Констанция успокоила сестру и пообещала обсудить все, но чуть позже.
Когда конюх вывел пони с Ходерн на спине за ворота замка, графиня вновь залюбовалась дочерью.
Лучи солнца пробивались через ветви деревьев, становилось заметно теплее, но после весенних дождей дорожка к реке еще не высохла, хотя земля уже стала подсыхать.
Ходерн на своем пони ехала сзади Констанции, упрашивая грума дать ей вожжи. Наконец девочке удалось уговорить его и она вырвалась вперед, объехала мать и помчалась к берегу реки. Биатрис извивалась в седле графини, умоляя, чтобы се спустили с лошади и разрешили подойти к реке посмотреть на рыб. Констанция спустила дочь с лошади и медленно ехала рядом, а груму приказала следовать за Ходерн.
Солнце припекало, деревенские ткачи были на противоположном берегу, но графиня их не видела. Она ехала и думала о том, что после свадьбы поедет на север к Томасу Моресхолду и немного поживет там. Он очень хороший и добрый человек…
Очнувшись от своих мыслей, она крикнула груму, чтобы тот вместе с Ходерн направлялся к часовне. Грум взял вожжи у девочки и стал поворачивать ее пони. Констанция издалека наблюдала за рабочими, когда вдруг услышала пронзительный крик Ходерн.
Когда графиня повернулась в их сторону, то увидела колонну странных рыцарей в белых туниках. Они скакали прямо на нее. Один из рыцарей выхватил у растерявшегося грума вожжи и потянул пони к себе. Констанция нагнулась и быстро посадила онемевшую от ужаса Биатрис к себе в седло. Графиня видела, как рыцарь подхватил Ходерн с пони и перекинул к себе через седло.
Держа вожжи в одной руке, другой придерживая в седле дочь, Констанция пришпорила лошадь. Она помчалась к рыцарю, у которого была Ходерн. Биатрис вопила от страха, но графиня не обращала на нее никакого внимания. Она уже была почти рядом с рыцарем, когда почувствовала как кто-то схватил ее кобылу за вожжи и потащил ее лошадь за собой. Они скакали через лес по деревенской дороге к мосту.
Леди Морлакс кричала, чтобы человек остановился. Они были на ее земле. Вероятно, они сошли с ума, если вытворяют такое. Она старалась освободиться от рыцаря, который вел ее лошадь, и одновременно держала плачущую дочь.
Подъехав к мосту, в лучах солнца графиня увидела высокую мужскую фигуру с золотистыми волосами, в рваной одежде и стоптанных башмаках. На мгновенье она потеряла дар речи, узнав в нем Сенрена, а потом громко закричала. Увидев ее, Сенрен побежал к ней.
Толпа рыцарей на лошадях мчалась ему навстречу. Констанция, уверенная, что они убьют его, кричала как сумасшедшая. Он был один, без оружия, против толпы вооруженных рыцарей. Храбрый жонглер шел на верную смерть ради нее!
Неожиданно ее кобыла споткнулась, и рыцарь на мгновение выпустил вожжи. Графиня спрыгнула с лошади и вместе с истерично орущей дочерью побежала вперед. Рыцари были со всех сторон.
Констанция видела, как Сенрен сдернул одного из рыцарей с лошади и выхватил его меч. Графине хотелось закрыть глаза и не видеть того, что неумолимо должно было случиться, ей хотелось молиться. Но глаза не закрывались, и она, объятая страхом, смотрела, как он дерется, выкрикивая слова на незнакомом ей языке.
Внезапно рыцари спешились и упали в грязь. Они лежали в своих белых туниках лицом вниз. Нанося побои, Сенрен кричал на них, находясь в каком-то диком возбуждении, но рыцари даже не пытались сопротивляться. Жонглер подбежал к рыцарю, в седле которого сидела Ходерн, и вырвал девочку из его рук.
— Чертова свинья! — прокричал он на немецко-саксонском.
Констанция понимала только некоторые слова. Держа Ходерн в руках, он поскакал к графине, которая уже села на свою лошадь и ехала ему навстречу мимо все еще лежащих на земле неподвижных рыцарей.
Обезумевшая от страха Биатрис еще не пришла в себя — она продолжала всхлипывать, ее всю трясло.
Когда они встретились, графиня не могла произнести ни слова. Она только знала, что Сенрен — такой большой, смелый, с золотыми волосами и сияющими сапфировыми глазами, — был рядом.
Сенрен спешился с лошади и попытался поставить Ходерн на ноги, но девочка была слишком напугана, ноги не слушались ее. Молодой человек взял ее на руки, и девочка доверчиво обняла его за шею и затихла.
— Констанция, дорогая моя, я возвращаюсь к тебе, — тихо сказал Сенрен.
Графиня молча смотрела на Сенрена и свою дочь на его руках.
ГЛАВА 29
Сенрен указал ей на лежащих в грязи рыцарей и на их предводителя в каком-то странном шлеме с белым пером.
— Его имя — Сигурд Клессен. Он — человек императора Генри, так же, как и все они. Они не оставляли меня в покое в Париже, когда я был студентом, следовали за мной после катастрофы с Абелардом… Они преследовали меня все это время, устраивая засады на дорогах, но не были достаточно умны, чтобы поймать. И вот эта попытка устроить ловушку на твоей земле, а тебя сделать приманкой…
Констанция едва понимала его слова, их смысл доходил до нее с трудом. Слова Сенрена, что он возвращается к ней, уносили ее из реальности. Ей хотелось кричать и плакать, хотелось броситься в его объятия.
В это время их грум, без единой кровинки в лице, смертельно напуганный всем произошедшим, подъехал к ним с пони для Ходерн. Он с испугом смотрел на огромного рыцаря, неподвижно лежащего на земле в ногах у Сенрена. Остальные рыцари также лежали в грязи, их туники из белых стали грязно-серыми.
Констанция передала Биатрис груму.
Графиня едва могла переводить дыхание от волнения, которое охватывало ее всякий раз при близости Сенрена. Она смотрела на него и вспоминала этот голубой шерстяной жакет, сейчас уже совсем поношенный и кое-где рваный. Когда-то он был новым и очень шел ему…
Влияние Сенрена на Констанцию всегда было сильным, могущественным. Она не могла оторвать взгляда от его сильного тела, его глаз небесного цвета, графиня чувствовала, как внутри у нее поднимается горячая волна желания. Леди Морлакс переспросила:
— Я — приманка?
Она ничего не понимала.
Жонглер внимательно смотрел на нее.
— Да, приманка. Клессен знал, что я обязательно приду на помощь, если тебе будет угрожать опасность. Я возвращаюсь к тебе, чтобы быть твоим рабом, певцом, поэтом, твоей игрушкой… всем, чем ты захочешь. Я испытал свои чувства, разобрался в себе. Я теперь твердо уверен, что хочу только тебя и очень в тебе нуждаюсь. Я думал, что сердце мое принадлежит другой, но ошибался, принимая жалость за любовь… — Он перестал говорить и они некоторое время молча смотрели друг на друга.
Группа людей спешила к мосту из деревни, они размахивали граблями и косами. Люди шли защищать свою хозяйку. Клессен поднял голову, но Сенрен ударил его, и он опять уткнулся лицом в грязь.
Констанция на минуту закрыла глаза. Ее сердце истосковалось, истомилось без Сенрена. Только что, он сказал ей те слова, которых она ждала, ждала так долго. Она услышала эти неистовые, невозможные слова, что он любит ее, что будет ее поэтом, певцом…
Она увидела, как ее крепостные бежали защищать ее, но, увидев распластанных на дороге рыцарей, остановились в замешательстве.
Его сердце не принадлежит Хелоизе! В нем только жалость, но не любовь. Матерь Божья! Именно это она страстно желала услышать!
Сенрен вновь сказал, что его не отпустят, но Констанция опять не поняла его. Жонглер ткнул своим растоптанным башмаком лежащего у его ног огромного рыцаря, тот поднял голову и вопросительно посмотрел на Сенрена.
— Вставай и расскажи ей все, — приказал он ему.
Клессен послушно встал, его лицо по цвету напоминало дубовую кору, глаза были тусклыми и ничего не выражали. Он отряхнулся, передвинул свой тяжелый меч за спину и, развязав кожаную сумку размером с человеческую голову, которая была привязана к его ремню, достал оттуда толстую, сделанную из золота древнюю корону, отделанную пурпурными камнями. Корона переливалась в солнечном свете разными огнями.
Рыцарь опустился на колени. Констанция инстинктивно отшатнулась. Клессен поднял корону над головой — лучи солнца, пробивавшиеся через деревья, осветили корону. Другие рыцари тоже поднялись с земли и стояли на коленях, склонив головы.
Клессен торжественно произнес:
— Принц Конрад! Мы приветствуем принца Конрада, саксонского рыцаря!
Графиня Морлакс повернула голову к Сенрену и спросила, заикаясь, правильно ли она поняла, что он принц?
Жонглер только пожал плечами и равнодушно ответил:
— Да, правильно. К тому же саксонский герцог. Мой дядя, Лофар, должен быть императором, конечно, после смерти настоящего импертора Генри. И оба они хотели, чтобы я жил в Германии, а не бродяжничал по дорогам Англии, зарабатывая себе на кусок хлеба песнями и фокусами, как бродячий менестрель. Болваны, которых они послали, целый год охотились на меня, но не могли поймать. Но сейчас их желание наконец исполнилось, страдания увенчались успехом. Они прекрасно знают, что я не хотел этого и желал бы видеть их всех в аду.
Констанция была поражена его спокойствием, его иронией. Минуту назад она была самая счастливая из женщин на земле, она хотела предложить ему своей замок, землю, поместья. Графиня вспоминала, с какой страстью он предложил ей стать ее певцом, поэтом, рабом… Слезы выступили на ее глазах, леди уже успела забыть, каким жестоким он может быть.
Сенрен внимательно наблюдал за ней, по ее лицу он понял, какие чувства завладели ею. Прижав ее к себе, он стал успокаивать:
— Бедная Констанция! Ты не заслужила таких страданий! Не надо плакать…
— Я не плачу! — перебила его графиня и гордо встряхнула головой.
Позади себя они услышали стук копыт. Это морлакские рыцари во главе со своим новым капитаном Лодгспризом галопом скакали по направлению к ним. Рыцари императора Генри, стоявшие на коленях посередине дороги, не шевелились. Рыцари Констанции приблизились к ним насколько было возможно и во весь голос стали звать ее.
Жонглер улыбнулся своей саркастической улыбкой.
— Эти рыцари не двинутся с места, даже если ваши воины станут рубить их на куски. Они обучены, так же как и я. Знаешь, Констанция, я старался жить по-другому. Быть мудрее, добрее, но несмотря ни на что, я все еще такой же дикий, как они. Смотри… — Он поднял меч над головой рыцаря с короной в руках. — Графиня! Я сейчас отрублю его собачью голову за то, что он испугал вас и ваших детей…
Он не успел договорить, как Констанция бросилась вперед и, схватив его за руку, громко закричала:
— Нет! Святая Дева Мария! Нет! Не убивай его, ради всего святого, не делай этого!
Рыцарь, прекрасно понявший намерения Сенрена, даже не пошевелился, как будто речь шла совсем не о нем. Констанция заплакала. Ей казалось, что она сходит с ума, окруженная неподвижными рыцарями, стоящими на коленях с опущенными головами. Она снова стала кричать:
— Если хочешь наказать его, лучше сделай рабом, пусть работает на полях!
Сенрен опустил саксонский меч.
— Сделать его рабом? Вы хотите, чтобы я сделал известного крестоносца Сигурда Клесссна рабом? Чтобы он работал на ваших полях или на моих? — с издевкой спросил он.
Графиня смутилась, неопределенно пожав плечами. Ей не хотелось сейчас думать о каком-то, пусть и известном, крестоносце.
Констанция знала, что Сенрен вернется в Германию. Она всегда чувствовала в нем какую-то тайну, чувствовала его силу, надменность, высокомерие и не могла понять, откуда в простом жонглере все это. Нередко графиня спрашивала себя, может быть, он разоренный, обесчещенный дворянин, все надежды которого потерпели крушение, или бывший монах, а возможно, разжалованный рыцарь. Но ответа на эти вопросы не было. Она никогда не думала о нем как о принце, такое даже не приходило ей в голову.
Сенрен отступил от рыцаря и обнял графиню.
— Поцелуй меня, Констанция! — попросил он с мольбой в голосе.
Ее поцелуй был нежным, мягким и страстным одновременно, глаза графини закрылись сами собой.
Она открыла глаза, услышав, как он говорит, что поедет в Саксонию только с ней. Родственники убеждают его выбрать себе жену в Саксонии, но Констанция — единственная, кого он хочет, единственная, при одном взгляде на которую у жонглера начинает закипать кровь.
Сенрен остановился, перевел дух и продолжил:
— Я, наконец, понял, что любовь — превыше всего, что она может вынести все. Раньше, к сожалению, я этого не понимал. Впрочем, раньше я не понимал многого… Но сейчас я знаю твердо, что ты — моя единственная любовь, мое сердце. В тебе вся моя жизнь, только с тобой моя душа отдыхает. Поверь, это великий дар, данный тебе Господом. Я…
Констанция попыталась что-то сказать ему, но Сенрен остановил ее:
— Нет, не говори ничего. Я сказал еще не все, что хотел… А сейчас я очень хочу услышать, что ты тоже любишь меня. Ты ведь любишь меня? Ты не лгала мне? — спросил он, и графиня, услышав страх в его голосе, страх, который жонглер искусно прятал, поспешила успокоить его:
— Нет! Я никогда не лгала тебе.
Сенрен улыбнулся и продолжил:
— Я возьму тебя к императору, ты поправишься, окрепнешь в Саксонии, познакомишься с моим дядей. Боже! Как Лофар будет ненавидеть тебя!
В этот момент к ним подошел ее новый капитан и, услышав последние слова жонглера, нахмурился.
— Миледи! Прикажите мне схватить этого негодяя!
Но в ответ графиня лишь отрицательно покачала головой. Сейчас ей не хотелось ничего объяснять Лодгспризу.
Жонглер бросил меч в грязь и со страстью притянул графиню к себе.
— Пойдем со мной, Констанция! Я богат, у меня есть поместья, владенья, и ты сможешь быть хозяйкой, управлять всем этим, организовывать школы… Я ничего не прошу, только люби меня и будь со мной рядом! Всегда рядом! Ты мне очень нужна, и я не поеду в Германию без тебя!
Боже! Ее дети! Они были рядом и смотрели на них широко открытыми глазами. Сенрен огляделся и предложил поехать в Морлакс и там еще раз поговорить обо всем спокойно.
Графиня только кивнула головой. Жонглер посадил Ходерн на пони — девочка уже пришла в себя и могла ехать самостоятельно, — подал неуловимую команду саксонским рыцарям. Они поднялись с колен, звякая шпорами и кольчугами. Сенрен нагнулся и взял у, все еще стоящего на коленях, Клессена аметистовую корону и привычным жестом надел ее себе на голову.
Сенрен был одет в поношенную, рваную одежду, его башмаки совсем стоптались, но все это не могло умалить его достоинств, скрыть природную гордость, умение держать себя. Морлакские рыцари, глядя на него, не могли сдержать удивления и изумления, наблюдая за чудесным превращением простолюдина в герцога.
Теперь уже саксонский герцог, принц Конрад подсадил графиню Морлакс на лошадь. Ее одежда при этом немного распахнулась, и она увидела, как метнулся его взгляд… Констанция на миг закрыла глаза и прошептала молитву.
За последние часы слишком многое произошло с графиней, и она растерялась. Констанция стала говорить себе, что не может ехать в Саксонию, это сумасшествие! Она должна через три дня выйти замуж за Томаса Моресхолда и не может покинуть своих сестер, они нуждаются в ней. Наконец, король Генри накажет ее, она может потерять свои земли, потерять Морлакс. К тому же Сенрен сказал ей, что его родственники не примут ее и будут ненавидеть.
Леди Констанция Морлакс все это прекрасно понимала и осознавала, но вместе с тем у нее было чувство, что она размышляет и думает совсем не о себе. Она сама была слишком счастлива, громко смеялась, и улыбка не сходила с прелестных губ графини.
Они повернули на дорогу, ведущую к замку. Верные рыцари ехали чуть позади, а саксонские рыцари, сопровождаемые шумной толпой деревенских жителей, за ними.
Сенрен гордо восседал на лошади саксонского рыцаря рядом с Констанцией. Он не переставал уговаривать ее:
— Останься со мной, дорогая. Все, что мне необходимо, — это твое присутствие…
Но Констанцию не надо было уговаривать, она все уже решила, ее сердце разрывалось от радости. Графиня знала, что делать. Томас Моресхолд — хороший, добрый человек, он простит ее.
Констанция ехала молча и улыбалась. Графиня носила под сердцем ребенка, ребенка Сенрена, и была уверена, что для него не играло никакой роли, мальчик это или девочка. Она знала, что он будет несказанно рад, когда узнает, что станет не только мужем, но и отцом.
В ее ушах опять и опять звучали слова Сенрена: «Все, что мне необходимо, — это твое постоянное присутствие…»
Леди Морлакс и принц Конрад смотрели друг на друга и улыбались, и никого в этом мире для них сейчас не существовало.
ЗАМЕТКИ АВТОРА
Абелард и Хелоиза жили в часовне. Она — как аббатиса, настоятельница, он — в роли философа, без сомнения гениального. Его работы касались церковной диалектики, но наиболее известны стали его искренние и откровенные письма к Хелоизе.
Их сын, Питер Астролейб, полностью посвятил себя церкви и умер монахом в двадцать лет.
Хелоиза — одна из наиболее образованных женщин средних веков, — достигла статуса аббатисы, но в душе так и не смирилась со своей судьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Когда конюх вывел пони с Ходерн на спине за ворота замка, графиня вновь залюбовалась дочерью.
Лучи солнца пробивались через ветви деревьев, становилось заметно теплее, но после весенних дождей дорожка к реке еще не высохла, хотя земля уже стала подсыхать.
Ходерн на своем пони ехала сзади Констанции, упрашивая грума дать ей вожжи. Наконец девочке удалось уговорить его и она вырвалась вперед, объехала мать и помчалась к берегу реки. Биатрис извивалась в седле графини, умоляя, чтобы се спустили с лошади и разрешили подойти к реке посмотреть на рыб. Констанция спустила дочь с лошади и медленно ехала рядом, а груму приказала следовать за Ходерн.
Солнце припекало, деревенские ткачи были на противоположном берегу, но графиня их не видела. Она ехала и думала о том, что после свадьбы поедет на север к Томасу Моресхолду и немного поживет там. Он очень хороший и добрый человек…
Очнувшись от своих мыслей, она крикнула груму, чтобы тот вместе с Ходерн направлялся к часовне. Грум взял вожжи у девочки и стал поворачивать ее пони. Констанция издалека наблюдала за рабочими, когда вдруг услышала пронзительный крик Ходерн.
Когда графиня повернулась в их сторону, то увидела колонну странных рыцарей в белых туниках. Они скакали прямо на нее. Один из рыцарей выхватил у растерявшегося грума вожжи и потянул пони к себе. Констанция нагнулась и быстро посадила онемевшую от ужаса Биатрис к себе в седло. Графиня видела, как рыцарь подхватил Ходерн с пони и перекинул к себе через седло.
Держа вожжи в одной руке, другой придерживая в седле дочь, Констанция пришпорила лошадь. Она помчалась к рыцарю, у которого была Ходерн. Биатрис вопила от страха, но графиня не обращала на нее никакого внимания. Она уже была почти рядом с рыцарем, когда почувствовала как кто-то схватил ее кобылу за вожжи и потащил ее лошадь за собой. Они скакали через лес по деревенской дороге к мосту.
Леди Морлакс кричала, чтобы человек остановился. Они были на ее земле. Вероятно, они сошли с ума, если вытворяют такое. Она старалась освободиться от рыцаря, который вел ее лошадь, и одновременно держала плачущую дочь.
Подъехав к мосту, в лучах солнца графиня увидела высокую мужскую фигуру с золотистыми волосами, в рваной одежде и стоптанных башмаках. На мгновенье она потеряла дар речи, узнав в нем Сенрена, а потом громко закричала. Увидев ее, Сенрен побежал к ней.
Толпа рыцарей на лошадях мчалась ему навстречу. Констанция, уверенная, что они убьют его, кричала как сумасшедшая. Он был один, без оружия, против толпы вооруженных рыцарей. Храбрый жонглер шел на верную смерть ради нее!
Неожиданно ее кобыла споткнулась, и рыцарь на мгновение выпустил вожжи. Графиня спрыгнула с лошади и вместе с истерично орущей дочерью побежала вперед. Рыцари были со всех сторон.
Констанция видела, как Сенрен сдернул одного из рыцарей с лошади и выхватил его меч. Графине хотелось закрыть глаза и не видеть того, что неумолимо должно было случиться, ей хотелось молиться. Но глаза не закрывались, и она, объятая страхом, смотрела, как он дерется, выкрикивая слова на незнакомом ей языке.
Внезапно рыцари спешились и упали в грязь. Они лежали в своих белых туниках лицом вниз. Нанося побои, Сенрен кричал на них, находясь в каком-то диком возбуждении, но рыцари даже не пытались сопротивляться. Жонглер подбежал к рыцарю, в седле которого сидела Ходерн, и вырвал девочку из его рук.
— Чертова свинья! — прокричал он на немецко-саксонском.
Констанция понимала только некоторые слова. Держа Ходерн в руках, он поскакал к графине, которая уже села на свою лошадь и ехала ему навстречу мимо все еще лежащих на земле неподвижных рыцарей.
Обезумевшая от страха Биатрис еще не пришла в себя — она продолжала всхлипывать, ее всю трясло.
Когда они встретились, графиня не могла произнести ни слова. Она только знала, что Сенрен — такой большой, смелый, с золотыми волосами и сияющими сапфировыми глазами, — был рядом.
Сенрен спешился с лошади и попытался поставить Ходерн на ноги, но девочка была слишком напугана, ноги не слушались ее. Молодой человек взял ее на руки, и девочка доверчиво обняла его за шею и затихла.
— Констанция, дорогая моя, я возвращаюсь к тебе, — тихо сказал Сенрен.
Графиня молча смотрела на Сенрена и свою дочь на его руках.
ГЛАВА 29
Сенрен указал ей на лежащих в грязи рыцарей и на их предводителя в каком-то странном шлеме с белым пером.
— Его имя — Сигурд Клессен. Он — человек императора Генри, так же, как и все они. Они не оставляли меня в покое в Париже, когда я был студентом, следовали за мной после катастрофы с Абелардом… Они преследовали меня все это время, устраивая засады на дорогах, но не были достаточно умны, чтобы поймать. И вот эта попытка устроить ловушку на твоей земле, а тебя сделать приманкой…
Констанция едва понимала его слова, их смысл доходил до нее с трудом. Слова Сенрена, что он возвращается к ней, уносили ее из реальности. Ей хотелось кричать и плакать, хотелось броситься в его объятия.
В это время их грум, без единой кровинки в лице, смертельно напуганный всем произошедшим, подъехал к ним с пони для Ходерн. Он с испугом смотрел на огромного рыцаря, неподвижно лежащего на земле в ногах у Сенрена. Остальные рыцари также лежали в грязи, их туники из белых стали грязно-серыми.
Констанция передала Биатрис груму.
Графиня едва могла переводить дыхание от волнения, которое охватывало ее всякий раз при близости Сенрена. Она смотрела на него и вспоминала этот голубой шерстяной жакет, сейчас уже совсем поношенный и кое-где рваный. Когда-то он был новым и очень шел ему…
Влияние Сенрена на Констанцию всегда было сильным, могущественным. Она не могла оторвать взгляда от его сильного тела, его глаз небесного цвета, графиня чувствовала, как внутри у нее поднимается горячая волна желания. Леди Морлакс переспросила:
— Я — приманка?
Она ничего не понимала.
Жонглер внимательно смотрел на нее.
— Да, приманка. Клессен знал, что я обязательно приду на помощь, если тебе будет угрожать опасность. Я возвращаюсь к тебе, чтобы быть твоим рабом, певцом, поэтом, твоей игрушкой… всем, чем ты захочешь. Я испытал свои чувства, разобрался в себе. Я теперь твердо уверен, что хочу только тебя и очень в тебе нуждаюсь. Я думал, что сердце мое принадлежит другой, но ошибался, принимая жалость за любовь… — Он перестал говорить и они некоторое время молча смотрели друг на друга.
Группа людей спешила к мосту из деревни, они размахивали граблями и косами. Люди шли защищать свою хозяйку. Клессен поднял голову, но Сенрен ударил его, и он опять уткнулся лицом в грязь.
Констанция на минуту закрыла глаза. Ее сердце истосковалось, истомилось без Сенрена. Только что, он сказал ей те слова, которых она ждала, ждала так долго. Она услышала эти неистовые, невозможные слова, что он любит ее, что будет ее поэтом, певцом…
Она увидела, как ее крепостные бежали защищать ее, но, увидев распластанных на дороге рыцарей, остановились в замешательстве.
Его сердце не принадлежит Хелоизе! В нем только жалость, но не любовь. Матерь Божья! Именно это она страстно желала услышать!
Сенрен вновь сказал, что его не отпустят, но Констанция опять не поняла его. Жонглер ткнул своим растоптанным башмаком лежащего у его ног огромного рыцаря, тот поднял голову и вопросительно посмотрел на Сенрена.
— Вставай и расскажи ей все, — приказал он ему.
Клессен послушно встал, его лицо по цвету напоминало дубовую кору, глаза были тусклыми и ничего не выражали. Он отряхнулся, передвинул свой тяжелый меч за спину и, развязав кожаную сумку размером с человеческую голову, которая была привязана к его ремню, достал оттуда толстую, сделанную из золота древнюю корону, отделанную пурпурными камнями. Корона переливалась в солнечном свете разными огнями.
Рыцарь опустился на колени. Констанция инстинктивно отшатнулась. Клессен поднял корону над головой — лучи солнца, пробивавшиеся через деревья, осветили корону. Другие рыцари тоже поднялись с земли и стояли на коленях, склонив головы.
Клессен торжественно произнес:
— Принц Конрад! Мы приветствуем принца Конрада, саксонского рыцаря!
Графиня Морлакс повернула голову к Сенрену и спросила, заикаясь, правильно ли она поняла, что он принц?
Жонглер только пожал плечами и равнодушно ответил:
— Да, правильно. К тому же саксонский герцог. Мой дядя, Лофар, должен быть императором, конечно, после смерти настоящего импертора Генри. И оба они хотели, чтобы я жил в Германии, а не бродяжничал по дорогам Англии, зарабатывая себе на кусок хлеба песнями и фокусами, как бродячий менестрель. Болваны, которых они послали, целый год охотились на меня, но не могли поймать. Но сейчас их желание наконец исполнилось, страдания увенчались успехом. Они прекрасно знают, что я не хотел этого и желал бы видеть их всех в аду.
Констанция была поражена его спокойствием, его иронией. Минуту назад она была самая счастливая из женщин на земле, она хотела предложить ему своей замок, землю, поместья. Графиня вспоминала, с какой страстью он предложил ей стать ее певцом, поэтом, рабом… Слезы выступили на ее глазах, леди уже успела забыть, каким жестоким он может быть.
Сенрен внимательно наблюдал за ней, по ее лицу он понял, какие чувства завладели ею. Прижав ее к себе, он стал успокаивать:
— Бедная Констанция! Ты не заслужила таких страданий! Не надо плакать…
— Я не плачу! — перебила его графиня и гордо встряхнула головой.
Позади себя они услышали стук копыт. Это морлакские рыцари во главе со своим новым капитаном Лодгспризом галопом скакали по направлению к ним. Рыцари императора Генри, стоявшие на коленях посередине дороги, не шевелились. Рыцари Констанции приблизились к ним насколько было возможно и во весь голос стали звать ее.
Жонглер улыбнулся своей саркастической улыбкой.
— Эти рыцари не двинутся с места, даже если ваши воины станут рубить их на куски. Они обучены, так же как и я. Знаешь, Констанция, я старался жить по-другому. Быть мудрее, добрее, но несмотря ни на что, я все еще такой же дикий, как они. Смотри… — Он поднял меч над головой рыцаря с короной в руках. — Графиня! Я сейчас отрублю его собачью голову за то, что он испугал вас и ваших детей…
Он не успел договорить, как Констанция бросилась вперед и, схватив его за руку, громко закричала:
— Нет! Святая Дева Мария! Нет! Не убивай его, ради всего святого, не делай этого!
Рыцарь, прекрасно понявший намерения Сенрена, даже не пошевелился, как будто речь шла совсем не о нем. Констанция заплакала. Ей казалось, что она сходит с ума, окруженная неподвижными рыцарями, стоящими на коленях с опущенными головами. Она снова стала кричать:
— Если хочешь наказать его, лучше сделай рабом, пусть работает на полях!
Сенрен опустил саксонский меч.
— Сделать его рабом? Вы хотите, чтобы я сделал известного крестоносца Сигурда Клесссна рабом? Чтобы он работал на ваших полях или на моих? — с издевкой спросил он.
Графиня смутилась, неопределенно пожав плечами. Ей не хотелось сейчас думать о каком-то, пусть и известном, крестоносце.
Констанция знала, что Сенрен вернется в Германию. Она всегда чувствовала в нем какую-то тайну, чувствовала его силу, надменность, высокомерие и не могла понять, откуда в простом жонглере все это. Нередко графиня спрашивала себя, может быть, он разоренный, обесчещенный дворянин, все надежды которого потерпели крушение, или бывший монах, а возможно, разжалованный рыцарь. Но ответа на эти вопросы не было. Она никогда не думала о нем как о принце, такое даже не приходило ей в голову.
Сенрен отступил от рыцаря и обнял графиню.
— Поцелуй меня, Констанция! — попросил он с мольбой в голосе.
Ее поцелуй был нежным, мягким и страстным одновременно, глаза графини закрылись сами собой.
Она открыла глаза, услышав, как он говорит, что поедет в Саксонию только с ней. Родственники убеждают его выбрать себе жену в Саксонии, но Констанция — единственная, кого он хочет, единственная, при одном взгляде на которую у жонглера начинает закипать кровь.
Сенрен остановился, перевел дух и продолжил:
— Я, наконец, понял, что любовь — превыше всего, что она может вынести все. Раньше, к сожалению, я этого не понимал. Впрочем, раньше я не понимал многого… Но сейчас я знаю твердо, что ты — моя единственная любовь, мое сердце. В тебе вся моя жизнь, только с тобой моя душа отдыхает. Поверь, это великий дар, данный тебе Господом. Я…
Констанция попыталась что-то сказать ему, но Сенрен остановил ее:
— Нет, не говори ничего. Я сказал еще не все, что хотел… А сейчас я очень хочу услышать, что ты тоже любишь меня. Ты ведь любишь меня? Ты не лгала мне? — спросил он, и графиня, услышав страх в его голосе, страх, который жонглер искусно прятал, поспешила успокоить его:
— Нет! Я никогда не лгала тебе.
Сенрен улыбнулся и продолжил:
— Я возьму тебя к императору, ты поправишься, окрепнешь в Саксонии, познакомишься с моим дядей. Боже! Как Лофар будет ненавидеть тебя!
В этот момент к ним подошел ее новый капитан и, услышав последние слова жонглера, нахмурился.
— Миледи! Прикажите мне схватить этого негодяя!
Но в ответ графиня лишь отрицательно покачала головой. Сейчас ей не хотелось ничего объяснять Лодгспризу.
Жонглер бросил меч в грязь и со страстью притянул графиню к себе.
— Пойдем со мной, Констанция! Я богат, у меня есть поместья, владенья, и ты сможешь быть хозяйкой, управлять всем этим, организовывать школы… Я ничего не прошу, только люби меня и будь со мной рядом! Всегда рядом! Ты мне очень нужна, и я не поеду в Германию без тебя!
Боже! Ее дети! Они были рядом и смотрели на них широко открытыми глазами. Сенрен огляделся и предложил поехать в Морлакс и там еще раз поговорить обо всем спокойно.
Графиня только кивнула головой. Жонглер посадил Ходерн на пони — девочка уже пришла в себя и могла ехать самостоятельно, — подал неуловимую команду саксонским рыцарям. Они поднялись с колен, звякая шпорами и кольчугами. Сенрен нагнулся и взял у, все еще стоящего на коленях, Клессена аметистовую корону и привычным жестом надел ее себе на голову.
Сенрен был одет в поношенную, рваную одежду, его башмаки совсем стоптались, но все это не могло умалить его достоинств, скрыть природную гордость, умение держать себя. Морлакские рыцари, глядя на него, не могли сдержать удивления и изумления, наблюдая за чудесным превращением простолюдина в герцога.
Теперь уже саксонский герцог, принц Конрад подсадил графиню Морлакс на лошадь. Ее одежда при этом немного распахнулась, и она увидела, как метнулся его взгляд… Констанция на миг закрыла глаза и прошептала молитву.
За последние часы слишком многое произошло с графиней, и она растерялась. Констанция стала говорить себе, что не может ехать в Саксонию, это сумасшествие! Она должна через три дня выйти замуж за Томаса Моресхолда и не может покинуть своих сестер, они нуждаются в ней. Наконец, король Генри накажет ее, она может потерять свои земли, потерять Морлакс. К тому же Сенрен сказал ей, что его родственники не примут ее и будут ненавидеть.
Леди Констанция Морлакс все это прекрасно понимала и осознавала, но вместе с тем у нее было чувство, что она размышляет и думает совсем не о себе. Она сама была слишком счастлива, громко смеялась, и улыбка не сходила с прелестных губ графини.
Они повернули на дорогу, ведущую к замку. Верные рыцари ехали чуть позади, а саксонские рыцари, сопровождаемые шумной толпой деревенских жителей, за ними.
Сенрен гордо восседал на лошади саксонского рыцаря рядом с Констанцией. Он не переставал уговаривать ее:
— Останься со мной, дорогая. Все, что мне необходимо, — это твое присутствие…
Но Констанцию не надо было уговаривать, она все уже решила, ее сердце разрывалось от радости. Графиня знала, что делать. Томас Моресхолд — хороший, добрый человек, он простит ее.
Констанция ехала молча и улыбалась. Графиня носила под сердцем ребенка, ребенка Сенрена, и была уверена, что для него не играло никакой роли, мальчик это или девочка. Она знала, что он будет несказанно рад, когда узнает, что станет не только мужем, но и отцом.
В ее ушах опять и опять звучали слова Сенрена: «Все, что мне необходимо, — это твое постоянное присутствие…»
Леди Морлакс и принц Конрад смотрели друг на друга и улыбались, и никого в этом мире для них сейчас не существовало.
ЗАМЕТКИ АВТОРА
Абелард и Хелоиза жили в часовне. Она — как аббатиса, настоятельница, он — в роли философа, без сомнения гениального. Его работы касались церковной диалектики, но наиболее известны стали его искренние и откровенные письма к Хелоизе.
Их сын, Питер Астролейб, полностью посвятил себя церкви и умер монахом в двадцать лет.
Хелоиза — одна из наиболее образованных женщин средних веков, — достигла статуса аббатисы, но в душе так и не смирилась со своей судьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28