– Тогда почему же так ускоряется твой пульс? Я вижу, как бьется жилка у тебя на горле, Глориана, с отчаянием попавшей в силки птицы, тщетно пытающейся вырваться из плена.
Глориана с замирающим сердцем остановила взгляд на Данте. Ее глаза выдавали смятение застигнутого врасплох человека. Но тут же она распрямила плечи, и взгляд ее снова запылал зеленым пламенем, чтобы положить конец минутной слабости.
– Кровь у меня кипит потому, что мне приходится спорить с нахалом.
– Это я твой нахал?
– Перестань так глупо улыбаться! Я же только что тебя оскорбила.
– Но ведь ты назвала меня своим любимым. – Данте не обманула суровость ее слов – светящиеся нежностью прекрасные глаза говорили совсем о другом.
– Нет. Я назвала тебя нахалом.
– Там, откуда я родом, слово «нахал» означает «любимый».
– Ну и что? Это меня совершенно не удивляет. Насколько я знаю мужчин, любимые могут очень быстро превратиться в нахалов.
– Только потому, что я заметил, как твое тело выдает беспокойство и страх?
– О Боже мой! Опять все сначала! Ты хуже любого из терьеров, которых мистер Фонтанеску держит для истребления крыс. – Глориана повернулась на каблуках и, шагнув к костру, обхватила себя руками, будто внезапно почувствовала озноб. – Хорошо. Если хочешь знать, я немного нервничаю. Но не потому, что мы едем взглянуть на мое наследство. Мод, ты меня, вероятно, понимаешь.
– Я не уверена в этом, дорогая.
В какой-то момент их препирательств супруги Блу отошли от костра, оставив белых втроем.
– Мне никогда… мне никогда не доводилось проводить ночь с… – Глориана умолкла, проглотив комок в горле и бросив быстрый взгляд на Данте, и в нем вдруг шевельнулось что-то чисто мужское при мысли о том, что она, может быть, хотела бы провести ночь с ним.
Губы ее полураскрылись, и блики от костра сделали их еще более соблазнительными. Она провела по ним кончиком языка. У Данте перехватило дыхание, и он задохнулся бы, но молчание было прервано, и беседа снова потекла своим чередом.
– Мне… мне никогда не доводилось ночевать на открытом воздухе да еще в окружении всего лишь нескольких человек…
– Что верно, то верно. Здесь куда спокойнее, чем в расположившемся лагерем цирке.
– Я всегда думала, что было бы гораздо приятнее, если бы лагерь не был таким многолюдным и беспокойным. Думала, что буду спать лучше без всех его шумов и запахов. А вместо этого чувствую себя слабой и беспомощной, словно одна из этих звезд может упасть с неба прямо на меня и сплющить в лепешку. И… и не лучше ли отказаться от поездки?
Так рухнули любовные надежды Данте. Он взял несколько сучьев из оставленной мистером Блу кучи хвороста и подложил их в костер, скрывая этим жестом свое разочарование.
– Ты скучаешь по своим друзьям из цирка?
– Я бы этого не сказала. Я же знаю, что увижусь с ними примерно через неделю. – Медленно, неровным шагом Глориана снова подошла к Данте. – Кажется, мне не хватает именно близости с людьми, дружеского общения. – Она опустилась рядом с Мод на одеяло.
– Дружеского общения?
– Знаешь, просто сидеть у костра и рассказывать друг другу всякие истории…
– А! Как бывает у нас, воинов.
– Расскажи нам какие-нибудь истории из воинской жизни, Данте, – потянулась вперед Мод.
– Они не для женских ушей.
– Гм! – надулась Мод, но тут же лицо ее прояснилось. – Тогда, может быть, нам следует поговорить о чем-нибудь другом, если Глори от этого почувствует себя лучше.
Данте присел на корточки напротив Глорианы, и ее волнение улеглось. Вернее, просто отступило перед исходившим от него ароматом и теплом. Может быть, все, чего ей недоставало, – это живое тепло близкого человека на расстоянии вытянутой руки. Может быть, тогда она не чувствовала бы себя так беспокойно. Но ведь раньше, когда ее начала пробирать эта порожденная тревогой дрожь, она сидела вплотную к Мод…
В ту минуту Данте нигде не было видно, а слабый внутренний голос нашептывал ей, что он, может быть, не вернется.
Это было черт знает что. Беспокоиться не о чем – Данте все равно не уйдет, пока не получит зеркало. Тогда почему ее волнение стало утихать лишь по его возвращении к костру? А стоило ему заботливо спросить о ее самочувствии да еще улыбнуться смешному совпадению слов, как она совсем растаяла.
– Поговорим о призраках, – предложила Мод.
– Нет! – Казалось, Данте претила сама эта мысль – сознательно вызывать призраков. – Это хуже, чем рассказывать самые неприличные солдатские басни.
Это замечание рассмешило Мод – она залилась каким-то фыркающим, заикающимся смехом. Глори могла поклясться, что Данте покраснел, хотя утверждать это было трудно, потому что на его тонко вылепленном лице плясали блики от пламени костра.
Глори осенила мысль воспользоваться этой возможностью, чтобы узнать чуть больше о своем таинственном телохранителе:
– Поговорим о том, что будем делать после завершения нашей поездки.
– Тут все ясно, – откликнулась Мод. – Я последую за тобой, как было все последние пять лет.
– Мод живет вместе со мной с тех пор, как перестала работать в цирке, – объяснила Данте Глориана.
– Я вовсе не перестала работать. Я… я в отпуске.
– Мод была канатоходцем.
– Не говори «была». Я лучшая из канатоходцев в мире.
Данте вопросительно вскинул голову, и Глориана пустилась в пространное объяснение:
– Видишь ли, высоко над землей натягивают проволоку…
– Вроде той, что ты показывала мне в Холбруке? Она ненадолго задумалась и вспомнила телеграфные провода, на которые указала ему, объясняя, как работает телеграф.
– Да нет же, Боже мой. Я говорю о больших, толстых канатах, сплетенных из проволоки, натянутых между двумя площадками. Пока у Мод не ухудшилось зрение, она носилась по этим канатам как белочка.
– Танцовщица на канате, – пробормотал Данте.
– Мне это нравится больше, чем белка, – проворчала Мод. – Белки наделены этой способностью от природы, а мне пришлось по-настоящему вкалывать, чтобы привыкнуть плясать на проволоке.
– А потом твой почтенный возраст и слабеющее тело вынудили тебя уйти, – заметил, озорно подмигнув, Данте.
– Слабеющее тело! Это тело ни разу не допустило ни одной ошибки. – Мод встала и прошлась взад и вперед, выпячивая грудь и покачивая бедрами, чем вогнала в краску Глориану. – Все дело в моих проклятых глазах. Они не стали хуже, наоборот, стали даже лучше. Всю жизнь я ничего не видела на расстоянии дальше двух футов. А когда стала постарше, глаза мне вовсе отказали, и теперь я не вижу даже вплотную, а ступив на канат, только и думаю об этой твердой старой земле, ожидающей, когда я сорвусь. – Она содрогнулась и снова опустилась на одеяло.
– Человек, с которым мы виделись в Нэшвилле, говорил, что тебе могли бы помочь очки, – напомнила ей Глори.
– В очках я выглядела бы как взобравшаяся на канат старуха.
– Очки носит множество совсем не старых людей.
– Покажи мне фотографию Мариэтты Рэвел в очках, и я тут же побегу заказывать их для себя.
– Мариэтта Рэвел и Мод были своего рода соперницами, – пояснила Глори.
Мод тут же фыркнула:
– О соперничестве не было и речи. Я всегда была лучше, чем она. Я и сейчас лучше. И докажу это, как только смогу выступать снова.
Глори и Мод сотни раз затевали этот совершенно бесполезный спор. Глори понимала, что как бы громогласно Мод это ни отрицала, ее страх разрастался, превращаясь в неодолимый ужас. Мод никогда уже не сможет пройти по канату без риска нервного срыва, угрожающего смертельным исходом. Глори прекратила спор и повернулась к Данте с деланной непринужденностью, под которой хотела скрыть острое любопытство:
– Ну а ты, Данте? Чем займешься, когда с обязанностями телохранителя будет покончено?
– Ты хочешь сказать, после того как я получу зеркало?
Глори почувствовала, что ей расхотелось улыбаться:
– О, разумеется. Это я и имела в виду.
– Но меня учили, что мужчина должен ждать своей очереди, пока с делом не покончит леди. Дело за тобой, Глориана.
Ну и хитрец! Как он лихо выкручивается из затруднительного положения. Она по-прежнему чувствовала, как учащенно билась жилка на ее горле – верный признак волнения, как справедливо считал Данте. Ей хотелось воспользоваться этой едва заметной трещиной в его самообладании. Но за короткое время их знакомства Глориана сердцем успела понять, что он, так же как Мод, без устали забрасывал ее вопросами, пока она не раскрывала ему свои планы.
– Мы присоединимся к цирку в Санта-Фе. – Данте молча ожидал, явно надеясь на большее. – Да, именно так. Мы прицепим мои вагоны к цирковому составу и на следующий же день снова займемся своим делом.
Треск поленьев в костре и далекий вой шакала подчеркивали воцарившуюся тишину.
– Когда ты говоришь о своих планах, в твоих словах не чувствуется греющей душу радости, Глориана, – не отступал Данте.
Радость? Что могло быть радостного в возвращении в лоно мадам Боадечии? Ужасная правда состояла в том, что Глори так упивалась этими последними днями вне цирка, хотя и находилась под тяжелым впечатлением от известия о смерти отца и от скверных новостей о Пле-зент-Вэлли, что старалась избегать мыслей о возвращении в цирк. Не хотелось ей думать и о том, как будут встречены в цирке Фонтанеску фокусы мадам Боадечии, если она кончит тем, что отдаст Данте зеркало. У нее не было и половины артистического блеска ее матери, а без этого зеркала от нее вообще не будет никакого толку.
Глориана пожала плечами и опустила голову, чтобы скрыть начавшую снова бешено пульсировать жилку на горле.
– Нынешний сезон продлится не слишком долго. А когда ударит зима, мы отправимся во Флориду. Я люблю Флориду.
– Флорида! Я многое знаю о Флориде.
Данте сказал это с широкой, от уха до уха, улыбкой, обнажившей крепкие белые зубы на загорелом лице, и снова подмигнул ей так, что у нее екнуло сердце. Она никогда раньше не видела, чтобы он так улыбался, и уже больше не могла оторвать от него глаз.
Обычно мужчины выглядят более дружелюбными и как бы теряют часть своей мужественности, когда улыбаются. Про Данте этого сказать было нельзя. Его восторг, вызванный упоминанием Флориды, казалось, стер все привлекательные следы смущения, которым он порой позволял проявляться. Он словно стал выше, сильнее и самоувереннее, чем раньше, без единого намека на малейшую уязвимость. Это напомнило Глориане о том, что он был не ординарным человеком, а в высшей степени опытным убийцей – похитителем зеркал.
Она должна бежать. Она должна вцепиться в руку Мод и потянуть ее за собой. Бежать, подобрав юбки, как можно дальше от Данте Тревани. Но вопреки здравому смыслу Глори не хотелось ничего другого; только бы безотрывно смотреть на него и снова и снова повторять слово «Флорида», чтобы он не переставал ей улыбаться.
Слава Богу, он, кажется, не замечал ее глубокого смятения.
Его прекрасные глаза, казалось, утонули в мире грез.
– Флорида. Боже, эти рассказы Понса де Леона при дворе об открытии этой земли и о ее изумительном источнике молодости…
– Надо же – собирать людей при дворе, чтобы так морочить им голову! – заметила с некоторой тревогой заядлая поборница истины Мод.
Глори едва заметно улыбнулась, на что Мод буквально ощетинилась:
– Неужели вы думаете, что я выглядела бы так, как теперь, если бы во Флориде действительно был какой-нибудь источник молодости? – Она подняла локоть и похлопала другой рукой по дряблой мышце плеча. – С каждым днем провисает все больше, – пожаловалась она. – Данте мог бы выдумать что-нибудь получше. Каждому известно, что эту страну открыл Христофор Колумб, а не какой-то там Понс.
– Ты, возможно, имеешь в виду известного итальянского путешественника Кристофоро Коломбо, – заметил Данте.
Глори, все еще увлеченная происшедшим в нем едва заметным изменением, на этот раз решила не исправлять его ошибку в произношении, тем более что он тут же добавил:
– Мне не доводилось с ним встречаться.
– Еще бы! – Мод откинулась на подушку, словно освобождая дорогу шагающему в трансе лунатику. – Как-никак, а он умер миллион лет назад.
– Колумб умер не так уж давно, – тут же поправила ее Глори, вспомнив о том, как стремился к точности Данте, выясняя, сколько лет прошло с тех пор, как ее мать приобрела волшебное зеркало.
Она надеялась, что он не попросит уточнить, сколько лет прошло со дня смерти Колумба, так как сама этого точно не знала. Кроме того, как, черт побери, получилось, что она под действием улыбки Данте забыла о своей цели выведать его тайны, пустившись в разговоры о давно умершем путешественнике?
– Ты отвлекаешься, Данте. Расскажи нам о том, какое будущее ожидает тебя.
С лица Данте сошла улыбка, и непринужденности как не бывало. Глори чувствовала, что он нечасто открывал людям эту мягкую, улыбчивую и незащищенную сторону своей натуры, и с досадой подумала, что он, вероятно, никогда больше не откроется перед ней.
– Вы не поверили бы мне, если бы я рассказал вам о своем будущем.
– Мы поверим, – возразила Мод. – Поверим каждому твоему слову. И не будем смеяться, что бы ни услышали.
Глори никогда не видела, чтобы человеку было так трудно выдавить из себя хотя бы несколько слов. Данте глубоко вздохнул, готовый заговорить, но тут же словно осекся и задумался. Потом уселся на землю, свободно опустил руки на колени и, набрав полные легкие воздуха, глядя куда-то в сторону, повторил:
– Вы не поверите мне.
– О, Бога ради, говори же, не то я разобью это дурацкое зеркало о твою голову! – взорвалась Мод, готовая осуществить свою угрозу.
– Нет, ни в коем случае не делай этого. – Данте поднял руку, как чикагский полицейский, регулирующий движение на улице. – Если ты разобьешь его, мне отсюда никогда не вырваться.
Его слова были полны такого ужаса перед будущим, какой мог бы почувствовать ни в чем не повинный человек, узнавший, что он приговорен к пожизненному заключению. Глори почувствовала легкую дрожь, поняв, что он не испытывал радости от ее общества. Ну и что? Зная, как Данте был упрям, Глори, разумеется, не хотела, чтобы он крутился возле нее. Он лишь бесконечно докучал бы ей упреками, что она приняла за шутку угрозу Мод разбить зеркало.
– Я сделаю так, что она больше к нему не подойдет, если ты скажешь мне, почему оно так много значит для тебя.
Данте покачал головой.
– Ты не должен чувствовать стыда от того, что бежишь от… от неприятностей или от чего-то еще. Ты не можешь сказать нам ничего такого, чего мы не слышали бы десятки раз раньше, – вкрадчиво продолжала Гло-риана.
– Если бы это было так!.. – Данте хмуро посмотрел на Глориану. – На всем свете надо мной одним висит проклятие совершенно необычного стечения обстоятельств.
Она решила прочесть хоть одну страницу в книге его таинственной жизни, подслащивая это ободряющей улыбкой.
– Говори же, мы слушаем тебя. Ты здесь среди друзей.
Ее слова как будто удивили Данте. Он посмотрел на нее так, словно никто и никогда не предлагал ему своей дружбы.
– Хорошо. Я… – Он снова сделал глубокий вдох, такой долгий, что Глори испугалась, как бы он не вернулся к своей манере тянуть с рассказом. – Я стал жертвой хитрости одного колдуна, – тихо закончил фразу Данте. – Доктор Джон Ди использовал это самое зеркало, чтобы перенести меня сюда из тысяча пятьсот сорок четвертого года от Рождества Христова. И теперь, чтобы вернуться в свою эпоху, мне необходимо это зеркало.
Что ж, ей придется отдать ему зеркало. Действительно, такого она еще ни от кого не слышала.
– Тысяча пятьсот сорок четвертый год? Так это же больше трехсот лет назад! Ты хочешь сказать, что использовал мое зеркало для путешествия во времени?
– Чтобы быть точным, это было триста сорок четыре года назад, когда я по глупости посетил доктора Джона Ди в его доме в Мортлейке, в Англии.
У Мод вырвался какой-то сдавленный звук. Глори только что не проткнула ей бок локтем, чтобы заставить ее молчать. Она хорошо понимала, что Данте прервет свое тщательно продуманное повествование, если Мод громко расхохочется. Что же до нее самой, то она чувствовала, что была готова разрыдаться. Она понимала, что в словах Данте не было ни малейшего обмана. Он верил в эту невероятную сказку всем своим существом, и это значило, что он либо безумец, либо… либо ничтожество. Третьего она представить себе не могла.
– Ты не вернешься в тысяча пятьсот сорок четвертый год, Данте. – Мод героически справилась со своим смехом, помня о том, что обещала не смеяться, что бы ни услышала от Данте. Она принялась выдвигать возражения одно за другим, словно поверила в то, что он действительно мог использовать зеркало Глори для обратного путешествия во времени. – Черт побери! Это же безумие, мрачное средневековье! Ни туалетов, ни водопровода, разгул чумы. И ни у кого ни одного зуба!
– Я должен вернуться.
– Держу пари, что там нет и железных дорог, не так ли? И швейных машинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36