– Им не следует жаловаться на правила.
– Да, конечно, Джесси поступает так, как угодно ей, – согласилась Урсула. – Пойдем, Джеймс нам пора. Нелда, передайте мужу наше почтение. Элис и Аллен, желаю хорошо провести день. Увидимся завтра в церкви.
Джеймс улыбнулся Нелде, поспешно шагнувшей к нему навстречу.
– От меня пахнет, как от взмыленного коня, поэтому вам лучше держаться подальше. Если увидите отца, передайте, что сегодня я буду в его конюшнях с бутылкой лучшего кларета, хотя уверен, что он уже на это рассчитывает. Пусть злорадствует сколько душе угодно.
– Вы и мои отец по-прежнему пьете вместе?
– Когда я выхожу победителем, он появляется в Марафоне с бутылкой шампанского.
– Но в таком случае, – заметила Элис, – вам следует привезти кларет Джесси. Именно она сегодня победительница, а не ее отец.
– Но это его конюшня, – возразил Джеймс, жалея, что здесь нет соплячки, – по крайней мере можно было бы снова пересчитать ее веснушки.
Это в два счета отбило бы у нее охоту открывать рот в присутствии старших.
– Я все расскажу матери, – пообещала Нелда. – Отца в последнее время почти не вижу. А что касается Джесси... к чему нам встречаться? Не правда ли, она ужасно странная? И я не согласна с Элис, что бы она ни говорила. Дамам необходим этикет, иначе, что стало бы с цивилизацией?! И очаровательные джентльмены нужны, чтобы защищать нас, наставлять, ободрять и...
– Какой длинный список, – пробормотала Урсула, нетерпеливо сжимая руку мужа.
Джеймс, чистосердечно считавший Джесси самым неестественным и неприятным созданием противоположного пола, торопливо вступился:
– Она вовсе не такая уж странная, Нелда. И кроме того; Джесси – ваша сестра. Не расстраивайтесь и до свидания. Джифф, увидимся завтра.
– Мама тоже будет в церкви, – мрачно напомнила Урсула, хотя ее глаза лукаво сверкнули.
– Что ж поделаешь, – пробормотал Джеймс и, самоуверенно усмехнувшись, начал пробираться сквозь редеющую толпу.
– Ну, – объявила Нелда Карлайсл, сияя ослепительной, как полуденное солнце, улыбкой, – и мне тоже пора. Урсула, надеюсь, теперь, когда мы обе стали замужними дамами, будем видеться почаще. Возможно, я выберусь навестить тебя! Мне в конце концов удалось убедить мистера Карлайсла купить очень милый городской особняк на Джордж-стрит. Это довольно близко от твоего дома, не так ли?
– Да, – согласилась Урсула, при этом со злостью подумав:
«Я немедленно перееду на Феллз-Пойнт, если ты появишься в городе, Нелда. Была б ты немного поделикатнее, заигрывая с моим бедным братом! О Господи, какой громкий скандал разразится, если Нелда умудрится подцепить Джеймса на крючок! Нет-нет, брат никогда не охотится в чужих угодьях!»
Урсула и Джифф молча наблюдали, как Нелда наклоняется к Элис, которая была гораздо ниже ростом, кладет руку на ее рукав и что-то говорит, а потом мило улыбается Аллену Белмонду, хотя, насколько знала Урсула, она терпеть его не может.
– О чем ты думаешь, Урс?
– Я? О, всего лишь о том, что Феллз-Пойнт – прелестное местечко.
– Ты там была недавно?
– Нет, просто поверь мне на слово.
Глава 2
Если бы лорд Дерби в 1780 году не угадал, какой стороной упадет монета, возможно, сейчас это называлось бы Кентукки Банбери.
Исторический анекдот
Светила огромная круглая луна. Сейчас, в конце марта, погода была довольно теплой – лишь легкий ночной ветерок шелестел в ярко-зеленой весенней листве, только что распустившейся на огромных старых дубах, росших вдоль подъездной аллеи фермы Уорфилдов.
Джеймс трусил рысцой на Соубер Джоне, жеребце таком же сером, как оловянная чаша великолепной работы, украшавшая обеденный стол в гостиной, насвистывая при этом английские политические куплеты, с год назад сочиненные Дачесс. Дачесс, иначе говоря, графиня Чейз, одна из английских Уиндемов, была неиссякаемым источником новых и весьма остроумных идей. Впрочем, это неудивительно, если учесть полнейшее безумие Георга IV и невыносимый идиотизм британских политиков, постоянно снабжавших ее невероятно скандальными сюжетами. Кроме того, и мелодия оказалась запоминающейся и, конечно, довольно лихой.
Джеймс улыбнулся, представив, как Маркус Уиндем, граф Чейз и муж Дачесс, лежа в ванне, поет во весь голос куплеты ее сочинения, а горничные, пробегая по коридору мимо огромной хозяйской спальни в Чейз-парк, переглядываются и весело хихикают.
Джеймс легонько потрепал коня по холке. Двадцатилетний жеребец был главной надеждой и опорой конного завода. Его отпрыски участвовали в скачках на четыре мили по всей Америке – от Массачусетса до Кентукки. Соубер Джон был чистокровным породистым конем, настоящим стайером, о выносливости которого ходили легенды. Теперь же его слава жеребца-производителя обошла все племенные фермы.
Яркий лунный свет отражался от белоснежной деревянной ограды, также выстроенной вдоль подъездной аллеи. Племенная ферма и конюшни Уорфилдов были доходным и хорошо управляемым предприятием. Джеймс восхищался ими и мечтал лишь о том, чтобы в один прекрасный день добиться такого же успеха с Марафоном. Особенно нравился ему этот белый бесконечный забор, простиравшийся насколько хватало глаз и исчезавший в темноте за дубовой рощицей. Господи, сколько же сил понадобилось, чтобы выкрасить эту проклятую изгородь! Он подъехал к конюшням, и молодой чернокожий раб выбежал навстречу, чтобы взять у него поводья. Джеймс швырнул ему монету:
– Разотри его хорошенько, Джемми.
За спиной раздался густой хриплый бас:
– Продай мне Соубер Джона.
– И не мечтай об этом, Оливер.
Хозяин и гость обменялись рукопожатием. Волосы старика были еще краснее, чем у соплячки, хотя в отличие от ее косм были пронизаны серебряными прядями и казались такими же серовато-рыжими, как щетка, которой Джеймс каждое утро причесывался. Выцветшие голубые глаза, тоже не похожие на глаза соплячки, – влажно-зеленые, цвета мокрого мха на берегу пруда с грязной водой, в самой середине болот, – пристально смотрели на гостя.
– На сегодняшних скачках у тебя было четыре победителя – и все они от Фра Така. Эта двухлетка Мисс Луиза – она еще долгие годы будет брать первые места, если с ней ничего не случится, конечно. Тебе Соубер Джон ни к чему.
– Да будь он моим, ты бы навсегда остался не у дел, мой мальчик.
– Надеюсь, эта мысль грызет тебя по ночам, не давая спать.
Оливер тяжело вздохнул.
– Я старею. Недуги и без того лишают сна. О дьявол, да будь мне столько лет, сколько тебе, я бы украл Джона, вызвал бы тебя на дуэль и всадил пулю в живот. Но теперь мне остается лишь подвывать и лаять, словно старому беззубому псу.
– Старому псу, который обожает кларет.
Оливер Уорфилд расплылся в улыбке, обнажив потемневший передний зуб, которому скоро предстояло пасть жертвой дантиста.
– У тебя три победителя – не так плохо для новичка в этом деле, и было бы больше, не сломай ногу твой жокей Редкот.
– Он не сломал бы ее, если бы этот мерзавец из Ричмонд Рай не прижал его к дереву.
– Тебе следует раздать своим жокеям пистолеты, Джеймс, некоторые владельцы так и поступают, сам знаешь. Входи, мальчик мой. Где кларет? Мне не терпится немного позлорадствовать. Джесси велела мне как следует над тобой поиздеваться, особенно после того, что ты пытался с ней сегодня сделать.
– Вряд ли это возможно.
– Что именно?
– Пытаться сделать что-то с Джесси. По-моему, она просто смазывает седло клеем, прежде чем сесть. Мне пришлось бы силой ее отрывать!
Джеймс направился вслед за Оливером в большую контору, пристроенную в конце конюшни. Здесь уже горели четыре лампы. В воздухе стояла густая смесь запахов кожи, лошадиного пота, сена и льняного масла. Джеймс полной грудью вдыхал знакомые, любимые с детства запахи. Оливер показал ему на глубокое кожаное кресло, а сам, откупорив бутылку, налил себе и гостю по солидной порции кларета.
– За твою победу, – выдавил из себя Джеймс ненавистный тост.
Оливер прекрасно понимал это, старый ублюдок.
– За мою победу, – подтвердил он, чокаясь с гостем, и осушил залпом едва ли не полбокала. – Много народу было сегодня на скачках? Мне пришлось уехать пораньше. Проклятая подагра с каждым годом становится все подлее.
– Доктор Денси Хулахен, конечно, не раз предупреждал тебя, что кларет вреден при подагре.
– В таком случае тебе нужно выигрывать почаще.
– Черт, не я же виноват в твоей подагре.
– Не ты, так твой проклятый кларет. Стоит мне выиграть, и ты уже тут как тут, да еще и с бутылкой.
– Да, лучшего чертова кларета.
Оливер Уорфилд, широко улыбнувшись, вновь поднял бокал.
– За мою проклятую подагру и твой чертов превосходный кларет. Ну, мальчик, много ротозеев явилось на скачки?
– Довольно много, и среди них немало дам, что само по себе неплохой знак. Пуритане из кожи лезут, чтобы объявить скачки вне закона, но, думаю, здесь у них ничего не выйдет. Таких грешников, как мы, не сосчитать.
– Это верно. Ах, как приятно позлорадствовать! Я всегда после этого чувствую себя лучше. В теплый солнечный день никогда нет недостатка в зрителях. Жаль, что я не высидел до конца.
– И для пущего веселья несколько человек переломали кости, – буркнул Джеймс. – Послушай, Оливер, я лишь немного подтолкнул Джесси. И не пытался по-настоящему сбросить ее. Просто хотел стереть с ее рожицы эту ухмылку.
– А она утверждает совсем другое, но, говоря по правде, Джесс всегда недолюбливала тебя, Джеймс. Не понимаю, почему она так тебя не выносит. Странно, моя девочка ничуть не похожа на ханжу, нет, сэр, только не она. Но вот с самой первой встречи терпеть тебя не может... когда это было? Не меньше шести лет назад. Совсем малышкой была.
– Она в жизни не была малышкой! И в четырнадцать лет особенно – одни ноги да острый язык.
– Что же, наверное, ты прав, – согласился Оливер. – Зато она здорово побила тебя, Джеймс. Джеймс налил себе и ему еще кларета.
– За твою победу, – снова повторил он, зная, что придется еще не раз произнести эти слова, прежде чем вечер окончится.
Господь свидетель, чтобы дожить до этой счастливой минуты, ему понадобится немало кларета.
– Так много побед за все эти годы, – задумчиво произнес Оливер, ослабив галстук.
Возраст давал ему право иногда пофилософствовать, особенно с Джеймсом, молодым и неопытным. Правда, выигрыш куда лучше философии, но и то и другое... о чем еще мечтать пожилому человеку?!
– Тебе, конечно, известно, что конюшни Уорфилдов были построены еще в начале XVIII века моим дедом. Да-да, он как раз приплыл из Бристоля, худой, как палка, от того, что все плавание его выворачивало наизнанку. Приехал всего с одной скаковой лошадью, но полный юношеского оптимизма...
Оливер сделал большой глоток и вздохнул.
– От отца к сыну, от отца к сыну. По мужской линии. А я... только и смог, что наплодить кучу дочерей. Три чертовы девки! Достаточно, чтобы довести до слез любого мужчину.
– Ты говоришь о них, как о кобылах Карла II.
– Нет, они не столь высоко ценятся!
– Может, это начало женской линии Уорфилдов.
– Вряд ли. На что годятся девчонки? Выходят замуж, покидают родительский дом, изменяют фамилии и рожают – детей, а не жеребят. Я не жалуюсь. Таково их предназначение. Погляди на моих женщин. Всего один муж, да и то старше меня. Видел его тощие ножки и огромное брюхо? Весь сморщенный, как прошлогодняя картошка! Я всего лишь покачал головой да сказал Нелде, что она круглая дура, но ее мамаша велела мне не совать нос в чужие дела и заниматься лошадьми. Старый Брамен богат, ничего не скажешь. Что прикажешь делать отцу?!
– Нелда, кажется, счастлива, – не колеблясь объявил Джеймс, покривив душой. – Я видел ее сегодня. Не волнуйся, Оливер, что сделано, то сделано. Наслаждайся жизнью со всеми ее недугами и болячками. Скоро получишь еще одного зятя. Гленда – красивая девушка с хорошим приданым, мужчины так и вьются около нее. О чем тебе тревожиться?
– Ты забыл о Джесси.
– А в чем дело?
Джеймс отхлебнул кларета. Бокалы были старыми, с отбитыми краями, но неплохого качества и когда-то украшали обеденный стол. Наверное, миссис Уорфилд до сих пор свято верит, что они давно уже выброшены на помойку.
– Она повзрослеет, забудет о той чепухе, которой забита ее голова, и захочет стать женой и матерью, как все остальные женщины, только дай ей время.
– Бедняжка. Ей следовало родиться мальчиком. Джесси вся в меня, сплошные гордость, упрямство и ехидство. Даже унаследовала мои рыжие волосы. А что касается веснушек на носу... миссис Уорфилд все твердит, что в этом моя вина, не стоило, мол, ей разрешать носиться по полям и лугам, как дикому жеребенку.
Джеймс ничего не ответил. Обоим было прекрасно известно, что у леди не должно быть ни веснушек, ни обветренных губ.
Оливер Уорфилд мрачно свел густые красные брови.
– Джесси не хочет выходить замуж. Сама сказала мне это на прошлой неделе.
Джеймс совсем притих. Взглянув на почти пустую бутылку кларета, он пожалел, что не принес две.
– Заявила, что все мужчины свиньи, эгоисты и к тому же близоруки.
– Немного сильно сказано даже для такой ехидины, как Джесси, не находишь?
– Ей никогда не хватало терпения и выдержки там, где дело не касалось лошадей.
– В жизни не считал себя близоруким.
– Ты молод. И, конечно, близорук. Поэтому Нелда и вышла за старого Брамена. Устала тебя дожидаться. Правда, теперь это уже не важно. У Брамена денег больше, чем мы с тобой, вместе взятые, скопим за всю жизнь. Только не вздумай стать любовником Нелды. Да, Джеймс, я не глухой и не слепой и знаю, что Нелда хотела бы затащить к себе в постель здорового молодого мужчину. И хочет она именно тебя. Но что мне делать с Джесси? Налей-ка еще кларета. У тебя хороший погреб, Джеймс. Думаю, пора заставлять проигравшего приносить две бутылки. Сегодня явно не хватило. Но как я уже говорил, миссис Уорфилд во всем винит меня, дескать, я разрешил Джесси носить бриджи и ездить верхом по-мужски, и теперь она совсем не похожа на женщину и превратилась в какое-то странное, неестественное создание. Джесси все твердит, что быть женщиной скучно, а юбки слишком ее стягивают. Заявляет, что не собирается гулять в туфлях, которые постоянно жмут. И не желает обращаться с мужчинами так, будто все они до единого умны и очаровательны, ведь это чистое вранье. Мужчины женятся и толстеют, а потом еще и рыгают за обедом. Она считает всех их идиотами, которые к тому же ничего не смыслят в верховой езде. Не знаю только, что она хочет всем этим сказать, но зато Джесси – чертовски хороший жокей, уж это точно. Вот Гленда у нас красотка, в самый раз для тебя и к тому же настоящая леди. Согласен, Джеймс?
Джеймс поспешно глотнул кларета. Он не так уж хорошо знал Гленду, но, судя по страдальческим взглядам Урсулы, девушка избалована так же, как и ее прелестная сестрица. По крайней мере Джесси нельзя назвать капризной. Просто соплячка, но ничуть не испорчена. Что же касается Гленды, та играла на арфе и декламировала стихи, которые сама же сочиняла. От декламации ему удалось отделаться, но вот от музыки...
– Гленда любому мужчине станет прекрасной женой. Милая и такая воспитанная!
Джеймс что-то буркнул. Гленда была маленькой и кругленькой, с прелестными грудками, которые привыкла обнажать гораздо сильнее, чем остальные знакомые девушки. Иногда она жеманно пришептывала, что, по-видимому, было в большой моде среди балтиморского общества. Кроме того, она имела весьма неприятную привычку время от времени пристально разглядывать проступающие сквозь брюки чресла. Однажды Джеймсу пришлось поспешно скрыться за огромной комнатной пальмой, чтобы избежать подобных знаков внимания.
Он допил кларет. Сладкое тягучее вино теплым комом покатилось в желудок.
– Я здесь, чтобы позволить тебе позлорадствовать, Оливер, только и всего, так что оставь свои попытки женить меня на одной из оставшихся дочерей.
– Верно, но нужно же человеку думать о будущем! Если женишься на Гленде, сможешь объединить заведение Уорфилдов со своим Марафоном. Как велика твоя племенная ферма в Англии?
– Кэндлторп? Вполовину меньше Марафона. Граф Ротермир, который владеет...
– Я знаю все о семействе Хоксбери, Джеймс. У него один из лучших заводов в северной Англии. Я слышал, Филип Хоксбери женился на шотландке, настоящей волшебнице во всем, что связано с лошадьми.
– Да, Френсис молодчина. Просто поразительно, как она разбирается в лошадях! Она и Зигмунд, мой старший конюх, присматривают за моим жеребцом-производителем, пока я в Америке. Соубер Джон у меня от Экстази, из конюшен Ротермира, а его лошади – потомки араба, Годолфина.
– Продай мне Соубер Джона.
– Забудь об этом, Оливер.
– Придется, – кивнул Оливер. – Но я от тебя не отстану; может, придется даже послать одну из моих девочек, чтобы тебя смягчить.
– Только не Джесси. Она скорее сунет мне кинжал между ребер!
Джеймс вытянул длинные ноги.
– Больше тебе не побить меня, Оливер, – объявил он, прикрыв глаза и скрестив руки на груди.
1 2 3 4 5 6 7