Здесь выложена электронная книга История знаменитых преступлений - 18. Железная маска автора по имени Дюма Александр. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Дюма Александр - История знаменитых преступлений - 18. Железная маска.
Размер архива с книгой История знаменитых преступлений - 18. Железная маска равняется 45.01 KB
Александр Дюма
Железная маска
История знаменитых преступлений Ц 18
Александр Дюма
Железная маска
Вот уже почти сто лет, как эта загадочная история волнует воображение романистов и драматургов и не дает покоя ученым. Нет сюжета более темного, более спорного и в то же время более популярного. Она подобна легенде, о которой никто не знает ничего определенного, но в которую все верят. Длительное тюремное заключение и тщательные предосторожности для изоляции узника вызывают невольное сочувствие, граничащее с ужасом, а тайна, окутывающая жертву, еще более увеличивает сострадание к ней. Может быть, знай мы подлинного героя этой мрачной истории, она была бы уже забыта. Даже одно лишь открытие его имени превратило бы ее в рядовое преступление, интерес к которому быстро исчез бы, а слезы сострадания иссякли бы. Но этот человек, бесследно отторгнутый от общества, был подвергнут беспримерному наказанию и старательно обособлен даже в тюрьме, словно одиночной камеры было недостаточно для сохранения тайны. Судьбу узника мы можем сравнить с поэтическим олицетворением страдания, которое соединило в себе все несправедливости тирании, все человеческие бедствия. Кем был этот человек в маске? Что привело его в безмолвие заключения – распутная жизнь придворного или интриги дипломата, смертный приговор или грохот битвы? Что он потерял? Любовь, славу, трон? Каковы были муки этого человека, у которого не осталось надежды? Как он вел себя – изрыгал проклятия и богохульства или только терпеливо и покорно вздыхал? Одно и то же страдание каждый человек переживает по-своему, и тот, кто мысленно проникает под своды Пиньероля или д'Экзиля, на острова Сент-Маргерит или в Бастилию, воображает себе долгую агонию узника в соответствии со своими капризами и своими симпатиями, и приписывает ему муки, вытекающие из собственных чувств. Он хотел бы узнать о мыслях узника в уединении, почувствовать биение его сердца, дававшего жизнь этой одушевленной машине, и отыскать следы слез которые текли под его бесстрастной маской.
Мучительно даже представить себе его участь: нескончаемые внутренние монологи, не отражающиеся на лице, сорокалетнее заключение за двойным ограждением – каменными стенами и железной маской. Воображение невольно приписывает ему величественное благородство, связывает тайну этого человека с самыми возвышенными интересами и настойчиво видит в нем жертву государственных секретов, возможно, принесенную во имя благополучия народов и спасения монархии.
Если поразмыслить, однако, более спокойно, то не покажется ли эта история обыкновенным поэтическим вымыслом? Не думаю. Напротив, мне сдается, что здравый смысл помогает здесь порыву воображения. В самом деле, не естественно ли предположить, что тайна, окутывавшая имя, возраст и внешность узника и сохраняемая в течение стольких лет с такими предосторожностями и настойчивостью, диктовалась наиважнейшими политическими интересами? Людские страсти, гнев, ненависть, месть не могут быть столь упорными и длительными. Подобные приказы нельзя объяснить заурядной жестокостью. Если даже предположить, что Людовик XIV был самым жестоким из монархов, неужели он не мог выбрать любую из казней, не прибегая к такой необычной пытке? Зачем ему было добровольно утруждать себя, окружая одного-единственного узника бесконечными предосторожностями и постоянным наблюдением? Не боялся ли он, что ключ этой страшной загадки когда-нибудь будет найден по другую сторону тюремных стен, где он сокрыл постоянный источник тревоги за судьбу своего царствования? В то же самое время он почему-то заботился об узнике, которого так трудно было охранять и так опасно обнаружить! Все могла бы разрешить смерть при невыясненных обстоятельствах, но король не хотел этого. Что тут причиной – ненависть, гнев, страсть, наконец? Конечно, нет! И можно сделать вывод из такого поведения: меры, принятые против узника, диктовал чисто политический интерес; король прибегал к строгостям, необходимым для сохранения тай ны, но не решался пойти дальше, убить несчастного, который, возможно, не совершил никакого преступления.
Придворные не имеют обыкновения терпимо относиться к врагам своего властелина; поэтому само внимание, даже почтительность, выказываемая к узнику в маске комендантом Сен-Маром и министром Лувуа, служат доказательством как невиновности этого лица, так и его высокого положения в жизни.
У меня лично нет притязаний на эрудицию книгочея, и я всегда видел в истории человека в железной маске лишь злоупотребление силой, отвратительное преступление, безнаказанность которого вызывает возмущение. Несколько лет назад, когда мы с г-ном Фурнье решили представить этот сюжет на сцене, мы внимательно перечли и сравнили различные опубликованные его версии После успеха драмы, поставленной в «Одеоне», появились два отклика: письмо г-на Бийара, направленное им в Исторический институт и воспроизводящее сюжет, заимствованный нами у Сулави, а второй – работа библиофила Жакоба, которая дает вопросу новое освещение к свидетельствует о глубоких исследованиях и огромной начитанности. Работа Жакоба отнюдь не поколебала моих воззрений. Появись она до написания драмы, я все равно последовал бы своему варианту освещения этой истории, которым я воспользовался в 1831 г.: он куда драматичнее и кажется мне единственно правдоподобным, потому что в нем заключена мораль, весьма важная для столь мрачной и неясной истории. Кое-кто, пожалуй, скажет, что драматурги легко дают увлечь себя соблазнам выдумки и патетики, что они склонны жертвовать логикой ради эффектности, одобрением ученых ради аплодисментов партера. Но на это можно ответить, что эрудиты из любви к более или менее точным датам, к толкованию темных мест в тексте, которые не сумели прояснить до них и которые никогда, ни в каких дискуссиях не могут быть прояснены, из простодушного пристрастия к нагромождению дат и нанизыванию цитат часто забывают о главном. История этого необычного узника нуждается в объяснении как из-за суровости и длительности заключения, так и ввиду неясности причин, приведших к такой каре. Там, где одной эрудиции недостаточно, где каждый исследователь текста, опровергая предшественников, в свой черед опровергается преемниками, – там следует руководствоваться не только одними данными науки, и читатель, сопоставив все версии, убедится, что все они не безупречны. Это положение тем более бесспорно в случае с человеком в железной маске. Вслед за первой загадкой: «Кто этот человек в маске?» – встает вторая: «Что явилось причиной такой невиданной кары вплоть до смерти арестанта?» Для того чтобы заставить воображение замолчать, нужны положительные, точные доказательства, а не просто рассуждения.
Не утверждая и не настаивая, что аббат Сулави приподнял завесу истины, я убежденно повторяю: его версия наиболее правдоподобна, она основана на наиболее достоверных положениях. Это твердое убеждение дает мне не огромный и длительный успех пьесы, но легкость, с которой можно опрокинуть противоположные точки зрения, опровергая одну другой. В книге, где элементы успеха отличны от диктуемых театром, я, если бы мне позволила совесть, придумал бы захватывающую историю о любви Букингема и королевы или о тайном браке Мазарини и Анны Австрийской. При этом я смог бы воспользоваться книгой Сен-Мийеля, которую библиофил, как он признается, не читал, хотя она явно не относится к числу редких и малодоступных. Да и тут я тоже мог бы сделать парафраз моей пьесы, представить подлинные исторические лица, чьи имена в драме иногда были изменены, а значение и весомость преувеличены, и принудить их играть те же роли, придавая их действиям видимость правдоподобия. И вообще, какую сказку ни выдумай, какие хитросплетения не пусти в ход, ничто не сможет убить интерес, возбуждаемый всевозможными историями, что написаны о Железной маске, и противоречивыми, как правило, подробностями, которые приводят авторы и свидетели, претендующие на осведомленность. Понятное дело, любое произведение на эту тему, даже посредственное, даже совершенно ничтожное, всегда пользовалось успехом, и тому примером совершеннейшая нелепица шевалье де Муи, этого бретера пера на жалованье у Вольтера, нелепица в шести частях под названием «Железная маска, или поразительные приключения отца и сына», вышедшая в 1746 г. без имени автора у Пьера де Ондта в Гааге, а равно столь же нелепый роман Реньо-Варенна или сочинение в четырех томах г-жи Генар, изданное в 1837 г. в Париже.
В театре автор вынужден занимать особую позицию. Он подчиняется неумолимым законам логики, следует своему замыслу и отвергает все, что его стесняет или ему мешает. Книга же, напротив, издается, чтобы возбудить спор. И мы представляем читателю фрагменты процесса, в котором еще не вынесен окончательный приговор и, вероятней всего, никогда вынесен не будет, если только не вмешается какой-нибудь счастливый случай.
Первым об узнике заговорил анонимный автор «Персидских записок», выпущенных в свет в 1745 г. Товариществом книгоиздателей Амстердама в одном томе 1/12 листа. В книге этой повествуется лишь об известных фактах. Но тем не менее из-за одной поразительной истории, рассказанной впервые, она имела столь огромный успех в Голландии и во Франции, что и следующем году вышло переиздание с дополнением. Кто автор этих «Записок»? Это крайне важно бы узнать, так как он был первый, кто бросил любознательности Европы эту приманку. Мы не сочли ничего лучшего как привести здесь блистательное и, как нам кажется, подводящее итог заключение библиофила Жакоба, который, на наш взгляд, ответил на вопрос искусно, аргументировано и в то же время весьма правдоподобно.
«По общему мнению, автором мог бы быть шевалье де Ресенье, который примерно в ту же эпоху был заключен в Бастилию. Но причина его заключения названа в реестрах Бастилии: известно, что он сочинял стихи, направленные против г-жи де Помпадур.
Так, может быть, автором была, как писала г-жа де Оссе в одном из неизданных писем, г-жа де Вье-Мезон, одна из самых язвительных женщин своего времени, взявшая в редакторы Кребийона-сына? Но Кребийон-сын, охотно переносивший в Персию легкомысленные приключения героев своих романов и даже опубликовавший в 1746 г. «Любовные приключения Зеокинизуля, царя кофранов» (Людовика XV), не рисковал соваться в высокую политику и ограничивался галантными рассказами, которые очень нравились двору. Может быть, им был некий Пеке, чиновник министерства иностранных дел, попавший в Бастилию из-за этого произведения? Но книга проникла во Францию, вне всяких сомнений, благодаря предприимчивости секретарей посольства, торговавших запрещенными книгами, и одного-единственного экземпляра, найденного у Пеке, оказалось вполне достаточно, чтобы выдать именной указ о его аресте?
Наконец, не был ли автором герцог де Ниверне, который отдыхал от сражений, сочиняя сказки в обществе Вольтера и Монтескье? Но герцог де Ниверне старательно собрал все написанное им для собрания сочинений, которое было выпущено как раз в то время, когда цензура преследовала «Персидские записки», но не проявляла к нему интереса как к анониму. К тому же эта аллегорическая история не имеет ничего общего с литературной манерой герцога, тонкого поэта, но прозаика хоть и остроумного, однако слабого, робкого и лишенного выдумки.
Ничего нового об авторе этих «Записок» я не добавлю и мнение свое выскажу лишь в виде предположения, что «Записки о персидском дворе», вероятней всего, принадлежат Вольтеру.
В них чувствуется стиль его повестей, – правда, здесь он небрежней, – а иногда и едкое его остроумие. В предисловии есть такие слова: «Похоже, что большинство произведений, к которым читателя просят быть снисходительным, снисхождения вряд ли заслуживают». Автор уведомляет, что один из его друзей, англичанин, во время путешествия в Париж получил возможность ознакомиться «со множеством секретных мемуаров и рукописей, хранящихся в библиотеке Али-Кули-хана, первого государственного секретаря, сановника несравненных достоинств», и перевел часть из них, относящихся к царствованию Сафи-шаха (Людовика XV). Читая восхваления Али-Кули-хану, в нем можно, распознать герцога де Ришелье, особенно если припомнить, что Вольтер, собирая материалы для «Века Людовика XIV», прибегал к воспоминаниям маршала, своего друга и покровителя.
В предисловии автор утверждает, что перевел эти «Записки» с английского. «Я прошу читателя принять во внимание, что английский язык отличается от французского. Французский более ясен, более упорядочен, однако не столь богат и энергичен, как английский». Но разве Вольтер не повторял десятки раз в тех же самых выражениях подобные суждения об этих языках?
Кроме того, у Вольтера были деловые связи с Амстердамской компанией еще с 1740 г., когда он ездил в Голландию, чтобы проследить за печатанием «Анти-Макиавелли» прусского короля. Именно тогда он жаловался на голландского книгопродавца по имени Ван Дурен, «самого отъявленного мошенника из этой породы», как написано в «Мемуарах» Вольтера, Он воспользовался этой поездкой для издания «Начал физики» г-жи Дюшатле, которые предварил предисловием; книга вышла в том же товариществе издателей, где пять лет спустя будут опубликованы «Персидские записки». Издатель приложил ко второму изданию сатирический портрет Вольтера; возможно, то была месть Ван Дурена: он счел забавным осмеять автора, названного вымышленным именем Кожа-сеид, в его же собственном произведении. «Кожа-сеид отличался непереносимой надменностью: великие мира и монархи столь испортили его, что он был дерзок даже с ними, с равными же себе нагл, а с низшими заносчив… Душа у него была низкая, сердце злое, а нрав коварный; он был завистлив, злоречив, язвителен и притом не слишком умен, а как писатель поверхностен и не обладал хорошим вкусом… Хотя родился он с добрыми задатками, но скаредность его была столь велика, что ради самых незначительных выгод он жертвовал всем: законом, долгом, честью, совестью». Как объяснить тот факт, что Вольтер не ответил на достаточно зловредную критику, хотя обыкновенно отвечал врагам ударом на удар и не спускал даже ничтожных нападок? Ведь в тот же год, когда был опубликован этот весьма схожий с оригиналом портрет, он обратился к Монкрифу, чтецу королевы, чтобы получить разрешение на судебное преследование поэта Руа, «который переполнил чашу преступлений», распространив пасквиль, где оскорбляется Академия, а Вольтер «подвергается чудовищной хуле».
Неоспоримо, наконец, и то, что в период выхода в свет «Персидских записок» Вольтер работал над аналогичными вещами: подготавливал «Век Людовика» и разрабатывал в своих повестях восточные сюжеты, которые вошли в моду после «Персидских писем» Монтескье. «Бабук», «Мемнон», «Задиг» написаны в одно время с «Персидскими записками». Возможно, Вольтер завидовал популярности «Персидских писем» Монтескье.
Но меня могут спросить, почему же Вольтер впоследствии не признал произведения, достойного, в некотором смысле, своего автора? Признай его Вольтер, все сомнения исчезли бы, и мне не пришлось бы пытаться сорвать завесу, скрывающую анонима, за которой я хотел бы узреть автора «Века Людовика XIV», открывавшего, так сказать; пути к новому факту, который он желал вырвать из архивов Бастилии.
Позвольте высказать догадку, но при всем при том весьма правдоподобную Я предполагаю, что маршал де Ришелье, знавший тайну Железной маски, поддался на просьбы и уловки Вольтера, и тот в конце концов был посвящен, дав клятву молчать, в этот мрачный секрет, которым владели лишь несколько ближайших приближенных Людовика XIV. По крайней мере, такой вывод можно сделать из отрывка «Персидских записок», где сказано, что «тайна сохранялась дурно» и что «великие мира сего бывают принуждены раскрывать свои секреты многим, а среди них всегда находятся болтуны».
Вольтер не умел хранить секреты; ничего до того не зная об этой тайне, доверенной преданности трех или четырех лиц, он ощутил непреодолимое желание рассказать о ней и, возможно, даже разгадать ее, но это могло навлечь месть короля и ненависть и презрение герцога де Ришелье. Кроме того, Бастилия, столь долго сохранявшая в своей каменной утробе государственного преступника и его имя, могла навсегда поглотить и нескромность писателя, дабы покарать его предоставлением возможности добавить новую строфу к своему «я видел».
Однако Вольтер считал, что для торжества истины и разума хороши все средства; он не боялся прибегать ко лжи и облекаться в любой маскарадный наряд, хотя было ясно, что ум и стиль выдадут его; так он прикрывался именами Аарон Мататай, Жак Эмон, Акакий и другими, придумал еще сотню более или менее прозрачных псевдонимов и, блюдя анонимность как самых значительных, так и самых неважных своих произведений, постоянно прибегал к услугам потаенных книгопечатен Голландии.
Было бы хорошо, чтобы книга История знаменитых преступлений - 18. Железная маска автора Дюма Александр дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге История знаменитых преступлений - 18. Железная маска у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу История знаменитых преступлений - 18. Железная маска своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Дюма Александр - История знаменитых преступлений - 18. Железная маска.
Если после завершения чтения книги История знаменитых преступлений - 18. Железная маска вы захотите почитать и другие книги Дюма Александр, тогда зайдите на страницу писателя Дюма Александр - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге История знаменитых преступлений - 18. Железная маска, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Дюма Александр, написавшего книгу История знаменитых преступлений - 18. Железная маска, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: История знаменитых преступлений - 18. Железная маска; Дюма Александр, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн