Ленора тоскливо слонялась из угла в угол по опустевшему дому, не зная, чем же заняться, а главное — как отвлечься от этих мыслей, что сводили ее с ума. Малькольм равнодушно посоветовал ей поискать иголку и заняться шитьем или каким-то другим женским рукодельем. Но перспектива терпеливо делать стежок за стежком, сидя в гостиной, не слишком ее привлекала, хотя она и любила порой посидеть там с книжкой. Ей посчастливилось отыскать сборник пьес, который отец еще утром забыл в столовой, но книжка оказалась старой и потрепанной, будто ее читали и перечитывали, и Ленора, открывая ее, едва дышала. На обороте титула она обнаружила какие-то каракули и долго вглядывалась в них, пока не поняла, что это просто подпись. Но имя было ей абсолютно незнакомо. Она в жизни не слышала о Эдуарде Гэйтлинге, хотя в ее памяти порой всплывали чьи-то имена. Вполне возможно, это был один из них, а может, просто какой-то провинциальный актер, оставивший любителю Шекспира свой автограф на память.
Постепенно глаза у нее стали слипаться, и она чуть было не задремала, уронив книгу на колени. Хорошо, что Меган догадалась принести ей чаю. Ленора поднесла чашку к губам и с любопытством вгляделась в пейзаж, висевший над камином. Она чуть заметно поморщилась, все еще недоумевая, как он попал сюда — на фоне элегантной обстановки картина казалась аляповатым пятном.
Любопытство заставило Ленору подойти поближе, чтобы рассмотреть ее повнимательнее. Хоть и огромная, она вряд ли могла бы претендовать на успех даже у очень невзыскательного ценителя.
Ленора прижала пальцы к вискам — интересно, откуда у нее такая уверенность? Неужели она раньше часто захаживала в картинные галереи? Иначе откуда же ей знать, сколько может стоить подобная писанина?
В ее памяти снова всплыл тот самый набросок, что отец показывал ей еще в Белль Шене — отец тогда уверял, что она часто писала пейзажи. Стало быть, она и в самом деле должна разбираться в живописи, во всяком случае достаточно, чтобы судить о ней.
Одна мысль о том, что она может оказаться художницей, погнала ее в гостиную, где был письменный стол и можно было отыскать перо и чернила. Она выдвинула узкий длинный ящик и обнаружила пачку бумаги, а сбоку — нечто вроде набросков, которыми, видно кто-то очень дорожил. Их тщательно свернули и упаковали в бумагу, перевязав лентой. С величайшей осторожностью Ленора развязала ее и, затаив дыхание, принялась просматривать наброски один за другим. А вдруг она отыщет что-нибудь, что напомнит ей о прошлом? Она обнаружила парочку эскизов, очень похожих на тот, что показал ей отец, потом еще пейзаж — он ничего ей не говорил, но работа ей понравилась. Ленора чуть не рассмеялась, сообразив, что, вполне возможно, хвалит сама себя.
Но ее любопытство выросло еще больше, когда она наткнулась на портрет молодой женщины в костюме для верховой езды. Поза показалась ей немного вызывающей, подол юбки чуть приподнялся, приоткрывая широко расставленные ноги в изящных сапожках. Шляпка с большим пером была задорно сдвинута на бок, а в обтянутых перчатками руках незнакомка держала хлыст. Впрочем, больше всего ее заинтересовало лицо этой женщины, она была так похожа на нее…или на Лирин. В надежде выяснить, кто из них изображен на портрете, Ленора скрупулезно исследовала и наконец, ее настойчивость была вознаграждена — в складках юбки она обнаружила незаметно выведенные буквы. Ленора! Ей показалось невероятным, чтобы она с таким усердием писала свой собственный портрет, стало быть, на портрете была изображена Лирин, изображена такой, какая она была всего несколько лет назад.
Положив портрет перед собой так, чтобы на него падал свет лампы, она подвинула поближе перо и чернила и принялась старательно копировать его. Чуть не высунув от усердия язык, Ленора старалась воспроизвести свободную манеру первого рисунка, но скоро нахмурилась и отбросила в сторону листок, едва не заплакав от разочарования. Перо решительно отказывалось подчиняться ей. Вместо этого у нее получались какие-то неровные штрихи и кляксы. В отчаянии она порвала листок и швырнула его в корзину. Потом попыталась снова, но результат оставался все тем же. Это жалкое подобие, которое нельзя было даже сравнить со старым рисунком, навело ее на мысль отказаться от пера и чернил и попробовать что-то еще.
Наконец она встала из-за стола и направилась наверх. На полдороге к своей спальне Ленора замешкалась, ей одинаково не улыбалось ни валяться в постели с томиком зачитанных пьес, ни спать. Эштон смог пробудить в ней любопытство и чувственность, свойственные всем женщинам, и теперь она не могла выбросить его из головы. Лежа в постели, она долго не смыкала глаз, вспоминая его широкую грудь, покрытую тяжелыми пластинами мышц, стройные, длинные ноги и плоский живот.
Ленора в отчаянии обвела глазами холл в поисках чего угодно, лишь бы отвлечься. Неожиданно в глазах ее блеснул огонек интереса. Двери всех комнат, выходивших в коридор, были парные. Но в противоположном от ее спальни конце, там, где одна комната пустовала, были три неизвестные ей двери. Обрадовавшись, что ей есть, чем заняться, Ленора поспешила туда. Куда, интересно, они ведут. К ее величайшему сожалению, двери оказались запертыми, и Ленора нахмурилась. Ей пришла в голову попробовать какой-нибудь другой ключ — хотя бы от ее собственной спальни. Расчет ее оправдался, и ключ со скрежетом повернулся в замке. Она осторожно подергала ручку и толкнула дверь и та с протяжным скрипом подалась. Комнатка была крохотная и узкая. У одной из стен начиналась крутая лестница, похоже, ведущая на чердак. Возле двери, через которую она вошла, была привязана веревка, и стоило Леноре потянуть за нее, как люк в потолке чуть приоткрылся. Ей внезапно представился погруженный во тьму чердак, где полным-полно летучих мышей и прочей нечисти, способной свести с ума любую женщину. Но, заметив, что сверху падает узкий серебряный луч света, Ленора немного приободрилась. Она снова потянула за веревку, туго наматывая ее на вбитый в стену крюк, и люк широко открылся, словно приглашая ее войти.
Ступеньки были крутые и довольно неудобные, но достаточно прочные, чтобы выдержать ее. Ленора поднималась осторожно — в любую минуту внизу мог раздаться знакомый скрип колес и тогда ей придется бегом бежать в свою спальню. Но кругом стояла тишина. Ленора благополучно вскарабкалась на последнюю ступеньку и с облегчением перевела дух, не заметив ни одной летучей мыши. Все щели было плотно забиты или законопачены, так пробраться внутрь было бы достаточно трудно. Все сверкало чистотой: ни пыли, ни паутины — похоже, здесь достаточно часто убирались. Как это обычно бывает, на чердаке были свалены всякие ненужные вещи. К одной стене были придвинуты старые чемоданы и дорожные сундуки, а рядом — остатки старой кровати. Завернутые в холст картины аккуратно стояли на специальных подрамниках, а рядом громоздились картонные коробки, до краев наполненные всякой всячиной.
Здесь, этой крохотной комнатушке, стояла почти невыносимая жара и духота и Ленора чувствовала, как по спине потекли струйки пота. Осторожно покопавшись среди чемоданов, она, наконец, отодвинула их в угол и вытащила один из них, который был поновее, и показался ей странно знакомым. Задумавшись, что там может быть, Ленора ослабила ремни и попыталась приоткрыть крышку, но оказалось, что он заперт. Растущая в ней уверенность, что чемодан когда-то принадлежал ей, заставила ее ожесточенно рыться в пыльных коробках в поисках какого-нибудь инструмента, с помощью которого она могла бы сломать замок. Но единственное, что ей удалось обнаружить, это нож для бумаги, к тому же сломанный. К этому времени она вспотела так, что платье прилипло к спине, но открыть замок так и не смогла. Что бы там ни было, в этом чемодане, это останется тайной до тех пор, пока она не отыщет ключ.
Теперь она занялась картинами. Покопавшись в них, она не нашла ничего интересного, пока не добралась до самого конца — здесь, у стены, стояла еще одна картина, прикрытая чистым холстом. Ленора аккуратно сняла его и повернула картину к свету. На холсте был изображен пожилой мужчина, вероятно, ровесник ее отца. Лицо его отличалось правильностью и тонкостью черт. Пышные седые волосы были взлохмачены и гривой падали на плечи. Хотя лицо его было достаточно суровым и замкнутым, но было что-то в его зеленых глазах, что без слов говорило о порядочности и даже благородстве этого человека. Ленора и так и этак вертела портрет, рассматривая его под разными углами, но так и не вспомнила, кто это. Поставив картину на подрамник, она вздохнула и отошла назад, не сводя с нее глаз. Что-то в этом портрете странно напоминало ей висевший над камином пейзаж, так раздражавший ее порой. Широкие мазки, которыми был написан портрет, весьма напоминали манеру автора неудачного пейзажа.
Ленора подхватила портрет и на цыпочках прокралась в гостиную. Отставив его в сторону, она подтащила к камину тяжелый стул и влезла на него, стараясь дотянуться до пейзажа. Немного подумала и повесила на его место портрет седовласого мужчины, а потом отошла в сторону, чтобы оценить плоды своих трудов. Пейзаж, больше всего напоминавший неряшливую проплешину на коре старого дерево, раздражал ее чрезвычайно, он был здесь совершенно ни к месту и выглядел крайне непривлекательно. Теперь же комната обрела завершенность и гармонично вписывалась в обстановку остального дома. Не зная, откуда взялся в доме этот убогий пейзаж и подозревая, что это чей-то подарок, возможно, даже Малькольму, Ленора не рискнула оставить портрет на стене и с тяжелым вздохом сняла его.
Вернув картину на чердак, Ленора постаралась запомнить место, где она стояла и снова спустилась по узкой лестнице. Размотав веревку, она захлопнула люк, заперла дверь в комнату и убрала подальше ключ.
Вернувшись в свою спальню, Ленора почувствовала, как уныние снова наваливается на нее. С моря дул легкий, свежий ветерок, он приятно остужал разгоряченную кожу и шевелил шторы на окнах. Ленора взяла замызганную книжку и устроилась возле высоких французских окон, где чувствовалось слабое дуновение воздуха. Но очень скоро книжка выпала у нее из рук, и взгляд рассеянно устремился к океану. И вот перед ее мысленным взором постепенно возникло чье-то лицо, только не то, которое она ожидала увидеть. Оно принадлежало пожилому человеку с портрета. В ее памяти оно вдруг ожило и выражение его изменилось. Вот он смеется, хмурится, о чем-то задумался, а вот оно стало неожиданно нежным…
Брови Леноры резко сдвинулись на переносице. Где-то за невидимой стеной, что отделяла ее прошлую жизнь, жила память о нем. Она уже не сомневалась, что когда-то знала этого человека, причем очень хорошо.
Немного погодя Малькольм на своем черном жеребце подъехал к дому. Конь был покрыт хлопьями пены, одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что несчастное животное мчалось галопом всю дорогу от города. Похоже, однако, что молодого человека это ничуть не заботило. Он снова вонзил шпоры ему в бока и погнал коня прямо к шатру Эштона. Обогнув его несколько раз, Малькольм резко осадил жеребца перед входом. С силой натянув поводья, он издевательски хохотнул и позвал:
— Хватит прятаться, мистер Уингейт! Выходите, мне надо поговорить с вами.
Не понимая, что ему могло понадобиться, Эштон откинул полу шатра и вышел, Ленора в свою очередь появилась на крыльце, сгорая от любопытства. Прикрыв глаза ладонью, она с тревогой прикусила губу, видя, что Эштон направляется к Малькольму.
— Ну, и что вам понадобилось, Малькольм? — поинтересовался Эштон, невозмутимо вздернув бровь и прикусив кончик черной черуты.
Малькольм предпочел сделать вид, что не расслышал, он ласково похлопывал влажную шею коня с такой заботой, которая вовсе не была ему свойственна. Обычно он, не задумываясь, загонял несчастных лошадей до полусмерти, а потом менял их, как перчатки, готовя очередной жертве ту же страшную участь.
— В городе мне сказали, что вы приглядываете хорошую верховую лошадь для дамы.
— Совершенно верно, — кивнул Эштон, поднося спичку к тонкой сигаре.
— А могу я узнать, для кого именно?
Разминая туго скрученные табачные листья, Эштон будто забыл о нем. Только убедившись, что он раскурил сигару, он лениво буркнул, не вынимая ее изо рта.:
— Когда-то Лирин была отличной наездницей. — Он аккуратно снял прилипшую к языку табачную крошку и невозмутимо добавил: — Думаю, она будет в восторге от этого подарка.
Глаза Малькольма превратились в узкие щелочки, в которых полыхала ненависть, он задыхался. Наконец, справившись с собой, он процедил сквозь зубы:
— Ленора тоже отлично ездит верхом. Но если вы вбили себе в голову, что я позволю своей жене принимать подарки от другого мужчины, стало быть, вы попросту спятили!
Эштон равнодушно пожал плечами.
— Ну что вы, Малькольм, мне и в голову никогда не приходило отправлять лошадь в вашу конюшню. Я для этого слишком люблю животных, — Он выразительно ткнул кончиком сигары в жеребца, все еще покрытого хлопьями пены. — Если вы и дальше будете так обращаться с несчастным животным, то долго он не протянет.
Малькольму и в голову не пришло придумать хоть какое-то оправдание.
— Я беру от них все, что мне нужно, — Он осклабился, раздвинув полные губы в глумливой усмешке, — Впрочем, как и от женщин.
Заметив это, Эштон едва успел опустить потемневшие от гнева глаза, потом поднял руку и осторожно коснулся щеки, на которой вздулись желваки.
— Да, я видел этих несчастных, с которыми вы имели дело…в таверне Руби. Они были в столь же плачевном состоянии, что и ваша лошадь.
От этих слов Малькольм замер, вытянувшись в седле, уже готовый соскочить с коня. наконец здравый смысл взял верх, и он пожал массивными плечами.
— Ну, по крайней мере можно сказать, что по части женщин вкусы у нас сходятся.
— Не так уж трудно без памяти влюбиться в такую женщину, как Лирин, — Эштон сунул в рот черуту и с наслаждением затянулся, укутавшись облаком ароматного дыма. Потом прищелкнул языком и с интересом посмотрел на Малькольма. — Только вот непонятно, что в вас нашла Ленора?
Широкая физиономия Малькольма побагровела, и опять ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы овладеть собой. Презрительно скривившись, он нанес ответный удар.
— Да, что касается вас, мне тоже показалось это несколько странным. Признаюсь, одно время я даже считал, что вы попросту заставили Лирин стать вашей женой. У вас ведь, знаете ли, весьма неважная репутация в наших местах!
— Вы имеете в виду меня? Или себя? — Широкие плечи Эштона от смеха заходили ходуном.
— Думаю, нет смысла скрывать, что мы недолюбливаем друг друга, — холодно сказал Малькольм, — И то, похоже, ни один из нас не строит никаких иллюзий на этот счет.
— Согласен, — кивнул Эштон. — Наши чувства взаимны, не так ли?
Малькольм криво усмехнулся.
— Тогда вы, должно быть, понимаете, что я не позволю Леноре принимать от вас подарки. Так что не стоит зря тратить деньги.
— Знаете, Малькольм, когда я принялся подыскивать лошадь, я как-то не думал о том, что мне нужно ваше согласие, — невозмутимо отозвался Эштон. — Так что можете не лезть из кожи вон, показывая, как вы меня ненавидите. Кстати, я уже подобрал прекрасную кобылу для дамы. Вскоре ее пришлют.
— Я не позволю ей принять лошадь! — заорал Малькольм. — Вы понимаете или нет?!
Эштон лениво пожал плечами.
— Кобылу доставят ко мне и я позабочусь о том, чтобы Лирин могла ей пользоваться в свое удовольствие. К тому же, у меня есть Хикори, он будет за ней ухаживать.
Опешив от такого нахальства, Малькольм откинулся в седле.
— Я не верю вам. Не понимаю, как можно быть таким тупоголовым ослом! Что у вас в голове, хотел бы я знать — труха? Если вы думаете, что я позволю Леноре сесть на эту лошадь, значит, вы окончательно спятили!
— Конечно, вы предпочитаете держать ее взаперти в этом доме, словно пленницу, — с вызовом бросил Эштон. — Вы не позволяете ей никуда выходить без вас, покуда я тут…
— Понятное дело! — рявкнул Малькольм. — Именно потому что вы тут! Я вовсе не хочу, чтобы ее постигла та же участь, что бедняжку Мери! А ведь это несчастье случилось как раз после вашего приезда. Так скажите же мне, мистер Уингейт, неужели это просто совпадение? Здесь было так тихо и спокойно до вашего появления.
— Да уж, конечно, — саркастически хмыкнул Эштон. — Впрочем, вы и так знаете, что ни я, ни мои люди не имею ни малейшего отношения к убийству несчастной Мери.
— Ничего подобного! — вспыхнул Малькольм.
— А я-то думал, вы умнее, — ухмыльнулся Эштон, — Стало быть, я ошибался. Впрочем, мне понятно, почему вас так устроило бы, если бы именно меня обвинили в убийстве. Тогда бы вы избавились от моего присутствия самым быстрым и надежным способом, причем надолго, и навсегда заперли бы Лирин в вашем проклятом доме!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57