– В самом деле? – Похоже, Питера позабавил ее ответ. – Воображаю, что вы привезли в качестве вечернего туалета!– У меня нет вечерних платьев. Только это и еще одно, которое я носила на корабле.Хотендорф нахмурился и сжал губы. Аннелиза без труда поняла причину его негодования. В том, что ее снабдили таким убогим гардеробом, он усматривал некое позорное пятно для себя. Однако постепенно его лицо начало смягчаться.– Ах да! Я и забыл о странном обычае «дочерей компании». Представляю, как щедро наградили бухгалтера за составление сметы ваших нарядов. Наверняка компания экономит на этом не одну тысячу гульденов. – Он негромко засмеялся. – Ладно, Бог с ними, меня это не волнует. Такие люди, как я, располагают достаточными средствами, чтобы одевать жен по своему вкусу.– Я вовсе не хочу вводить вас в расходы…– Повторяю, финансовая сторона для меня не имеет значения. Моя жена не должна выглядеть так, как ты сейчас. Я этого не допущу.А вот Майкл не только не осуждал ее – он говорил ей, как она прекрасна, и заставлял ее чувствовать себя прекрасной.– Не волнуйся, – продолжал тем временем Хотендорф. – Завтра у тебя будет новая одежда.– Та, что висит в гардеробе? – спросила Аннелиза и тут же испугалась, что ее вопрос может рассердить Питера.– Нет! – отрывисто сказал он. – Мне стоит громадных усилий сохранять вещи моей Хильды – этот климат разрушает все на свете. И все же я никогда не посмею выбросить их. И я не желаю видеть ее одежду на другой женщине.Это было оскорблением, своего рода выражением неприятия, однако в этот момент Аннелиза испытала чувство благодарности к своему мужу.– Утром я пошлю слугу на рынок, он купит тебе что-нибудь из их одежды на первый случай. Хильда иногда носила сари и говорила, что чувствует себя в нем превосходно. Ну а в скором времени у тебя будет настоящий голландский гардероб.Она покорно кивнула, и Питер повел ее за обеденный стол. Растерявшись, Аннелиза как зачарованная смотрела на ошеломляющее количество маленьких тарелочек и столового серебра вокруг стандартного набора отдельно для каждой персоны. Едва они с Питером заняли свои места, слуга ударил в ладоши, и начался настоящий парад – официанты спешили к столу каждый со своим дымящимся ароматным блюдом.Центр стола был уставлен типичной голландской пищей: сосиски, отварная капуста, свекольник; зато вокруг выстроилось множество разноцветных блюд, из которых она не знала ни одного.– Разумеется, со временем ты сможешь заказать себе любой напиток по своему вкусу, – сказал Питер. – Хильда, например, любила воду с лимоном и палочкой сахарного тростника. Но сегодня я приказал сделать кое-что специально для тебя. То, что обычно пью сам. – Он поднял чашку с дымящейся жидкостью. – Мускатный чай. Очень дорогое удовольствие, доступное только плантаторам. Благодаря эфирным маслам, содержащимся в мускатном орехе, этот чай имеет необыкновенный вкус. Но у него есть и еще одно уникальное свойство, весьма полезное для наших занятий предстоящей ночью.Хотендорф самодовольно рассмеялся, и Аннелиза вдруг вспомнила о его недавнем вердикте: «…с завершением супружеского долга можно и повременить. Я не стану делать из этого трагедии».– Какое… особое свойство? – шепотом спросила она.– Мускатный чай вызывает своеобразное опьянение. – Питер сделал большой глоток из своей чашки. – Но бойся переборщить, не то можно дойти до полного бесчувствия. Ты, наверное, обратила внимание, что на корабле всегда имеется запас спиртного. Капитаны обязательно держат джин или арак, когда перевозят большие партии мускатного ореха.Разумеется, она заметила, но только совсем другое – муж теперь обращался с ней менее официально. Однако ей было не до этого. Она действительно не раз видела, как Фербек выдавал морякам некоторое количество джина, но считала, что он делает это по доброте душевной, чтобы экипаж не так сильно тосковал по дому.– Говорят, у голландских моряков даже существует своеобразный девиз. Я слышала, как на корабле шутили: Больше джина и вина,а иначе нам хана! – Ты не так далека от истины. Компания знает, что делает. Если лишить мужчин джина, они быстро переключатся на мускатный чай и пропьют всю прибыль. Известно, что на этой почве иногда даже возникают бунты: экипаж бросает работать и только тем и занимается, что выжимает эфирные масла и хлещет чай до конца рейса. Когда корабль приходит в родной порт, в трюме у него пусто.Судя по всему, изысканное питье слабо действовало на Питера, хотя, возможно, именно благодаря ему он стал таким словоохотливым. Аннелиза тоже отважилась сделать глоток. Сначала она почувствовала приятный слабый вкус муската, потом ее язык словно обожгло и она поморщилась.– Я предупреждал, к этому надо сперва привыкнуть. Съешь что-нибудь. – Питер жестом показал на изобилие закусок. – Мы называем это рисовый стол, так как все блюда приготовлены из риса. Уверен, раньше ты их никогда не пробовала.– Никогда, – подтвердила Аннелиза.– Вообще-то мы все здесь консерваторы – в нас слишком сильна приверженность традициям. Мы требуем, чтобы нам готовили только голландские блюда. – Он кивнул в сторону знакомой ей пищи в центре стола. – Но Хильда при всей своей любви к нашей кухне убедила меня расширить рацион, и я очень доволен, что она сделала это.– Я тоже постараюсь сделать вам приятное и освоить какие-нибудь новые блюда…– Пустая затея. Хильда за много лет разработала меню на четырнадцать дней. Замечательное меню, и главное – оно идеально подходит для моего пищеварения. Я не вижу никакой надобности менять его.– Как скажете, – покорно согласилась Аннелиза.Хотендорф потягивал свой чай и, по-видимому, оставался совершенно равнодушным к тревогам жены. С каждым упоминанием об усопшей Хильде Аннелиза чувствовала, что она все глубже и глубже погружается в пучину, из которой ей никогда не выбраться. Она посмотрела на свой чай, схватила чашку и залпом выпила горячую жидкость. Перспектива опьянения и забытья вдруг показалась ей очень заманчивой.– Это тоже рис, – спокойно продолжал Питер, показывая на необычайно странное блюдо, представлявшее собой горку клейких белесоватых зерен. – У нас в Нидерландах не едят риса, а здесь, на островах, это основная пища, и она нравится мне все больше и больше. Положи себе немного на тарелку.Аннелиза послушно выполнила приказание, а слуга тем временем вновь наполнил ее чашку мускатным чаем. Непривлекательная тестообразная масса не вызывала аппетита, поэтому она снова и снова прикладывалась к чашке с чаем.– А теперь добавь что-нибудь отсюда. Блюда, имеющие золотисто-коричневый цвет, – это, как правило, мясо, оранжевый и красный – фрукты, остальное – овощи. Бери и накладывай поверх риса. Немножко того, немножко другого. Но имей в виду – все здесь очень острое из-за большого количества приправ. Вот зачем нужно смягчающее действие риса. Сейчас ты это поймешь.Аннелиза выловила несколько толстых коричневых кусков из пряного соуса и добавила в рис, с некоторой опаской вдыхая густой ароматный пар над тарелкой. Зачем так много специй? Они с матерью никогда не сыпали приправы столь щедро, если только мясо не было порченым. Ей невольно вспомнилась пища в последние дни пребывания на «Острове сокровищ», когда кок выскребал со дна бочек последние крохи тухлого мяса. Более мерзкого вкуса, наверное, не существовало в природе.Следуя примеру Питера, она зачерпнула немного рыхлой ароматной рисовой смеси.Когда язык распробовал весь букет, Аннелиза пришла в восторг.– О, это действительно очень вкусно! – восхищенно воскликнула она.Питер одобрительно кивнул:– Все зависит от специй, которые ты добавляешь. Любая щепотка привносит свой вкус и аромат. Такое впечатление, что каждый раз ешь новое блюдо.В их неторопливой беседе наступил перерыв, и тишину нарушали только мягкое позвякивание серебра о тарелки да приглушенный стук чашек. Аннелиза уже перестала считать, сколько раз наполнялась ее чашка. Несмотря на вкусные запахи пищи, у нее в конце концов пропал аппетит. Чтобы отвлечь внимание Питера, она заставляла себя снова и снова подносить ко рту ложку с одним-двумя зернышками риса; но каждый раз ложка казалась все тяжелее, и ей стоило большого труда удерживать ее в онемевшей руке. Никогда еще для выполнения столь простой задачи ей не требовалось таких непомерных усилий.– Аннелиза, отчего у тебя такой невеселый вид? – неожиданно спросил Питер. – Ты не заболела?– О нет! Уверяю вас, со здоровьем у меня все в порядке. Я всегда была достаточно крепкой.Она никак не могла взять в толк, откуда появилась эта непонятная тяжесть в руках и ногах, сопровождавшаяся почти непреодолимым желанием положить голову на стол и заснуть глубоким сном. Если бы в этом был виноват чай, то и Питер испытывал бы что-то похожее. Однако ее муж сидел прямо, словно жердь, хотя выпил гораздо больше чая, чем она.– Наверное, это все от жары – я к ней еще не привыкла.Это была явная ложь. В своей продуваемой спальне Аннелиза чувствовала себя несравненно комфортнее, чем в душной каюте корабля. К тому же, пока она предпринимала безуспешные попытки уснуть, возле ее кровати стоял слуга и обмахивал ее опахалом из веток с широкими листьями.К ее удивлению, Питер лишь кивнул в ответ. Поразительно, почему он не сказал, что человек, проплывший через тропические моря, должен бы приобрести устойчивость к жаре. Он взглянул на нее, и впервые его взгляд задержался на ее лице. Аннелиза попыталась дружелюбно улыбнуться, но губы уже не повиновались ей, а глаза застлал туман.– Я велю двум слугам стоять над нами всю ночь и обмахивать нас веерами, – сказал он. – Но это после.После чего?
Пока он провожал ее обратно по лестнице в спальню, его рука покоилась у нее на талии. Аннелиза с недоумением заметила, что не может обойтись без его помощи, ей показалось, что силы совсем покинули ее.Наконец они пришли в комнату Аннелизы, и Хотендорф оставил ее стоять у спинки кровати. Горничные тут же бросились к ней, чтобы приготовить ее для брачного ложа. Вспоминая, сколько огорчений было связано со свадебным платьем, Аннелиза подумала, что вид ее ночного балахона приведет их в отчаяние, однако девушки, напротив, были в восторге.– Совсем как у первой госпожи, – не удержавшись, заявила Тали.Аннелиза смиренно стояла, пока вторая горничная расплетала ей косы. Утром, когда ее волосы превратятся в спутанную гриву, помощь Мару будет очень кстати, подумала она. К ее удивлению, Мару тут же снова заплела косы и надежно закрепила их вокруг головы.– Совсем как у первой госпожи, – вслед за Тали повторила она, хлопая в ладоши. Аннелиза решила, что скорее всего это следует понимать как выражение симпатии.Тали предусмотрительно положила на ночной столик влажную салфетку, сложенное вдвое полотенце, и затем девушки удалились с такой поспешностью, словно на пребывание в ее комнате им было отпущено строго определенное время.Через несколько секунд в комнату постучали. Дверь тихо отворилась, и вошел ее муж. Немного помедлив, он повернул ключ, и спальня оказалась запертой изнутри.Оглядев Аннелизу с головы до ног, Хотендорф сразу обратил внимание на необъятную ночную рубашку и утянутые косы.– Вот так ты смотришься гораздо лучше.Слова мужа прозвучали для нее как-то неестественно, будто с далекого расстояния или через толщу воды. Он нагнулся к лампе, загасил фитиль, и теперь комнату освещал только льющийся в окна лунный свет. Присмотревшись, Аннелиза увидела, что Питер стоит почти рядом с ней. Она не слышала, как он подошел.– Я не думаю, что тебе нужно застегиваться до конца, пока ты еще не привыкла к жаре. – Его пальцы быстро и уверенно пробежали от ее подбородка до груди по короткому ряду пуговиц и расстегнули несколько из них. Привычным движением он раздвинул ткань и с легкостью, свидетельствовавшей о длительной практике, развязал ленточки на ночной рубашке. Наверное, именно так каждую ночь он раздевал свою драгоценную Хильду, рассеянно подумала Аннелиза, ожидая дальнейших действий мужа. Однако, оставив ее в покое, он принялся раздеваться сам.Сбросив с себя одежду, Питер встал перед ней, крепкий, подтянутый, уверенный в себе. Темнота скрадывала седину и делала его лет на двадцать моложе. В таком виде Питер являл собой превосходный экземпляр мужской особи, и на женщину, не познавшую великолепного тела Майкла Роуленда, он, несомненно, должен был действовать возбуждающе.Отсутствие интереса с ее стороны ничуть не тронуло его. Подведя ее к кровати, он отошел назад и стал терпеливо ждать. Забравшись на постель, Аннелиза устроила голову на подушке и скромно одернула шерстяную рубашку. Мысленно она даже составила в голове опись: косы – на месте; грудь, талия, бедра – тоже при ней, плотно запеленатые в добротную голландскую шерсть. Все в порядке, и мать непременно одобрила бы ее. Она вспомнила, как Майкл дюйм за дюймом обнажал ее тело и смаковал с головы до ног. Теперь этим займется Питер.– Ты девственница, Аннелиза?На этот раз его голос показался ей противным скрипом. Она покачала головой, чувствуя, как сильно забилось ее сердце. И надо было ему задать его вопрос, которого она боялась больше всего как раз тогда, когда у нее притупился разум.«Будь внимательна», – предостерегла она себя.– Вы испрашивали женщину детородного возраста, достаточно молодую. Но вы не требовали, чтобы ваша будущая жена была непременно девственницей.– Как и не давал согласия жениться на потаскухе. У тебя было много любовников?– Всего один.Казалось бы, горечь унижения должна была сделать ее немой. Однако, к своему удивлению, она с большим наслаждением снова повторила про себя: «Только один», – и эти слова мгновенно разбудили в ней воспоминания о другом человеке. Сладкая истома овладела всем ее телом, и всколыхнувшиеся мысли завибрировали в голове, точно мелодичные бубенчики. Аннелиза прикрыла глаза и сразу же ощутила головокружение. Мускатный чай. Обещанное опьянение. Она вдавила голову в подушку, молясь, чтобы за этим поскорее наступило бесчувствие.– Значит, ты оставила своего любовника, и теперь он сохнет с тоски в Амстердаме?– Нет. Он не голландец, он…Крошечная, еще сохранившая бдительность частица сознания прокричала свое предупреждение, но чересчур поздно: слишком многое уже было сказано. Аннелиза с усилием открыла глаза и увидела, что Питер внимательно смотрит на нее сверху. Лунный свет отбрасывал причудливые тени на его лицо, придавая ему странное выражение. Или, может быть, это действие мускатного чая? Она никак не могла понять, почему муж улыбался после такого ее откровения.– Аннелиза, мне хорошо известно, как тщательно компания следит за своими «дочерьми». Вряд ли в Амстердаме у тебя была возможность для романа; поэтому я могу предположить, что ты позволила себе завести любовника на корабле. Тогда скажи, моя упрямая женушка, насколько он был энергичным?– Энергичнее не бывает.– Так ты развлекалась с Фербеком?– Нет!Неожиданно Питер разразился смехом, напоминающим куриное квохтанье:– Тогда понятно, почему наш дорогой капитан так настроен против тебя. Несомненно, его разозлило, что ты предпочла ему какую-то мелкую сошку.Аннелиза в испуге смотрела на мужа, молясь в душе, чтобы он не потребовал от нее назвать имя любовника. Под действием чая язык все больше превращался в предателя, и у нее совсем не было уверенности, что в данный момент ей вообще удастся утаить что-либо от Питера.Видимо, Господь все же услышал ее молитвы, так как Хотендорф лишь со снисходительным видом покачал головой и сказал:– Ладно, не будем делать из этого проблем. Хильда пришла ко мне непорочной, и этого достаточно. Иметь вторую девушку совсем не обязательно. По правде говоря, я даже доволен – не придется тратить времени на ненужные церемонии.Все это казалось ей совершенно невероятным. Как мог Питер так легко простить ее? Она приготовилась к вспышке гнева, а он просто стоял, продолжая смотреть на нее сверху вниз. Разумеется, большинство женщин почувствовали бы себя оскорбленными, если бы их новоиспеченные мужья придавали так мало значения подобным вопросам, однако Аннелиза испытала неимоверное облегчение. Слава Богу, кажется, ей не придется из года в год выслушивать упреки по поводу преждевременной утраты невинности.Наклонившись, Питер приподнял пальцем ее за подбородок, заставив смотреть ему прямо в глаза.– Если тебе нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к этому дому… ко мне… я не стану принуждать тебя. Я могу подождать.Его терпимость почти обезоружила ее. Питер с самого начала честно заявил о своих намерениях, не обещая ничего, кроме брака по контракту, без любви, с единственной целью иметь потомство. Перед ней открылась заманчивая перспектива, подобная небосклону с тысячью ярко вспыхнувших звезд, и в том, что позже они для нее померкли, не было его вины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32