Но одно нам доподлинно известно: на следующий день она не только отказалась от мысли взойти на костер, но, видимо, вполне утешилась и больше уже не горевала о том, что ей не удалось умереть.
Год спустя виконт де Бузнуа женился на вдовушке; и, по слухам, вступая в брак, супруги завешали свое имущество тому из них, кто переживет другого. В настоящее время в живых оставался сам виконт, и, как мы уже упоминали выше, благодаря рупиям своей покойной красавицы-жены, присоединенным к его собственным пиастрам, он обладал состоянием набоба.
И теперь, если бы г-н де Бузнуа умер, не оставив завещания, его состояние должно было целиком перейти к барону д'Ангилему как к самому близкому его родственнику, ибо сын малабарки от первого брака, по всей видимости, утратил права на наследство, когда его мамаша вступила во второй брак.
Однако вероятность получения этого наследства зависела от слишком многих обстоятельств, и семейство д'Ангилемов не могло никоим образом полагаться на такую возможность, строя планы на будущее для шевалье Роже Танкреда.
Долгими зимними вечерами, когда, собираясь вокруг большого камина, окрестные дворяне беседовали то у одного, то у другого соседа о подвигах своих предков или о военных деяниях сородичей, г-н де Шемиле, чей двоюродный дед командовал кавалерийским полком, толковал о кавалерии; г-н де Биргару, кузен одной из крестниц Вобана, рассуждал об осадах крепостей; г-н Гантри, доводившийся зятем сборщику соляного налога, разглагольствовал о финансах; аббат Дюбюкуа говорил о церкви. Что же касается барона Аженора Паламеда д'Ангилема, то, благодаря своему родству с виконтом де Бузнуа, он в этом собрании, где каждый вид оружия имел своего представителя, представлял морской флот. Таким образом, героические поступки и любовные похождения капитана фрегата отбрасывали некий отблеск на его родичей из Лоша: слава, как всем известно, не слишком-то прибыльное достояние, но, за неимением иного, она все-таки лучше, чем ничего.
II. КАК ШЕВАЛЬЕ Д'АНГИЛЕМ, КОТОРОГО ДАМЫ ИЗ ЛОША И ЕГО ОКРЕСТНОСТЕЙ НАЗЫВАЛИ: ОДНИ — КРАСАВЦЕМ РОЖЕ, А ДРУГИЕ — КРАСАВЦЕМ ТАНКРЕДОМ, ОБНАРУЖИЛ, ЧТО У НЕГО ЕСТЬ СЕРДЦЕ
Так проходили дни — а под днями мы разумеем также и ночи — этого славного семейства, но родители все еще ни на чем не могли остановиться, размышляя о будущей карьере наследника рода, которому между тем исполнилось пятнадцать лет; он проводил время как вздумается, охотился и гарцевал на лошади в свое удовольствие, зубрил латынь, хотя и почитал это занятие никчемным, утверждал, что вольный воздух весьма полезен для развития его ума, но стоило ему оказаться на вольном воздухе, и он почти ни о чем не думал, а только насвистывал.
Шевалье Роже Танкред был грозой всех зайцев и косуль в округе, но ему еще ни разу не пришло в голову поохотиться за какой-нибудь смазливой пастушкой. Правда, он унаследовал от матери изрядную дозу чувствительности, однако ничто в Ангилеме и его окрестностях еще не заставило ее пустить ростки. Много телесных упражнений, мало прочитанных романов, почти полная невозможность влюбиться — вот что доселе определяло его линию в жизни.
Впрочем, один случай ему все-таки представился, и, надо сказать, шевалье Роже Танкред не преминул им тут же воспользоваться.
На Пасху барон и баронесса давали званый ужин. Праздник этот в те времена был поводом для дружеских встреч, и все окрестные дворяне, жившие на шесть льё в окружности, были приглашены в замок д'Ангилемов. Шевалье Роже Танкред усердно помогал матери, он выполнил все, что ему было поручено, — о его обязанностях мы уже подробно рассказывали выше — а затем нарядился в самое лучшее свое платье и вошел в гостиную, где уже собрались приглашенные.
Беседа велась о порубках леса, о недавнем севе, о предстоящей охоте, и, так как эти предметы разговора были весьма близки и интересны мелкопоместным дворянам, никто не обратил особого внимания на то, что один из гостей сильно запаздывает; гость этот был виконт де Безри, слывший по всей провинции столь точным человеком, что его аккуратность вошла в поговорку. Тем не менее, когда на стенных часах пробило восемь, — в приглашениях было сказано, что за стол сядут ровно в половине восьмого, — желудки собравшихся начали требовать своего, и, прислушавшись к этому властному голосу, их обладатели стали тихонько спрашивать друг у друга, что же все-таки могло задержать опаздывающего соседа.
Вопрос был вполне уместным, ибо, начиная с той минуты когда часы пробили половину восьмого, все стали замечать, что барон с беспокойством следит глазами за бегом минутной стрелки, а баронессу уже два или три раза подзывали к дверям гостиной слуги, чтобы справиться, можно ли подавать кушанья, причем она громко отвечала:
— Повремените немного, Катрин: виконт де Безри с минуты на минуту прибудет.
Стенные часы показывали четверть девятого; стало понятно, что только несчастный случай мог так задержать г-на де Безри. И баронесса д'Ангилем начала не на шутку тревожиться за свою приятельницу-виконтессу и за ее дочь Констанс: та приехала из монастыря, чтобы провести пасхальную неделю в родной семье, и должна была сопровождать своих почтенных родителей в Ангилем.
Тогда барон приказал шевалье Роже Танкреду оседлать Кристофа и отправиться по дороге в Безри на поиски пропавших. Было решено ждать возвращения молодого человека, но тут же условились, что ежели через час он возвратится, ничего не узнав, то все сядут за стол, больше не думая о том, что именно могло произойти с виконтом де Безри.
Роже Танкред принял поручение, не заставив себя долго упрашивать: этот живой юноша был всегда готов услужить; поверх своих шелковых чулок он натянул пару длинных гетр, оседлал Кристофа, доброго коня трех или четырех лет от роду, вскочил ему на спину, натянул поводья, взмахнул прутом остролиста, заменявшим ему отсутствующие шпоры, и заставил мирное животное с ходу перейти в галоп.
Вечер был такой, о каком может только мечтать поэт: тусклая луна, скрытая большими лохматыми тучами, резкий северный ветер, свистевший в ветвях, еще лишенных листвы, зловещие крики ночных птиц — все это привело бы в восторг Рене, Вертера или Гамлета; но Роже был равнодушен к мрачному очарованию ночи, к тому же он сильно проголодался, а когда Роже бывал голоден, то в природе не существовало почти ничего — за исключением разве хорошо сервированного стола, — что могло бы привлечь его внимание. Вот почему он мчался галопом, бранясь и посылая ко всем чертям неаккуратных людей, прикидывая, что из-за этой задержки рагу слишком долго пролежит в кастрюле, а говяжье филе пережарится; и всю вину за неаккуратность соседей он возлагал на мадемуазель де Безри: скорее всего она слишком тщательно наряжалась и этим задержала родителей. Предаваясь подобным размышлениям, юный гонец нахлестывал Кристофа; тот привык к гораздо более спокойному аллюру, даже когда на нем гарцевал сам шевалье, а теперь несся галопом, причем из ноздрей у него валил дым, как у фантастического коня возлюбленного Леноры.
Однако, хотя Роже Танкред все мчался вперед, он по-прежнему ничего не видел, кроме теней от туч, закрывавших луну; тени эти на мгновение как бы набрасывали на дорогу траурное покрывало. Время от времени юноша придерживал коня и прислушивался, но до него доносился лишь свист ветра в верхушках деревьев. Тогда Роже со вздохом поворачивал голову в сторону родительского замка и сквозь ветви различал вдали светящиеся окна его. При этом он испытывал сильный соблазн повернуть назад и возвратиться домой, сказав, что на дороге ничего не заметил; однако юноша тут же вспомнил, что прошло всего десять минут с тех пор, как он выехал из замка, а отец наказал ему ехать вперед не меньше четверти часа. И он пересиливал себя, опять нахлестывал Кристофа и снова мчался галопом, к величайшему изумлению бедной лошади: обычно на ней ездил верхом барон, и поэтому она привыкла к небыстрой рыси.
Внезапно Роже показалось, будто в двухстах или в трехстах шагах впереди раздался отчаянный крик; услышав этот крик, лошадь сама остановилась, шумно втягивая воздух дымящимися ноздрями. Шевалье посмотрел по сторонам: он находился теперь в пустынной заболоченной лощине на узкой дороге, которая шла над карьером, где добывали глину; вокруг царил мрак, и потому крик прозвучал особенно зловеще; юноша невольно вздрогнул.
Однако — и это надобно сразу сказать в похвалу наследнику рода д'Ангилемов — чувство страха, охватившее шевалье, было мимолетным и тотчас же прошло, едва он подумал, что может быть полезен тем, кто издал столь жалобный вопль. Роже снова пришпорил коня и закричал во всю мочь:
— Эй-эй! Кто зовет на помощь? Где вы там?
— Здесь! Здесь! — послышался новый возглас, прозвучавший теперь уже гораздо ближе, чем раньше: он доносился как будто из недр земли.
— Где «здесь»? — спросил Роже, продолжая ехать вперед.
— Влево от дороги, в канаве. Тут-тут, внизу, прямо под вами!
Роже придержал Кристофа и устремил взгляд во тьму, которая стала еще гуще, ибо луна совсем скрылась в тучах. Ему показалось, будто в футах пятнадцати под ним что-то шевелится.
— Уж не вы ли это, господин де Безри? — осведомился юноша.
— Да, да, это я, шевалье, — отвечал невидимый собеседник, — Бога ради, вызволите нас отсюда. Мы ехали по самому краю откоса, наш экипаж накренился, сполз вниз, и мы увязли в грязи.
— На помощь, господин Роже! — послышался женский голос.
— На помощь! — вторил ему девичий голосок.
— Ах, бедный господин де Безри! — воскликнул Роже. — Обождите, обождите, я мигом!
Он соскочил наземь. И только тогда услышал сильный шум, которого до тех пор не различал за топотом копыт своего коня; теперь же, когда Кристоф стоял, шум этот отчетливо доносился до ушей юноши. В жидкой грязи глиняного карьера неистово билась какая-то лошадь: она увязла в ней по самое брюхо. Старинная карета, как уже сказал виконт де Безри, съехала с проезжей дороги в глубокую яму и упала плашмя, но, так как кузов у нее был очень крепкий, а глина мягкая, падение никому не причинило вреда.
Госпожа де Безри сперва решила, что самое лучшее — упасть в обморок, но, услышав голос Роже, она тут же пришла в себя. Ее дочь Констанс перенесла падение экипажа с редкостным присутствием духа; нечего и говорить, что сам виконт де Безри, который тоже совсем не пострадал, тревожился только за жену и дочь.
Шевалье Роже Танкред, полагая, что времени терять нельзя, соскользнул по откосу и очутился на крытом верхе кареты. После этого он окликнул кучера, зовя его на помощь; однако оказалось, что тот отправился искать подмоги, и юноша тщетно звал его. Тогда Роже решил собственными силами вытащить на дорогу виконта де Безри, его жену и дочь, справедливо рассудив, что тем больше будет его заслуга. А потому он прежде всего отворил дверцу кареты, и Констанс — виконтесса, по примеру матери, поднимавшей во время потопа свое дитя над бушующими водами, уже протягивала ему дочь, — оказалась на воле. Роже подхватил мадемуазель де Безри на руки и перенес ее на сухое место с такой ловкостью, будто это была не девочка, а пташка. Затем настал черед самой виконтессы, и это уже было делом более трудным. Г-жа де Безри, как и большая часть дам в провинции, была, что называется, дебелой матроной, иначе говоря, полной и весьма аппетитной особой; рост ее достигал пяти футов и одного дюйма, на отсутствие жира она пожаловаться не могла, а потому весила от ста шестидесяти до ста семидесяти фунтов. Тем не менее Роже напряг все силы, и ему в конце концов удалось извлечь почтенную даму из кареты, виконт тем временем подталкивал жену снизу, и через несколько мгновений она — целая и невредимая — уже стояла на дороге рядом с дочерью.
Оставался еще сам г-н де Безри, но с ним не могло возникнуть таких трудностей, как с его супругой. Виконт был высокий худой старик, еще крепкий и проворный; он в один миг выбрался из кареты, без помощи Роже вскарабкался по откосу и присоединился к остальным членам своей семьи.
Роже больше нечего было делать на рыдване г-на де Безри, он незамедлительно последовал за виконтом и обменялся с ним учтивыми поклонами, а мать и дочь рассыпались в выражениях благодарности, сопровождая их реверансами.
Между тем кучер все не возвращался. Напрасно все четверо звали его, их крики замирали в ночной тишине, и одни только совы да филины отвечали на этот призыв, как будто решили посмеяться над незадачливыми путниками.
Сильное чувство голода лишало шевалье последних остатков терпения, и он предложил больше не ждать кучера, сказав, что тот наверняка сам во всем разберется и отыщет дорогу; затем юноша принялся выпрягать лошадь, барахтавшуюся в грязи; и через минуту она в свой черед оказалась на дороге в десяти шагах от своих хозяев.
Теперь оставалось лишь добраться до замка. Дело это, на первый взгляд, было совсем легкое, однако, как увидит читатель, оно осложнялось обстоятельствами, в которых очутились наши герои. Для такого переезда в их распоряжении имелись только две лошади: на карету рассчитывать не приходилось, ибо понадобилось бы семь или восемь человек для того, чтобы поставить ее на ноги, вернее сказать, на колеса. Стало быть, как мы уже сказали, имелись две лошади, но одна из них была вся перемазана грязью; Роже сначала предложил такой план: он поведет Кристофа на поводу, а виконтесса с дочерью сядут на спину коня, сам же г-н де Безри поедет верхом на другой лошади. Однако Кристоф, все еще разгоряченный быстрой скачкой, беспокойно ржал и бил о землю копытом; он показался матери и дочери слишком резвым, и потому от плана Роже пришлось отказаться.
Тогда шевалье сказал, что сам сядет на Кристофа вместе с виконтессой де Безри, ибо, оказавшись верхом на коне, он полностью может отвечать за его поведение, а виконт с дочерью сядет на другую лошадь. Но, как мы уже упомянули, лошадь была вся в грязи, и виконтесса негромко сказала мужу, что в этом случае Констанс перепачкает свое красивое новое платье из полосатой шелковой ткани. Так что и это предложение было отвергнуто вслед за первым.
Наконец было решено, что г-жа де Безри, меньше дорожившая собственным платьем, нежели платьем Констанс, сядет вместе с мужем на лошадь, выпряженную из кареты, после того как на спину этой лошади наденут седло, снятое с Кристофа, а шевалье Роже Танкред, слывший прекрасным наездником, поедет на Кристофе без седла и отвезет Констанс в замок на крупе своего коня.
Приступили к осуществлению этого плана, но и его пришлось подвергнуть небольшому изменению. Г-н де Безри первым взобрался на лошадь, затем Роже приподнял его супругу и торжественно усадил ее позади виконта. До сих пор все шло превосходно, но привести в исполнение остальную часть замысла оказалось не так-то просто.
Если бы шевалье Роже Танкред первый уселся верхом на коня, некому было бы помочь мадемуазель де Безри взобраться на круп Кристофа; в противном случае, если бы шевалье Роже Танкред сперва усадил Констанс, сам он мог бы сесть на лошадь, разве только прибегнув к необыкновенному способу: ему пришлось бы вскочить на Кристофа со стороны его головы, а не со стороны хвоста. Стали искать вокруг какую-нибудь скамью, каменную тумбу, пень, чурбак, но ничего подходящего не нашли. В конце концов шевалье Роже Танкред, чью изобретательность пришпоривал голодный желудок, придумал выход: он решил, что поедет на коне позади Констанс и сам обнимет ее руками, вместо того чтобы она обнимала его. Такая поза, без сомнения, не вполне совпадала с приличиями, и потому супруги де Безри нахмурили брови; однако виконтесса нагнулась к уху мужа и тихо сказала:
— Ничего не поделаешь, друг мой! Это необходимо, да к тому же они еще дети.
— Садитесь как угодно, — буркнул виконт де Безри, — пора со всем этим кончать.
— Мадемуазель, вы позволите? — спросил Роже.
Он поднял как перышко маленькую сильфиду по имени Констанс, и через мгновение сам оказался на крупе Кристофа, позади нее.
Мадемуазель де Безри издала легкий и весьма мелодичный возглас, испуганный, но отнюдь не пугающий. Виконт тотчас же спросил: «Что такое?» — ив голосе его прозвучала отцовская тревога за целомудрие дочери.
— Пустяки, милостивый государь, пустяки, — отозвался Роже, — когда я садился на коня, ваша дочь слегка покачнулась; но теперь я крепко держу ее в объятиях, так что никакой опасности больше нет.
— В объятиях, черт побери? В объятиях?! — проворчал виконт.
— Молчите, друг мой, — остановила его жена, — вы, пожалуй, еще наведете этих детей на мысли, которых у них, разумеется, нет и в помине.
— Не будем об этом больше говорить, — пробурчал виконт.
И он с такой силой сжал бока лошади пятками, что она с места пошла рысью. Кристоф затрусил сзади.
Тем не менее поспешим сказать, что для опасений г-на де Безри, хотя и несколько преувеличенных, известные основания все же были.
1 2 3 4 5 6 7