Казалось, он был рожден для одних лишь каверз. Но это было еще не все. Она испытывала страшную боль потери.
Два младших кузена, Чарли и Марк, участвовали в состязаниях по гребле, которые были устроены на реке Дервент. Оба были на одной из двух столкнувшихся парусных лодок. Более двухсот зрителей с ужасом наблюдали трагедию с берега. С других лодок добровольцы быстро попрыгали в воду, чтобы оказать помощь, но Чарли уже получил смертельный удар по голове и погиб мгновенно. Ударом его перекинуло через борт. Марк-младший вместе с другими нырял под днищами разбитых лодок, надеясь отыскать его, и был убит внезапно обрушившейся мачтой.
Чейз-парк долгое время был в трауре. Отец Дукессы замкнулся ото всех и большую часть дня проводил в своей библиотеке. По ночам тишину дома разрывали крики графини, страдающей ночными кошмарами. Марк-старший ходил бледный и натянутый, упрекая себя за то, что остался живым. Хотя он вообще не участвовал в парусных соревнованиях. В это злосчастное время молодой человек находился на конном заводе в Ротмери, где выбирал себе скакуна для охоты.
Дукесса вернулась в Уинчелзи к своей матери.
* * *
В течение следующих пяти лет графиня каждый год рожала, но ни одному из рожденных ею детей не суждено было выжить. Все были мальчиками. Граф Чейз становился все более мрачным и замкнутым. Он начал как-то искоса посматривать на Марка, в котором текла родная кровь. Ему становилось не по себе от мысли, что их род продолжится через брата. Он хотел своих наследников, собственную линию рода.
В конце концов граф стал чаще появляться в “Бутоне Розы”, но оставался теперь таким же молчаливым, как и Дукесса. Его смех перестал звучать, казалось, навсегда. Мать всячески поддерживала его, была, как никогда, нежна и внимательна. Граф боялся возвращаться в Чейз-парк, его пугала жена, вечно беременная, рожающая нежизнеспособных детей.
Теперь старший кузен Марк Уиндем стал наследником Чейза.
Глава 1
“Бутон Розы”, Уинчелзи
Январь 1813 года
— Простите, сожалею, что вновь приходится беспокоить вас, но нам необходимо поговорить о многих неотложных делах…
Мистер Жоли. Адвокат ее мамы. Он всегда казался спокойным и выдержанным. Сейчас его голос звучал со странной настойчивостью, но она как будто не замечала этого и не отвечала. Не столько потому, что была подавлена смертью матери, сколько повинуясь своей многолетней привычке. Она умела молча слушать и наблюдать. Что такое важное хотел сообщить ей мистер Жоли? Судя по его многозначительной паузе, отец еще ничего не знает. Она совсем забыла о графе, подавленная горем. Необходимо сообщить… И должна написать ему об этом страшном несчастье она сама. Перед ее глазами вдруг возникла картина — отец недоверчиво читает ее послание, постепенно понимая, что произошло. Дукесса закрыла глаза, представив боль, которую он должен испытать в этот момент. Он безумно любил ее мать. Ее смерть вышла такой неожиданной, казалась нелепостью, злой шуткой.
Несчастный случай. Внезапно надломилась ось колеса, когда экипаж проезжал по извилистой дороге через меловые скалы. Скалы вздымались на высоту от восьми до тринадцати футов и обрывались отвесно у самого берега. Экипаж отнесло вбок и сбросило вниз. Мама, должно быть, погибла мгновенно. Тело ее до сих пор не нашли, хотя минуло уже полтора дня. Его могло отнести далеко в море отливом… “Мамочка, бедная моя мамочка… Господи, надо взять себя в руки”. Дукесса, очнувшись, посмотрела на мистера Жоли, который ждал, явно намереваясь продолжить разговор.
— Мисс Кокрейн, поверьте, мне очень трудно говорить с вами об этом в такой момент, но кончается срок аренды на ваш дом, а арендатором его является граф Чейз.
— Я не знала этого.
Ей всегда казалось, что их коттедж был собственностью мамы. Впрочем, разве мужская поддержка не считается самой естественной для женщины? Только почему он оформил его на себя? Чтобы подчеркнуть их зависимое положение?! Все права оставались в его руках. Это было как внезапный злой щелчок, его облик быстро менялся в ее восприятии: вместо несчастного, убитого горем, перед ней возникал властный человек, содержавший женщину ради собственного удовольствия.
Она вдруг почувствовала себя незащищенной. Отец находился в Йоркшире, а она — здесь, совершенно одинокая, если не считать преданного Баджи.
— Я должна написать отцу, — помолчав, сказала она ровным холодным голосом. В эту минуту ей хотелось только одного — чтобы адвокат оставил ее в покое. — Думаю, когда срок аренды закончится, я уеду в Чейз-парк.
— Есть и другое решение, — отозвался мистер Жоли, наклоняясь к ней ближе, словно ищейка, берущая след. Она смотрела на него с нескрываемой ненавистью.
— Другого решения быть не может, — сказала она ледяным тоном.
— Возможно. — Он сидел по-прежнему наклонившись, протягивая к ней руку. — Но если его сиятельство не согласится с тем, чтобы вы жили в Чейз-парке?
— Его жена умерла семь месяцев назад, перед моим последним визитом туда. Лишь для нее одной мое присутствие было нежелательным, что вполне объяснимо. Теперь мне легче понять ее. Как бы то ни было, но ее уже нет, препятствий больше не существует.
— Да, но его сиятельство должен быть очень осторожным, вы сами понимаете, мисс Кокрейн. Существует такая вещь, как мнение света. Он ведь все еще находится в трауре и должен соблюдать правила приличия. Его соседи весьма наблюдательны, так что графу необходимо вести себя пристойным образом.
— О чем вы? Что за ерунда? Он ведь не под венец идет. Кому есть дело до его побочной дочери, проживающей в Чейзе?
— Поймите, ваш переезд к отцу люди могут воспринять как знак неуважения по отношению к покойной.
Она не собиралась верить ему и не желала продолжать этот разговор.
— Полагаю, что порядочные люди никогда не станут вмешиваться в чужую жизнь, что же касается женских сплетен… Джентльмен не должен придавать им значения. К тому же не думаю, что кто-то выдерживает траур в полном одиночестве. — Дукесса говорила спокойно, но заметно откинулась назад, стараясь не замечать протянутой к ней руки.
Воспоминания вновь завладели ее мыслями, отвлекая от визита навязчивого адвоката. Она вспомнила, как умирала графиня. Причиной смерти стали очередные роды. Младенец не прожил и двух часов. Отец с облегчением узнал о смерти жены, вместе с ней прекращался кошмар последних лет. Ему уже не придется хоронить каждый год своих детей. Она видела наполненные слезами глаза графа и понимала, что он оплакивает не жену, а несчастного ребенка.
— Возможно, и так, мисс Кокрейн, — прервал ее мысли адвокат. — Но что, если существует человек, который хочет помочь вам, защитить вас в этих печальных обстоятельствах и сохранить вам этот миленький коттедж?
Она улыбнулась. Мистер Жоли был заворожен ее улыбкой. У нее показались очаровательные ямочки на щечках, приоткрылись ровные белые зубки…
— Если я решу остаться в этом коттедже, то могу ли узнать, кто будет его официальным владельцем?
— Это сквайр Арчибальд. У вас ведь не хватит денег, чтобы оформить на себя аренду, следовательно, было бы абсурдным ожидать, что он…
Она поднялась, подчеркнуто держа руки по бокам.
— На этом я попрошу вас, мистер Жоли, оставить меня. В дальнейшем, если вам понадобится о чем-либо уведомить меня, обратитесь, пожалуйста, письменно.
Ему не оставалось ничего другого, как тоже подняться. Теперь он холодно смотрел на нее, забыв об очаровательной улыбке.
— Не слишком ли много вы возомнили о себе, мисс Кокрейн? Кажется, ничего не изменилось. Вы всего лишь бастард и останетесь им навсегда. И вы не можете больше жить здесь. Срок аренды истекает пятнадцатого числа следующего месяца, а у вас нет средств, чтобы возобновить контракт. Сквайру Арчибальду уже семьдесят, и ваши чары ему ни к чему. Он считает выгодной эту аренду и совершенно не нуждается в том, чтобы вы согревали его постель. Можете уезжать отсюда, раз надеетесь, что отец обрадуется вашему появлению. Но не забывайте, он любил и желал вашу мать, но ее уже нет в живых, а вы.., вы были для него лишь неизбежным дополнением. Я хотел проявить участие и позаботиться о вас, мисс Кокрейн…
Она страшно побледнела, глаза загорелись гневом. Все ее существо пронзила тупая боль. Некоторое время она продолжала смотреть на него, потом развернулась и вышла из гостиной в маленькую соседнюю комнату.
Мистер Жоли был сконфужен: она не ответила. Вдруг это означает, что его предложение может быть рассмотрено? Глупо было бы упускать такой шанс. Ее поведение он воспринимал как неслыханную наглость и высокомерие, но шанс все-таки сохранялся. Интересно, оставалась ли она еще девственницей? Он никак не мог решиться покинуть коттедж, как вдруг в дверях возник Баджи, приставленный к миссис и мисс Кокрейн для охраны. Это был широкоплечий мужчина довольно устрашающего вида.
Мистер Жоли сделал шаг назад.
— Сэр, — мягко начал Баджи, — если вы не унесете свои ноги отсюда в течение нескольких минут, о вашем поведении станет известно его сиятельству. Очень сожалею, он вряд ли будет в восторге от вашего визита.
— Ха! — Мистер Жоли был уверен, что этот гигант плохо разбирается в истинном положении дел. — А что, если вы заблуждаетесь? Возможно, его сиятельство будет рад избавиться от своего маленького бастарда. Вскоре, Баджи, вы сами окажетесь без жалованья. Неужели непонятно, насколько выгодно мое предложение? Вам необходимо убедить ее в этом. Разумеется, я понимаю, что вы не обучены говорить достаточно красиво, но ваше влияние… Вы так давно здесь, что уже можете считаться членом семьи.
Баджи, усмехнувшись, подошел к адвокату и.., вдруг, легко подхватив его одной рукой за талию, так что тот оказался под мышкой, понес к выходу. Через минуту незадачливый адвокат был выброшен на улицу. Вернувшись в дом, Баджи улыбнулся вышедшей навстречу Дукессе.
— Не беспокойтесь, с ним все в порядке, пусть немного охладится на снегу. — Он взял ее руку и сложил в кулак. — Большой палец надо убирать внутрь, вот так. Почему ты не наградила его щелчком по носу, Дукесса?
Девушка попыталась улыбнуться, но не получилось. Мышцы лица не слушались ее. Казалось, она застыла, холод пронизывал ее не меньше, чем землю вокруг коттеджа.
— Я была бы рада никогда не встречаться с ним, Баджи.
— Неудивительно, — ответил он. — Но не забывайте, если какой-нибудь парень" захочет переступить черту, дайте ему как следует в челюсть, а потом придавите коленом его горло так сильно, как только сможете.
— Так я и поступлю в следующий раз. Обещаю. Спасибо, Баджи, за помощь.
Удовлетворенно хмыкнув, он отправился на кухню, чтобы приготовить соус с пряностями для цыплят, которые в это время уже обжаривались в гриле.
Кухарка мисс Присс два года назад отправилась в Велдфорд проведать больную тетушку, да так и не вернулась. Баджи без лишних разговоров принял на себя ее обязанности. Он оказался искусным поваром.
Через некоторое время Баджи услышал звук открывающейся двери в гостиную и увидел Дукессу, грациозно присевшую за бюро. Она собиралась написать письмо графу о постигшей их общей утрате.
* * *
Граф Чейз узнал о смерти своей возлюбленной и без этого письма. Печальную весть принес его секретарь, мистер Криттакер, через него же Дукесса получила уведомление от отца о том, что она должна паковать свои вещи и быть готовой к приезду за ней кареты из Чейза. Ей разрешалось взять с собой и Баджи. Граф отводил дочери на сборы две недели.
Но две недели прошли, а за ней так никто и не приехал. Дукесса не знала, что делать, и часами убивала время у окна в ожидании кареты. Она уже подумывала о том, чтобы написать отцу вторично и напомнить о его намерениях в отношении ее. Но что-то сдерживало ее. Лучше подождать. Напоминать о себе казалось унизительным. Прошло четыре дня сверх положенного срока.
"Он тоскует по моей матери и не хочет больше видеть меня. Он забыл обо мне. Я осталась одна. Что мне делать?” — в отчаянии думала она.
И вдруг девушка осознала, что всегда боялась ежегодных визитов в Чейз-парк. Каких усилий стоил первый шаг в парадный холл со старинной дубовой обшивкой вдоль стен. А эти портреты предков в тяжелых золоченых рамах. Поднимаясь по центральной лестнице, она ощущала слабость в коленях и холод в желудке, чуть ли не судороги. Каждый раз, переступая порог этого огромного дома, она напоминала себе, что должна завоевать расположение всех — от благе хозяев до слуг. Каждый ее приезд должен быть желанным для них.
Последний раз, когда она была у отца, графини уже не было в живых. Некому было смерить ее холодным, презрительным взглядом. Прошло лишь две недели со дня ее смерти, и весь дом был в трауре. Стены затянули черным крепом. Все женщины в доме носили черные платья, а мужчины черную ленту на рукаве. Она слышала, как слуги шептались по углам, что графиня была уже слишком старой для деторождения и, дескать, несчастная, умирая, проклинала своего мужа, вынуждавшего дать ему наследника. Он без конца принуждал и принуждал ее, а разве она не подарила ему уже двух сыновей и девочек-близнецов? Разве она повинна в гибели мальчиков? Все ждали, что скоро граф приведет в дом новую, молодую жену, которую тоже заставит рожать каждый год, дабы иметь ораву наследников, чтобы не дрожать за каждого. Кто-нибудь из них наверняка унаследует титул и земли Уиндемов. Мужчине достаточно нести траур шесть месяцев. Он вовсе не обязан оставаться один целый год, как ее пытался убедить сегодня этот ничтожный Жоли… Дукесса вздрогнула, вспомнив, что это время уже прошло. Возможно, как раз теперь ему и будет мешать ее присутствие в Чейз-парке. Что, если граф уже выбрал новую жену? Вряд ли он захочет огорчать ее постоянным присутствием в доме своей незаконнорожденной дочери. Разумеется, в семье должны царить счастье и гармония. Но почему бы ему просто не написать ей обо всем этом? Она знала, что у отца хватает недостатков, но невозможно представить его трусом… Такое предположение лишено всякого смысла.
Она стояла у окна, вглядываясь в грозовые тучи, гонимые яростным ветром с Ла-Манша. Начал накрапывать дождь — пока еще только накрапывать, — но Дукесса хорошо знала, что последует дальше. Скоро разразится гроза, и шквал воды ударит в стекла.
Что ж, даже если он и бросил ее на произвол судьбы, не стоит обвинять его в жестокости. Он поддерживал их с матерью в течение восемнадцати лет, и два года — маму до ее рождения… Разумеется, Бесс хотелось стать его женой, но она оставалась содержанкой, лишенной законных прав, уповающей лишь на милость своего покровителя.
Лучше бы погибнуть вместе с мамой, чем теперь переживать такое отношение отца. Наверное, он решил, что в восемнадцать лет человек вполне может заботиться о себе сам. Но неужели ему было не стыдно лгать? Зачем он предложил ей готовиться к переезду в Чейз? Для чего ему понадобилась эта ложь? Она не могла понять, чувствуя себя бесконечно одинокой.
Ее мама никогда не получала ни писем, ни подарков от каких-нибудь родственников даже к Рождеству. Никаких братьев, сестер или тетушек. Они всегда были вдвоем, если не считать визитов графа.
Потоки воды обрушились на окна. Дукесса мучительно искала выход из создавшегося положения. Адвокат матери уже подсказал одну мерзкую идею. Что ж, у него были на это основания. Он, как никто другой, был осведомлен о делах матери и отлично знал, что никакая она не вдова, а лишь содержанка. Стоит ли церемониться с ее дочерью…
В реальный мир ее вернул пронизывающий холод. Сумерки сгущались. Она подбросила несколько поленьев в камин и заходила по комнате, размышляя. Дукесса понимала, что надо найти себе какое-нибудь занятие. Но какое? Она не может быть даже гувернанткой, для этого нужны рекомендации. По той же причине невозможно устроиться компаньонкой к какой-нибудь знатной леди. К тому же не в ее правилах льстить и угождать. Она почти ничего не умеет, потому что получила благородное воспитание. Единственный ее талант.., да, пожалуй, так.., она нравится мужчинам. Нужно постараться найти мужа, который закроет глаза на ее происхождение.
Дукесса все ходила и ходила по комнате. Боль и обида постепенно заполняли все ее существо. Ей уже хотелось кричать. Бедная ее мама! Она любила своего покровителя больше, чем дочь… Она любила его больше, чем ненавидела то зависимое положение, в которое он ее поставил!
Мистер Жоли напрасно считает, что знаком с нравами общества лучше ее. Дукесса упрямо сузила глаза, вспомнив, как впитывала светскую хронику из “Лондон тайме” и правительственной газеты еще в возрасте десяти лет. Уже тогда ее стали раздирать противоречия. С одной стороны, она страстно хотела блистать в светском обществе, с другой — испытывала по отношению к его предрассудкам и нелепым условностям глубокое презрение. Да, она знала нравы света, как и то, что обладает красотой и редким умением нравиться.
1 2 3 4 5 6
Два младших кузена, Чарли и Марк, участвовали в состязаниях по гребле, которые были устроены на реке Дервент. Оба были на одной из двух столкнувшихся парусных лодок. Более двухсот зрителей с ужасом наблюдали трагедию с берега. С других лодок добровольцы быстро попрыгали в воду, чтобы оказать помощь, но Чарли уже получил смертельный удар по голове и погиб мгновенно. Ударом его перекинуло через борт. Марк-младший вместе с другими нырял под днищами разбитых лодок, надеясь отыскать его, и был убит внезапно обрушившейся мачтой.
Чейз-парк долгое время был в трауре. Отец Дукессы замкнулся ото всех и большую часть дня проводил в своей библиотеке. По ночам тишину дома разрывали крики графини, страдающей ночными кошмарами. Марк-старший ходил бледный и натянутый, упрекая себя за то, что остался живым. Хотя он вообще не участвовал в парусных соревнованиях. В это злосчастное время молодой человек находился на конном заводе в Ротмери, где выбирал себе скакуна для охоты.
Дукесса вернулась в Уинчелзи к своей матери.
* * *
В течение следующих пяти лет графиня каждый год рожала, но ни одному из рожденных ею детей не суждено было выжить. Все были мальчиками. Граф Чейз становился все более мрачным и замкнутым. Он начал как-то искоса посматривать на Марка, в котором текла родная кровь. Ему становилось не по себе от мысли, что их род продолжится через брата. Он хотел своих наследников, собственную линию рода.
В конце концов граф стал чаще появляться в “Бутоне Розы”, но оставался теперь таким же молчаливым, как и Дукесса. Его смех перестал звучать, казалось, навсегда. Мать всячески поддерживала его, была, как никогда, нежна и внимательна. Граф боялся возвращаться в Чейз-парк, его пугала жена, вечно беременная, рожающая нежизнеспособных детей.
Теперь старший кузен Марк Уиндем стал наследником Чейза.
Глава 1
“Бутон Розы”, Уинчелзи
Январь 1813 года
— Простите, сожалею, что вновь приходится беспокоить вас, но нам необходимо поговорить о многих неотложных делах…
Мистер Жоли. Адвокат ее мамы. Он всегда казался спокойным и выдержанным. Сейчас его голос звучал со странной настойчивостью, но она как будто не замечала этого и не отвечала. Не столько потому, что была подавлена смертью матери, сколько повинуясь своей многолетней привычке. Она умела молча слушать и наблюдать. Что такое важное хотел сообщить ей мистер Жоли? Судя по его многозначительной паузе, отец еще ничего не знает. Она совсем забыла о графе, подавленная горем. Необходимо сообщить… И должна написать ему об этом страшном несчастье она сама. Перед ее глазами вдруг возникла картина — отец недоверчиво читает ее послание, постепенно понимая, что произошло. Дукесса закрыла глаза, представив боль, которую он должен испытать в этот момент. Он безумно любил ее мать. Ее смерть вышла такой неожиданной, казалась нелепостью, злой шуткой.
Несчастный случай. Внезапно надломилась ось колеса, когда экипаж проезжал по извилистой дороге через меловые скалы. Скалы вздымались на высоту от восьми до тринадцати футов и обрывались отвесно у самого берега. Экипаж отнесло вбок и сбросило вниз. Мама, должно быть, погибла мгновенно. Тело ее до сих пор не нашли, хотя минуло уже полтора дня. Его могло отнести далеко в море отливом… “Мамочка, бедная моя мамочка… Господи, надо взять себя в руки”. Дукесса, очнувшись, посмотрела на мистера Жоли, который ждал, явно намереваясь продолжить разговор.
— Мисс Кокрейн, поверьте, мне очень трудно говорить с вами об этом в такой момент, но кончается срок аренды на ваш дом, а арендатором его является граф Чейз.
— Я не знала этого.
Ей всегда казалось, что их коттедж был собственностью мамы. Впрочем, разве мужская поддержка не считается самой естественной для женщины? Только почему он оформил его на себя? Чтобы подчеркнуть их зависимое положение?! Все права оставались в его руках. Это было как внезапный злой щелчок, его облик быстро менялся в ее восприятии: вместо несчастного, убитого горем, перед ней возникал властный человек, содержавший женщину ради собственного удовольствия.
Она вдруг почувствовала себя незащищенной. Отец находился в Йоркшире, а она — здесь, совершенно одинокая, если не считать преданного Баджи.
— Я должна написать отцу, — помолчав, сказала она ровным холодным голосом. В эту минуту ей хотелось только одного — чтобы адвокат оставил ее в покое. — Думаю, когда срок аренды закончится, я уеду в Чейз-парк.
— Есть и другое решение, — отозвался мистер Жоли, наклоняясь к ней ближе, словно ищейка, берущая след. Она смотрела на него с нескрываемой ненавистью.
— Другого решения быть не может, — сказала она ледяным тоном.
— Возможно. — Он сидел по-прежнему наклонившись, протягивая к ней руку. — Но если его сиятельство не согласится с тем, чтобы вы жили в Чейз-парке?
— Его жена умерла семь месяцев назад, перед моим последним визитом туда. Лишь для нее одной мое присутствие было нежелательным, что вполне объяснимо. Теперь мне легче понять ее. Как бы то ни было, но ее уже нет, препятствий больше не существует.
— Да, но его сиятельство должен быть очень осторожным, вы сами понимаете, мисс Кокрейн. Существует такая вещь, как мнение света. Он ведь все еще находится в трауре и должен соблюдать правила приличия. Его соседи весьма наблюдательны, так что графу необходимо вести себя пристойным образом.
— О чем вы? Что за ерунда? Он ведь не под венец идет. Кому есть дело до его побочной дочери, проживающей в Чейзе?
— Поймите, ваш переезд к отцу люди могут воспринять как знак неуважения по отношению к покойной.
Она не собиралась верить ему и не желала продолжать этот разговор.
— Полагаю, что порядочные люди никогда не станут вмешиваться в чужую жизнь, что же касается женских сплетен… Джентльмен не должен придавать им значения. К тому же не думаю, что кто-то выдерживает траур в полном одиночестве. — Дукесса говорила спокойно, но заметно откинулась назад, стараясь не замечать протянутой к ней руки.
Воспоминания вновь завладели ее мыслями, отвлекая от визита навязчивого адвоката. Она вспомнила, как умирала графиня. Причиной смерти стали очередные роды. Младенец не прожил и двух часов. Отец с облегчением узнал о смерти жены, вместе с ней прекращался кошмар последних лет. Ему уже не придется хоронить каждый год своих детей. Она видела наполненные слезами глаза графа и понимала, что он оплакивает не жену, а несчастного ребенка.
— Возможно, и так, мисс Кокрейн, — прервал ее мысли адвокат. — Но что, если существует человек, который хочет помочь вам, защитить вас в этих печальных обстоятельствах и сохранить вам этот миленький коттедж?
Она улыбнулась. Мистер Жоли был заворожен ее улыбкой. У нее показались очаровательные ямочки на щечках, приоткрылись ровные белые зубки…
— Если я решу остаться в этом коттедже, то могу ли узнать, кто будет его официальным владельцем?
— Это сквайр Арчибальд. У вас ведь не хватит денег, чтобы оформить на себя аренду, следовательно, было бы абсурдным ожидать, что он…
Она поднялась, подчеркнуто держа руки по бокам.
— На этом я попрошу вас, мистер Жоли, оставить меня. В дальнейшем, если вам понадобится о чем-либо уведомить меня, обратитесь, пожалуйста, письменно.
Ему не оставалось ничего другого, как тоже подняться. Теперь он холодно смотрел на нее, забыв об очаровательной улыбке.
— Не слишком ли много вы возомнили о себе, мисс Кокрейн? Кажется, ничего не изменилось. Вы всего лишь бастард и останетесь им навсегда. И вы не можете больше жить здесь. Срок аренды истекает пятнадцатого числа следующего месяца, а у вас нет средств, чтобы возобновить контракт. Сквайру Арчибальду уже семьдесят, и ваши чары ему ни к чему. Он считает выгодной эту аренду и совершенно не нуждается в том, чтобы вы согревали его постель. Можете уезжать отсюда, раз надеетесь, что отец обрадуется вашему появлению. Но не забывайте, он любил и желал вашу мать, но ее уже нет в живых, а вы.., вы были для него лишь неизбежным дополнением. Я хотел проявить участие и позаботиться о вас, мисс Кокрейн…
Она страшно побледнела, глаза загорелись гневом. Все ее существо пронзила тупая боль. Некоторое время она продолжала смотреть на него, потом развернулась и вышла из гостиной в маленькую соседнюю комнату.
Мистер Жоли был сконфужен: она не ответила. Вдруг это означает, что его предложение может быть рассмотрено? Глупо было бы упускать такой шанс. Ее поведение он воспринимал как неслыханную наглость и высокомерие, но шанс все-таки сохранялся. Интересно, оставалась ли она еще девственницей? Он никак не мог решиться покинуть коттедж, как вдруг в дверях возник Баджи, приставленный к миссис и мисс Кокрейн для охраны. Это был широкоплечий мужчина довольно устрашающего вида.
Мистер Жоли сделал шаг назад.
— Сэр, — мягко начал Баджи, — если вы не унесете свои ноги отсюда в течение нескольких минут, о вашем поведении станет известно его сиятельству. Очень сожалею, он вряд ли будет в восторге от вашего визита.
— Ха! — Мистер Жоли был уверен, что этот гигант плохо разбирается в истинном положении дел. — А что, если вы заблуждаетесь? Возможно, его сиятельство будет рад избавиться от своего маленького бастарда. Вскоре, Баджи, вы сами окажетесь без жалованья. Неужели непонятно, насколько выгодно мое предложение? Вам необходимо убедить ее в этом. Разумеется, я понимаю, что вы не обучены говорить достаточно красиво, но ваше влияние… Вы так давно здесь, что уже можете считаться членом семьи.
Баджи, усмехнувшись, подошел к адвокату и.., вдруг, легко подхватив его одной рукой за талию, так что тот оказался под мышкой, понес к выходу. Через минуту незадачливый адвокат был выброшен на улицу. Вернувшись в дом, Баджи улыбнулся вышедшей навстречу Дукессе.
— Не беспокойтесь, с ним все в порядке, пусть немного охладится на снегу. — Он взял ее руку и сложил в кулак. — Большой палец надо убирать внутрь, вот так. Почему ты не наградила его щелчком по носу, Дукесса?
Девушка попыталась улыбнуться, но не получилось. Мышцы лица не слушались ее. Казалось, она застыла, холод пронизывал ее не меньше, чем землю вокруг коттеджа.
— Я была бы рада никогда не встречаться с ним, Баджи.
— Неудивительно, — ответил он. — Но не забывайте, если какой-нибудь парень" захочет переступить черту, дайте ему как следует в челюсть, а потом придавите коленом его горло так сильно, как только сможете.
— Так я и поступлю в следующий раз. Обещаю. Спасибо, Баджи, за помощь.
Удовлетворенно хмыкнув, он отправился на кухню, чтобы приготовить соус с пряностями для цыплят, которые в это время уже обжаривались в гриле.
Кухарка мисс Присс два года назад отправилась в Велдфорд проведать больную тетушку, да так и не вернулась. Баджи без лишних разговоров принял на себя ее обязанности. Он оказался искусным поваром.
Через некоторое время Баджи услышал звук открывающейся двери в гостиную и увидел Дукессу, грациозно присевшую за бюро. Она собиралась написать письмо графу о постигшей их общей утрате.
* * *
Граф Чейз узнал о смерти своей возлюбленной и без этого письма. Печальную весть принес его секретарь, мистер Криттакер, через него же Дукесса получила уведомление от отца о том, что она должна паковать свои вещи и быть готовой к приезду за ней кареты из Чейза. Ей разрешалось взять с собой и Баджи. Граф отводил дочери на сборы две недели.
Но две недели прошли, а за ней так никто и не приехал. Дукесса не знала, что делать, и часами убивала время у окна в ожидании кареты. Она уже подумывала о том, чтобы написать отцу вторично и напомнить о его намерениях в отношении ее. Но что-то сдерживало ее. Лучше подождать. Напоминать о себе казалось унизительным. Прошло четыре дня сверх положенного срока.
"Он тоскует по моей матери и не хочет больше видеть меня. Он забыл обо мне. Я осталась одна. Что мне делать?” — в отчаянии думала она.
И вдруг девушка осознала, что всегда боялась ежегодных визитов в Чейз-парк. Каких усилий стоил первый шаг в парадный холл со старинной дубовой обшивкой вдоль стен. А эти портреты предков в тяжелых золоченых рамах. Поднимаясь по центральной лестнице, она ощущала слабость в коленях и холод в желудке, чуть ли не судороги. Каждый раз, переступая порог этого огромного дома, она напоминала себе, что должна завоевать расположение всех — от благе хозяев до слуг. Каждый ее приезд должен быть желанным для них.
Последний раз, когда она была у отца, графини уже не было в живых. Некому было смерить ее холодным, презрительным взглядом. Прошло лишь две недели со дня ее смерти, и весь дом был в трауре. Стены затянули черным крепом. Все женщины в доме носили черные платья, а мужчины черную ленту на рукаве. Она слышала, как слуги шептались по углам, что графиня была уже слишком старой для деторождения и, дескать, несчастная, умирая, проклинала своего мужа, вынуждавшего дать ему наследника. Он без конца принуждал и принуждал ее, а разве она не подарила ему уже двух сыновей и девочек-близнецов? Разве она повинна в гибели мальчиков? Все ждали, что скоро граф приведет в дом новую, молодую жену, которую тоже заставит рожать каждый год, дабы иметь ораву наследников, чтобы не дрожать за каждого. Кто-нибудь из них наверняка унаследует титул и земли Уиндемов. Мужчине достаточно нести траур шесть месяцев. Он вовсе не обязан оставаться один целый год, как ее пытался убедить сегодня этот ничтожный Жоли… Дукесса вздрогнула, вспомнив, что это время уже прошло. Возможно, как раз теперь ему и будет мешать ее присутствие в Чейз-парке. Что, если граф уже выбрал новую жену? Вряд ли он захочет огорчать ее постоянным присутствием в доме своей незаконнорожденной дочери. Разумеется, в семье должны царить счастье и гармония. Но почему бы ему просто не написать ей обо всем этом? Она знала, что у отца хватает недостатков, но невозможно представить его трусом… Такое предположение лишено всякого смысла.
Она стояла у окна, вглядываясь в грозовые тучи, гонимые яростным ветром с Ла-Манша. Начал накрапывать дождь — пока еще только накрапывать, — но Дукесса хорошо знала, что последует дальше. Скоро разразится гроза, и шквал воды ударит в стекла.
Что ж, даже если он и бросил ее на произвол судьбы, не стоит обвинять его в жестокости. Он поддерживал их с матерью в течение восемнадцати лет, и два года — маму до ее рождения… Разумеется, Бесс хотелось стать его женой, но она оставалась содержанкой, лишенной законных прав, уповающей лишь на милость своего покровителя.
Лучше бы погибнуть вместе с мамой, чем теперь переживать такое отношение отца. Наверное, он решил, что в восемнадцать лет человек вполне может заботиться о себе сам. Но неужели ему было не стыдно лгать? Зачем он предложил ей готовиться к переезду в Чейз? Для чего ему понадобилась эта ложь? Она не могла понять, чувствуя себя бесконечно одинокой.
Ее мама никогда не получала ни писем, ни подарков от каких-нибудь родственников даже к Рождеству. Никаких братьев, сестер или тетушек. Они всегда были вдвоем, если не считать визитов графа.
Потоки воды обрушились на окна. Дукесса мучительно искала выход из создавшегося положения. Адвокат матери уже подсказал одну мерзкую идею. Что ж, у него были на это основания. Он, как никто другой, был осведомлен о делах матери и отлично знал, что никакая она не вдова, а лишь содержанка. Стоит ли церемониться с ее дочерью…
В реальный мир ее вернул пронизывающий холод. Сумерки сгущались. Она подбросила несколько поленьев в камин и заходила по комнате, размышляя. Дукесса понимала, что надо найти себе какое-нибудь занятие. Но какое? Она не может быть даже гувернанткой, для этого нужны рекомендации. По той же причине невозможно устроиться компаньонкой к какой-нибудь знатной леди. К тому же не в ее правилах льстить и угождать. Она почти ничего не умеет, потому что получила благородное воспитание. Единственный ее талант.., да, пожалуй, так.., она нравится мужчинам. Нужно постараться найти мужа, который закроет глаза на ее происхождение.
Дукесса все ходила и ходила по комнате. Боль и обида постепенно заполняли все ее существо. Ей уже хотелось кричать. Бедная ее мама! Она любила своего покровителя больше, чем дочь… Она любила его больше, чем ненавидела то зависимое положение, в которое он ее поставил!
Мистер Жоли напрасно считает, что знаком с нравами общества лучше ее. Дукесса упрямо сузила глаза, вспомнив, как впитывала светскую хронику из “Лондон тайме” и правительственной газеты еще в возрасте десяти лет. Уже тогда ее стали раздирать противоречия. С одной стороны, она страстно хотела блистать в светском обществе, с другой — испытывала по отношению к его предрассудкам и нелепым условностям глубокое презрение. Да, она знала нравы света, как и то, что обладает красотой и редким умением нравиться.
1 2 3 4 5 6