Лили запрут в камере, пока окружной судья, то есть сам Дэвон, не передаст ее выездному суду. Два месяца до заседания суда она просидит в тюрьме Бодмин, и ее осудят. Ее вина не вызывает сомнений. Потом ее повесят. Она умрет.
Именно этого он и хотел. Только этого он и хотел. Кобб стоял в ожидании, переминаясь с ноги на ногу. Дэвон представил себе, как петля затягивается на шее Лили, как ее глаза широко раскрываются от ужаса. Он вспомнил ту ночь, когда нашел ее в комнате на чердаке, избитую, изломанную, вспомнил, как ему хотелось взять себе всю ее боль, потому что она была дорога ему. Вспомнил, как добр был с нею Клей. Деньги в оловянном сундучке. Опустошенный, уставленный в никуда взгляд Клея. Записку в его руке.
– Сэр?
Он в три глотка осушил стакан коньяку.
– Нет-нет, ничего. Передайте миссис Кармайкл, чтобы пришла посидеть с Клеем.
Дэвон отдал Коббу пустой стакан. Он принял решение. Нет, он не станет ее арестовывать. По причинам, неясным для него самого, он не мог этого сделать.
Она имела власть над ним. Не любовь, с этим было покончено, но ее власть была по-прежнему сильна, и теперь она за это заплатит. Если Клей умрет, возможно, он убьет ее, этого он пока не знал. Но если Клей выживет… Да, как он сам ей сказал, пожалуй, для нее было бы лучше, чтобы Клей умер.
Дэвон вышел, оставив Кобба, и решительно направился к лестнице.
Он медленно повернул ключ в замке, со злорадной улыбкой воображая ее страх, и столь же медленно распахнул дверь. Пусто. Ее не было в комнате. Но это невозможно, должно быть, она прячется. Эта мысль пришлась ему по вкусу, злобная улыбка стала еще шире. Он вошел, надеясь, что она прячется под кроватью. Так приятно будет выволакивать ее оттуда за волосы, слушая ее вопли и мольбы о пощаде. Он пощадит ее так же, как она пощадила Клея.
Но ее не было под кроватью! Ну, значит, за занавесками. Дрожит небось от ужаса, моля Бога, чтобы он… Дэвон увидал осколки стекла на полу под окном и подошел к нему, оцепенев. В окне зияла огромная дыра. Она взломала переплет! Нет! Не могла же она прыгнуть! Она бы разбилась насмерть! Схватившись за раму и даже не замечая боли от впившихся в ладони осколков, он высунулся из окна и с пятнадцатифутовой высоты глянул вниз на темную, обсаженную кустарником аллею.
Ничего.
Дэвон стремительно повернулся, рыча, как зверь, и стараясь подавить в душе болезненное облегчение. На полпути к двери в глаза ему бросился обитый жестью сундучок, все еще стоявший на постели. Деньги по-прежнему лежали сверху, в точности, как он их оставил. А может, чего-то не хватает? Но почему она не взяла все?
В два шага Дэвон пересек комнату, стрелой слетел по лестнице и выбежал из дома. Огибая дом по направлению к конюшне, он столкнулся с Коббом.
– Не знаю, что это может означать, но думаю, вам следует знать, – начал управляющий, задыхаясь от бега.
– Что?
– Девушка по имени Лили сбежала. Конюх дал ей лошадь.
Испуская бессвязные ругательства, Дэвон оттолкнул Кобба и бросился к конюшне.
Маклиф выходил из чулана, где хранилась упряжь, держа в руках порванную уздечку. Он замер, увидев хозяина, бегущего ему навстречу с налитыми кровью глазами. Лицо конюха слилось цветом с его ярко-рыжими волосами, уздечка выскользнула из его пальцев. Он отступил к проходу между стойлами, в конце которого находилась задняя дверь, но больше не успел сделать ни шагу. Дэвон настиг его громадным прыжком и швырнул об дверь стойла. Запертая внутри кобыла испуганно заржала и забила копытами по дощатой перегородке.
– Где она?
– Не знаю!
Дэвон ударил его в зубы. Маклиф упал, но тотчас же вскочил и бросился к дверям. Сделав подсечку, Дэвон заставил его растянуться на земле. Маленький и ловкий конюх снова вскочил и сделал два шага к свободе, но хозяин схватил его за ворот рубахи и потащил назад.
– Где она?
– Она убежала! Испугалась! Сказала, что вы ее убьете!
– Куда?
– Не знаю!
Тыльной стороной руки он ударил Маклифа по лицу; сила удара отбросила маленького шотландца в сторону и заставила пролететь пару футов над усыпанным соломой полом. Не успел он подняться, как Дэвон подхватил и ударил его еще раз. На этот раз Маклиф стукнулся спиной о дверь своей собственной комнатенки и упал внутрь. Дэвон последовал за ним и, навалившись сверху, схватил его за горло.
Маклиф заколотил кулаками по его груди и животу, но Дэвон не ощутил ударов. Кровь стучала у него в ушах, словно его самого душили, ослепленный яростью, он ничего кругом не видел, ни о чем не помнил. Кто-то что-то кричал ему, но слова отдавались у него в ушах бессмысленным воем. Кто-то потянул его за волосы, потом ударил по голове. Скрежеща зубами, он еще сильнее сжал горло конюха. Что-то тяжелое обрушилось ему на затылок, и он рухнул лицом вперед, кипя от гнева, борясь с тошнотой и внезапно навалившейся тьмой, но тут же заставил себя подняться и вновь нашел горло Маклифа немеющими пальцами, когда новый удар, оглушающий и тяжкий, свалил его набок.
Это Кобб навалился на него, всем телом прижимая к земле. Дэвон от души выругался, но сразу замолчал и попытался вырваться, увидев, как Маклиф, задыхаясь и утирая кровь с лица, еле разогнувшись, поднялся на ноги и поплелся к двери. Дэвон сделал отчаянную попытку стряхнуть с себя Кобба, но получил за это коленом в живот. Дыхание пресеклось, и он согнулся пополам.
Немного придя в себя и отдышавшись, Дэвон поднялся на ноги и прислонился к стене. Тошнота вернулась; он дотронулся пальцами до затылка и нащупал что-то влажное и липкое: кровь. Неподалеку на полу валялись вилы.
Кобб лежал на боку, зажав изувеченную руку между колен.
– Извините, – проговорил он, задыхаясь. – Вы бы его убили. Мне пришлось вас остановить.
Волосы управляющего были всклокочены, лицо, там, где его не скрывала густейшая черная борода, пошло красными пятнами.
Дэвон промолчал.
– Я сейчас съезжу в Труро за констеблем.
– Зачем?
Кобб удивленно поднял голову.
– Эта девушка… Ведь это она стреляла в Клея? Она сбежала, значит…
– Оставьте это мне, Кобб. Никому ни слова. Кобб встал. Его грубоватое лицо потемнело от гнева и недоумения. Здоровая рука сжалась в кулак.
– Но ее надо найти!
– Я сам ее найду.
– И наказать!
Жуткая улыбка показалась на мертвенно-бледном, осунувшемся лице Дэвона.
– Не беспокойтесь, Артур, – ответил он – Я ее накажу.
Его голос звучал отрывисто, придавая словам подобие кровавой клятвы.
Глава 20
– Ax вот ты где, Лили. Теперь тебе лучше?
– Да, кузен, гораздо лучше, спасибо. У меня просто вдруг закружилась голова. Думаю, это все от волнения.
– Ну, разумеется. Ты выглядишь просто очаровательно, – добавил Роджер Сомс, обнажая в фальшивой улыбке все свои квадратные зубы Какой лгун! Она выглядела ужасно и отлично что знала, она даже успела сказать об этом вслух своему бледному отражению в зеркале спальни всего пять минут назад. Однако по причинам, которых ей, видимо, так и не суждено понять, ее кузен не менее охотно, чем она сама, готов был закрывать глаза на очевидное и делать вид, что все в порядке. Интересно, какого был мнения обо всем этом Льюис, мельком подумала Лили. По всей видимости, ее нареченный был человеком молчаливым (а с нею особенно), что бы он ни думал о намерении своего папаши их поженить, для нее это навсегда останется неразрешимой загадкой.
– Вы уже знакомы с мистером и миссис Блейни? – осведомился Сомс, представляя ее богато разодетой паре средних лет.
Оба приветствовали ее, пряча за вежливыми улыбками снедавшее их жадное любопытство. Что за странное сборище, повторила про себя Лили не то в третий, не то уже в четвертый раз, улыбаясь в ответ чете Блейни со всем дружелюбием, на какое была способна. На взгляд Лили, гости, собравшиеся на “неофициальный” предсвадебный прием в новом доме кузена Сомса, представляли собой весьма причудливую и любопытную смесь бомонда и провинциальности, а также мирского и церковного. Мистер Блейни, как выяснилось, был банкиром. Зато мистер Маккомас, с которым она познакомилась как раз перед тем, как волна дурноты заставила ее пробормотать какое-то невнятное извинение и скрыться в своей комнате, оказался проповедником, таким же, как Сомс, учеником мистера Уэзли. Были среди гостей и другие проповедники.
Дом Сомса тоже оказался совсем не таким, каким она его себе представляла, когда появилась здесь три недели назад. Новый кирпичный двухэтажный дом в форме буквы L с прекрасным садом, разбитым на заднем дворе, выглядел чрезвычайно величественно и импозантно, ничем не напоминая убогое жилище смиренного священнослужителя, бродячего проповедника, грозящего прихожанам вечным проклятьем за грехи.
Именно в саду, среди цветочных клумб, подстриженных кустов и фруктовых деревьев, был устроен прием накануне свадьбы. И слава Богу, подумала Лили: сегодня вечером она бы не выдержала духоты и тесноты домашней вечеринки, а ведь завтра, после венчания, предстоит еще более грандиозное празднество.
Сам Сомс представлялся еще большей загадкой, чем его “скромная обитель”. Он был священнослужителем, предводителем весьма внушительного “стада” грешников, чьи души старался спасти с поистине невероятным упорством, но Лили не могла себя заставить принять его всерьез. За фасадом показного благолепия из всех щелей выпирала суетность. По мере знакомства со своим кузеном Лили все больше убеждалась в том, что лишь одно ценнейшее качество позволяет ему претендовать на роль духовного наставника: его удивительный голос, поистине неотразимый инструмент, которым он искусно пользовался. Даже при обычном разговоре она поражалась богатству оттенков и необыкновенной выразительности этого голоса. Ей нетрудно было вообразить, как грешники падают на колени, заслышав его громовой клич, а успевшие раскаяться плачут от радости, слушая сладкоречивые описания счастья и покоя, которые ожидают их в Божьем раю.
Лили заметила Льюиса на другом конце дорожки; они чинно раскланялись. Ее жених еще больше, чем его отец, походил на сурового и неумолимого представителя духовенства. При разговоре с Льюисом ей иногда приходила в голову дикая фантазия, будто мысленным взором он видит языки адского пламени у нее за плечом. И ей стало немного не по себе, когда она поняла, что прямо сейчас он направляется к ней с явным намерением вступить в разговор – Лили, – начал ,он с легким поклоном.
– Льюис, – ответила Лили. – Хорошо проводите время?
Его густые брови удивленно приподнялись, словно вопрос показался ему неуместным или даже неподобающим.
– А вы?
– О, да.
– Я рад. Но вы, должно быть, голодны. Идемте, моя мать уже приглашала к столу.
Извинившись перед кузеном Сомсом и супругами Блейни, Лили последовала за Льюисом к расставленным под стеной дома длинным столам, где миссис Сомс с помощью слуг приготовила настоящее пиршество. Тут были горячие мясные пироги, холодный язык и куропатки, сладкие торты и бланманже, сбитые сливки и фрукты, вина и пунш. Лили едва могла заставить себя взглянуть на все эти лакомства, не то что попробовать что-то съесть. Но Льюис уже положил еды ей на тарелку, и, чтобы ему угодить, она принялась ковырять ее вилкой, делая вид, что ест. Как это мило с его стороны – проявлять такую заботу о ней, виновато подумала Лили, ведь сам он вот уже два дня постится, готовясь к бракосочетанию. С бессильной и усталой горечью она наблюдала за этим человеком, которого не любила и почти не знала, но за которого на следующее утро ей предстояло выйти замуж. Он был по-настоящему набожным, и это вызывало у нее смешанные чувства. По крайней мере, он не был лицемером и ханжой, как его отец, но разве она сможет стать ему хорошей женой? Что за совместная жизнь их ожидает?
Вчера вечером Льюис поделился с нею своей мечтой, своим “видением”, как он это называл. Господь, по его словам, повелел ему отправляться в Уэльс, чтобы проповедовать Евангелие бедным угольщикам. Столь мрачные планы привели Лили в тихий ужас, но ей ничего иного не оставалось, как промолчать. Охваченная безразличием и подавленная происшедшим с ней, она совершенно утратила волю к сопротивлению и, если бы Льюис заявил ей, что Бог повелел ему бить китов в Северном море, покорно последовала бы за ним и попыталась бы стать хорошей женой китобою. Ей было все равно. Ей все стало безразлично с того самого вечера, когда Дэвон швырнул ее о стену и заявил, что она стреляла в его брата.
Лили взяла лошадь и ровно столько денег, чтобы хватило на проезд в дилижансе до Лайм-Риджиса. На протяжении всего этого кошмарного путешествия она каждую минуту ожидала, что он вот-вот подъедет и схватит ее, а потом убьет, изувечит или по крайней мере арестует. В Лайме миссис Траблфилд дала ей приют и сообщила, что уже переправила в Корнуолл письмо для Лили. Из Эксетера? Да. Так Лили узнала, что письмо от Сомса. Она тотчас же написала ему снова, объяснив, что разминулась с его письмом, не будет ли он так любезен написать еще раз? Во втором письме она еще раз повторила, что сожалеет о случившемся и благодарит Бога за его выздоровление. И если он может от всего сердца простить ее, если каким-то чудом Льюис все еще испытывает к ней хоть каплю привязанности, она почтет за честь стать его женой.
Сомс ответил с обратной почтой. Все прощено и забыто, приезжай немедленно. Он даже приложил к письму денег на проезд в почтовой карете С тех пор прошло три недели. Церковное оглашение состоялось, венчание было назначено на следующий день. Поначалу устроенная Сомсом спешка удивила и даже испугала Лили, но очень скоро она сообразила, что ей это только на руку. Планы Сомса идеально отвечали ее собственным тайным нуждам. Вернее, ее единственной нужде: дать отца ребенку, которого она носила под сердцем.
– Вы хорошо себя чувствуете, дорогая?
– Да, благодарю вас, миссис Сомс, со мной все в порядке.
Жена Сомса Руфь, молчаливая и запуганная маленькая женщина, открывала рот крайне редко, а после каждой произнесенной фразы отворачивалась или опускала глаза, чтобы скрыть какое-то необъяснимое смущение. Лили обменялась с будущей свекровью едва ли десятком слов, с тех пор как приехала. Сомс обращался с нею как со служанкой: бесцеремонно отдавал приказы и тотчас же забывал о ее существовании. Однако, несмотря на свою застенчивость и постоянное тиранство мужа, Руфь не оставляла без внимания Лили, и Лили была ей за это благодарна. Она как раз начала благодарить миссис Сомс за праздник и за чудесное угощение, когда к ним подошел Сомс, ведя за собой незнакомого господина.
– Лили, Льюис, можно вас на минутку? Давайте зайдем в дом, – Сомс так и светился радостной улыбкой.
Отказаться от приглашения было невежливо, и они направились к дому.
– Это мистер Уитт, – представил Сомс своего спутника. – У него с собой кое-какие бумаги, которые вам нужно подписать… Вы же знаете, что за народ эти адвокаты: вечно с бумагами. Это простая формальность. Одна минута – и можете возвращаться к гостям.
– Что за бумаги, отец? – спросил Льюис, как только они оказались в кабинете Сомса, просторном, обшитом дубовыми панелями помещении, заставленном книгами, от которых еще пахло типографской краской, и украшенном (весьма странный выбор для священнослужителя, подумала Лили) гравюрами со сценами охоты.
– Простая формальность, – повторил Сомс. – Переуступка прав на приданое.
– Приданое? – Лили едва не рассмеялась. – Но у меня ничего нет.
– Ну.., не то чтобы совсем ничего, – Сомс вкрадчиво улыбнулся. – Да, я знаю, говорить почти что не о чем, но мистер Уитт рекомендует нам все дела, даже мелкие, держать в порядке.
Лили бросила взгляд на тощего, как спичка, стряпчего в седом парике, который в эту минуту как раз раскладывал бумаги на письменном столе Сомса. Она всегда была уверена, что муж приобретает все права на имущество жены в момент бракосочетания и что никаких особых документов для этого не требуется. Должно быть, мистер Уитт – настоящий крючкотвор. Взяв у него из рук перо, она написала на бумаге свое имя. Льюис расписался ниже.
Сомс предложил тост.
– За счастливую пару! – провозгласил он, раздав всем, кроме Льюиса, по рюмочке портвейна (своему трезвеннику-сыну он протянул стакан ячменного отвара). – Да наградит вас Господь долгой и счастливой совместной жизнью, и пусть ваши дети вырастают вокруг вас подобно оливковым ветвям.
Лили побледнела, но все-таки сумела проглотить вино, не поперхнувшись.
Пора было вновь присоединяться к гостям, но когда Льюис учтиво посторонился, чтобы пропустить ее под арку, ведущую во двор, Лили замешкалась. В последние дни она постоянно чувствовала себя усталой, а в эту минуту ощутила полный упадок сил. Все это, конечно, из-за вина. Разыгрывать дальше роль счастливой невесты в нелепом свадебном спектакле стало ей не под силу.
– Льюис, – тихонько проговорила она, коснувшись его рукава, – вы не станете возражать, если я лягу пораньше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Именно этого он и хотел. Только этого он и хотел. Кобб стоял в ожидании, переминаясь с ноги на ногу. Дэвон представил себе, как петля затягивается на шее Лили, как ее глаза широко раскрываются от ужаса. Он вспомнил ту ночь, когда нашел ее в комнате на чердаке, избитую, изломанную, вспомнил, как ему хотелось взять себе всю ее боль, потому что она была дорога ему. Вспомнил, как добр был с нею Клей. Деньги в оловянном сундучке. Опустошенный, уставленный в никуда взгляд Клея. Записку в его руке.
– Сэр?
Он в три глотка осушил стакан коньяку.
– Нет-нет, ничего. Передайте миссис Кармайкл, чтобы пришла посидеть с Клеем.
Дэвон отдал Коббу пустой стакан. Он принял решение. Нет, он не станет ее арестовывать. По причинам, неясным для него самого, он не мог этого сделать.
Она имела власть над ним. Не любовь, с этим было покончено, но ее власть была по-прежнему сильна, и теперь она за это заплатит. Если Клей умрет, возможно, он убьет ее, этого он пока не знал. Но если Клей выживет… Да, как он сам ей сказал, пожалуй, для нее было бы лучше, чтобы Клей умер.
Дэвон вышел, оставив Кобба, и решительно направился к лестнице.
Он медленно повернул ключ в замке, со злорадной улыбкой воображая ее страх, и столь же медленно распахнул дверь. Пусто. Ее не было в комнате. Но это невозможно, должно быть, она прячется. Эта мысль пришлась ему по вкусу, злобная улыбка стала еще шире. Он вошел, надеясь, что она прячется под кроватью. Так приятно будет выволакивать ее оттуда за волосы, слушая ее вопли и мольбы о пощаде. Он пощадит ее так же, как она пощадила Клея.
Но ее не было под кроватью! Ну, значит, за занавесками. Дрожит небось от ужаса, моля Бога, чтобы он… Дэвон увидал осколки стекла на полу под окном и подошел к нему, оцепенев. В окне зияла огромная дыра. Она взломала переплет! Нет! Не могла же она прыгнуть! Она бы разбилась насмерть! Схватившись за раму и даже не замечая боли от впившихся в ладони осколков, он высунулся из окна и с пятнадцатифутовой высоты глянул вниз на темную, обсаженную кустарником аллею.
Ничего.
Дэвон стремительно повернулся, рыча, как зверь, и стараясь подавить в душе болезненное облегчение. На полпути к двери в глаза ему бросился обитый жестью сундучок, все еще стоявший на постели. Деньги по-прежнему лежали сверху, в точности, как он их оставил. А может, чего-то не хватает? Но почему она не взяла все?
В два шага Дэвон пересек комнату, стрелой слетел по лестнице и выбежал из дома. Огибая дом по направлению к конюшне, он столкнулся с Коббом.
– Не знаю, что это может означать, но думаю, вам следует знать, – начал управляющий, задыхаясь от бега.
– Что?
– Девушка по имени Лили сбежала. Конюх дал ей лошадь.
Испуская бессвязные ругательства, Дэвон оттолкнул Кобба и бросился к конюшне.
Маклиф выходил из чулана, где хранилась упряжь, держа в руках порванную уздечку. Он замер, увидев хозяина, бегущего ему навстречу с налитыми кровью глазами. Лицо конюха слилось цветом с его ярко-рыжими волосами, уздечка выскользнула из его пальцев. Он отступил к проходу между стойлами, в конце которого находилась задняя дверь, но больше не успел сделать ни шагу. Дэвон настиг его громадным прыжком и швырнул об дверь стойла. Запертая внутри кобыла испуганно заржала и забила копытами по дощатой перегородке.
– Где она?
– Не знаю!
Дэвон ударил его в зубы. Маклиф упал, но тотчас же вскочил и бросился к дверям. Сделав подсечку, Дэвон заставил его растянуться на земле. Маленький и ловкий конюх снова вскочил и сделал два шага к свободе, но хозяин схватил его за ворот рубахи и потащил назад.
– Где она?
– Она убежала! Испугалась! Сказала, что вы ее убьете!
– Куда?
– Не знаю!
Тыльной стороной руки он ударил Маклифа по лицу; сила удара отбросила маленького шотландца в сторону и заставила пролететь пару футов над усыпанным соломой полом. Не успел он подняться, как Дэвон подхватил и ударил его еще раз. На этот раз Маклиф стукнулся спиной о дверь своей собственной комнатенки и упал внутрь. Дэвон последовал за ним и, навалившись сверху, схватил его за горло.
Маклиф заколотил кулаками по его груди и животу, но Дэвон не ощутил ударов. Кровь стучала у него в ушах, словно его самого душили, ослепленный яростью, он ничего кругом не видел, ни о чем не помнил. Кто-то что-то кричал ему, но слова отдавались у него в ушах бессмысленным воем. Кто-то потянул его за волосы, потом ударил по голове. Скрежеща зубами, он еще сильнее сжал горло конюха. Что-то тяжелое обрушилось ему на затылок, и он рухнул лицом вперед, кипя от гнева, борясь с тошнотой и внезапно навалившейся тьмой, но тут же заставил себя подняться и вновь нашел горло Маклифа немеющими пальцами, когда новый удар, оглушающий и тяжкий, свалил его набок.
Это Кобб навалился на него, всем телом прижимая к земле. Дэвон от души выругался, но сразу замолчал и попытался вырваться, увидев, как Маклиф, задыхаясь и утирая кровь с лица, еле разогнувшись, поднялся на ноги и поплелся к двери. Дэвон сделал отчаянную попытку стряхнуть с себя Кобба, но получил за это коленом в живот. Дыхание пресеклось, и он согнулся пополам.
Немного придя в себя и отдышавшись, Дэвон поднялся на ноги и прислонился к стене. Тошнота вернулась; он дотронулся пальцами до затылка и нащупал что-то влажное и липкое: кровь. Неподалеку на полу валялись вилы.
Кобб лежал на боку, зажав изувеченную руку между колен.
– Извините, – проговорил он, задыхаясь. – Вы бы его убили. Мне пришлось вас остановить.
Волосы управляющего были всклокочены, лицо, там, где его не скрывала густейшая черная борода, пошло красными пятнами.
Дэвон промолчал.
– Я сейчас съезжу в Труро за констеблем.
– Зачем?
Кобб удивленно поднял голову.
– Эта девушка… Ведь это она стреляла в Клея? Она сбежала, значит…
– Оставьте это мне, Кобб. Никому ни слова. Кобб встал. Его грубоватое лицо потемнело от гнева и недоумения. Здоровая рука сжалась в кулак.
– Но ее надо найти!
– Я сам ее найду.
– И наказать!
Жуткая улыбка показалась на мертвенно-бледном, осунувшемся лице Дэвона.
– Не беспокойтесь, Артур, – ответил он – Я ее накажу.
Его голос звучал отрывисто, придавая словам подобие кровавой клятвы.
Глава 20
– Ax вот ты где, Лили. Теперь тебе лучше?
– Да, кузен, гораздо лучше, спасибо. У меня просто вдруг закружилась голова. Думаю, это все от волнения.
– Ну, разумеется. Ты выглядишь просто очаровательно, – добавил Роджер Сомс, обнажая в фальшивой улыбке все свои квадратные зубы Какой лгун! Она выглядела ужасно и отлично что знала, она даже успела сказать об этом вслух своему бледному отражению в зеркале спальни всего пять минут назад. Однако по причинам, которых ей, видимо, так и не суждено понять, ее кузен не менее охотно, чем она сама, готов был закрывать глаза на очевидное и делать вид, что все в порядке. Интересно, какого был мнения обо всем этом Льюис, мельком подумала Лили. По всей видимости, ее нареченный был человеком молчаливым (а с нею особенно), что бы он ни думал о намерении своего папаши их поженить, для нее это навсегда останется неразрешимой загадкой.
– Вы уже знакомы с мистером и миссис Блейни? – осведомился Сомс, представляя ее богато разодетой паре средних лет.
Оба приветствовали ее, пряча за вежливыми улыбками снедавшее их жадное любопытство. Что за странное сборище, повторила про себя Лили не то в третий, не то уже в четвертый раз, улыбаясь в ответ чете Блейни со всем дружелюбием, на какое была способна. На взгляд Лили, гости, собравшиеся на “неофициальный” предсвадебный прием в новом доме кузена Сомса, представляли собой весьма причудливую и любопытную смесь бомонда и провинциальности, а также мирского и церковного. Мистер Блейни, как выяснилось, был банкиром. Зато мистер Маккомас, с которым она познакомилась как раз перед тем, как волна дурноты заставила ее пробормотать какое-то невнятное извинение и скрыться в своей комнате, оказался проповедником, таким же, как Сомс, учеником мистера Уэзли. Были среди гостей и другие проповедники.
Дом Сомса тоже оказался совсем не таким, каким она его себе представляла, когда появилась здесь три недели назад. Новый кирпичный двухэтажный дом в форме буквы L с прекрасным садом, разбитым на заднем дворе, выглядел чрезвычайно величественно и импозантно, ничем не напоминая убогое жилище смиренного священнослужителя, бродячего проповедника, грозящего прихожанам вечным проклятьем за грехи.
Именно в саду, среди цветочных клумб, подстриженных кустов и фруктовых деревьев, был устроен прием накануне свадьбы. И слава Богу, подумала Лили: сегодня вечером она бы не выдержала духоты и тесноты домашней вечеринки, а ведь завтра, после венчания, предстоит еще более грандиозное празднество.
Сам Сомс представлялся еще большей загадкой, чем его “скромная обитель”. Он был священнослужителем, предводителем весьма внушительного “стада” грешников, чьи души старался спасти с поистине невероятным упорством, но Лили не могла себя заставить принять его всерьез. За фасадом показного благолепия из всех щелей выпирала суетность. По мере знакомства со своим кузеном Лили все больше убеждалась в том, что лишь одно ценнейшее качество позволяет ему претендовать на роль духовного наставника: его удивительный голос, поистине неотразимый инструмент, которым он искусно пользовался. Даже при обычном разговоре она поражалась богатству оттенков и необыкновенной выразительности этого голоса. Ей нетрудно было вообразить, как грешники падают на колени, заслышав его громовой клич, а успевшие раскаяться плачут от радости, слушая сладкоречивые описания счастья и покоя, которые ожидают их в Божьем раю.
Лили заметила Льюиса на другом конце дорожки; они чинно раскланялись. Ее жених еще больше, чем его отец, походил на сурового и неумолимого представителя духовенства. При разговоре с Льюисом ей иногда приходила в голову дикая фантазия, будто мысленным взором он видит языки адского пламени у нее за плечом. И ей стало немного не по себе, когда она поняла, что прямо сейчас он направляется к ней с явным намерением вступить в разговор – Лили, – начал ,он с легким поклоном.
– Льюис, – ответила Лили. – Хорошо проводите время?
Его густые брови удивленно приподнялись, словно вопрос показался ему неуместным или даже неподобающим.
– А вы?
– О, да.
– Я рад. Но вы, должно быть, голодны. Идемте, моя мать уже приглашала к столу.
Извинившись перед кузеном Сомсом и супругами Блейни, Лили последовала за Льюисом к расставленным под стеной дома длинным столам, где миссис Сомс с помощью слуг приготовила настоящее пиршество. Тут были горячие мясные пироги, холодный язык и куропатки, сладкие торты и бланманже, сбитые сливки и фрукты, вина и пунш. Лили едва могла заставить себя взглянуть на все эти лакомства, не то что попробовать что-то съесть. Но Льюис уже положил еды ей на тарелку, и, чтобы ему угодить, она принялась ковырять ее вилкой, делая вид, что ест. Как это мило с его стороны – проявлять такую заботу о ней, виновато подумала Лили, ведь сам он вот уже два дня постится, готовясь к бракосочетанию. С бессильной и усталой горечью она наблюдала за этим человеком, которого не любила и почти не знала, но за которого на следующее утро ей предстояло выйти замуж. Он был по-настоящему набожным, и это вызывало у нее смешанные чувства. По крайней мере, он не был лицемером и ханжой, как его отец, но разве она сможет стать ему хорошей женой? Что за совместная жизнь их ожидает?
Вчера вечером Льюис поделился с нею своей мечтой, своим “видением”, как он это называл. Господь, по его словам, повелел ему отправляться в Уэльс, чтобы проповедовать Евангелие бедным угольщикам. Столь мрачные планы привели Лили в тихий ужас, но ей ничего иного не оставалось, как промолчать. Охваченная безразличием и подавленная происшедшим с ней, она совершенно утратила волю к сопротивлению и, если бы Льюис заявил ей, что Бог повелел ему бить китов в Северном море, покорно последовала бы за ним и попыталась бы стать хорошей женой китобою. Ей было все равно. Ей все стало безразлично с того самого вечера, когда Дэвон швырнул ее о стену и заявил, что она стреляла в его брата.
Лили взяла лошадь и ровно столько денег, чтобы хватило на проезд в дилижансе до Лайм-Риджиса. На протяжении всего этого кошмарного путешествия она каждую минуту ожидала, что он вот-вот подъедет и схватит ее, а потом убьет, изувечит или по крайней мере арестует. В Лайме миссис Траблфилд дала ей приют и сообщила, что уже переправила в Корнуолл письмо для Лили. Из Эксетера? Да. Так Лили узнала, что письмо от Сомса. Она тотчас же написала ему снова, объяснив, что разминулась с его письмом, не будет ли он так любезен написать еще раз? Во втором письме она еще раз повторила, что сожалеет о случившемся и благодарит Бога за его выздоровление. И если он может от всего сердца простить ее, если каким-то чудом Льюис все еще испытывает к ней хоть каплю привязанности, она почтет за честь стать его женой.
Сомс ответил с обратной почтой. Все прощено и забыто, приезжай немедленно. Он даже приложил к письму денег на проезд в почтовой карете С тех пор прошло три недели. Церковное оглашение состоялось, венчание было назначено на следующий день. Поначалу устроенная Сомсом спешка удивила и даже испугала Лили, но очень скоро она сообразила, что ей это только на руку. Планы Сомса идеально отвечали ее собственным тайным нуждам. Вернее, ее единственной нужде: дать отца ребенку, которого она носила под сердцем.
– Вы хорошо себя чувствуете, дорогая?
– Да, благодарю вас, миссис Сомс, со мной все в порядке.
Жена Сомса Руфь, молчаливая и запуганная маленькая женщина, открывала рот крайне редко, а после каждой произнесенной фразы отворачивалась или опускала глаза, чтобы скрыть какое-то необъяснимое смущение. Лили обменялась с будущей свекровью едва ли десятком слов, с тех пор как приехала. Сомс обращался с нею как со служанкой: бесцеремонно отдавал приказы и тотчас же забывал о ее существовании. Однако, несмотря на свою застенчивость и постоянное тиранство мужа, Руфь не оставляла без внимания Лили, и Лили была ей за это благодарна. Она как раз начала благодарить миссис Сомс за праздник и за чудесное угощение, когда к ним подошел Сомс, ведя за собой незнакомого господина.
– Лили, Льюис, можно вас на минутку? Давайте зайдем в дом, – Сомс так и светился радостной улыбкой.
Отказаться от приглашения было невежливо, и они направились к дому.
– Это мистер Уитт, – представил Сомс своего спутника. – У него с собой кое-какие бумаги, которые вам нужно подписать… Вы же знаете, что за народ эти адвокаты: вечно с бумагами. Это простая формальность. Одна минута – и можете возвращаться к гостям.
– Что за бумаги, отец? – спросил Льюис, как только они оказались в кабинете Сомса, просторном, обшитом дубовыми панелями помещении, заставленном книгами, от которых еще пахло типографской краской, и украшенном (весьма странный выбор для священнослужителя, подумала Лили) гравюрами со сценами охоты.
– Простая формальность, – повторил Сомс. – Переуступка прав на приданое.
– Приданое? – Лили едва не рассмеялась. – Но у меня ничего нет.
– Ну.., не то чтобы совсем ничего, – Сомс вкрадчиво улыбнулся. – Да, я знаю, говорить почти что не о чем, но мистер Уитт рекомендует нам все дела, даже мелкие, держать в порядке.
Лили бросила взгляд на тощего, как спичка, стряпчего в седом парике, который в эту минуту как раз раскладывал бумаги на письменном столе Сомса. Она всегда была уверена, что муж приобретает все права на имущество жены в момент бракосочетания и что никаких особых документов для этого не требуется. Должно быть, мистер Уитт – настоящий крючкотвор. Взяв у него из рук перо, она написала на бумаге свое имя. Льюис расписался ниже.
Сомс предложил тост.
– За счастливую пару! – провозгласил он, раздав всем, кроме Льюиса, по рюмочке портвейна (своему трезвеннику-сыну он протянул стакан ячменного отвара). – Да наградит вас Господь долгой и счастливой совместной жизнью, и пусть ваши дети вырастают вокруг вас подобно оливковым ветвям.
Лили побледнела, но все-таки сумела проглотить вино, не поперхнувшись.
Пора было вновь присоединяться к гостям, но когда Льюис учтиво посторонился, чтобы пропустить ее под арку, ведущую во двор, Лили замешкалась. В последние дни она постоянно чувствовала себя усталой, а в эту минуту ощутила полный упадок сил. Все это, конечно, из-за вина. Разыгрывать дальше роль счастливой невесты в нелепом свадебном спектакле стало ей не под силу.
– Льюис, – тихонько проговорила она, коснувшись его рукава, – вы не станете возражать, если я лягу пораньше?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26