Он всегда понимал, что она — хрупкое создание, но сейчас почему-то осознал это с особой ясностью.
Несмотря на то, что Ральф был выше и тяжелее, Линда поддерживала его так крепко, что он не боялся упасть или даже споткнуться. Она довела его до кровати и помогла сесть. Потом поправила на нем халат, скромно прикрыв бедра, и начала собирать полотенца. Он смотрел на нее и улыбался про себя. Безукоризненно одетая, в длинной юбке, закрывавшей стройные ноги, она была тонкой, как тростинка. Высокая грудь придавала этой точеной фигурке еще большую соблазнительность.
Подойдя к Ральфу, она дала ему полотенце. — Для волос, — пояснила она. Ральф взял его и быстро провел по волосам. Линда уже поднимала его ногу и подкладывала под нее
полотенце. Он поморщился от боли. Из кармана передника она достала коричневый флакон с лекарством. Налив на ладонь немного жидкости, она поставила флакон и начала массировать ногу. Ральф смотрел, как ее руки разглаживают узлы в мышцах. Он весь отдался ощущению тепла, проникающего в суставы.
— Почему вы не замужем? — спросил он вдруг.
Линда не остановилась, но ее сердце затрепетало. Не глядя на него, она сосредоточилась на работе.
— Мне кажется, это личный вопрос, — сказала она.
— Ублажите меня.
Временами Линде казалось, что она только этим и занимается.
— Не стоит…
— Кто-нибудь задавал вам когда-нибудь этот вопрос?
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:
— Да.
— И вы ответили «нет».
— Я ответила «да».
Она опустила голову и принялась массировать бедро.
— Что же случилось?
— Мой отец заболел за несколько месяцев до свадьбы. Я проводила много времени, ухаживая за ним. Не могла строить планы… Я была усталой и раздраженной. — Она слегка покачала головой, и ее длинные ресницы прикрыли фиалковые глаза. — Через некоторое время я просто перестала интересоваться замужеством. Думаю, то же случилось и с Эдвардом. — Она вздохнула. — Мы расторгли помолвку.
— Когда это было?
— Семь лет назад.
Значит, ей было двадцать два года, подумал он. И двадцать шесть, когда умер ее отец. Александр Стрит был личным врачом Миллисент, пока не заболел. Разрушительная болезнь, которая высосала из него все соки и, в конце концов, свела в могилу, стала для Линды одним из источников медицинских знаний и физической силы. После смерти отца она начала работать сиделкой.
— Вы сожалеете об Эдварде?
Она покачала головой.
— А о том, что не вышли замуж?
Линда на секунду задумалась и снова покачала головой.
Ральф замялся:
— Моя бабушка вбила себе в голову, что я должен иметь наследника состояния Монтгомери.
— Разве она не знает, как вы стараетесь?
Ральф удивленно вскинул брови, не вполне веря тому, что услышал.
— Это как?
Линда усмехнулась.
— Моя комната в конце коридора, — объяснила она. — И выходит на улицу. Я знаю о женщинах, которые приходят сюда по ночам… и о тех, которых поставляет вам ваш друг Чепмен. Вы, должно быть, уже произвели на свет не одного наследника. Возможно, ваша бабушка будет удовлетворена.
— Я вижу, сегодня вы откровенны, — сухо заметил он. — Раз так, позвольте мне сказать: моя бабушка заявила, что не признает незаконнорожденных. К счастью, у меня их и нет.
Линда удивилась, почему его слова обрадовали ее. Стараясь скрыть это от Ральфа, она нагнулась и взяла полотенце. Линда вытерла руки и обернула полотенцем ногу пациента.
— Бабушка поэтому хотела вас видеть? — спросила она.
— Да.
Это объясняло его безрассудную попытку отправиться в деловой район. Линда понимала, что Ральф Монтгомери не мог терпеть, чтобы кто-то вмешивался в его жизнь. Даже если это была любимая бабушка.
— Я думаю о ее желании, — продолжал он.
— О… — протянула Линда.
«Интересно, — подумала она, — кого же он выберет?» Парад женщин, посещавших его спальню, состоял не только из шлюх. Там была, например, одна молодая женщина, наверное, кузина Чепмена. Она была очень красивой. Линда часто слышала ее звонкий смех, доносившийся из спальни хозяина. Она составила бы хорошую партию для Ральфа Монтгомери. Возможно, немного глуповата, немного легкомысленна, но будет отлично смотреться рядом с ним, и у них будут прекрасные дети.
Он мог иметь любую женщину, какую хотел, и часто так и делал. Линда знала это и держалась от него на расстоянии. Девушка не хотела сделаться одной из многих.
Ральф был на редкость красивый мужчина: ясные серые глаза, аристократические черты лица, прямой нос, твердый подбородок, блестящие черные волосы. Тело его было мускулистым и гибким благодаря физическим упражнениям, которые он ежедневно выполнял с Линдой. Он привык ездить верхом, охотиться и ходить пешком. И конечно, злился, что из-за несчастного случая вынужден мало двигаться.
Линда хорошо изучила все его тело с широкими плечами, тонкой талией и впадинками по обеим сторонам ягодиц. Она массировала его бедра и руки, а когда он бывал почти без сознания от боли, клала его голову себе на колени и растирала шею и затылок.
Когда он был прикован к постели, именно Линда мыла его. Об этом просил сам Ральф. Линда выдержала испытание: под внимательным, даже циничным взглядом Ральфа Монтгомери она не дрогнула. Со временем она узнала его тело лучше, чем любая женщина, разделявшая с ним постель, и даже лучше, чем он сам. Она почти так же хорошо чувствовала его настроение. И хотя сохраняла бесстрастное выражение лица, переживала вместе с ним, если ему было плохо. Ральф ненавидел свою беспомощность, и сиделка стала мишенью для его гнева. Она не раз сталкивалась и с холодной вежливостью, и с язвительными выпадами, и с угрюмым молчанием.
Он всегда смотрел на нее так пристально, что, уходя в свою комнату, она все еще чувствовала на себе его взгляд. В лучшие дни он задабривал ее улыбками и приятной беседой, предлагал деньги или подарки.
Ральф Монтгомери всегда добивался своего. Он не особенно ценил то, что она выполняла все его требования. Обеды из лучших ресторанов Сан-Франциско ему доставляли в комнату. Она устроила так, чтобы его помощники приносили ему работу из офиса, и каждый день Квей По бегал на биржу и списывал курс доллара. Когда Ральф жаловался, что слишком жарко, она открывала окна и двери и проветривала дом; когда было слишком холодно, разжигала огонь в камине.
Сейчас Линде было не по себе. Ральф рассматривал ее с таким любопытством, словно она была какой-нибудь диковинной вещицей. Ральф провел рукой по волосам, вытер шею полотенцем и снова взглянул на Линду. Ее фиалковые глаза оставались спокойными, выражение лица — бесстрастным.
— Бабушка хочет, чтобы я был помолвлен к Рождеству, — сказал он. — Это было бы для нее хорошим подарком.
— Возможно, вам лучше подарить ей шляпку или шаль, — заметила Линда. — Это тоже хороший подарок.
Его удивил ее холодный юмор. Ральфу хотелось заглянуть ей в лицо и посмотреть, не улыбается ли она.
— Вы это хотите получить к Рождеству?
— Я? — Ее голос слегка дрогнул. В сердце кольнуло. — Нет, боюсь, что мне нужны апельсины на яблоне.
— А что это должно означать? — спросил он, удивляясь ее внезапной серьезности.
Она пожала плечами.
— Это может означать все или ничего. — Она видела, что он нахмурился, но объяснять не стала.
Линда попыталась встать, но Ральф взял ее за руку. Его пальцы были худыми, но сильными, и ей было бы нелегко высвободить руку, если бы она захотела. Она дотрагивалась до него сотни, тысячи раз; поддерживала, обнимала и холила его тело; гладила его волосы, спину, бедра, касалась самых интимных мест. Но Ральф Монтгомери почти никогда не дотрагивался до нее. Сейчас его пальцы казались огненным кольцом. Линда задрожала.
— В чем дело, мистер Монтгомери?
Ральф разжал пальцы и наблюдал за тем, как Линда трет руку, словно он поставил ей синяк. Он знал, что его пожатие не было болезненным. Его глаза слегка прищурились, и взгляд потеплел.
— Я подумал, что, может быть, вы согласитесь стать моей невестой, мисс Стрит.
Она взглянула ему прямо в лицо. Самообладание изменило ей: ее фиалковые глаза расширились, и рот слегка приоткрылся. Побледнев как полотно, она тихо сказала:
— Почему вы думаете, что я соглашусь? — Ее сердце сжалось. — Я очень люблю вашу бабушку. Она никогда не забывала моего отца. Когда он не мог больше принимать пациентов, она поддерживала нас обоих. Благодаря миссис Монтгомери я нашла работу.
Она помогла мне и после смерти отца. Не знаю, что бы я делала…
Ральф оборвал ее:
— Она умирает. Я должен исполнить ее волю, не обязательно должна быть свадьба. Только помолвка.
Линда изо всех сил сжала полотенце и медленно опустилась на краешек кровати.
— Миллисент умирает?
Слезы покатились по ее щекам. «Это невозможно, — подумала она. — Только не Миллисент». Даже в восемьдесят лет она была самой энергичной женщиной, которую знала Линда.
Она резко повернулась к Ральфу.
— Ей что-нибудь нужно? Что я могу… — И замолчала. Он уже сказал ей, что нужно его бабушке и чем она могла помочь. — Это будет не на самом деле?
— Помолвка будет на самом деле. Просто не будет свадьбы.
Он имел в виду, что помолвка кончится после смерти его бабушки. Это было расчетливо и даже мерзко. Мурашки побежали по ее телу.
— Не знаю, — протянула она. — Может быть, вы попросите кого-нибудь другого?
Ральф был готов к такому ответу.
— Никого, кроме вас, бабушка не приняла бы так охотно. За исключением Чепмена, вы были моим постоянным компаньоном. Последние девять месяцев вы практически жили у меня в кармане — когда у меня были карманы. — И он продолжал спокойно, словно речь шла об обыкновенной сделке: — Бабушка знает вас много лет и восхищается вашей преданностью и постоянством. Она считает, что у вас есть характер, ум, сердце. Я с ней согласен.
— Благодарю вас, — усмехнулась Линда. — Я подумаю…
— Но Миллисент в своем возрасте склонна к романтическим бредням. Ей бы хотелось, чтобы я женился по любви. Давайте притворимся, будто мы влюбились друг в друга.
— Но это же неправда!
— Неправда, — согласился Ральф. — Но давайте сыграем для бабушки любовь. Я приглашаю вас к ней завтра на обед по случаю Дня благодарения.
Так Линда оказалась на обеде у Миллисент. Блюда на столе чередовались с цветами. Еду подавали очаровательные служанки в черных платьях с широкими белыми воротниками, накрахмаленных передниках и высоких колпаках. На ногах у них были тяжелые туфли с пряжками. Юный Квей По был, к ужасу Ральфа, наряжен индейцем.
Во время обеда Линда несколько раз ловила взгляд Ральфа, но не могла понять его выражения.
— Обед удался на славу, — заявила Миллисент вечером, когда гости разошлись. Остались только Ральф и Линда. — Хотя эти башмаки были ошибкой — топот стоял как от табуна лошадей.
Ральф налил себе коньяку и сказал с упреком:
— Зачем ты нарядила Квей По индейцем? Мальчишка — китаец, бабушка. В нем нет ни капли индейской крови.
Миллисент не обратила внимания на замечание внука и повернулась к Линде:
— Он сегодня чересчур серьезен, не так ли? Какой смысл в празднике, если не отмечать его с некоторой экстравагантностью? Хотя это не вполне в стиле Ральфа, правда? Он не понимает толк в плюмажах и вряд ли сможет устроить что-нибудь оригинальное.
Уголком глаза она увидела, что внук помешал золу в камине. «Все-таки он заботливый мальчик, — подумала она с нежностью. — Заметил, что меня знобит».
— Я рада, что Ральф привел тебя, — продолжала она, глядя на Линду. — Ты ведешь слишком замкнутый образ жизни.
— Думаю, что Линда теперь будет чаще выходить в свет, — вставил Ральф. — Теперь, когда я сам смогу время от времени появляться на людях, я попрошу ее иногда сопровождать меня.
— Это замечательно, — обрадовалась Миллисент. — Она заслужила отдых. Терпеть тебя целых девять месяцев не каждый бы смог. Не возражай, дорогая. Он негодник. Я ведь предупреждала, когда просила взять его в качестве пациента. Меня радует, что вы еще разговариваете друг с другом. Я боялась, что однажды ты войдешь в мой дом и потребуешь прикончить его, как лошадь со сломанной ногой.
Ральф чуть было не поперхнулся коньяком.
— Ну что ж, спасибо, бабушка. К счастью, Линда более терпелива, чем ты. — Он отошел от камина и сел возле Линды на маленький диванчик. Девушка чуть вздрогнула. Это удивило его: раньше он этого не замечал. — Может быть, ты хочешь, чтобы Линда навещала тебя? — спросил он бабушку.
— Я бы с радостью, — подхватила Линда. — Это бы доставило мне огромное удовольствие.
— Глупости! — перебила Миллисент. — Вам незачем тратить на меня время. Какое в этом удовольствие? — Она поймала взгляд, которым обменялись Ральф и Линда, и понимающе кивнула. — Я вижу, что Ральф сказал вам, что я не очень хорошо себя чувствую. То-то я заметила, что за обедом вы на меня пристально смотрели. Вы думали, что я могу опрокинуться? — Она сделала соответствующий жест. — За мной наблюдает доктор Харви. Он, конечно, не такой хороший врач, как ваш отец, но достаточно опытный. Но довольно о моем здоровье. Как мой внук? Вчера он ходил лучше, чем сегодня.
Линда пожаловалась Миллисент, что Ральф слишком много ходит. Ральф молча выслушал нравоучения бабушки.
— Лучше бы она надрала мне уши, — сказал он позднее.
— Но вам это нравилось, — мягко возразила Линда. — Я заметила.
Они ехали домой в открытом экипаже. Квей По, примостившийся за кучером, все еще был в плюмаже и перьях — подарке от Миллисент за его работу. Линда сидела возле Ральфа на мягком кожаном сиденье. Ночь была ясной и прохладной, и ледяные иглы морозного воздуха проникали под их шерстяные накидки. Лайковые перчатки Линды грели мало, и когда она потерла руки, Ральф взял их в свои ладони. Руки у Линды были узкими и красивыми, и Ральф держал их осторожно, как хрупкий фарфор.
Она отняла руки.
— Вам пора привыкать к этому, — усмехнулся Ральф, глядя на ее тонко очерченный профиль, вырисовывавшийся в лунном свете. — Бабушке покажется странным, если мою невесту будут отпугивать мои прикосновения.
— Меня не отпугивают, — возразила она поспешно. — Я…
— Да?
«Смущена, — хотела она сказать. — И немного боюсь. Не вас, а себя».
— Я не привыкла к этому, — пробормотала она. — Но постараюсь привыкнуть. Не хочу огорчать вашу бабушку.
Она не смотрела на него, поэтому не видела невеселую усмешку Ральфа.
— Нет, — сухо ответил он, — мы не будем ее огорчать.
Следующие три недели Линда очень старалась. Это было непросто: притворяться на людях, что влюблена, а потом наедине с ним притворяться, что это не так. Ральф Монтгомери держался безупречно. Он водил ее в театр, оперу, позволил проиграть, а затем отыграть пятьсот долларов в одном из самых богатых казино. Она посещала церковь с Миллисент и Ральфом три воскресенья подряд, обедала с ними. Каталась с Ральфом в экипаже. Она возражала. Не обязательно, чтобы ее везде видели с ним. В конце концов, разве они не делали это просто для того, чтобы убедить бабушку в серьезности своих намерений? Линда убеждала себя в том, что уступает Ральфу Монтгомери потому, что он настойчив. Но ей нравились прекрасные туалеты, нравилось высшее общество, которое раньше было недоступно для нее. Ей нравился Ральф. Однако на рождественском балу у Чемберленов Линда узнала, что думают о ней в обществе. Она поняла, что была слишком наивной.
— Эта особа живет с ним. Говорили, что она только заботится о нем, но думаю, что она все это время была его любовницей.
Две юные девушки не знали, что они не одни в комнате, куда Линда зашла, чтобы зашить платье, нечаянно порванное неосторожным партнером по танцам. Линда узнала голос — он принадлежал кузине Чепмена, той, которая часто приходила к Ральфу.
— Все вынуждены принимать ее, — продолжал голос. — Кто станет ссориться с Ральфом Монтгомери или его бабушкой? Миссис Чемберлен была поражена, но, по словам моей мамы, у нее связаны руки. Она была вынуждена включить Линду в список гостей. У мистера Чемберлена много акций компании Монтгомери.
Девушки ушли. Линда зашила платье и вернулась в зал. По стенам были развешены ветки сосны, украшенные кружевами и нитками бус из розового стекла. Ледяные фигуры лебедей плавали в фонтане из клубничного пунша. Кадки с розовым и кремовым молочаем со светло-зелеными листьями стояли вдоль сцены, где играл оркестр.
До того как Линда услышала разговор, бал казался ей превосходным. Теперь же она удивилась, как он мог ей нравиться. Ральф слегка поклонился, когда она подошла к нему.
— Все в порядке? — спросил он вежливо.
Все было хуже некуда.
— Я зашивала платье, — сказала она, стараясь придать своему голосу беззаботность.
Он проследил за ее взглядом и увидел, что она смотрит на пару, вальсирующую в центре зала. Ральф узнал своего друга Чепмена и его кузину, которая, как ошибочно рассчитывал Чепмен, должна была заинтересовать его. До сих пор Ральф не приглашал на танец ни Линду, ни других женщин, боясь показаться неловким.
1 2 3 4