— Именно поэтому я здесь.
— Вам не нужно оправдываться и что-то придумывать, — ответила она тихо. — Я охотно признаюсь, что рада вас видеть. Я действительно рада, что вы последовали за мной.
— Я не следовал за вами, — набычился Роберт. — Я оказался в поезде, потому что плыл на одном с вами пароходе, в тот день самом первом из тех, которые шли вниз по Тешу. Не знаю почему, но я не видел, как вы садились на пароход и как на нем плыли.
Амалия подробно рассказала ему о своей уловке: сесть на пароход в Новой Иберии и не выходить из каюты на протяжении всего пути. Она была рада появлению Роберта, но почему он поехал тайно? На этот вопрос у нее не было достаточно разумного ответа.
— Вы могли бы и предупредить меня о задуманном предприятии, — заметил он вяло.
— Вы бы попытались удержать меня, — ответила Амалия. — Кстати, а почему вы не сказали мне о задуманном вами предприятии?
— Не хотел тревожить вас и Мами. В сущности, мы с вами преследуем одного моряка. Другого уже нашли.
— Он сказал что-нибудь о Жюльене? — Вопрос получился резким.
— Боюсь, что нет. Его обнаружили мертвым в реке неподалеку от пивной, где видели в последний раз Жюльена.
— Мертвым? Но как это случилось? — спросила она почему-то шепотом.
— Удар по голове, а потом бросили в воду. Официальное заключение: утонул.
— Вы думаете… неужели Жюльен…
— … мог убить его, когда они пытались напасть на него? — закончил он за нее устало. — Думаю, это возможно, но кто знает, как все было на самом деле?
Амалия не это имела в виду, но язык не поворачивался произнести вслух то, о чем она подумала. Она лишь согласно кивнула головой, отодвинув с внезапным отвращением рюмку с ликером. От резкого движения напиток выплеснулся через край, оставив на скатерти кроваво-красное пятно. Глядя на него, Амалия спросила:
— Где он? Где он может быть?
— Если бы я только знал, — сказал Роберт, тщательно подбирая слова, — я был бы счастливейшим из людей.
Амалия бросила на него быстрый взгляд и тотчас отвернулась. Роберт сказал это так, словно думал, что она подозревает его в причастности к исчезновению Жюльена, а ему хотелось оправдаться. Слов нет, в истории дуэлей бывало всякое. Иной дуэлянт, зная, что его противник стреляет лучше, нанимал бандитов, чтобы убрать неприятеля. Но Роберт и Жюльен были равны и силой, и мастерством. Кроме того, Роберт презирал всякие увертки и никогда бы на них не пошел. Никогда! «Но почему такая уверенность в нем? — попыталась спросить себя Амалия. — Не я ли когда-то считала, что он не способен стать подставным мужем?»
— Теперь мы здесь, — облизнула она пересохшие губы. — Что вы собираетесь предпринять, чтобы найти второго матроса?
— Отправиться в порт и порасспросить капитана судна.
— У меня с собой рисунок Айзы.
— Но капитан, надеюсь, помнит, кого он посылал в «Дивную рощу» с кустами?
— Это так. Но если второй не вернулся…
— Пожалуй, вы правы. Рисунок может пригодиться.
Неожиданно к Амалии подкралось сомнение, не зря ли они все это затевают и будет ли польза от их поисков? Она встала из-за стола и, избегая взгляда его прищуренных глаз, сказала:
— Пойду-ка я спать.
— Превосходная мысль! — откликнулся Роберт. Он допил свою рюмку и тоже встал из-за стола, чтобы присоединиться к Амалии. Пока они шли к двери, она украдкой бросила на него взгляд. Он перехватил его и едва заметно улыбнулся. Роберт постбронился, пропуская Амалию в холл. Проходя мимо него и задевая юбками его сапоги, она ощутила пристальный взгляд его темно-синих глаз. Амалия поздравила себя мысленно с тем, что из двух платьев, взятых в дорогу, надела сегодня именно это — черное креповое с высоким воротником, которое от долгой носки приобрело коричневатый оттенок, — вместо более открытого вечернего платья. Что думал Роберт о предстоящей ночи, она не знала, но догадывалась, и это беспокоило ее. На втором этаже находились две отдельные спальни, и было бы отлично воспользоваться ими, но кто об этом должен сказать?
У нижней ступени лестницы она остановилась.
— Я желаю вам спокойной ночи.
— Говорите что угодно, — прошептал он ей на ухо. — Это все равно.
Свет оплывших свечей в канделябрах холла, шедший из медных колпачков, напоминавших перевернутые колокольчики, отблесками светился в иссиня-черных волнах его волос, отражался на бронзе его твердых скул, зажигал желание в его глазах. Ее нерешительность закончилась. Пытаясь скрыть слишком откровенное свое и его желание, она вымолвила привычное:
— Жюльен…
— Забудь о Жюльене и обо всем, что с ним связано. Где он теперь и чем занимается, для нас не имеет значения.
— Но это больше, чем просто предательство. — Голос Амалии дрогнул.
— Не оплакивай его раньше времени, — сказал Роберт, касаясь черного рукава ее платья. — Жюльен умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Знай он о твоей щепетильности, он бы гордился. Гордился, но не любил.
— Однако раньше вы говорили, что он увлечен мной.
— Да, говорил, — вздохнул Роберт, опуская глаза. — Но это ли тебе нужно?
Если бы она разделила его осуждение и сострадание, он отпустил бы ее спать одну. В этом Амалия не сомневалась. Одним коротким взглядом она охватила все: рисунок чувственного рта, волевой подбородок, пылающие огнем синие глаза… Посмотрев на его сильную загорелую руку, лежавшую на изогнутых перилах лестницы, Амалия сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду.
— Нет, — ответила она почему-то шепотом.
Тогда он приблизился к ней и, несмотря на сомнения, все еще оставшиеся в ее взгляде, подхватил Амалию на руки. Юбки пенистой волной поднялись, перепутавшись с обручами кринолина, но он, не обратив на это внимания, направился по лестнице вверх. Амалия обвила шею Роберта руками и, закрыв глаза, прижалась головой к его теплой щеке. Она понимала, что надо возразить, но не было сил. Ее предательское тело узнало его прикосновение и ответило на него. Как тут возразишь?
В убранной ко сну спальне горела одна-единственная лампа с шарообразным абажуром, света которой хватало только на то, чтобы осветить разобранную кровать с обычной для этих мест противомоскитной сеткой. Лали вскочила с табуретки около окна, когда Роберт вошел. Глаза ее расширились от удивления, но она тотчас их опустила, увидев свою хозяйку у него на руках.
— Принеси еще свечей и ламп, сколько найдешь! — приказал Роберт девушке. — И скажи Тиге, что он мне больше не нужен.
Лали торопливо выскользнула из комнаты. Роберт бережно опустил Амалию на ноги, но держал за руки, всматриваясь в ее лицо. Она не пыталась скрыться от его внимательного взгляда. В глазах Роберта заискрились веселые огоньки, а губы расползлись в радостной улыбке.
Служанка появилась с лампой в одной руке и тремя подсвечниками, которые она прижимала другой рукой к груди. Она поставила их и снова удалилась. Через минуту Лали вернулась еще с двумя лампами.
— Мне зажечь их, мусье?
— Нет, я сам.
— Хорошо, мусье. — Лали сделала общий реверанс и исчезла за дверью, не забыв плотно прикрыть ее.
Амалия с недоумением наблюдала за Робертом, который расставлял лампы и подсвечники на столики из розового и красного дерева и устанавливал фитили ламп на максимум. Затем он зажег свечу, а от нее — все светильники и свечи в комнате. Постепенно спальня наполнилась светом и теплом. Бледно-зеленая противомоскитная сетка и пестро-полосатые занавеси слегка покачивались от встречных потоков воздуха. Роберт поставил свечу в ближайший подсвечник и повернулся к Амалии.
— Я долго ждал этой минуты, — сказал он тихо. — Я видел сны о том, что мы вдвоем, что нет мрака ночи и не надо спешить.
Низкий тембр его голоса словно убаюкивал ее, его звук и слова вызывали трепет, завораживали. Амалия стояла неподвижно в ожидании.
Роберт улыбнулся только уголками губ, в его глазах затаилось желание, которое вызывало ответную реакцию в устремленных на него глазах любимой женщины. Он медленно стянул с себя сюртук, бросил его в низкое кресло, потом потянул один из концов белого шелкового галстука.
Амалия никогда прежде не видела, как раздеваются мужчины. Жюльен делал это у себя в спальне, а Роберт появлялся всегда в темноте, за исключением последней встречи на берегу реки. Но тогда она находилась слишком близко к нему, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Теперь же сердце Амалии сладко замерло, и она вынуждена была признать, что в этом постепенном обнажении мужского тела есть что-то незабываемо-волнующее.
Знал ли об этом Роберт? Возможно. Он распустил узел галстука и плавно стянул широкую шелковую ленту со своей мощной шеи, затем бросил его в кресло рядом с сюртуком, не взглянув даже на то, как он, не удержавшись, змеей соскользнул на пол и клубком свернулся у ножки столика. Не отрывая взгляда от глаз Амалии, он расстегнул обтянутые тканью пуговки своего светло-серого двубортного жилета и скинул его в кресло. Затем одну за другой он открутил запонки на воротнике и золотые пуговицы-пряжки на сорочке.
Свет лампы высветил загорелую ямку у горла, к которой подбирались курчавые волосы темной растительности на его груди. Амалия почувствовала, как защипало кончики пальцев от желания дотронуться до этих искрящихся в лучах света волосков, но она сжала руки, упрятав их в карманы платья и боясь выдать себя охватившей все тело дрожью. Амалия глубоко вздохнула, когда он свинтил последнюю пуговицу и ссыпал их звонким золотым дождем на тумбочку, а потом распахнул полы рубашки.
У Роберта была широкая загорелая грудь с хорошо развитой рельефной мускулатурой, словно он часто работал на воздухе обнаженным по пояс. Маленькие соски и окружавшие их темные кружки размером с серебряную монету наполовину скрывал темный треугольник волос, сужавшийся в узкую полоску, которая спускалась по его тугому животу и исчезала под поясом брюк, сшитых столь искусно, что они как перчатки обтягивали узкий таз и мускулистые бедра, поэтому не требовалось подтяжек. Роберт стащил с себя рубашку и отбросил ее в сторону. Амалия замерла в нерешительности: возьмутся ли его руки за пояс брюк.
Однако с этим он не спешил. Прислонившись к кровати, Роберт освободился от штрипок, узких полосок тонкой кожи на штанинах, проходивших под подошвами полусапог и натягивающих брюки снизу, потом воспользовался носком одного сапога, чтобы снять другой. При этом он не сводил смеющегося взгляда с Амалии. Он рассматривал похожий на сердечко овал ее лица, пылавшего от внутреннего волнения, слегка приоткрытые губы и часто вздымающуюся грудь. Вслед за сапогами Роберт скинул вязаные носки, доходившие до середины икр.
Амалия чувствовала, что задыхается от жары и ожидания чего-то необыкновенного. Уверенная неторопливость Роберта сводила с ума. У Амалии не было большого опыта общения с мужчинами, хотя и недотрогой-девственницей она уже не была. Если мужчинам доставляет удовольствие смотреть, как раздеваются женщины, почему же женщинам не испытывать аналогичного чувства, наблюдая за раздеванием мужчин? Амалия ободряюще улыбнулась Роберту и, несмотря на возбуждение, растекавшееся по всему телу, присела в кресло около столика, чтобы пронаблюдать сцену до конца.
Он негромко рассмеялся, и его руки медленно потянулись к поясу. Расстегнув крючки на поясе и пуговицы на ширинке, Роберт распахнул верхнюю часть брюк. Под ними белели полотняные кальсоны, которые он расстегнул и снял вместе с брюками.
Обнаженный, он напоминал бронзовую скульптуру греческого атлета. Смех исчез из его глаз, уступив место ожиданию.
Амалия чувствовала, как приливает кровь к бедрам, как напрягаются мышцы ног, живота. Роберт был красив своей мужественностью, совершенством и гармонией всех частей тела. Светлая полоса на поясе делила тело на две части: верхнюю — загорелую и бледную — нижнюю, что придавало Роберту вид сатира, которому покровительствовали Солнце и Луна. Солнце распаляло сладострастие, а Луна прикрывала его флером таинственности. Восставшее мужское естество, отливая шелком в мерцающем свете свечей, манило своей силой и упругостью.
У Амалии перехватило дыхание.
— О-о, Роберт… — прошептала она, закрывая глаза в изнеможении.
Он подошел к ней, опустился на одно колено и, взяв ее руку, поднес к своим губам. Роберт взглянул на Амалию, и она поняла, что сейчас утонет в безбрежных озерах его глаз. Он повернул ее руку ладонью вверх и прикоснулся горячим влажным языком к ее чувствительной поверхности.
Дрожь пробежала по ее телу. Амалия провела другой рукой по его волосам, поднимая кончиками пальцев жесткие завитки на висках и прижимая их к тому месту, где пульсировала маленькая голубая жилка, потом двинулась по щеке к подбородку. Его взгляд затуманился. Роберт немного отодвинулся, вернув ее руку к ней на колени и приподняв подол ее крепового платья, а вместе с ним и все нижние юбки. Еще мгновение — и он снял с нее туфельку. Затем рука скользнула вверх к подвязке и начала скатывать чулок. Роберт прижался губами к обнаженному колену. Затем он, сняв чулок с одной ноги и отбросив его в сторону, повторил всю процедуру с самого начала. Когда обе ноги освободились от мешавшего ему покрова, Роберт поднес их к губам и стал целовать каждый пальчик в отдельности. Наградой ему за столь изысканное удовольствие стал вырвавшийся из ее груди стон самозабвенной страсти. Она ощутила, как разошлась прорезь на панталонах, приоткрывая любопытному взору завесу тайн над самыми сокровенными частями женского тела. На губах Роберта играла довольная улыбка, когда его глаза отыскивали интимные места, жаждущие обожания и ласки.
Амалия потянулась к нему. Роберт прижал женщину к себе, обхватив одной рукой за талию, в то время как другая продвинулась под покровом юбок и платья ко входу в грот сладострастия. Его пальцы безошибочно добрались до шелковистого края треугольной поляны, после чего отправились в путь к ее сокровенной женственности. Роберт провел указательным пальцем по вмиг увлажнившейся арке входа. Его прикосновение было нежным и успокаивающим, волнующим и завораживающим. Ресницы ее задрожали, и Амалия закрыла глаза. Роберт провел губами по изгибу ее шеи, щеке и замер на виске, затем увлажнил кончиком языка ее веки. В ответ она судорожно впилась ногтями в его мощное плечо, а затем нежно погладила шею, приласкала волосы на груди и проследовала по шерстистой сужающейся тропе к символу и орудию мужской страсти, трепетно задрожавшему в ее руке.
Роберт в безумном томлении затаил дыхание, а потом произнес:
— Я так долго мечтал об этой ночи, так много всего нафантазировал, что теперь не знаю, с чего начать, на чем остановиться. Прежде чем мы зайдем слишком далеко, разреши мне увидеть тебя такой, как ты есть.
Амалия с радостью покорилась. Роберт подал ей руку, и она поднялась на ноги, гипнотизируемая синим пламенем его глаз. Он расстегнул и бережно одну за другой вынул у нее из ушей серьги, потом разгладил мочки. Следующей на очереди была траурная брошь, искусно сделанная из волос ее покойной матери в форме ивовой ветки. Через минуту она оказалась в его руке и легла на стул рядом с сережками, которые зазвенели от неловкого движения. Затем Роберт, не сводя глаз с ее лица, повернул Амалию к себе спиной и начал расстегивать бесконечный ряд пуговок на ее платье. Обжигающий жар его рта коснулся шеи Амалии, когда он обнажил ее, а затем стал спускаться все ниже, пока не была расстегнута последняя пуговка. Амалия ждала, что теперь он займется завязками на кринолине и нижних юбках. Вместо этого Роберт схватил черное креповое платье за талию, стащил его через голову и бросил на спинку стула, повернувшись к Амалии, чтобы рассмотреть получше ее белье, отделанную тесьмой петельку на нижней сорочке, твердые округлости грудей, приподнятые корсетом, розовые кружки сосков, просвечивающие сквозь батист, затянутую талию и гору нижних юбок.
Белье Амалия носила белое, а не черное, как это полагалось, если бы она в самом деле соблюдала траур. Собираясь в дорогу, она не успела подумать обо всех мелочах и теперь была рада этому. Роберт смотрел на нее как на редкую скульптуру в музее.
— А Жюльен видел тебя такой? — спросил Роберт, останавливаясь перед ней.
Амалия отрицательно покачала головой. Всегда, даже во время поездки с Жюльеном на пароходе, кто-нибудь из прислуги обязательно оказывался рядом, чтобы освободить ее из этого кокона или помочь завернуться в него вновь.
— Он глупец уже потому, что лишил себя такого удовольствия…
Роберт дернул за тесьму. Узел, удерживающий кринолин, развязался, и тяжелая металлическая конструкция упала к ее ногам; еще через минуту Амалия стояла по колено в пене нижних юбок. Роберт подал ей руку, и Амалия, шагнув из взметнувшихся кружевами юбок, припала с криком удовольствия к его груди. Его руки обнимали ее, гладили атласную кожу спины, сжимали талию, бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Вам не нужно оправдываться и что-то придумывать, — ответила она тихо. — Я охотно признаюсь, что рада вас видеть. Я действительно рада, что вы последовали за мной.
— Я не следовал за вами, — набычился Роберт. — Я оказался в поезде, потому что плыл на одном с вами пароходе, в тот день самом первом из тех, которые шли вниз по Тешу. Не знаю почему, но я не видел, как вы садились на пароход и как на нем плыли.
Амалия подробно рассказала ему о своей уловке: сесть на пароход в Новой Иберии и не выходить из каюты на протяжении всего пути. Она была рада появлению Роберта, но почему он поехал тайно? На этот вопрос у нее не было достаточно разумного ответа.
— Вы могли бы и предупредить меня о задуманном предприятии, — заметил он вяло.
— Вы бы попытались удержать меня, — ответила Амалия. — Кстати, а почему вы не сказали мне о задуманном вами предприятии?
— Не хотел тревожить вас и Мами. В сущности, мы с вами преследуем одного моряка. Другого уже нашли.
— Он сказал что-нибудь о Жюльене? — Вопрос получился резким.
— Боюсь, что нет. Его обнаружили мертвым в реке неподалеку от пивной, где видели в последний раз Жюльена.
— Мертвым? Но как это случилось? — спросила она почему-то шепотом.
— Удар по голове, а потом бросили в воду. Официальное заключение: утонул.
— Вы думаете… неужели Жюльен…
— … мог убить его, когда они пытались напасть на него? — закончил он за нее устало. — Думаю, это возможно, но кто знает, как все было на самом деле?
Амалия не это имела в виду, но язык не поворачивался произнести вслух то, о чем она подумала. Она лишь согласно кивнула головой, отодвинув с внезапным отвращением рюмку с ликером. От резкого движения напиток выплеснулся через край, оставив на скатерти кроваво-красное пятно. Глядя на него, Амалия спросила:
— Где он? Где он может быть?
— Если бы я только знал, — сказал Роберт, тщательно подбирая слова, — я был бы счастливейшим из людей.
Амалия бросила на него быстрый взгляд и тотчас отвернулась. Роберт сказал это так, словно думал, что она подозревает его в причастности к исчезновению Жюльена, а ему хотелось оправдаться. Слов нет, в истории дуэлей бывало всякое. Иной дуэлянт, зная, что его противник стреляет лучше, нанимал бандитов, чтобы убрать неприятеля. Но Роберт и Жюльен были равны и силой, и мастерством. Кроме того, Роберт презирал всякие увертки и никогда бы на них не пошел. Никогда! «Но почему такая уверенность в нем? — попыталась спросить себя Амалия. — Не я ли когда-то считала, что он не способен стать подставным мужем?»
— Теперь мы здесь, — облизнула она пересохшие губы. — Что вы собираетесь предпринять, чтобы найти второго матроса?
— Отправиться в порт и порасспросить капитана судна.
— У меня с собой рисунок Айзы.
— Но капитан, надеюсь, помнит, кого он посылал в «Дивную рощу» с кустами?
— Это так. Но если второй не вернулся…
— Пожалуй, вы правы. Рисунок может пригодиться.
Неожиданно к Амалии подкралось сомнение, не зря ли они все это затевают и будет ли польза от их поисков? Она встала из-за стола и, избегая взгляда его прищуренных глаз, сказала:
— Пойду-ка я спать.
— Превосходная мысль! — откликнулся Роберт. Он допил свою рюмку и тоже встал из-за стола, чтобы присоединиться к Амалии. Пока они шли к двери, она украдкой бросила на него взгляд. Он перехватил его и едва заметно улыбнулся. Роберт постбронился, пропуская Амалию в холл. Проходя мимо него и задевая юбками его сапоги, она ощутила пристальный взгляд его темно-синих глаз. Амалия поздравила себя мысленно с тем, что из двух платьев, взятых в дорогу, надела сегодня именно это — черное креповое с высоким воротником, которое от долгой носки приобрело коричневатый оттенок, — вместо более открытого вечернего платья. Что думал Роберт о предстоящей ночи, она не знала, но догадывалась, и это беспокоило ее. На втором этаже находились две отдельные спальни, и было бы отлично воспользоваться ими, но кто об этом должен сказать?
У нижней ступени лестницы она остановилась.
— Я желаю вам спокойной ночи.
— Говорите что угодно, — прошептал он ей на ухо. — Это все равно.
Свет оплывших свечей в канделябрах холла, шедший из медных колпачков, напоминавших перевернутые колокольчики, отблесками светился в иссиня-черных волнах его волос, отражался на бронзе его твердых скул, зажигал желание в его глазах. Ее нерешительность закончилась. Пытаясь скрыть слишком откровенное свое и его желание, она вымолвила привычное:
— Жюльен…
— Забудь о Жюльене и обо всем, что с ним связано. Где он теперь и чем занимается, для нас не имеет значения.
— Но это больше, чем просто предательство. — Голос Амалии дрогнул.
— Не оплакивай его раньше времени, — сказал Роберт, касаясь черного рукава ее платья. — Жюльен умеет приспосабливаться к обстоятельствам. Знай он о твоей щепетильности, он бы гордился. Гордился, но не любил.
— Однако раньше вы говорили, что он увлечен мной.
— Да, говорил, — вздохнул Роберт, опуская глаза. — Но это ли тебе нужно?
Если бы она разделила его осуждение и сострадание, он отпустил бы ее спать одну. В этом Амалия не сомневалась. Одним коротким взглядом она охватила все: рисунок чувственного рта, волевой подбородок, пылающие огнем синие глаза… Посмотрев на его сильную загорелую руку, лежавшую на изогнутых перилах лестницы, Амалия сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду.
— Нет, — ответила она почему-то шепотом.
Тогда он приблизился к ней и, несмотря на сомнения, все еще оставшиеся в ее взгляде, подхватил Амалию на руки. Юбки пенистой волной поднялись, перепутавшись с обручами кринолина, но он, не обратив на это внимания, направился по лестнице вверх. Амалия обвила шею Роберта руками и, закрыв глаза, прижалась головой к его теплой щеке. Она понимала, что надо возразить, но не было сил. Ее предательское тело узнало его прикосновение и ответило на него. Как тут возразишь?
В убранной ко сну спальне горела одна-единственная лампа с шарообразным абажуром, света которой хватало только на то, чтобы осветить разобранную кровать с обычной для этих мест противомоскитной сеткой. Лали вскочила с табуретки около окна, когда Роберт вошел. Глаза ее расширились от удивления, но она тотчас их опустила, увидев свою хозяйку у него на руках.
— Принеси еще свечей и ламп, сколько найдешь! — приказал Роберт девушке. — И скажи Тиге, что он мне больше не нужен.
Лали торопливо выскользнула из комнаты. Роберт бережно опустил Амалию на ноги, но держал за руки, всматриваясь в ее лицо. Она не пыталась скрыться от его внимательного взгляда. В глазах Роберта заискрились веселые огоньки, а губы расползлись в радостной улыбке.
Служанка появилась с лампой в одной руке и тремя подсвечниками, которые она прижимала другой рукой к груди. Она поставила их и снова удалилась. Через минуту Лали вернулась еще с двумя лампами.
— Мне зажечь их, мусье?
— Нет, я сам.
— Хорошо, мусье. — Лали сделала общий реверанс и исчезла за дверью, не забыв плотно прикрыть ее.
Амалия с недоумением наблюдала за Робертом, который расставлял лампы и подсвечники на столики из розового и красного дерева и устанавливал фитили ламп на максимум. Затем он зажег свечу, а от нее — все светильники и свечи в комнате. Постепенно спальня наполнилась светом и теплом. Бледно-зеленая противомоскитная сетка и пестро-полосатые занавеси слегка покачивались от встречных потоков воздуха. Роберт поставил свечу в ближайший подсвечник и повернулся к Амалии.
— Я долго ждал этой минуты, — сказал он тихо. — Я видел сны о том, что мы вдвоем, что нет мрака ночи и не надо спешить.
Низкий тембр его голоса словно убаюкивал ее, его звук и слова вызывали трепет, завораживали. Амалия стояла неподвижно в ожидании.
Роберт улыбнулся только уголками губ, в его глазах затаилось желание, которое вызывало ответную реакцию в устремленных на него глазах любимой женщины. Он медленно стянул с себя сюртук, бросил его в низкое кресло, потом потянул один из концов белого шелкового галстука.
Амалия никогда прежде не видела, как раздеваются мужчины. Жюльен делал это у себя в спальне, а Роберт появлялся всегда в темноте, за исключением последней встречи на берегу реки. Но тогда она находилась слишком близко к нему, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Теперь же сердце Амалии сладко замерло, и она вынуждена была признать, что в этом постепенном обнажении мужского тела есть что-то незабываемо-волнующее.
Знал ли об этом Роберт? Возможно. Он распустил узел галстука и плавно стянул широкую шелковую ленту со своей мощной шеи, затем бросил его в кресло рядом с сюртуком, не взглянув даже на то, как он, не удержавшись, змеей соскользнул на пол и клубком свернулся у ножки столика. Не отрывая взгляда от глаз Амалии, он расстегнул обтянутые тканью пуговки своего светло-серого двубортного жилета и скинул его в кресло. Затем одну за другой он открутил запонки на воротнике и золотые пуговицы-пряжки на сорочке.
Свет лампы высветил загорелую ямку у горла, к которой подбирались курчавые волосы темной растительности на его груди. Амалия почувствовала, как защипало кончики пальцев от желания дотронуться до этих искрящихся в лучах света волосков, но она сжала руки, упрятав их в карманы платья и боясь выдать себя охватившей все тело дрожью. Амалия глубоко вздохнула, когда он свинтил последнюю пуговицу и ссыпал их звонким золотым дождем на тумбочку, а потом распахнул полы рубашки.
У Роберта была широкая загорелая грудь с хорошо развитой рельефной мускулатурой, словно он часто работал на воздухе обнаженным по пояс. Маленькие соски и окружавшие их темные кружки размером с серебряную монету наполовину скрывал темный треугольник волос, сужавшийся в узкую полоску, которая спускалась по его тугому животу и исчезала под поясом брюк, сшитых столь искусно, что они как перчатки обтягивали узкий таз и мускулистые бедра, поэтому не требовалось подтяжек. Роберт стащил с себя рубашку и отбросил ее в сторону. Амалия замерла в нерешительности: возьмутся ли его руки за пояс брюк.
Однако с этим он не спешил. Прислонившись к кровати, Роберт освободился от штрипок, узких полосок тонкой кожи на штанинах, проходивших под подошвами полусапог и натягивающих брюки снизу, потом воспользовался носком одного сапога, чтобы снять другой. При этом он не сводил смеющегося взгляда с Амалии. Он рассматривал похожий на сердечко овал ее лица, пылавшего от внутреннего волнения, слегка приоткрытые губы и часто вздымающуюся грудь. Вслед за сапогами Роберт скинул вязаные носки, доходившие до середины икр.
Амалия чувствовала, что задыхается от жары и ожидания чего-то необыкновенного. Уверенная неторопливость Роберта сводила с ума. У Амалии не было большого опыта общения с мужчинами, хотя и недотрогой-девственницей она уже не была. Если мужчинам доставляет удовольствие смотреть, как раздеваются женщины, почему же женщинам не испытывать аналогичного чувства, наблюдая за раздеванием мужчин? Амалия ободряюще улыбнулась Роберту и, несмотря на возбуждение, растекавшееся по всему телу, присела в кресло около столика, чтобы пронаблюдать сцену до конца.
Он негромко рассмеялся, и его руки медленно потянулись к поясу. Расстегнув крючки на поясе и пуговицы на ширинке, Роберт распахнул верхнюю часть брюк. Под ними белели полотняные кальсоны, которые он расстегнул и снял вместе с брюками.
Обнаженный, он напоминал бронзовую скульптуру греческого атлета. Смех исчез из его глаз, уступив место ожиданию.
Амалия чувствовала, как приливает кровь к бедрам, как напрягаются мышцы ног, живота. Роберт был красив своей мужественностью, совершенством и гармонией всех частей тела. Светлая полоса на поясе делила тело на две части: верхнюю — загорелую и бледную — нижнюю, что придавало Роберту вид сатира, которому покровительствовали Солнце и Луна. Солнце распаляло сладострастие, а Луна прикрывала его флером таинственности. Восставшее мужское естество, отливая шелком в мерцающем свете свечей, манило своей силой и упругостью.
У Амалии перехватило дыхание.
— О-о, Роберт… — прошептала она, закрывая глаза в изнеможении.
Он подошел к ней, опустился на одно колено и, взяв ее руку, поднес к своим губам. Роберт взглянул на Амалию, и она поняла, что сейчас утонет в безбрежных озерах его глаз. Он повернул ее руку ладонью вверх и прикоснулся горячим влажным языком к ее чувствительной поверхности.
Дрожь пробежала по ее телу. Амалия провела другой рукой по его волосам, поднимая кончиками пальцев жесткие завитки на висках и прижимая их к тому месту, где пульсировала маленькая голубая жилка, потом двинулась по щеке к подбородку. Его взгляд затуманился. Роберт немного отодвинулся, вернув ее руку к ней на колени и приподняв подол ее крепового платья, а вместе с ним и все нижние юбки. Еще мгновение — и он снял с нее туфельку. Затем рука скользнула вверх к подвязке и начала скатывать чулок. Роберт прижался губами к обнаженному колену. Затем он, сняв чулок с одной ноги и отбросив его в сторону, повторил всю процедуру с самого начала. Когда обе ноги освободились от мешавшего ему покрова, Роберт поднес их к губам и стал целовать каждый пальчик в отдельности. Наградой ему за столь изысканное удовольствие стал вырвавшийся из ее груди стон самозабвенной страсти. Она ощутила, как разошлась прорезь на панталонах, приоткрывая любопытному взору завесу тайн над самыми сокровенными частями женского тела. На губах Роберта играла довольная улыбка, когда его глаза отыскивали интимные места, жаждущие обожания и ласки.
Амалия потянулась к нему. Роберт прижал женщину к себе, обхватив одной рукой за талию, в то время как другая продвинулась под покровом юбок и платья ко входу в грот сладострастия. Его пальцы безошибочно добрались до шелковистого края треугольной поляны, после чего отправились в путь к ее сокровенной женственности. Роберт провел указательным пальцем по вмиг увлажнившейся арке входа. Его прикосновение было нежным и успокаивающим, волнующим и завораживающим. Ресницы ее задрожали, и Амалия закрыла глаза. Роберт провел губами по изгибу ее шеи, щеке и замер на виске, затем увлажнил кончиком языка ее веки. В ответ она судорожно впилась ногтями в его мощное плечо, а затем нежно погладила шею, приласкала волосы на груди и проследовала по шерстистой сужающейся тропе к символу и орудию мужской страсти, трепетно задрожавшему в ее руке.
Роберт в безумном томлении затаил дыхание, а потом произнес:
— Я так долго мечтал об этой ночи, так много всего нафантазировал, что теперь не знаю, с чего начать, на чем остановиться. Прежде чем мы зайдем слишком далеко, разреши мне увидеть тебя такой, как ты есть.
Амалия с радостью покорилась. Роберт подал ей руку, и она поднялась на ноги, гипнотизируемая синим пламенем его глаз. Он расстегнул и бережно одну за другой вынул у нее из ушей серьги, потом разгладил мочки. Следующей на очереди была траурная брошь, искусно сделанная из волос ее покойной матери в форме ивовой ветки. Через минуту она оказалась в его руке и легла на стул рядом с сережками, которые зазвенели от неловкого движения. Затем Роберт, не сводя глаз с ее лица, повернул Амалию к себе спиной и начал расстегивать бесконечный ряд пуговок на ее платье. Обжигающий жар его рта коснулся шеи Амалии, когда он обнажил ее, а затем стал спускаться все ниже, пока не была расстегнута последняя пуговка. Амалия ждала, что теперь он займется завязками на кринолине и нижних юбках. Вместо этого Роберт схватил черное креповое платье за талию, стащил его через голову и бросил на спинку стула, повернувшись к Амалии, чтобы рассмотреть получше ее белье, отделанную тесьмой петельку на нижней сорочке, твердые округлости грудей, приподнятые корсетом, розовые кружки сосков, просвечивающие сквозь батист, затянутую талию и гору нижних юбок.
Белье Амалия носила белое, а не черное, как это полагалось, если бы она в самом деле соблюдала траур. Собираясь в дорогу, она не успела подумать обо всех мелочах и теперь была рада этому. Роберт смотрел на нее как на редкую скульптуру в музее.
— А Жюльен видел тебя такой? — спросил Роберт, останавливаясь перед ней.
Амалия отрицательно покачала головой. Всегда, даже во время поездки с Жюльеном на пароходе, кто-нибудь из прислуги обязательно оказывался рядом, чтобы освободить ее из этого кокона или помочь завернуться в него вновь.
— Он глупец уже потому, что лишил себя такого удовольствия…
Роберт дернул за тесьму. Узел, удерживающий кринолин, развязался, и тяжелая металлическая конструкция упала к ее ногам; еще через минуту Амалия стояла по колено в пене нижних юбок. Роберт подал ей руку, и Амалия, шагнув из взметнувшихся кружевами юбок, припала с криком удовольствия к его груди. Его руки обнимали ее, гладили атласную кожу спины, сжимали талию, бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42