Потянув за собой лошадь, она вдруг увидела, как в дверном проеме выросла какая-то фигура. Николь остолбенела от ужаса: она узнала в вышедшем ей навстречу мужчине собственного мужа. Его черные волосы от дождя слиплись, а верхняя часть торса была обнажена. Он уставился на нее в немом изумлении, и в его темных глазах сверкнули отблески едва сдерживаемого гнева.
— Ты? — услышала она его хриплый голос.
Ее первым желанием было броситься наутек, вскочить в седло и умчаться прочь, но он крепко схватил ее за руку и дернул к себе. Мокрые поводья выскользнули из ее ладони, и она ввалилась в сарай, приземлившись на толстую соломенную подстилку. Фокс затворил за ней дверь, и все погрузилось в непроглядную темноту.
До нее доносилось его дыхание. Тяжелое и прерывистое, как после изнурительной работы. Если бы она его не видела, то подумала, что он ранен или нездоров. Он задыхался не от хвори или физического изнеможения, ярость душила его. У Николь екнуло сердце, она подумала, что он вознамерился убить ее. Вдруг ему стало каким-то образом известно о ее поездке в Марбо? Может, он решил, что она строит против него козни?
Зашуршала солома. Он двинулся в ее сторону. Она считала шаги. Два, три… Николь чувствовала, что он совсем близко. Вот он протянул руку и нащупал ее накидку. Схватив мокрую шерсть в кулак, он потянул женщину на себя. У нее подкосились ноги, но в следующую секунду он сомкнул вокруг ее стана руки и прильнул ртом к ее губам.
Испытав нехватку воздуха, Николь подняла вверх голову, чтобы получить возможность дышать через нос. Она чувствовала холодной кожей его горячий рот, его теплое, сладкое дыхание, отдававшее легким привкусом вина. Ее пальцы стиснули его голые плечи и ласкали гладкую, разгоряченную кожу. Она уловила его мужской запах, смешанный с запахами шерсти, сена и сырости, витавшими в сарае.
Фокс целовал ее жадно и ненасытно. Она раскрыла губы, желая ощутить его язык и текучий огонь его рта. Он не заставил себя уговаривать и удовлетворил ее жажду, охотно и щедро наполнив ее рот мякотью своего языка. Но в следующее мгновение он оторвал от нее голову и, придерживая одной рукой, нащупал брошь, скреплявшую ее накидку. Николь впитывала в себя жар его тела, его бьющую ключом жизнь. От радости и восторга предвкушения она задыхалась. «Пожалуйста, — молила она про себя, — люби меня, наполни меня, сделай меня своей».
Его дыхание все еще оставалось прерывистым и тяжелым, а движения резкими и несдержанными. Ей хотелось прийти ему на помощь, но она не смела, ведь он непредсказуем и не поддавался рассудку или контролю. Им руководили звериные инстинкты. Она не имела представления, что он собирался с ней сделать, и мечтала только об одном: чтобы он снова подарил ей мгновения любви, которые они пережили в прошлом.
Наконец ему удалось справиться с заколкой, он расстегнул плащ и отбросил его в сторону. Потом он вновь стиснул ее в своих стальных объятиях, словно хотел раздавить. Сквозь слои ткани его и своей одежды она чувствовала животом твердь его восставшей плоти. Ее охватила дрожь сладострастия.
Его теплые пальцы собрали мокрые пряди ее волос и откинули на спину. За пальцами последовали губы и проложили по чувствительной коже влажную дорожку, после чего легонько потискали мочку уха. Колени у Николь подогнулись, и она всецело отдалась его власти. Он обхватил ее ягодицы и, приподняв, прижал к животу, так что раскаленный жар его набрякшей мужественности обжег ее. Тело потрясла пронизывающая боль, и она простонала.
Но только одно мгновение ощущала она тугую напряженность его мужского достояния, потому что Фокс стремительно поставил Николь на землю. Его пальцы нетерпеливо шарили по вырезу ее платья, но материя плотного плетения не поддавалась его усилиям. Тогда он снова поцеловал ее. Страстно, жадно и требовательно. Его губы, казалось, умоляли: «Покорись, уступи». Застонав, она забыла, что намеревалась когда-то искушать его и использовать его вожделение для достижения своих целей. Но теперь ее действия не подчинялись ни рассудку, ни контролю. Она чувствовала только его теплую кожу и ослепляющую страсть.
Фокс на минуту выпустил ее из рук. Она слышала, как он торопливо возился со своей одеждой. Едва успев развязать шнурок, поддерживавший штаны, он лихорадочно стянул их вниз и тут же схватил ее опять. Теперь он занялся ее юбками и, наклонившись, взялся за подол.
Ее тело занялось огнем. Сгорая от нетерпения, она помогла ему поднять юбки, и он сорвал с нее лоскут материи, прикрывавший ее бедра. Его крепкие пальцы прижались к мягкой влажной плоти. Николь едва не лишилась сознания. От неутолимой жажды она стонала, и ее била крупная дрожь. Сомкнув ладони у нее между ног, Фокс оторвал ее от земли. Она обняла его за плечи и прильнула к нему.
Он посадил ее на какую-то поверхность, похожую на стол. Она ощутила кожей прохладное влажное дерево. Пахло древесиной. За спиной у нее громоздилась какая-та мягкая куча. Одной рукой он продолжал закатывать вверх ее подол, в то время как другая замерла напротив пылающего средоточия ее чувственных ощущений. Мозолистый палец осторожно дотронулся до скользкого входа в ее расселину. То, что произошло дальше, потрясло ее воображение и едва не лишило рассудка. Он вдруг убрал руку и одним сильным, резким движением овладел ею.
Ничего подобного она не ожидала и не могла ожидать: ни решительных действий его пытливых пальцев из прошлого опыта, ни долгих подготовительных ласк не было, ее потрясли новые неизведанные ощущения. Только, пожалуй, завершающую стадию родов могла бы она сравнить с тем, что испытывала сейчас. Ее внутренности распирала, почти выворачивая наизнанку, горячая живая плоть.
Сейчас его плоть показалась ей почти в два раза крупнее, чем раньше. Это был мужчина с гладкими могучими мускулами и сильными крепкими бедрами. Ее словно пронзили копьем, и она чувствовала себя, как никогда, беззащитной, уязвимой. Николь закрыла глаза и попыталась восстановить дыхание.
Он по-прежнему не шевелился, продолжая тяжело и прерывисто дышать. Его ладони судорожно сжимали ее ягодицы.
— Господи, — прошептал он.
Соединенные крепко-накрепко одной сцепкой, они замерли как два изваяния. Распирающее давление внутри нарастало. Чтобы облегчить свое состояние, Николь пошевелилась. Он застонал, издав грудной хриплый звук, отозвавшийся эхом во всем ее существе. Она снова шевельнулась, стремясь раздвинуть ноги шире в надежде ослабить пульсирующую боль, рвущую ее на части. Он еще сильнее сжал ее бедра, словно хотел удержать на месте.
Она вскинула голову вверх, и ее руки, скользнув по его плечам, поднялись к его лицу. Медленно и нежно гладила она его щеки, влажные волосы, которые под ее горячими пальцами быстро становились сухими. Она ощущала покалывание его щетины, с утра уже слегка отросшей, мягкие и гладкие губы.
Он относился к ее прикосновениям бесстрастно, словно каменный идол. Она тем временем продолжала свои исследования. С одной стороны, она отвлекалась от рвущей боли, терзавшей низ живота. С другой стороны, она всегда мечтала проделать с ним то же самое, что когда-то он проделал с ней. Дюйм за дюймом, подобно слепому человеку, обследовать его тело, ощутить кончиками пальцев форму и текстуру каждого его уголка.
У Фокса были широкие и крепкие плечи, шелковисто-гладкая у шеи грудь, покрытая ниже порослью жестких курчавых волос. Она чувствовала, как под ее ладонями напрягались и перекатывались его тугие мышцы. Ее руки скользнули ниже, туда, где широкий волосяной покров начинал змеиться узким ручейком. Его кожа под кончиками ее пальцев легонько подрагивала. Наконец его тело напряглось и оцепенело, и он издал крик, подобный реву оленя. В следующее мгновение все было кончено. Наступила тишина.
Глава 12
Боже, где он? Что с ним? — думал Фокс. Жив ли он еще или умер и вознесся на небо? Рядом с собой он ощущал шелковистое тело Николь. Все горести и печали испарились, уступив место чувству успокоенности и полного удовлетворения. Если где-то и существовал рай, то он его уже обрел. Ничего лучшего он не мог даже представить.
Но реальный мир постепенно возвращался, напоминая о себе вполне конкретными вещами. Он осознал, что стоит посреди сарая голый, облаченный только в чулки и сапоги. Его мокрые штаны болтались бесформенным комом на щиколотках. Женщина, пышные бедра которой он обнимал, слегка ворочалась, словно испытывала неудобство.
Он пошевелился.
К встрече с ней он оказался неготовым. На него снизошло какое-то безумие, и все вокруг вдруг потеряло смысл, кроме одного желания обладать ею. Он как будто очутился во власти могучих колдовских чар. Реальный мир утратил свои очертания, и все в один момент стало неважным: и прошлое, и будущее. На всем белом свете существовали только они вдвоем. Ему нестерпимо захотелось увидеть ее и упиться ее неземной красотой, воспоминания о которой неотступно преследовали его мечты и сны.
Он подтянул штаны и завязал шнурок, затем на ощупь добрался до седельной сумки. Порывшись там, он отыскал огниво и связку сухого тростника, обмазанного смолой, который всегда носил с собой. Фитиль из сердцевины ситника сначала занялся огнем, но задымил и погас. Фокс выругался и повторил попытку. В темноте забрезжил крохотный огонек. Он оглядел помещение, соображая, куда определить импровизированную свечку. Нужно найти более или менее безопасное место, чтобы огонь не мог перекинуться на солому и погубить их жизнь. Наконец он нашел в стене подходящее отверстие от выпавшего сучка, куда аккуратно вставил свечу. Потом зажег еще один светильник и приспособил его на грязном полу.
Николь оставалась сидеть на столе, хотя юбки на себе одернула. В глазах ее мерцало удивление. Он подошел к ней, искушаемый желанием раздеть ее донага и всласть налюбоваться совершенством фигуры.
Он начал с ее прически, перебирая и расчесывая пальцами длинные запутанные локоны. Николь сидела неподвижно и прямо. Вскоре на ее плечи легло темное облако волос.
Фокс взял одну шелковистую прядь и намотал на руку. Желание взыграло у него в крови с новой силой. Сколько раз мечтал он о том, как ее волосы будут щекотать его кожу.
Но он не спешил. Напряжение его оставило. Теперь он будет действовать медленно. Он начнет с поцелуев. Потом снимет с нее всю одежду, как собирался поступить в последний раз…
Вдруг с улицы донесся крик. У него напряглась спина, и взгляд застыл на двери.
— Мне плевать, чья это лошадь. Немедленно убери ее с моего огорода! — послышался сердитый вопль женщины. В ответ прозвучал тихий, едва слышный мужской голос.
Причиной недовольства крестьянки, по всей видимости, послужила кобыла Николь. Она пыталась завести животное под крышу сарая, когда муж, позабыв обо всем на свете, втащил ее внутрь.
Жгучее чувство негодования охватило Фокса. Обстоятельства, оказавшись сильнее, мешали осуществлению его мечты. Но что он мог поделать?
Он перевел взгляд на Николь. Им овладело легкое беспокойство. Он еще не осознал смысл того, что пережили они за последний час. Он словно находился в плену наваждения. Его как будто охватило какое-то безумие, и все вокруг утратило значение, уступив место могучему, неистовому желанию, всепоглощающей, жгучей страсти, выплеснувшейся наружу после трех лет ожидания. Теперь он испытывал неловкость и ломал голову над тем, что она думала о нем и о том, что он с ней сделал. Пришлись ли ей его действия по нраву?
Ему волей-неволей придется оставить Николь на некоторое время одну. Он поднялся и принялся шарить по сараю в поисках туники. Когда же предмет его туалета обнаружился, Фокс понял, что искал его напрасно. Рубаха оказалась слишком мокрой, чтобы ее надевать. Он решил посмотреть, нет ли чего подходящего в его седельном мешке, и вскоре извлек оттуда старую льняную рубашку. Набросив ее на себя, он протянул руку за ремнем с мечом.
Но спохватился. Движение было непроизвольным. Чтобы поймать лошадь, оружие не понадобится. Его взгляд задержался на минуту на ножнах, потом в его мозгу вспыхнуло воспоминание, зачем он вообще достал их. Он все еще не знал, где его жена провела весь день.
Он поднял на нее глаза. Николь уже привела в порядок юбки и пригладила волосы, приложив немало усилий, чтобы снова выглядеть как подобает благородной даме. Она встряхнула плащ и расправила складки на алой, как кровь, материи. Он смотрел на нее и не мог насмотреться. Он хотел навсегда остаться с ней в мире чувственного удовольствия и страсти, поглотившей его с головой. Но он себя переборол.
— Я должен идти, — сообщил Фокс, потом направился к двери и распахнул ее.
Руки Николь дрожали, когда она набрасывала на себя накидку. Она пребывала в сомнамбулическом состоянии, словно еще не успела пробудиться от необузданного, фантастического сна. Она была вынуждена себе признаться, что он довел ее до исступления тем диким, примитивным способом, каким овладел ею.
Николь сделала глубокий вдох. Со всей ясностью сознавала она и то, что всей душой жаждала повторения эксперимента.
Когда Фокс вышел на улицу, в глаза ему ударил яркий свет, и он зажмурился. Гроза кончилась, и небо стало проясняться. Окружающий мир, сверкая каплями дождя, преобразовался в драгоценный изумруд. Он обошел сарай и увидел белую кобылу. Животное паслось в огороде через несколько домов от них. Крестьянка и воин пытались поймать ее за поводья, но каждый раз, когда они приближались к лошади, она от них ускользала. Фокс заспешил им на подмогу.
От воды земля раскисла, превратившись в жидкую грязь, и под ногами расползалась. Троице с трудом удавалось сохранять равновесие, в то время как кобыла уходила от преследования с легкостью. Дважды Фокс едва не распластался. Тогда он сказал. себе, что если все же приземлится в хлюпающую под ногами жижу, то лошади несдобровать и он ее пришибет.
Наконец, люди, окружив животное, загнали его в угол. Фокс схватился за поводья, а рыцарь — за узду с другой стороны. Когда тот начал нашептывать кобыле тихие слова, чтобы ее успокоить, Фокс впервые взглянул на человека, ему помогавшего, и узнал в нем Энгеларда.
— Похожа на лошадь госпожи Николь, — произнес Энгелард. — Так вы все-таки ее разыскали?
Фокс кивком ответил на оба вопроса.
Фокс отвел кобылу к сараю. Интересно, думал он с досадой, сколько она успела всего сожрать, пока бегала на свободе. Наверное, было достаточно. От капусты и других сочных овощей у нее теперь могла разыграться ужасная колика.
— Глупая скотина! — обругал он кобылу. — Если у тебя схватит живот и ты начнешь блевать, винить в твоих страданиях будет некого.
Размышления Фокса о лошади напомнили ему о его собственном положении. Он сам недалеко ушел от животного. Пока бушевала буря, он совершенно потерял голову и необузданно предавался эротическим фантазиям, пробуждаемым в нем Николь.
Пока он рассуждал, придется ли ему теперь расплачиваться за свою несдержанность, из сарая вышла Николь. Она выглядела более чем прелестно. Сияние, исходившее от ее лица, еще больше усиливало ее несравненную красоту. По виду женщины можно было безошибочно определить, чем она занималась только что. Ему захотелось откинуть с ее лба волосы и сомкнуть вокруг ее стана объятия. Но она казалась, как всегда, чужой и отстраненной.
— Я нашел твою лошадь, — сказал он. — Ты сможешь скатать?
Она кивнула. Фокс подвел к ней животное.
— Я помогу тебе сесть в седло.
Лошадь, увидев Николь, радостно заржала и сразу присмирела. Фокс безбоязненно выпустил из рук поводья и, обхватив женщину за талию, оторвал от земли. Ее легкое хрупкое тело вызвало в нем острое чувство вины. Может, он был с ней чересчур груб. и ненасытен? Она такая нежная и такая утонченная. А он посмел скакать на ней, как на дикой кобылице.
Усадив жену в седло, он протянул ей поводья и вопросительно заглянул в глаза. Как она себя чувствует? Не больно ли ей? Его снова пронзил укор совести. Ему захотелось снять ее с лошади и всю дорогу до замка нести на руках.
Но тут Фокс услышал, что его зовут. Раздосадованный тем, что им помешали, он поморщился.
— Увидимся в замке, — проговорил он. — Счастливого пути! — Он шлепнул кобылу по корпусу и проводил отъезжающую жену взглядом. Волшебное видение! Грациозная белая кобыла с женщиной на спине. Алый плащ и струящиеся по плечам черные, как оникс, волосы. Незабываемая картина из его снов…
Гроза миновала, и жизнь возвращалась в привычную колею. Фокс чувствовал необыкновенное удовлетворение и восхитительную сытость. Его тело пело. Однако он так и не узнал, где пропадала его жена, покинув крепость ни свет ни заря. С кем проводила все это время? Он также не знал, мог ли доверять ей.
Фокс с трудом прогнал докучливые мысли, принудив себя сосредоточиться на насущных делах. Ему надлежало собрать лошадей и солдат и возвращаться в замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Ты? — услышала она его хриплый голос.
Ее первым желанием было броситься наутек, вскочить в седло и умчаться прочь, но он крепко схватил ее за руку и дернул к себе. Мокрые поводья выскользнули из ее ладони, и она ввалилась в сарай, приземлившись на толстую соломенную подстилку. Фокс затворил за ней дверь, и все погрузилось в непроглядную темноту.
До нее доносилось его дыхание. Тяжелое и прерывистое, как после изнурительной работы. Если бы она его не видела, то подумала, что он ранен или нездоров. Он задыхался не от хвори или физического изнеможения, ярость душила его. У Николь екнуло сердце, она подумала, что он вознамерился убить ее. Вдруг ему стало каким-то образом известно о ее поездке в Марбо? Может, он решил, что она строит против него козни?
Зашуршала солома. Он двинулся в ее сторону. Она считала шаги. Два, три… Николь чувствовала, что он совсем близко. Вот он протянул руку и нащупал ее накидку. Схватив мокрую шерсть в кулак, он потянул женщину на себя. У нее подкосились ноги, но в следующую секунду он сомкнул вокруг ее стана руки и прильнул ртом к ее губам.
Испытав нехватку воздуха, Николь подняла вверх голову, чтобы получить возможность дышать через нос. Она чувствовала холодной кожей его горячий рот, его теплое, сладкое дыхание, отдававшее легким привкусом вина. Ее пальцы стиснули его голые плечи и ласкали гладкую, разгоряченную кожу. Она уловила его мужской запах, смешанный с запахами шерсти, сена и сырости, витавшими в сарае.
Фокс целовал ее жадно и ненасытно. Она раскрыла губы, желая ощутить его язык и текучий огонь его рта. Он не заставил себя уговаривать и удовлетворил ее жажду, охотно и щедро наполнив ее рот мякотью своего языка. Но в следующее мгновение он оторвал от нее голову и, придерживая одной рукой, нащупал брошь, скреплявшую ее накидку. Николь впитывала в себя жар его тела, его бьющую ключом жизнь. От радости и восторга предвкушения она задыхалась. «Пожалуйста, — молила она про себя, — люби меня, наполни меня, сделай меня своей».
Его дыхание все еще оставалось прерывистым и тяжелым, а движения резкими и несдержанными. Ей хотелось прийти ему на помощь, но она не смела, ведь он непредсказуем и не поддавался рассудку или контролю. Им руководили звериные инстинкты. Она не имела представления, что он собирался с ней сделать, и мечтала только об одном: чтобы он снова подарил ей мгновения любви, которые они пережили в прошлом.
Наконец ему удалось справиться с заколкой, он расстегнул плащ и отбросил его в сторону. Потом он вновь стиснул ее в своих стальных объятиях, словно хотел раздавить. Сквозь слои ткани его и своей одежды она чувствовала животом твердь его восставшей плоти. Ее охватила дрожь сладострастия.
Его теплые пальцы собрали мокрые пряди ее волос и откинули на спину. За пальцами последовали губы и проложили по чувствительной коже влажную дорожку, после чего легонько потискали мочку уха. Колени у Николь подогнулись, и она всецело отдалась его власти. Он обхватил ее ягодицы и, приподняв, прижал к животу, так что раскаленный жар его набрякшей мужественности обжег ее. Тело потрясла пронизывающая боль, и она простонала.
Но только одно мгновение ощущала она тугую напряженность его мужского достояния, потому что Фокс стремительно поставил Николь на землю. Его пальцы нетерпеливо шарили по вырезу ее платья, но материя плотного плетения не поддавалась его усилиям. Тогда он снова поцеловал ее. Страстно, жадно и требовательно. Его губы, казалось, умоляли: «Покорись, уступи». Застонав, она забыла, что намеревалась когда-то искушать его и использовать его вожделение для достижения своих целей. Но теперь ее действия не подчинялись ни рассудку, ни контролю. Она чувствовала только его теплую кожу и ослепляющую страсть.
Фокс на минуту выпустил ее из рук. Она слышала, как он торопливо возился со своей одеждой. Едва успев развязать шнурок, поддерживавший штаны, он лихорадочно стянул их вниз и тут же схватил ее опять. Теперь он занялся ее юбками и, наклонившись, взялся за подол.
Ее тело занялось огнем. Сгорая от нетерпения, она помогла ему поднять юбки, и он сорвал с нее лоскут материи, прикрывавший ее бедра. Его крепкие пальцы прижались к мягкой влажной плоти. Николь едва не лишилась сознания. От неутолимой жажды она стонала, и ее била крупная дрожь. Сомкнув ладони у нее между ног, Фокс оторвал ее от земли. Она обняла его за плечи и прильнула к нему.
Он посадил ее на какую-то поверхность, похожую на стол. Она ощутила кожей прохладное влажное дерево. Пахло древесиной. За спиной у нее громоздилась какая-та мягкая куча. Одной рукой он продолжал закатывать вверх ее подол, в то время как другая замерла напротив пылающего средоточия ее чувственных ощущений. Мозолистый палец осторожно дотронулся до скользкого входа в ее расселину. То, что произошло дальше, потрясло ее воображение и едва не лишило рассудка. Он вдруг убрал руку и одним сильным, резким движением овладел ею.
Ничего подобного она не ожидала и не могла ожидать: ни решительных действий его пытливых пальцев из прошлого опыта, ни долгих подготовительных ласк не было, ее потрясли новые неизведанные ощущения. Только, пожалуй, завершающую стадию родов могла бы она сравнить с тем, что испытывала сейчас. Ее внутренности распирала, почти выворачивая наизнанку, горячая живая плоть.
Сейчас его плоть показалась ей почти в два раза крупнее, чем раньше. Это был мужчина с гладкими могучими мускулами и сильными крепкими бедрами. Ее словно пронзили копьем, и она чувствовала себя, как никогда, беззащитной, уязвимой. Николь закрыла глаза и попыталась восстановить дыхание.
Он по-прежнему не шевелился, продолжая тяжело и прерывисто дышать. Его ладони судорожно сжимали ее ягодицы.
— Господи, — прошептал он.
Соединенные крепко-накрепко одной сцепкой, они замерли как два изваяния. Распирающее давление внутри нарастало. Чтобы облегчить свое состояние, Николь пошевелилась. Он застонал, издав грудной хриплый звук, отозвавшийся эхом во всем ее существе. Она снова шевельнулась, стремясь раздвинуть ноги шире в надежде ослабить пульсирующую боль, рвущую ее на части. Он еще сильнее сжал ее бедра, словно хотел удержать на месте.
Она вскинула голову вверх, и ее руки, скользнув по его плечам, поднялись к его лицу. Медленно и нежно гладила она его щеки, влажные волосы, которые под ее горячими пальцами быстро становились сухими. Она ощущала покалывание его щетины, с утра уже слегка отросшей, мягкие и гладкие губы.
Он относился к ее прикосновениям бесстрастно, словно каменный идол. Она тем временем продолжала свои исследования. С одной стороны, она отвлекалась от рвущей боли, терзавшей низ живота. С другой стороны, она всегда мечтала проделать с ним то же самое, что когда-то он проделал с ней. Дюйм за дюймом, подобно слепому человеку, обследовать его тело, ощутить кончиками пальцев форму и текстуру каждого его уголка.
У Фокса были широкие и крепкие плечи, шелковисто-гладкая у шеи грудь, покрытая ниже порослью жестких курчавых волос. Она чувствовала, как под ее ладонями напрягались и перекатывались его тугие мышцы. Ее руки скользнули ниже, туда, где широкий волосяной покров начинал змеиться узким ручейком. Его кожа под кончиками ее пальцев легонько подрагивала. Наконец его тело напряглось и оцепенело, и он издал крик, подобный реву оленя. В следующее мгновение все было кончено. Наступила тишина.
Глава 12
Боже, где он? Что с ним? — думал Фокс. Жив ли он еще или умер и вознесся на небо? Рядом с собой он ощущал шелковистое тело Николь. Все горести и печали испарились, уступив место чувству успокоенности и полного удовлетворения. Если где-то и существовал рай, то он его уже обрел. Ничего лучшего он не мог даже представить.
Но реальный мир постепенно возвращался, напоминая о себе вполне конкретными вещами. Он осознал, что стоит посреди сарая голый, облаченный только в чулки и сапоги. Его мокрые штаны болтались бесформенным комом на щиколотках. Женщина, пышные бедра которой он обнимал, слегка ворочалась, словно испытывала неудобство.
Он пошевелился.
К встрече с ней он оказался неготовым. На него снизошло какое-то безумие, и все вокруг вдруг потеряло смысл, кроме одного желания обладать ею. Он как будто очутился во власти могучих колдовских чар. Реальный мир утратил свои очертания, и все в один момент стало неважным: и прошлое, и будущее. На всем белом свете существовали только они вдвоем. Ему нестерпимо захотелось увидеть ее и упиться ее неземной красотой, воспоминания о которой неотступно преследовали его мечты и сны.
Он подтянул штаны и завязал шнурок, затем на ощупь добрался до седельной сумки. Порывшись там, он отыскал огниво и связку сухого тростника, обмазанного смолой, который всегда носил с собой. Фитиль из сердцевины ситника сначала занялся огнем, но задымил и погас. Фокс выругался и повторил попытку. В темноте забрезжил крохотный огонек. Он оглядел помещение, соображая, куда определить импровизированную свечку. Нужно найти более или менее безопасное место, чтобы огонь не мог перекинуться на солому и погубить их жизнь. Наконец он нашел в стене подходящее отверстие от выпавшего сучка, куда аккуратно вставил свечу. Потом зажег еще один светильник и приспособил его на грязном полу.
Николь оставалась сидеть на столе, хотя юбки на себе одернула. В глазах ее мерцало удивление. Он подошел к ней, искушаемый желанием раздеть ее донага и всласть налюбоваться совершенством фигуры.
Он начал с ее прически, перебирая и расчесывая пальцами длинные запутанные локоны. Николь сидела неподвижно и прямо. Вскоре на ее плечи легло темное облако волос.
Фокс взял одну шелковистую прядь и намотал на руку. Желание взыграло у него в крови с новой силой. Сколько раз мечтал он о том, как ее волосы будут щекотать его кожу.
Но он не спешил. Напряжение его оставило. Теперь он будет действовать медленно. Он начнет с поцелуев. Потом снимет с нее всю одежду, как собирался поступить в последний раз…
Вдруг с улицы донесся крик. У него напряглась спина, и взгляд застыл на двери.
— Мне плевать, чья это лошадь. Немедленно убери ее с моего огорода! — послышался сердитый вопль женщины. В ответ прозвучал тихий, едва слышный мужской голос.
Причиной недовольства крестьянки, по всей видимости, послужила кобыла Николь. Она пыталась завести животное под крышу сарая, когда муж, позабыв обо всем на свете, втащил ее внутрь.
Жгучее чувство негодования охватило Фокса. Обстоятельства, оказавшись сильнее, мешали осуществлению его мечты. Но что он мог поделать?
Он перевел взгляд на Николь. Им овладело легкое беспокойство. Он еще не осознал смысл того, что пережили они за последний час. Он словно находился в плену наваждения. Его как будто охватило какое-то безумие, и все вокруг утратило значение, уступив место могучему, неистовому желанию, всепоглощающей, жгучей страсти, выплеснувшейся наружу после трех лет ожидания. Теперь он испытывал неловкость и ломал голову над тем, что она думала о нем и о том, что он с ней сделал. Пришлись ли ей его действия по нраву?
Ему волей-неволей придется оставить Николь на некоторое время одну. Он поднялся и принялся шарить по сараю в поисках туники. Когда же предмет его туалета обнаружился, Фокс понял, что искал его напрасно. Рубаха оказалась слишком мокрой, чтобы ее надевать. Он решил посмотреть, нет ли чего подходящего в его седельном мешке, и вскоре извлек оттуда старую льняную рубашку. Набросив ее на себя, он протянул руку за ремнем с мечом.
Но спохватился. Движение было непроизвольным. Чтобы поймать лошадь, оружие не понадобится. Его взгляд задержался на минуту на ножнах, потом в его мозгу вспыхнуло воспоминание, зачем он вообще достал их. Он все еще не знал, где его жена провела весь день.
Он поднял на нее глаза. Николь уже привела в порядок юбки и пригладила волосы, приложив немало усилий, чтобы снова выглядеть как подобает благородной даме. Она встряхнула плащ и расправила складки на алой, как кровь, материи. Он смотрел на нее и не мог насмотреться. Он хотел навсегда остаться с ней в мире чувственного удовольствия и страсти, поглотившей его с головой. Но он себя переборол.
— Я должен идти, — сообщил Фокс, потом направился к двери и распахнул ее.
Руки Николь дрожали, когда она набрасывала на себя накидку. Она пребывала в сомнамбулическом состоянии, словно еще не успела пробудиться от необузданного, фантастического сна. Она была вынуждена себе признаться, что он довел ее до исступления тем диким, примитивным способом, каким овладел ею.
Николь сделала глубокий вдох. Со всей ясностью сознавала она и то, что всей душой жаждала повторения эксперимента.
Когда Фокс вышел на улицу, в глаза ему ударил яркий свет, и он зажмурился. Гроза кончилась, и небо стало проясняться. Окружающий мир, сверкая каплями дождя, преобразовался в драгоценный изумруд. Он обошел сарай и увидел белую кобылу. Животное паслось в огороде через несколько домов от них. Крестьянка и воин пытались поймать ее за поводья, но каждый раз, когда они приближались к лошади, она от них ускользала. Фокс заспешил им на подмогу.
От воды земля раскисла, превратившись в жидкую грязь, и под ногами расползалась. Троице с трудом удавалось сохранять равновесие, в то время как кобыла уходила от преследования с легкостью. Дважды Фокс едва не распластался. Тогда он сказал. себе, что если все же приземлится в хлюпающую под ногами жижу, то лошади несдобровать и он ее пришибет.
Наконец, люди, окружив животное, загнали его в угол. Фокс схватился за поводья, а рыцарь — за узду с другой стороны. Когда тот начал нашептывать кобыле тихие слова, чтобы ее успокоить, Фокс впервые взглянул на человека, ему помогавшего, и узнал в нем Энгеларда.
— Похожа на лошадь госпожи Николь, — произнес Энгелард. — Так вы все-таки ее разыскали?
Фокс кивком ответил на оба вопроса.
Фокс отвел кобылу к сараю. Интересно, думал он с досадой, сколько она успела всего сожрать, пока бегала на свободе. Наверное, было достаточно. От капусты и других сочных овощей у нее теперь могла разыграться ужасная колика.
— Глупая скотина! — обругал он кобылу. — Если у тебя схватит живот и ты начнешь блевать, винить в твоих страданиях будет некого.
Размышления Фокса о лошади напомнили ему о его собственном положении. Он сам недалеко ушел от животного. Пока бушевала буря, он совершенно потерял голову и необузданно предавался эротическим фантазиям, пробуждаемым в нем Николь.
Пока он рассуждал, придется ли ему теперь расплачиваться за свою несдержанность, из сарая вышла Николь. Она выглядела более чем прелестно. Сияние, исходившее от ее лица, еще больше усиливало ее несравненную красоту. По виду женщины можно было безошибочно определить, чем она занималась только что. Ему захотелось откинуть с ее лба волосы и сомкнуть вокруг ее стана объятия. Но она казалась, как всегда, чужой и отстраненной.
— Я нашел твою лошадь, — сказал он. — Ты сможешь скатать?
Она кивнула. Фокс подвел к ней животное.
— Я помогу тебе сесть в седло.
Лошадь, увидев Николь, радостно заржала и сразу присмирела. Фокс безбоязненно выпустил из рук поводья и, обхватив женщину за талию, оторвал от земли. Ее легкое хрупкое тело вызвало в нем острое чувство вины. Может, он был с ней чересчур груб. и ненасытен? Она такая нежная и такая утонченная. А он посмел скакать на ней, как на дикой кобылице.
Усадив жену в седло, он протянул ей поводья и вопросительно заглянул в глаза. Как она себя чувствует? Не больно ли ей? Его снова пронзил укор совести. Ему захотелось снять ее с лошади и всю дорогу до замка нести на руках.
Но тут Фокс услышал, что его зовут. Раздосадованный тем, что им помешали, он поморщился.
— Увидимся в замке, — проговорил он. — Счастливого пути! — Он шлепнул кобылу по корпусу и проводил отъезжающую жену взглядом. Волшебное видение! Грациозная белая кобыла с женщиной на спине. Алый плащ и струящиеся по плечам черные, как оникс, волосы. Незабываемая картина из его снов…
Гроза миновала, и жизнь возвращалась в привычную колею. Фокс чувствовал необыкновенное удовлетворение и восхитительную сытость. Его тело пело. Однако он так и не узнал, где пропадала его жена, покинув крепость ни свет ни заря. С кем проводила все это время? Он также не знал, мог ли доверять ей.
Фокс с трудом прогнал докучливые мысли, принудив себя сосредоточиться на насущных делах. Ему надлежало собрать лошадей и солдат и возвращаться в замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37