Семен Дмитриевич Скляренко: «Владимир»

Семен Дмитриевич Скляренко
Владимир


Рюриковичи – 03





Семен Дмитриевич Скляренко
Владимир
(Рюриковичи — 03) Энциклопедический словарь. Изд. Брокгауза и Ефрона, т. VI А. Спб, 1892Владимир Святославич, в крещении Василий, чтимый Православной Церковью за крещение Руси святым и равноапостольным, великий князь киевский, сын Святослава Игоревича от Малуши, ключницы святой Ольги, родился в начале второй половины X в.Летописные сказания о нем, как и вообще о первых Рюриковичах, как записанные позднее изображаемых ими событий, в своих подробностях носят на себе легендарный характер или представляют как действительный факт догадки летописца о том, как должно было совершиться то или другое событие.Собираясь окончательно завоевать Дунайскую Болгарию и навсегда поселиться в ней, великий князь Святослав разделил свою землю между сыновьями своими, которых оставил на Руси как бы своими наместниками (970).Владимиру достался Новгород; он был обязан этим дяде своему по матери, Добрыне, с которым и отправился на новгородское княжение.В 972 г. Святослав был убит печенегами. В 977 г. великий князь Ярополк рассорился с братом, Олегом Древлянским, который в этой ссоре погиб, а удел его взят Ярополком.Владимир, опасаясь властолюбивых стремлений брата, вместе с дядей бежал в Швецию, откуда, года через два (979), возвратился с варяжской дружиной в Новгород, занятый после его бегства наместниками Ярополка.Подкрепленный новгородским войском, Владимир выступил на Ярополка, известив, что идет на него. По пути к Киеву Владимир подошел к Полоцку, где княжил Рогволод. Дочь последнего Рогнеда была уже сговорена за Ярополка, но Владимир вознамерился взять ее в жены. Ответ Рогнеды на предложение Владимира, что она «не разует сына робичича», то есть не выйдет замуж за сына рабыни, должен был оскорбить не только князя, во и Добрыню, как брата Владимировой матери. За этим отказом последовало взятие Владимиром Полоцка, убиение Рогволода и двух сыновей его, а Рогнеду Владимир взял себе в жены насильно.Заняв Киев, Владимир осадил Ярополка в Родне; вскоре Яро-полк был убит в отцовском киевском дворце (980).Варяги, с помощью которых Владимир стал единым князем, требовали в дань себе с каждого жителя по две гривны, но скоро увидели невозможность добиться чего-нибудь от князя, хотя бы силою; они просили отпустить их в Грецию, и Владимир исполнил их просьбу, предупредив императора, чтобы он ни в коем случае не дозволял им возвращаться на Русь.Говоря о первых годах княжения Владимира, летописец выставляет на вид его ревность к языческой религии, его женолюбие и воинственность. На холме близ теремного дворца он поставил новый истукан Перуна с серебряной головой и идолы других божеств. То же делал в Новгороде дядя его, Добрыня.Кроме нескольких жен, Владимир, по словам летописца, имел до 800 наложниц.Во второй год по своем княжении (981) Владимир воевал с польским королем Мечиславом, взял Червень близ Хелма, Перемышль, Туров и другие города, известные под именем червенским (ныне Галиция). Радимичи, жившие по реке Сожи, и вятичи, жители берегов Оки и ее притоков, хотели отложиться от Владимира, но были укрощены.Почти одновременно Владимир подчинил дани страну ятвягов, народа дикого, жившего в лесах и болотах нынешней Гродненской губернии. В благодарность за победы Владимир принес богам человеческие жертвы.В 985 г. Владимир предпринял поход на камско-волжских болгар, богатый, торговый народ. С Добрыней и новгородцами он отправился на судах вниз по Волге, а берегом шли его наемники или союзники — конные торки, в первый раз упоминаемые летописью. Владимир победил болгар и заключил с ними мирный договор, который обе стороны клялись не нарушать или только тогда нарушить, когда камень станет плавать, а хмель -тонуть в воде.В 988 г. Владимир принял христианство. Рассказ об обстоятельствах, предшествовавших этому событию и сопровождавших его, не лишен вымыслов. В летописном повествовании об испытании веры слишком резко бросается в глаза восточнохристианская эрудиция, народившаяся после разделения церквей: взятие Корсуня, или Херсонеса, греческого города на юго-западном берегу Крыма, носит легендарный характер. Несомненно, что Владимир крестился в Корсуне и в то же время вступил в брак с греческой царевной Анной, сестрой императоров Василия и Константина.Из Корсуня он вывез первых духовных служителей и необходимые принадлежности для богослужения. В Киеве Владимир крестил детей и народ. Последний крестился в Днепре без явного сопротивления. Это зависело частью от того, что христианство уже не было новостью в Киеве, где еще при дяде Владимира был храм пророка Илии, а главным образом от того, что язычество русских славян не успело образовать правильной системы и не имело ни храмов, ни определенного сословия жрецов. Более живучести язычество оказало на Севере, по соседству с финскими племенами, в Новгороде, в Ростово-Суздальской земле и в Муромской.Владимир деятельно занимался распространением христианской веры в подвластных ему землях: строил храмы, снабжал их утварью и т. д. В самом Киеве он построил церковь Св. Василия и церковь Богородицы, названную Десятинной, потому что на содержание ее и ее духовенства шла десятая часть княжеских доходов. В Киеве и других городах он приказал брать у знатных граждан детей для обучения грамоте. Летописец говорит, что матери, провожая детей в школы, плакали о них как о мертвых.Сам Владимир после крещения является под пером летописца преобразившимся, благодушным, проникнутым духом христианской любви.По сказанию летописца, он хотя сначала и согласился с представлениями духовных, вывезенных из Корсуня, о необходимости казнить злодеев, но потом, посоветовавшись с боярами и городскими старцами, установил наказывать преступников по старому обычаю, вирою.Владимир отличался племенной славянской веселостью: любил пиры и празднества, стараясь примирить эти удовольствия с требованиями христианской морали. Пиршества обыкновенно устраивались в дни больших церковных праздников или по случаю освящения храмов, и князь пировал в такие дни не с одними боярами; он созывал людей отовсюду, кормил и поил их, приказывал развозить пищу и питье по городу для тех, которые почему-либо лично не могли явиться на княжеский двор.В то время Русь сильно беспокоили печенеги. Чтобы обезопасить от них Русь, Владимир строил новые города по рекам Десне, Остеру, Трубежу, Стугне и населял их новгородскими славянами, кривичами, вятичами, даже чудью; укрепил стеной киевский Бел-город, куда перевел многих жителей из других городов.В 993 г. Владимир воевал с хорватами, жившими по соседству с Галицией и Седмиградской областью. В том же году на Русь пришли печенеги, с которыми Владимир встретился на реке Трубеже. Эта встреча украшена в летописи поэтическим сказанием о поединке печенежского богатыря с киевским кожемякой, решившим дело в пользу русских. В 996 г. печенеги подступили к Василеву на реке Струге; жизни Владимира угрожала при этом большая опасность. Под 997 г. находим в летописи легендарное сказание об осаде печенегами Белгорода. К последним годам жизни Владимира наши историки приурочивают войну его с норвежским принцем Эриком, о котором говорил исландский летописец Стур-лесон.За год до смерти Владимир огорчен был сыном своим Ярославом, на которого собирался уже идти с войском. Но болезнь, а потом нападение печенегов на Русь задержали его. Среди приготовлений к походу Владимир умер, в любимом селе своем Берестове, 15 июля 1015 г. Бояре сначала скрывали смерть Владимира, потому что он не сделал распоряжения относительно преемника себе. Тело его погребено в Киеве в Десятинной церкви. У Владимира было от пяти жен 11 сыновей: Вышеслав, Язяслан, Ярослав, Всеволод, Мстислав, Станислав, Святослав, Борис, Глеб, Позвизд, Суди-слав; двенадцатый, Святополк, был собственно сыном Ярополка. Мать Бориса и Глеба некоторые известия называют Милоликой; по другим известиям они были детьми греческой царевны Анны Романовны, но она имела только дочь, Марию Доброгневу, бывшую за польским королем Казимиром I. КНИГА ПЕРВАЯ СЫН РАБЫНИ
Глава первая 1
После гибели князя Святослава воин Микула добирался до Киева и родного Любеча очень долго. В ту ночь на острове Хортица, когда на русских воинов вероломно напали печенеги, когда погибла передовая дружина, а на рассвете Святослав с несколькими воинами пошел в последний бой с врагами, Микула защищал его до конца, готов был жизнь отдать, чтобы спасти князя, но помочь не смог — Святослав упал мертвым на холодные камни, Микула, жестоко израненный, без памяти повалился рядом с ним.Словно сквозь сон, вспоминал Микула похороны князя, ло-дию с телом Святослава, объятую огнем, дым над островом и днепровскими водами, воинов, стоявших среди холодных песков, а потом — тьму в очах, скованные руки и ноги, смерть…Но это была не смерть. Крепчайшего корня человек, живучий, как отцы его и деды, был Микула-любечанин. Воины княжеской дружины после смерти Святослава взяли недвижные тела Микулы и других раненых, на руках пронесли мимо порогов, а потом на веслах и порой под парусами поплыли вверх по Днепру.Однажды утром Микула пришел в сознание, оперся на руки, приподнялся, сел.Он лежал в лодии, которую гнал против течения десяток жилистых рук. Впереди, сзади, со всех сторон, медленно двигалась вверх по воде сотня-другая лодий — все, что осталось от воинства князя Святослава.— Вот как судил Перун, — вздрагивая на свежем ветру, сказал Микула гребцам. — Кости срослись, кожу затянуло — опять словно бы такой, как был…Чудной человек Микула! Ему и невдомек было, что стал он совсем не таким, как прежде: волосы сильно поседели, тело и лицо покрылись морщинками, глаза выцвели, багровые шрамы на лбу и вовсе изменили его.— Ого! — тихо заговорил Микула сам с собою. — Вижу, и щит, и меч мой уцелели, — он прикоснулся к ним рукой, — и дань моя не пропала, — Микула заметил у борта свою котомку с пожитками и семенами гречихи, — все, все цело, была бы только сила в руках и ногах… Домой, домой!… — Он глубоко вдыхал днепровский воздух, упивался запахами трав и цветов.Так возвращались из далекого похода против ромеев воины князя Святослава. Было их немного: из Киева вышли десятки тысяч — теперь же все уместились на двух сотнях лодий, и многие были искалечены, тяжело ранены.Вокруг буйствовала весна, на глазах у воинов росли, расцветали травы. Они видели, как на вспаханных землях над Днепром тянулись к солнцу, колосились, цвели, наливались хлеба. Ратники шли под кручами где волоком, а где на веслах, от веси до веси, от города до города, от переволоки на Воинь, от Сакова до Родни, к Зарубу, Ивану, а там мимо Триполя и Витичева направились к Киеву.Киев!!! Как часто и с какой любовью думали они в походах, в чужих землях о родном стольном городе над Днепром! На поле брани, когда приходилось им стоять лицом к лицу с врагами, в кровавых сечах под Адрианополем, Преславою, Доростолом, когда над головами витала смерть, в длинные бессонные ночи, когда они, окровавленные, израненные, лежали на холодной земле и не знали, что сулит им грядущий день, всегда и повсюду одна и та же мысль об отчизне, о Киеве поддерживала их, придавала им силы и мужества.И вот за Витичевским поворотом, когда лодии миновали ослепительно желтый остров и выплыли на широкий плес, вдали открылись перед ними зеленовато-синие горы, темные очертания длинной стены на них, золотистые крыши, крутые склоны предградья.На лодиях все вскочили. Торжественная тишина воцарилась над Днепром — гребцы опустили в воду свои огромные весла, кормчие оставили рули, только вода журчала за бортами да где-то глухо ударила, упав в воду, подмытая течением глыба земли.— Люди! Киев! — зазвучало внезапно с одной лодии, с другой, третьей…И нечего греха таить, у многих из этих бывалых воинов, которые никогда ни перед чем на свете не дрогнули и не отступили, сильнее забились сердца, предательская влага выступила на глазах — о, родная земля, как сладка ты еси!А гребцы уже взмахивали веслами, кормчие направляли теперь лодии прямо на горы, онемевшие руки наливались силой, мускулы напрягались, лодии выровнялись, собрались в ключи и так полетели вперед, что радуги брызг заискрились над ними, вода закипела за кормами.До Киева уже давно, еще ранней весной, долетела весть, что воины князя Святослава плывут домой по Днепру. Но эта весть была не радостной. Когда пять лет тому назад Киев провожал воинов в далекий поход, их было тогда на пятистах лодиях двадцать тысяч, да сухопутно шли через земли тиверцев да уличей еще тридцать тысяч. Теперь все они плывут на лодиях — сколько же лодий вырвалось из черной пасти Русского моря, сколько воинов — отцов, сыновей, братьев — несут те лодии на себе?!В Киеве поджидали, с рассвета до ночи глядели на низовья Днепра: не видно ли там знакомых ветрил, не возвращаются ли воины из похода?И в то время как воины князя Святослава со стороны Витичева смотрели на Киев, там с холмов сразу увидели лодии, повсюду понеслась весть, что лодии плывут, что воины возвращаются домой.Множество людей кинулось к Почайне, тут были горяне, ремесленники и кузнецы из предградья, купцы, смерды и убогие люди с Подола. Когда лодии стали приближаться к Киеву, Боричевым взвозом с Горы сошел окруженный воеводами и боярами киевский стольный князь Ярополк.Он остановился на высоком пригорке над Почайной впереди всех, в белом, расшитом золотом платне, с красным корзном на плечах, в сапогах из зеленого хоза, с мечом у пояса — молодой, прекрасный лицом сын князя Святослава.Лодии приближались, вот они развернулись широким полукругом, стали поворачивать к берегу, прежде выкрашенные в красный, зеленый, голубой цвета, украшенные вырезанными из дерева пучеглазыми турами, вепрями, чудищами, а теперь темные, опаленные жарким солнцем, овеянные морскими ветрами.Скрипел песок. Лодии одна за другой останавливались у круч. Безмолвно стояли люди на берегу. Сколько их, тех ло-дий? Десять, двадцать, сто? О боги, спасите нас, как мало! Воины на лодиях вставали, широко раскрытыми тревожными глазами смотрели на берег. Оттуда за ними следили бесчисленные женские, мужские, девичьи глаза.Первой из лодии вышла старшая дружина. Что несут воины на высоко поднятых руках? О, это меч и щит князя Святослава! За ними один за другим стали выходить и остальные.Почему же они, сойдя на берег, не бросаются к своим родным и близким, а стоят молчаливые и задумчивые? Вот кто-то из старшей дружины — это воевода Рубач, что смотрит ныне на свет одним правым глазом, хотя видит, наверно, больше, чем прежде, — приказывает:— Приготовиться, вой!И все они медленно, торжественно становятся так, как на поле битвы: старшины, со знаменами князя Святослава и земель, впереди, воины, с копьями, луками, пращами, строятся за ними десятками и сотнями.Первым выступает вперед воевода Рубач, за ним шагает старшая дружина, идут рынды — они несут знамя князя Святослава, на котором нарисованы два скрещенных копья, а под ним — меч его и щит.Князь Ярополк принял знамя, у него задрожали руки, когда он взял, вынув из ножен, меч своего отца.Несколько минут князь Ярослав стоял, держа этот меч. К нему были прикованы тысячи глаз воинов и жителей Киева. Князь должен был, как велели древний закон и обычай, дать роту над оружием князя Святослава.— Спасибо вам, дружина, что честно сражались за родную землю и утвердили славу Руси, а сюда принесли знамя, меч и щит отца моего князя Святослава! — промолвил, побледнев, князь Ярополк. — Слушайте же меня, дружина, мужи, люди, и пускай слышит это вся Русь… По завету предков моих и отца Святослава, даю роту беречь мир и покой в земле своей, нещадно бороться с нашими врагами, не жалеть для того ни сил своих, ни самого живота!Подняв меч, он поцеловал его пересохшими губами.Воинов окружили жители Киева. Теперь уже видно было, кто вернулся живым из похода, а кто ныне почивает в раю, живые бросились к живым, на берегу Почайны раздался великий плач — это плакали отцы, не дождавшиеся сыновей, жены, что потеряли мужей своих* осиротевшие дети.
2
Прежде чем отправиться в Любеч, Микула пробыл в Киеве несколько дней. Он побывал в хижине ремесленника Мутора, где останавливался когда-то, едучи на брань, рассказал вдове и детям, как погиб в далеком Доростоле их отец, сходил вместе с другими воинами на Подол, где пылал огонь перед статуей бога Волоса, а вокруг кипело торжище; собирался Микула побывать и на Горе — на этот раз он хотел дознаться, куда же делась его дочь Малуша, которая была когда-то ключницей у княгини Ольги.Оказалось, однако, что попасть на Гору было теперь нелегко. К лодиям часто приходили ремесленники из предградья, убогие люди с Подола, один нес воинам хлеб, другой — крынку молока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10