Здесь выложена электронная книга Кошмар во сне и наяву автора по имени Арсеньева Елена. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Арсеньева Елена - Кошмар во сне и наяву.
Размер архива с книгой Кошмар во сне и наяву равняется 219.02 KB
Кошмар во сне и наяву - Арсеньева Елена => скачать бесплатную электронную книгу
«Е.Арсеньева Кошмар во сне и наяву»: Эксмо; Москва; 2002
ISBN 5-04-009453-1
Аннотация
В один день изменилась тихая и налаженная жизнь Альбины Богуславской: зверски убита ее тетка, сама девушка только чудом избежала смерти... Пытаясь найти какую-то логику в круговерти страшных событий, она обнаруживает, что ее жизнь странным образом пересеклась с судьбой хирурга Германа Налетова. Год назад у него погибла племянница, и он решает сам покарать преступников. Но когда Герману и Альбине кажется, что справедливость восстановлена, неожиданно выясняется, что истинный вдохновитель убийства остался безнаказанным...
Ранее роман издавался под названием "Убить, чтобы воскреснуть".
Елена Арсеньева
КОШМАР ВО СНЕ И НАЯВУ
В основу романа положены реальные события.
Автор выражает глубокую признательность хирургу Н.Г.П., работникам Нижегородской областной прокуратуры, а также дорогому африканскому другу Алесану А. Сулайе за помощь в работе над книгой.
Часть I
АЛЬБИНА
Длинные белокурые пряди, разметавшиеся по полу, были первым, что увидел Гаврилов, когда загнал наконец прыгающий ключ в скважину и справился с замком.
В узком длинном коридоре горел свет. В другое время Гаврилов затосковал бы по поводу такого расточительства, не желают экономить электроэнергию, но сейчас он видел только эти волосы на полу рядом с кухонной дверью.
Гаврилов отшатнулся назад, невольно выпустив поводок. Задира Мейсон радостно кинулся вперед, огласив затаившуюся тишину хозяйственным лаем, обнюхал локоны неизвестной блондинки, вцепился в них зубами, рванул – и засеменил на своих коротеньких ножках к хозяину, волоча за собой спутанные пряди.
Гаврилов обморочно зашарил холодеющими пальцами по стене, силясь за что-нибудь уцепиться. Сейчас Мейсон вытащит в коридор отрезанную окровавленную голову…
Пес тявкнул, требуя внимания. Гаврилов осторожно повел глазами – и увидел у своих ног длинноволосый парик.
«Тьфу ты, пропасть!»
Спасительная струя сквозняка коснулась лица. Дышать стало легче, и все-таки он не переставал ждать новых подвохов…
О возможной беде и думал Гаврилов те несколько минут, пока на неверных ногах бежал по двору и трясущимися руками пытался отпереть дверь. Мысленно он готовился к самому худшему. Скажем, что вся квартира окажется обчищена. Но, судя по прихожей, где на вешалке, рядом с каким-то неведомым женским пуховиком, висит дорогущий кожан Рогачева, вещи не тронуты.
Однако сейчас до Гаврилова постепенно доходило, что существует нечто худшее, чем ограбление, и это худшее может его подстерегать.
Гаврилова просто-таки затрясло от мрачных предчувствий и от неистового желания оказаться сейчас дома, в тепле и уюте, перед телевизором, где шла бы очередная «классика советского кино»: тоже теплая, уютная и необременительная. Знать ничего не хотелось о разбитом стекле, так внезапно бросившемся Гаврилову в глаза… На беду, можно не сомневаться!
Хотя, с другой стороны, собаку-то все равно выводить надо было. У него уже вошло в привычку выгуливать Мейсона на этом пустыре между торцом панельной пятиэтажки и фасадом аналогичной девятиэтажки – правда, не достроенной. Никому и в голову не могло бы прийти, что Гаврилов здесь не только собачку пасет, но и Рогачева!
Привереде Мейсону этот пустырь жутко не нравился: здесь оставляли свои многозначительные следы доги, сенбернары и разные прочие овчарки – этакие собачьи авторитеты. А карлик Мейсон, смесь болонки с дворняжкой, хоть и знал свое место в собачьей иерархии, все-таки терпеть не мог, когда его в очередной раз тыкали носом в это самое: с дворняжьим-то рылом в сенбернарский ряд!
В этом он вполне походил на своего хозяина, который место свое на свете вообще и в московском мегаполисе знал отлично (Гаврилов служил во вневедомственной охране маслозавода и был первым кандидатом на сокращение), однако не выносил чужого превосходства. Именно эти качества: барственность и неприкрытое превосходство над всем остальным миром – и взбесили его в человеке, месяц назад пришедшем смотреть квартиру, которую сдавал Гаврилов. Фамилия нанимателя была Рогачев, однако Гаврилов, который накануне смотрел по телевизору старый-престарый, хотя и подкрашенный, фильм «Идиот», счел, что незнакомца следовало бы назвать Парфеном Рогожиным и никак иначе. Рожа у него была этакая – рогожная , с багровыми пятнами на щеках и опасным, затаенно буйным взглядом. Если бы Гаврилов не родился на свет бесталанным подкаблучником, он сразу дал бы Рогачеву-Рогожину от ворот поворот. Но… где черт не сладит, туда бабу пошлет: благоверная принялась незаметно тыкать в бок, щипать за ляжки – словом, всячески обозначать телодвижениями то, что она обычно выражала словами: «Ну чего цену ломишь? Сам знаешь, сейчас денег у народа – тьфу или чуть больше, ну кто двести баксов отдаст за панельную хрущебу, да еще на первом этаже, да еще с видом на пустырь? Уже год никому ее втюхать не можем. Сбавляй, сбавляй цену-то, не то упустим удачу!»
– Двести? – спросил в эту минуту Рогачев, бегая разбойничьим взглядом от Гаврилова к его напрягшейся в улыбке супруге. – А торг уместен?
– Уместен, уместен! – так и завилась Гаврилова половина, а сам он…
Господи, стоит только представить себе, что его жизнь обошлась бы без тревог сегодняшнего вечера, покажи он себя тогда настоящим мужчиной, – и плакать хочется!
– Уместен, отчего же? – буркнул Гаврилов и с облегчением ощутил, как супруга разомкнула на его тощем бедре пальцы, уже готовые к новому щипку.
По лицу Рогачева даже подобия довольной улыбки не скользнуло! Выложил сто баксиков задатку (сошлись на половинной цене) – и по-хозяйски двинулся «занимать апартаменты», как он выразился. Гаврилов, окончательно придавленный словом «апартаменты», тащился в кильватере, поскуливая что-то насчет цветочков, которые надобно поливать два раза в неделю отстоянной водой; штор, которые хорошо бы задергивать, когда включаешь свет, чтобы всякая шпана не зарилась на обстановку; да еще чтобы чистота блюлась в квартире, как физическая, так и нравственная, – в том смысле, что соседи недовольны, что жилплощадь сдается, значит, жить будет абы кто; ну и, конечно, чтобы хозяин, ежели он без предупреждения наведается проверить как и что, не оказался в неловком положении, столкнувшись с какой-нибудь…
Рогачев стал столбом, так что Гаврилов на полном ходу врезался в его широкую спину.
– Соседи умоются! – бросил новый квартиросъемщик загадочную фразу. – А если тебя вдруг занесет без спросу…
Он не стал продолжать – только повел могучим кожаным плечом, но Гаврилов всегда славился понятливостью.
И ведь послушался он Рогачева! И ведь не заглядывал в собственную, от родителей доставшуюся квартиру ни единого разочка за весь этот месяц… до той поры, когда, выгуливая Мейсона, увидел вдруг зияющую трещину в окне на первом этаже – как раз напротив щели между неплотно задернутыми (а ведь просил же, ведь нарочно же предупреждал!) шторами.
«Соседи умоются… соседи умоются…» – эти слова тикали монеточками в голове Гаврилова все те долгие минуты, пока он стоял в коридоре, напряженно уставясь в стену, словно хотел проникнуть сквозь нее взором и разглядеть, что делается в комнате. Почему-то страшно было шаг шагнуть.
Ну а Мейсон, убедившись, что хозяина не интересует находка, оставил возню с париком и, брезгливо скалясь, засеменил по коридору. У входа в комнату он вдруг замер, потом сел на задние лапы, задрал бесформенную, кудлатую голову и протяжно завыл незнакомым толстым голосом.
Мурашки ринулись играть в пятнашки на спине Гаврилова, и он принужден был вновь схватиться за стену. Однако кое-как справился с противной слабостью и на подгибающихся ногах дотащился до комнаты.
Шикнул на Мейсона. Однако тот, как профессиональная плакальщица, просто не мог остановиться, не доведя дела до конца, и продолжал выть.
Гаврилов осторожно заглянул… и схватился за грудь, увидав два полуголых тела, распростертых на полу в луже крови.
Стиснул руками горло, подавляя спазму. Со странной отчетливостью он различил у себя во рту вкус вчерашних разогретых, слишком жирных оладий, задубевших от соли прошлогодних огурцов и яичницы из трех яиц с непрожаренными кусочками сала. Все это было залито сверху кружкой чая, вкус которого тоже чувствовался самостоятельно.
Гаврилова мутило, ему было плохо, однако он почему-то не мог отвести глаз от волосатой, кустистой спины мужчины, придавившего всей тяжестью коротко стриженную женщину с грубоватыми чертами лица.
«Ее парик!» – понял Гаврилов, и от этого на диво логичного умозаключения муть перед глазами слегка прояснилась. Он смог даже осознать, что женщину видит впервые… в отличие от мужчины. Да, Рогачев запомнился в авторитетном кожане, а не в этих цветастых трусах, но это был он, постоялец! А в следующий миг Гаврилов разглядел аккуратную дырочку пониже левой лопатки Рогачева и понял, что оконное стекло было разбито не по рогачевской небрежности и даже не хулиганским камнем.
Оно было разбито выстрелом!
* * *
– Одной пулей, говорят, их и положили – вместе, разом, – торопливо бормотала тетя Галя, всовывая Альбинины руки в рукава халата. – Да скорей же, ну чего копаешься! Этого-то, мужика, насмерть под лопатку, прямо в сердце, ну а бабу его – тьфу, пакость! – в правое плечо. Рана-то легкая, навылет пуля прошла, кость не задета, но она башкой стукнулась, когда падала, – вот и отшибло память.
– Ее, значит, уже и допрашивали? Да тише ты, не дергай так! – Альбина вырвалась из бесцеремонных тетушкиных рук и, изогнувшись, сама завязала сзади халат. – И что она сказала?
– Допрашивали, а как же, – кивнула тетя Галя. – Опер тут с утра парился, ждал-ждал, не пил, не ел. Так в нее и вцепился, лишь только доктор разрешил. А она глазоньки вылупила: знать ничего не знаю и ведать не ведаю, даже имени своего, не говоря уж о том, как оказалась с простреленным плечом под убитым мужиком!
– Что, серьезно? – Альбина так и замерла с руками, воздетыми над головой. Накрахмаленный чепчик повис в воздухе. – Так-таки ничего не сказала?
– Ни-ни! Следователь как только ни извертался, чтоб ее пронять, да все впустую. Одни охи: не знаю, не помню, не имею представления. Там, в милиции, небось думали, что она в курсе, кто стрелял в этого, как его, а она-то… Конечно, сотрясение у нее легкое, я сама слышала, как доктор следователю говорил: мало шансов было мозги отшибить, а вот поди ж ты, проверь! Милицейский так и сказал: дескать, пользуясь этим легким сотрясением, она может имитировать какую угодно тяжелую амнезию. А мне кажется, здесь без обману. Ты сама услышишь, как она воет.
– Воет?.. – опасливо оглянулась Альбина. – Как это? Плачет, что ли?
– Говорю тебе! – громким шепотом выкрикнула тетя Галя. – Волком воет! Лежит в темноте, в потолок пялится – и… Ну иди, иди уже! – прекратила она живописное описание, заметив неподдельный ужас, сверкнувший во взгляде племянницы. – Иди, а то я просто с ног валюсь, глаза закрываются.
Глаза у тети Гали между тем совершенно не собирались закрываться, а были от возбуждения даже слегка вытаращены. И вообще вид у нее был на диво бодрый и оживленный. Впрочем, это ничего не значило. Альбина отлично знала за своей тетушкой эту особенность: засыпать, едва коснувшись головой подушки. Можно было не сомневаться, что, стоит Альбине оказаться за дверью, тетя Галя щелкнет задвижкой, бухнется на топчан – и мгновенно обнимется с Морфеем, да так крепко, что у Альбины не будет никаких перспектив освободиться от ночной кабалы, самое малое, до шести утра. Тогда тетя Галя вприскочку прибежит на пост – посвежевшая, отдохнувшая, взбодрившаяся, а ее многострадальная племянница украдкой переоденется и, страшно зевая, потащится на троллейбусе сперва на Щелковскую, домой: выпить кофе и смыть под душем больничные запахи, – а потом уже на метро на другой конец города, на Кутузовский: на работу. Совершенно непонятно, почему тетя Галя так уверена, будто Альбина сутками может обходиться без сна. Она жаворонок, у нее пониженное давление – наоборот, ей всякий недосып мучителен. Нет же. «Ты молодая! – вот и весь тетушкин сказ. – Я в твои годы, знаешь… ого-го! Вообще не спала, ночи напролет с парнями гулеванила!»
Может быть, может быть. Хотя Альбина слабо представляла себе тетю Галю, которая бы «вообще не спала». Скорее, упустив свое ночью, она в полной мере вкушала сладкого дневного сна.
Дневной сон… О, как счастлива была Альбина, когда работала в отделе постельного белья! Тогда ей несколько раз удавалось днем вздремнуть на той роскошнейшей итальянской кровати, что выставлена в витрине универмага, размять на том великолепнейшем разноцветном белье итальянского же производства свои замлевшие косточки, облаченные в чудную, расписанную хвостатыми птицами фланелевую пижаму (made in …). Теперь Альбине приходилось сидеть за огромным столом, уставленным несусветным количеством офисных прибамбасов, и изображать прилежную секретаршу. Конечно, очень может быть, что у таковой должны быть манеры гувернантки и русый узелок на затылке, но кто сказал, что при этом лицо ее должно иметь сонное и унылое выражение? А лицо Альбины из-за тети Гали трижды в неделю было очень сонным и более чем унылым, так что она не без оснований опасалась, что боссы универмага уже ищут ей замену.
Ищут! Да таких замен в Москве – только свистни!..
А тетушке ведь не возразишь. Сразу такое начнется… Ладно, лучше об этом не думать. Лучше верить в то, что вчера сказала Катюшка Калинина: «Если кого уволят, то явно не Богуславскую. У нее глаза до того лживые, что даже правдивыми кажутся. А начальство любит тех, у кого светлые, прозрачные, правдивые глаза!»
Альбина с трудом подавила желание свернуть в ординаторскую, чтобы там посмотреть в зеркало: в самом ли деле у нее такие глаза, как сказала Катюшка?
Сейчас, впрочем, было не до физиогномистики. Надлежало как можно скорее оказаться рядом с пятой палатой, где лежала раненая женщина и где, собственно говоря, и было предписано находиться тете Гале (в данном случае Альбине) большую часть ее ночного дежурства.
Осторожно приоткрыла дверь и постояла, вглядываясь в темноту.
Кое-что все-таки можно было увидеть, даже не зажигая ночника: на улице полыхала могучая реклама «Инкомбанка». Вот интересно, подумала Альбина, говорят, будто «Инком» рухнул, а реклама светит как ни в чем не бывало. Все равно как свет умерших звезд доходит через тысячи лет. Или вот еще подходящая цитата: «Он умер, но дело его (реклама его) живет!».
Глаза постепенно привыкли к полумраку, и Альбина разглядела две кровати по стенкам узкой палаты. Около каждой громоздилось таинственно мерцающее шаткое сооружение: капельница. По информации тети Гали, обе эти капельницы, что мертвому припарка. Больная слева лежала без сознания и могла отдать богу душу каждую минуту. Ну а справа находилась загадочная незнакомка. Ранение ее, строго говоря, относилось к разряду легких, сотрясение – тоже. Но все-таки жертва преступления, все-таки с амнезией… капельница была поставлена как бы для очистки врачебно-милицейской совести.
Ну, вперед!
Альбина осторожно вошла в палату и постояла над умирающей. Господи, сделай так, чтобы эта бедняжка не скончалась нынешней ночью! И опять мысли вернулись на привычный круг. Все-таки со стороны тети Гали жестоко подвергать племянницу таким испытаниям! Что из того, что Альбина живет в ее доме? Она платит тетке не меньше, а то и больше, чем если бы снимала комнату у посторонних людей. Конечно, тетя Галя чуть что – сулит оставить квартиру племяннице… после своей смерти. Но ей едва-едва пятьдесят, а с таким несокрушимым здоровьем она еще ого-го сколько проживет! Пусть живет, конечно… Вообще-то это была тети Галина идея, чтобы Альбина, приехавшая на завоевание Москвы, поселилась «у родного человека». Кстати, идея этого завоевания тоже не Альбине принадлежала, а тети Галиной сестре, матушке Альбининой. Сама-то она предпочла бы остаться в любимом Нижнем Новгороде, ну а уж если в Москве, то поселиться в общежитии. Может быть, и прижилась бы там, и полюбила бы пединститут, куда поступила опять же по матушкиному настоянию и где отучилась, так и не поняв, зачем, собственно, время тратила? Все эти книги, которые изучали на филфаке, она и сама могла бы прочесть, в порядке личной инициативы, а идти работать в школу Альбина никогда не собиралась. Вот уже третий год перебивается случайными заработками, которые почти все уходят тете Гале. Можно, конечно, вернуться домой, в тихий, а по сравнению с Москвой – просто-таки безжизненный Нижний Новгород, но маманя ведь на мелкие полешки испилит неудачницу. Всю жизнь Алина Яковлевна мечтала поселиться в Москве. То, что мечту осуществить самостоятельно не удалось, как-то не помнилось, а вот Альбину матушка поедом будет есть!
Кошмар во сне и наяву - Арсеньева Елена => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Кошмар во сне и наяву автора Арсеньева Елена дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Кошмар во сне и наяву у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Кошмар во сне и наяву своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Арсеньева Елена - Кошмар во сне и наяву.
Если после завершения чтения книги Кошмар во сне и наяву вы захотите почитать и другие книги Арсеньева Елена, тогда зайдите на страницу писателя Арсеньева Елена - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Кошмар во сне и наяву, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Арсеньева Елена, написавшего книгу Кошмар во сне и наяву, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Кошмар во сне и наяву; Арсеньева Елена, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн