– А что тут сказать? Разве меня можно принимать во внимание? Я ничто.
– Немедленно прекрати, Розалинда! – прикрикнул Райдер. – Ты еще не настолько взрослая, чтобы тебя нельзя было высечь!
– Но это правда, дядюшка Райдер! А ты больше всего на свете ценишь правду.
– Розалинда становится невыносимо дерзкой, Софи, – объявил Райдер вошедшей в комнату жене. – Что, по-твоему, с ней делать?
– Выпори ее, отец, – посоветовал Грейсон.
– Лучше не давайте ей булочек с орехами, – рассмеялась Софи, жадно принюхиваясь к божественному аромату булочек. – Мне больше достанется, а ей будет достойный урок.
– Осталось всего три булочки, – вздохнула Розалинда. – Клянусь, я взяла одну. Это твой сын ужасный обжора!
Грейсон отсалютовал ей чашкой.
Софи села и выбрала булочку попышнее.
– Граф Маунтджой в глазах общества – человек таинственный. Я всегда считала, что такие люди умеют возбудить любопытство в женщинах. Они просто ничего не могут с собой поделать. Это в природе вещей.
– Да, тетя Софи, он действительно человек таинственный, но еще и выделялся из всех остальных джентльменов на балу. Словно знал, что обязан там быть. Но таково ли было его желание?
– Это называется высокомерием, – решила Софи и откусила булочку. – Ах, нирвана совсем близка! – блаженно простонала она.
– Вряд ли, матушка, женщины допускаются в нирвану, – возразил Грейсон.
Софи поспешно доела булочку и снова прикрыла глаза:
– Тут ты ошибаешься, дорогой сыночек. Я вознеслась на небо!
– Николас Вейл похож на дядю Дугласа! – внезапно воскликнул Грейсон – У него манера оглядывать полный зал людей с таким видом, словно их единственное, предназначение – развлекать его.
– Он даже похож на Дугласа в молодости, – задумчиво согласился Райдер.
– Он собирается к нам с визитом, – заметила Розалинда, – а я даже словом с ним не перемолвилась. Могла бы понять его желание увидеть меня еще раз, если бы вчера мы вальсировали, тем более что я прекрасно танцую, но ведь этого не произошло! И он даже не имел возможности посмеяться над моими шутками. Но вероятно, другие рассказали ему о моем остроумии, моем красноречии, моей изысканной грации, как вы считаете?
Хотя она неприкрыто посмеивалась над собой, все же не переставала думать о таинственном Николасе Вейле. И почему-то представляла его в черном, развевавшемся на ветру плаще. Он так и излучал таинственность, мрачные зловещие секреты…
– Невзирая на причины, по которым он желает увидеть тебя, Розалинда, – вмешалась Софи, – могу сказать, что он человек, который неизменно стремится подчинять и властвовать. Но это невозможно, если не знаешь все обо всех.
– Вероятно, ты права, дорогая, – согласился Райдер, – но только вероятно. Думаю, граф знает, что делает, а значит, должен был проведать, что ты небогата. Вот вам и тайна.
– Но ведь приданое не всегда берется в расчет, верно, дядя Райдер?
– Верно.
– Ха! – фыркнула Софи. – Ты взял меня в одной сорочке!
Голубые глаза Райдера Шербрука сузились, отчего и сын, и воспитанница неловко поежились. При виде зловеще прищуренных глаз Райдера им почему-то сразу становилось не по себе.
– И человек он непростой, – продолжала Софи. – Все эти секреты. Наверное, он многое видел. Многое успел сделать. Возможно, ему не раз приходилось выживать… хотя он очень молод.
– Вовсе не так уж молод, – возразил Грейсон. – Думаю, он мой ровесник. Может, и я кажусь таинственным?
Мать немедленно заверила:
– Ну, разумеется, дорогой! А твои романы… Боже, там столько кошмарных приключений, столько загадочных происшествий, что мое бедное сердце едва не выпрыгивает из груди. Подумать только, какая у тебя фантазия! Трудно осознать, что человек способен придумать все это! Остается только восхищаться, не пытаясь разгадать все эти мрачные тайны, наводящие страх и ужас.
Розалинда молча слушала, ощущая, как медленно, гулко бьется ее собственное сердце, и представляя Николаса Вейла, стоявшего перед дядей Райдером, мрачного, как предводитель пиратов с Берберского побережья, который после своего визита, возможно, вернется в роскошный шатер и возляжет на шелковые подушки, любуясь танцами девушек в газовых вуалях. Николас Вейл… почему кажется, что это имя ей знакомо? Ведь она впервые услышала об этой семье. И он граф – лорд Маунтджой. Титул этот до вчерашнего вечера был ей незнаком. Как обидно, что Райдер Шербрук, человек, чья кровь, к огромному сожалению, не текла в жилах Розалинды, не позволит ей остаться наедине с Николасом Вейлом! Ясно, что никто такого не допустит. Как же плохо быть восемнадцатилетней незамужней девушкой!
Глава 5
Ровно в одиннадцать часов утра Уилликом, чья лысина блестела сегодня особенно ярко, поскольку – только представьте себе – была намазана совершенно новым средством: настоем анисового семени, – объявил своим прекрасным оперным баритоном:
– Граф Маунтджой, мадам.
– Попросите графа войти, Уилликом, – велела Софи.
Николас Вейл на секунду остановился в дверях и немедленно отыскал глазами Розалинду, словно, кроме нее, в комнате никого не было.
Райдер подошел к молодому человеку, чем невольно отвлек его внимание.
– Милорд, входите и познакомьтесь с моей воспитанницей и моим сыном Грейсоном.
Николас недаром был охотником, причем совсем неглупым. Поэтому он сначала склонился над рукой миссис Шербрук, а потом Розалинды, но не стал медлить, тем более что заметил пристальный взгляд Грейсона:
– Вы пишете готические романы, мистер Шербрук?
– Да, – рассмеялся Грейсон, – но в моих книгах действуют таинственные привидения и существа из другого мира, обожающие вмешиваться в дела мужчин. И женщин тоже.
– Я читал «Призрак "Друри-Лейн"», – кивнул Николас, – и не мог оторваться. У меня внутренности сводило от страха.
Розалинда восторженно рассмеялась, зная, что дядя Райдер и тетя Софи тоже польщены, тем более что очень гордились сыном. Грейсон просиял:
– Да, и не у вас одного, милорд. У меня тоже. Я рад, что вам понравилось.
Софи мягко улыбнулась. Что должна сделать мать, услышав такой чудесный комплимент в адрес горячо любимого сына? Мать, очевидно, должна оттаять.
Софи оттаяла.
– Очевидно, у вас изысканный литературный вкус, милорд. Вы, пожалуй, даже заслужили одну из превосходных булочек с орехами, которые так искусно печет наша кухарка. Я уговорила ее испечь еще одну партию, и она решила побаловать меня. Уилликом, пожалуйста, принесите чай и все булочки с орехами, которые еще не успели растащить.
Уилликом оглядел представительного молодого человека, у которого хватило мозгов отпустить комплимент мастеру Грейсону, и сам оттаял.
– Да, мадам, – ответил он, кланяясь как можно ниже, чтобы и граф мог полюбоваться блеском лысины.
– Его голова… едва меня не ослепила, – признался Николас после ухода дворецкого.
– Просто ему повезло, – пояснил Райдер. – Луч света упал на его голову, как раз когда он склонился в поклоне. Он не лыс, как вы могли предположить, а бреет голову дважды в неделю. Сегодня утром он уведомил меня, что нашел новый рецепт настоя, которым натирает голову.
Николас рассмеялся, по-прежнему не обращая особого внимания на Розалинду. Но он ощущал ее присутствие, остро ощущал. Ему хотелось коснуться ее темно-рыжих волос, собранных в простую прическу, так что длинные букли касались плеч. Розалинда – экзотичное имя, которое ему нравилось, но все же почему-то не совсем ей подходило. Ничего, он будет терпелив, и вскоре узнает о ней все.
Он откусил немного булочки, но когда прожевал… его охватило отчаянное желание запихнуть в рот остаток и поскорее потянуться за второй.
– Итак, милорд, где вы провели последние четырнадцать лет? – осведомился Райдер.
– Во многих странах, сэр, – не колеблясь, ответил граф. – Но последние пять лет жил в Макао.
Грейсон подался вперед:
– Макао владеют китайцы, но управляют португальцы, не так ли?
Николас кивнул:
– Португальцы высадились там, в начале шестнадцатого века и захватили полуостров, хотя он граничит с Китаем. На протяжении нескольких веков это был важный центр морской, коммерческой и религиозной деятельности португальцев в Восточной Азии.
Николас пожал плечами.
– Но благосостояние страны со временем изменяется, как и торговые пути и рынки. Политические союзы создаются и распадаются… Теперь Макао – просто отдаленное поселение, Богом забытый уголок, не имеющий особого значения в общем развитии мировых процессов.
– Что вы там делали, милорд? Наконец-то!
Николас повернулся к Ррзалинде:
– Я занимаюсь торговлей, мисс…
Он намеренно помедлил в надежде, что она назовет свою фамилию.
– Я Розалинда де Лафонтен. Темные брови взлетели.
– Вы, случайно, не пишете басни? Розалинда просияла:
– Значит, вы читали басни Жана де Лафонтена, сэр?
– Их читал мне дед, когда я был совсем маленьким. – У вас есть любимая?
– «Заяц и черепаха».
– А, это о терпении.
– А ваша любимая? – улыбнулся Николас.
– «Кузнечик и муравей».
– Хм! И кто же вы?
– Я муравей, сэр. Зима приходит всегда, и лучше быть к ней готовой. Потому что никто не знает, когда разразится буря.
– Не вижу в твоих словах никакого смысла, – пробурчал Грейсон.
– Боюсь, что смысл есть, и еще какой, – вздохнул Райдер.
Софи кивнула. Глаза ее затуманились.
– Я понятия не имела, дорогая, что ты… Розалинда подумала, что они многое видят и многое понимают. К тому же она только сейчас поведала им о своем самом большом страхе.
– Это всего лишь басня, тетя Софи, – рассмеялась она. – Честно говоря, я хотела бы больше походить на цикаду, но, похоже, в моих жилах течет слишком много пуританской крови.
– Добродетель Розалинды – благоразумие, а моя – терпение, – деловито подытожил Николас. – А ваша, Грейсон?
– Ненавижу лесть, – объявил Грейсон. – Значит, полагаю, я «Ворон и лис».
– Помню! – воскликнула Розалинда. – Лисица льстит вороне, а та, возгордившись, роняет сыр.
– Совершенно верно.
Розалинда протянула ему маленькую тарелочку, безмолвно требуя булочку с орехами. Николас тяжко вздохнул и положил ей одну из двух оставшихся булочек.
– Вот так всегда, – заметила Софи, сочувственно улыбаясь Николасу, еще не знавшему, что сейчас она заберет себе вторую булочку. – В этом доме булочки всегда нарасхват. Рецепт принадлежит кухарке из Нортклифф-Холла, но мой муж упал к ее ногам, поклялся, что будет петь серенады под ее окнами, и она милостиво согласилась поделиться секретом с нашей кухаркой.
– Если покажете мне, где кухня, мадам, я готов упасть к ногам вашей кухарки. Правда, не умею петь серенады.
– Мой муж тоже не умеет. Однако он так очарователен, что я прощаю ему этот недостаток.
Смех.
«До чего же приятное общество», – подумал Николас, удивляясь себе. В его жизни было так мало смеха!
– Сегодня чудесное утро. Не хочется проводить его взаперти, – объявил он. – Могу я попросить мисс Лафонтен прогуляться со мной в парке?
– Каком именно? – строго спросил Райдер.
– В Гайд-парке, сэр. Меня ждет экипаж. Я нанял его, поскольку те, что остались в Уайверли-Чейз, одряхлели еще в прошлом веке.
– Как вы сказали? – оживился Грейсон. – Уайверли-Чейз? Какое поразительное название. Мне хотелось бы узнать его историю. Это ваше фамильное поместье?
Николас кивнул.
Розалинда поняла, что в мозгу Грейсона уже складывается повесть о Уайверли-Чейз, и поспешно сказала:
– Насколько мне известно, сегодня утром устраивается небольшая ярмарка картин неизвестных художников. Может, его светлости будет угодно посетить эту ярмарку?
– Да, и я буду вас сопровождать, – обрадовался Грейсон.
Розалинде очень хотелось влепить ему затрещину. Но поскольку из него все-таки выйдет лучший опекун, чем из тети Софи или дяди Райдера, она обреченно кивнула:
– Разумеется.
Райдер Шербрук, поняв, что нет никакой надежды, отговорить воспитанницу, тоже кивнул.
День для английской весны выдался воистину редким: ярко-голубое небо, легкий ветерок, приносящий сладкие ароматы первых цветов, теплое солнышко, – словом, погода, вызывающая слезы умиления на глазах не избалованных ясными деньками англичан. Троица узнала, что небольшая ярмарка устраивается в одном из уголков Гайд-парка, и направилась туда.
Здесь уже гуляли сотни людей, время от времени они останавливались перед лотками с едой и напитками или картинами художников. Многие сидели на траве и смотрели выступления жонглеров и мимов. Повсюду слышался смех. Иногда даже затевались шуточные кулачные бои, особенно когда участники перебирали эля. Здесь же шныряли карманники, ловко обчищавшие зазевавшихся простаков.
– Сегодня здесь больше еды, чем художников, – заметил Николас.
– И напитков, – добавил Грейсон и, неожиданно остановившись, уставился в пространство.
– О, теперь и я вижу, – покачала головой Розалинда. – Книжные развалы!
Грейсон смотрел на книги с видом изголодавшейся дворняжки. Розалинда, наконец-то получив относительную свободу, приподнялась на носочки и поцеловала его в щеку.
– Иди уж. С лордом Маунтджоем я буду в полной безопасности. Ничего с нами не случится.
Николас широко улыбнулся и поспешил заверить:
– Клянусь охранять Розалинду ценой собственной жизни.
Нерешительно помявшись, Грейсон исчез со скоростью метеора.
– Он может двигаться очень быстро, если стремится к цели, – пояснила Розалинда.
Николас долго смотрел в ее запрокинутое лицо:
– Почему вы считаете, что со мной будете в полной безопасности?
Она улыбнулась в ответ.
– По правде говоря, я в полной безопасности сама по себе. Как и вы, полагаю. А если вздумаете позволить себе вольности, очень об этом пожалеете. Я, как вам известно, очень сильна. И коварна.
– А если вы позволите себе вольничать со мной? Что мне тогда делать?
– Наверное, попросить меня спеть. Это отвлечет меня от всяческих вольностей.
Он не выдержал и засмеялся.
– Это его страсть, – продолжала Розалинда, глядя вслед Грейсону, который прокладывал дорогу через толпу подвыпивших военных, громогласно оравших непристойные куплеты. – Грейсон невероятно талантлив. Он еще в детстве рассказывал бесконечные истории о привидениях.
– Почему вы поцеловали его? – подозрительно спросил Николас.
Розалинда замерла и склонила голову набок, глядя на него:
– Он мой кузен. Что-то вроде брата. Я люблю его. И знаю целую вечность.
– Но вы ему не родная, – холодно бросил Николас.
Розалинда удивленно моргнула, но ничего не ответила. Может, его вопрос следует считать, обычным мужским стремлением приобрести власть над женщиной?
Николас взял себя в руки и вслух пояснил:
– Я хотел сказать, что слышал, как Райдер Шербрук называет вас своей подопечной.
– Совершенно верно. Это долгая и сложная история, и, в общем, совершенно вас не касается, милорд.
– Полагаю, что нет. Вернее, пока еще нет.
Она едва увернулась от мальчишки, мчавшегося на полной скорости к лотку с пирогами.
– Я очень рада, что мои тетя и дядя не сообразили, сколько народу привлечет в парк хорошая погода. Нам очень повезло! О, смотрите, маленькие акробаты! Давайте посмотрим!
Она схватила его за руку и увлекла в круг зрителей, любовавшихся тремя мальчишками.
– О, я ошиблась, одна из них девочка! Смотрите, она вскочила на плечи мальчика, так грациозно и ловко. И, кажется, этот трюк дается ей совсем легко.
Бросив несколько пенни в большой цилиндр, Николас купил девушке лимонада, оказавшегося ужасно кислым, а также горячий пирог с говядиной. Они отошли от толпы в дальний уголок Гайд-парка и уселись на маленькую каменную скамью перед узким прудом со стоячей водой.
– Ни одной утки, – разочарованно протянула Розалинда.
– Возможно, их потревожило такое скопление народа, и они прячутся под кустами.
– Наверное, вы правы. Но эти утки, скажу я вам, великие актеры. Они ныряют и выскакивают из воды в надежде получить хлеб и печенье. Хм, надеюсь, их не пустили на начинку для пирогов.
– Бьюсь об заклад, они для этого слишком проворны. Розалинда положила в рот кусочек пирога, прожевала и взяла еще один:
– Вот попробуйте. Хоть немного.
Она отломила часть пирога и протянула ему. Николас разглядывал ее растрепанные волосы и раскрасневшиеся щеки. Она улыбалась и выглядела абсолютно довольной собой и окружающим миром.
Но тут из-за деревьев выскочили четверо молодых людей в красном и встали перед ними полукругом. Николас уже был готов выхватить пистолет, когда они начали петь. Петь! И как гармонично!
Он невольно заслушался, но вскоре понял, что квартет поет для Розалинды. Значит, они знакомы! Весьма интересно!
Ему это не понравилось, но… когда они допели мелодичную шотландскую балладу о красавице, полюбившей однорукого разбойника Робби Макферсона, Розалинда захлопала в ладоши и сказала:
– Это было чудесно, джентльмены. Но не могли бы вы спеть еще одну? Для лорда Маунтджоя?
На этот раз в воздухе зазвенела трагическая ария из итальянской оперы.
1 2 3 4 5