадам. Она была не в себе и не понимала, что творит.Я гневно отмахнулась.— А дальше?..— И тогда она взмолилась о помощи. Она на седьмом месяце и не знает, как долее скрывать.Во вчерашней грозе она увидела перст Божий, обличающий ее грех…— Вот самомнение! Она что — единственная грешница на земле? С чего бы Богу обращаться к ней? И еще, милорд, — повернулась я к нему, — скажите мне одну вещь: почему она пришла к вам?Почему, если она хотела сознаться, не прийти к старшей фрейлине Кэт, к другой почтенной даме?Почему к Робину? Может быть, когда я заподозрила, между ними действительно что-то было? Почему теперь она прибегла к его помощи?Он словно прочел мои мысли. Легкая улыбка тронула его губы.— Потому что, по ее словам, из всех придворных ей легче всего рассказать мне — якобы она знает меня лучше других и…Он осекся.— Продолжайте!— ..и больше всех любит… во мне ее единственная надежда.Я отвернулась, в глазах помутилось от слез.«Лучше всех знает его — и больше всех любит», — сказала Екатерина?Все верно.Как я люблю — и верю ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Где моя кузина, леди Екатерина Грей?Сегодня я еду охотиться — она едет со мной.Стояло прекрасное лето — чудная охотничья пора. Однако моей мишенью в тот день был не вепрь и не олень. Если я приближу к себе Екатерину, осыплю милостями, даже выдам замуж или по крайней мере притворюсь, будто подумываю об этом, Мария и весь мир увидят, что, коли дело дойдет до наследования, у нас в Англии есть свои кровные наследники Тюдоров, которых я могу, если потребуется, возвеличить собственной рукой, и нечего всяким Стюартам совать свои ведъминские сопливые носы в наши дела.— Ваше Величество, госпоже Екатерине сегодня неможется, — доложила леди Джейн Сеймур.— Неможется? Отчего?— Вчера она переела абрикосов, у нее к ним слабость.— В середине лета? Они же еще зеленые!— Зеленые, мадам, вот сегодня с утра ее и выворачивало наизнанку, но она клянется завтра быть к вашим услугам.— Хммм.За кого бы выдать Екатерину? При дворе есть молодые лорды: Рэтленд, Девере и скучный граф Гертфорд. Однако, если я выдам ее замуж и она родит пресловутого сына, этого призрачного принца из Тюдоров…Брату Эдуарду в октябре исполнилось бы двадцать пять — вот уже целое поколение, как у Тюдоров не рождаются принцы…И новый родится у Екатерины?Типун мне на язык!Это было странное лето, в воздухе пахло свадьбами. Верный Эрик совсем распалился от моей уклончивости и, дабы ускорить сватовство, прислал из Швеции своего канцлера. Вот в кого влюбилась бы и слепая, хотя Екатерина, бледная, жмущаяся у моего трона, похоже, этого не замечала.— Скажите, милорд, — спросила я, когда он прикладывался к руке, — все ли мужчины в ваших краях столь же длинноноги, пригожи и рыжеволосы?Он поклонился, коснувшись шляпою пола, но не сводя с меня голубых, как бирюза, глаз.— Мадам, мой государь — красивейший мужчина Европы и ждет одного вашего слова.Я взглянула на Робина. Он словно и не слышал.А с красавцем ландграфом прибыли восемнадцать пегих скакунов, подобранных в масть, мышино-белых, с длинными шелковистыми щетками цвета слоновой кости, расчесанными, словно у девицы к первому причастию. Мне пришлись по сердцу Эриковы кони, а еще больше — два корабля с полными сундуками золота, алмазов с перепелиное яйцо, изумрудов, жемчуга. Любование ими отчасти исцелило мои сердечные раны.А другие тем временем шли к венцу. Мой двоюродный дед Говард выдал свою дочь леди Дуглас за графа Шеффилда. Привез он ко двору и своего сына, юного Чарлза, робкого, но зоркого и смышленого. К свадьбе моя чулочница сотворила чудо — чулки из лучшего шелка, какой только видел свет. И хотя свет их не увидел, все ж это было еще одно мимолетное утешение.А в утешении я нуждалась. Семнадцать весен исполнилось юной Дуглас, не так уж мало для невесты, когда двенадцатилетние идут к алтарю, — на десять лет меньше моего, да куда там — ведь мне к тридцати пошло! — и уже зубы побаливают, будто мало другой боли…На свадьбе Екатерина честно держалась рядом со мной, но я никак не могла взять в толк, что ее тревожит.— Ну, душенька, — сказала я шутливо, потому что хотела, чтоб к ее бледным щекам прилило хоть немного доброй тюдоровской крови, — что вы скажете, если теперь мы подыщем муженька вам?Она через силу изобразила улыбку и слабым голосом ответила:— Я не хочу выходить замуж. Я счастлива оставаться девицей и служить Вашему Величеству.Что на нее нашло? Куда подевались прежние заносчивость и похвальба?— А, чепуха, — отрубила я. — Не говорите так. Мы найдем вам мужа, не бойтесь! Вот, отведайте пирога с дичью, выпейте доброго вина, это вас подкрепит.И все равно ее затравленный, нездоровый взгляд провожал каждый мой шаг.
Мне было не до Екатерининых капризов. Может, просто девичья дурь напала от жары — и жара эта действовала не на нее одну.Как ни старалась я глядеть в другую сторону, я знала, что глаза всего двора устремлены на Робина. Он теперь — вдовец. Женится ли он снова?Или заведет пассию?Чего ради я за ним слежу?И какое мне дело?Он все время находился рядом в присутствии и в моих покоях. Мило беседовал, был приятен и предупредителен в обхождении, порой даже шутил. Но я видела перед собой другого Робина, не того, которого я знала. Если я охотилась, он охотился со мной, но всегда держался позади.Если я заговаривала, тут же отвечал, если я танцевала, танцевал тоже.Но он больше не искал встречи со мной.А пока я изводилась этим и боролась с собой, наш и без того печальный двор посетила новая печаль — умерла бедняжка Джейн Сеймур.Как и Эми, она умерла совсем молодой.В один день, даже можно сказать, в одночасье — от оспы. Я рыдала о ней, двести плакальщиков по моему приказу присутствовали на отпевании в Вестминстере, все мои дамы и кавалеры провожали ее в последний путь.Я не знаю, чем была в то время моя собственная жизнь — живым умиранием или умирающей жизнью. Одно знаю точно — я не жила. Лето шло своим чередом, мы сбежали от жары в Гринвич, но и это не принесло облегчения. День за днем в небе, словно огромный гнойник, вызревала гроза.И вот однажды в полдень наступила тьма.Черные тучи расплылись по небу, как пролитые чернила. Из нашего высокого замка виднелся утонувший во тьме Сити. Только под вечер долгожданная гроза расколола чашу небес яростными ведьминскими языками молний.— Мадам, умоляем, идемте.Кэри, Анна Рассел и Мария Сидни с жаром уговорили меня подняться на самую высокую башню Гринвича.— Посмотрите, Ваше Величество, какой фейерверк!Небеса разверзлись, и стало видно, как молнии яростно бьют в купол собора Святого Павла. Из хлябей небесных на Лондон обрушились огненные шары — на деревья, на дымовые трубы, словно освещая последний день земли жутким, мерцающим светом, молниеносной яростью небес.— Господь гневается! — причитала рядом со мной зеленая от страха Екатерина, цепляясь за Леттис Ноллис. — Он видит наши прегрешения!Он карает нас!Впрочем, она не дождалась сострадания от Леттис, которая выросла, превратилась в смелую, дерзкую девушку и явно не испугалась грозы.Собор Святого Павла горел, пламя уже объяло колокольню. Жар был так силен, что плавились сами колокола, жидкая бронза выжигала тонзуры на головах тех, кто тщетно пытался их спасти.— Господи, помилуй! — пролепетала полумертвая от ужаса Екатерина.— Помилует он, как же! — рассмеялась Леттис, встряхивая рыжими кудрями. Откуда такая уверенность?То была страшная ночь. Я не спала, но под утро, когда начало проясниваться, вдруг задремала. Тем страшнее прозвучал на самой заре стук в дверь. Никто и никогда не посещал меня так рано. Почему стража его не задержала? В полутьме я услышала испуганный голос Кэт:— Кто это? Кто там?— Умоляю, передайте мадам, мне надо с ней поговорить.Голос… голос, который я знала лучше своего собственного.— Мое сине-зеленое домашнее платье. Кэт!И впустите милорда.Господи, как я его любила! До боли в глазах.Лицо его — такое бледное, такое прекрасное, взор устремлен на меня… Добро пожаловать назад, милорд… перед вами женщина, которая утратила себя, потому что утратила вас…А как же все то, что я выстрадала по его вине?Да, как же это?Мой голос был совершенно спокоен.— Лорд Роберт?Он шагнул ко мне. Похоже, он одевался без помощи слуги — наряд небрежен, камзол кое-как наброшен на плечи. Щеки небриты, синева под глазами говорит о бессонной ночи.— Миледи, тому, что я собираюсь сказать, нет прощения.У меня все внутри похолодело. Что еще стряслось?— Миледи, ваша стража доложит, что сегодня ночью в мою спальню приходила девушка.Значит, он пришел повиниться, покуда быстрая молва не достигла моих ушей и не погубила его безвозвратно.Рубаха у него на шее была не застегнута, и я видела мягкую ямочку меж ключиц.— Девушка?Он колебался.— Не служанка, нет, это была знатная дама.— Одна из моих?Кивок.— Одна из моих фрейлин?Он уронил голову.— Да.Я почернела от гнева, потом затряслась.— Говорите.— Миледи, все знают, как дорожите вы честью своих девиц. Но это правда, и я не думаю отпираться.Я должна знать.— Она приходила затем… зачем девушка приходит в спальню к мужчине?— Она… она попросила меня… хотела улестить… добиться моего расположения.— И вы?..Зачем я спрашиваю? Неужели я заслуживаю этой муки?Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.— Она предложила мне свое тело, предложила сделать с ней все, что я пожелаю…— И вы были с ней наедине в спальне…Он покраснел.— Сказать по правде, более часа.Я отбросила притворное самообладание.— Больше часа? Достаточно времени, милорд, чтобы…Он медленно и спокойно перебил:— Совсем недостаточно, учитывая то, что она хотела мне сказать и что молила передать вам. Эта девушка — вернее, бывшая девушка — ваша кузина и ближайшая родственника, леди Екатерина Грей. Она беременна. Глава 11 Екатерина беременна.Я глядела в его глаза и читала в них правду, всегдашнюю его искренность.Я онемела. Он опустился рядом со мной на колено, разделяя бесконечное мгновение, он тоже не дышал. Наконец я обрела голос.— Кто отец?— Она говорит, граф Гертфорд.Гертфорд! Этот тупоголовый юноша, которого Екатерина обхаживала, когда я думала, что она любезничает с моим лордом! Тупица или нет, но по отцу, покойному лорду-протектору, он кузен моего брата, кузен нашего бывшего короля! И все считают его родственником королей, а вместе с Екатериниными притязаниями это делает будущего ребенка самым что ни на есть законным наследником — особенно если родится мальчик…Однако, будучи незаконнорожденным, никакого наследства он не получит.Но ведь и меня всю жизнь считали незаконнорожденной… а мои католические враги, коли не сумеют посадить на трон Марию, несомненно предпочтут мне этого ублюдка и его безмозглую мамашу-марионетку..Ко мне вернулось самообладание и способность принимать решения.— Стража!В комнату ввалились дежурившие у дверей часовые, их капитан и два или три телохранителя.— Арестуйте леди Екатерину и немедленно доставьте ее в Тауэр! И графа Гертфорда! Но посадите их врозь, слышите, под самый строгий арест, и никакой переписки, разговоров или свиданий.Онемев от неожиданности, с выпученными от изумления глазами они поспешили исполнять приказ.— И еще! Хорошенько стерегите мою дверь!Если леди пошлет ко мне, я не желаю видеть гонца, не желаю слышать от нее ни слова, ни полслова!Они удалились, звеня оружием. Робин поднял глаза, лицо его омрачилось.— Вы не выслушаете свою кузину, мадам?Я взорвалась:— А что ей сказать в свое оправдание? Она не хуже моего знает, что отец и парламент запретили Тюдорам вступать в брак без согласия монарха, Тайного совета и обеих палат! То, что она сделала, — измена! Будь жив отец, даже моя сестра, Екатерина отправилась бы вслед за сестрицей, оставив позади голову!Он понизил голос:— Но ведь Ваше Величество не казнит ее?— Не спрашивайте! — истерически рассмеялась я. — Пока не знаю, что могу с ней сделать!И не в последнюю очередь за ее внимание к вам, милорд…Я вскочила, забегала по комнате, зябко кутаясь в ночное платье, силясь укрыться в тяжелых складках, спрятать лицо в пышном меховом вороте. Я горела от гнева, а еще больше — от странного стыда. Как она до такого докатилась?— Вы сказали, она пришла к вам… и предложила…Он не дрогнул.— Вчера вечером она пришла ко мне в спальню. Сперва она попыталась… чтобы склонить меня на свою сторону…Попыталась предложить ему свое тщедушное, неразвитое тело — скорее кукольное, чем женское, если забыть про кривые ноги! — тело, распоряжаться которым она уже не вольна, поскольку Господь сотворил из него сосуд для новой жизни…— А вы с таким благородством ее отвергли? — Я изобразила улыбку.Он не попался на крючок.— Да, мадам, отверг, — ответил он тихо. — Можете допросить моего слугу и его помощника, они все слышали — и никакие пытки не заставят их опровергнуть мои слова. — Он устало улыбнулся:— И причина тому вовсе не в моей неотразимости, мадам. Она была не в себе и не понимала, что творит.Я гневно отмахнулась.— А дальше?..— И тогда она взмолилась о помощи. Она на седьмом месяце и не знает, как долее скрывать.Во вчерашней грозе она увидела перст Божий, обличающий ее грех…— Вот самомнение! Она что — единственная грешница на земле? С чего бы Богу обращаться к ней? И еще, милорд, — повернулась я к нему, — скажите мне одну вещь: почему она пришла к вам?Почему, если она хотела сознаться, не прийти к старшей фрейлине Кэт, к другой почтенной даме?Почему к Робину? Может быть, когда я заподозрила, между ними действительно что-то было? Почему теперь она прибегла к его помощи?Он словно прочел мои мысли. Легкая улыбка тронула его губы.— Потому что, по ее словам, из всех придворных ей легче всего рассказать мне — якобы она знает меня лучше других и…Он осекся.— Продолжайте!— ..и больше всех любит… во мне ее единственная надежда.Я отвернулась, в глазах помутилось от слез.«Лучше всех знает его — и больше всех любит», — сказала Екатерина?Все верно.Как я люблю — и верю ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19