Здесь выложена электронная книга Лерик автора по имени Сергеев-Ценский Сергей Николаевич. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Сергеев-Ценский Сергей Николаевич - Лерик.
Размер архива с книгой Лерик равняется 33.36 KB
Лерик - Сергеев-Ценский Сергей Николаевич => скачать бесплатную электронную книгу
Сергей Сергеев-Ценский
Лерик
Сергеев-Ценский Сергей
Лерик
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Лерик
Повесть
I
Станционный сторож все бегал со свертками и корзинками с платформы к экипажу, и то и дело Софья Петровна Полунина кричала ему:
- А кулек?.. Где же кулек с сахаром? Ах, здесь!.. А балык?.. Ну, конечно, мы его забыли в вагоне! Ах, господи!.. Несешь? Ну вот, хорошо! А белила в жестянке?.. Длинный такой ящик с гвоздями?.. А-а!.. Василий, ну где же белила?..
Коричневый Василий все успокаивал:
- Здесь, ваше сиятельство!.. Несу, ваше сиятельство!.. Все в целости, ваше сиятельство!
А студент-филолог 2-го курса Марк Игнатьич Месяц разглядывал в это время лошадей, и так как он слышал, что бывают высокие и низкие бабки, то нагибался даже, чтобы рассмотреть, - но и бабки и все ноги по грудь были густо заляпаны осенней грязью.
Едкий запах лошадиного пота веселил: после долгой городской сидячки хорошо было рысить полями... Спросил кучера: "Далеко ехать?" - а кучер Филат, породистый кучер, то есть грузный, медленный и саркастический, тоже спросил:
- До нас-то?
- Да, до усадьбы?
- До нас зачем далеко? До нас недалеко... Верст семнадцать.
Лерик, закутанный в башлычок, подскочил, крича:
- Филат, Филат! Это мой учитель!.. Правда, какой высокий?
- Гм!.. - отозвался Филат.
- Правда, ведь - выше Павла Максимыча?
- Н-нет, Павел Максимыч будет повыше... - улыбнулся было снисходительно Филат, а уж коричневый Василий все в экипаже занял покупками - понадобился передок; свирепо запихивал под ноги Филату какой-то длинный, рогожей заделанный тюк, говоря Софье Петровне: "Конечно, в сельском быту все нужно, ваше сиятельство", а ему: "Ну-ка, опростай ноги-то к сторонке - се-ел!"
Наконец, поехали.
Сеялся, как иголочки, мелкий, но очень упорный октябрьский дождик и пахнул почему-то осиной, осокорем и ветлой, хотя нигде поблизости не было видно этих деревьев. Кругом залегли только поля блаженно размякшего чернозема, поля пустые - даже стерня была вся перетоптана скотом и брошена, и галок не было.
Ухабисто-мягкая, жидкая дорога внизу, чавканье двенадцати копыт спереди, сырой, прелый кожаный верх над головой, покачиванье и прыжки фаэтона - все это вместе очень хорошо укладывалось в слово "хлябь", и над этим живописным словом весело думал любивший многое в жизни, но больше всего слова Марк Игнатьич, лицом очень похожий на педагога Ушинского в юности.
Именно эта внешность и подкупила жену предводителя В-ского дворянства пригласить его (конечно, по объявлению в газете) заниматься с Лериком, и теперь они ехали со станции Висюнь в имение Полуниной Куньи-Липяги.
Эта маленькая черная пожилая дама с ястребиным носиком и восточными глазами, с богатейшей игрой сухого лица, жестов и интонаций не утомляла Месяца тем, что говорила все время. Для Месяца все на свете было еще чрезвычайно ново и любопытно, хотя он был больше мечтателен, чем пытлив, и давал жизни больше, чем брал от нее сам: молодость всегда ведь богаче жизни.
Софья Петровна рассказала ему, что она - урожденная графиня Кензерская, чтобы он не удивлялся, когда в доме будут звать ее "ваше сиятельство"; что английский метод воспитания превосходен, а французского она совсем не признает; что они не режут купонов, а живут личным трудом; что она сама ведет все хозяйство, а управляющий ее - немец Блюмберг - только упрям, как боров, и глуп; что у Лерика переменилось уж три домашних учителя: попадался все отчаянно тупой народ, а один из них, тоже студент, думал почему-то, что английский метод воспитания - это бокс; что вообще университеты - это клоаки, куда идут все отбросы общества, чтобы ничего не делать, шуметь и развращать...
- Прошу меня извинить, если вам это обидно, но я... Нет, нет, я никогда не отдам Лерика в университет! Никогда!.. Довольно с меня и Кирюши, старшего сына: записался в помощники присяжного поверенного, как попович какой-нибудь, а? Каково?.. И не хочет служить!.. Какая ж это карьера, - нет, вы подумайте только: адвокат! Ах, боже мой, какой ужас! Торчать в суде, пороть всякую ерунду, обелять явных мошенников... Нечего сказать занятие!.. Как хорошо, что вы - не юрист!
Посмотрела на него вбок и усмехнулась.
Усмехалась она часто, и это очень легко у нее выходило: миг - и вот уже вздернула тонкой губой и показала черные зубы.
Глуховато, но весело спросил Месяц:
- А куда же вы Лерика думаете?
- Ну, конечно же, в правоведы!.. Нет уж, как Кирюшу, не пущу, довольно!.. Ты ведь в правоведы, Лерик?
Сероглазый, длиннолицый, избалованный восьмилетний мальчик, с тонкой кожей и синими жилками на лбу, надул левую щеку и хлопнул по ней кулаком; потом протянул Марку Игнатьичу ногу и попросил вежливо:
- Снимите мне, пожалуйста, калоши, а то жарко.
- Ну уж... - Месяц вдруг сконфузился и покраснел. - Попробуй сам... И они такие грязные... - Посмотрел на Полунину и добавил: - Кажется, и не жарко.
- Конечно, конечно, глупости! Не выдумывай! - поддержала Софья Петровна и скользнула по Месяцу глазами.
- Я вас очень прошу - мне очень жарко! - и опять грязная калоша потянулась к рукам Месяца.
- Сними-ка сам, а?
- Сам я не могу, вы снимите.
- Ну, давай уж я, - сказала Полунина, - только калоша такая грязная, и я запачкаю платок.
- Нет же, maman, я не хочу, чтобы ты, - я хочу, чтобы Марк Игнатьич.
Полунина быстро покосилась в сторону Месяца, быстро усмехнулась и зашептала притворно-строго:
- Ты скверный мальчишка: разве так обращаются к старшим?.. Марк Игнатьич - не горничная Луша, чтобы снимать с тебя калоши... Вот мы приедем к обеду, а ты за это не получишь сладкого.
- А у нас что будет на сладкое?
- Я уж не знаю, что нам Марочка заказала.
- Хворост с вареньем!.. - Лерик надул правую щеку - хлопнул, потом левую - хлопнул, потом обе вместе - хлопнул... О калошах на время забыл.
- У нас в усадьбе очень хороший пруд, - говорила Полунина, - можно в лодке кататься, и купальни были, теперь уж, конечно, убрали в сарай; и карасей там ловят...
- И тритоны есть, - вставил Лерик.
- Есть и тритоны... Мальчик, сиди прилично...
- И черепаха.
- Черепаху одну пустили туда, а жива ли она (это год назад) неизвестно. Есть оранжерея с цитронами... Конечно, парк приличный... Но главное - пруд: это моя гордость. Ни у кого из соседних помещиков такого большого, и притом в самой усадьбе, нет... У нас два шага от дома... А это в деревне очень важно, когда жара... Это лето, например, было адски жарко.
- Maman, a что это: адски жарко?.. Как в Африке?
- Нет, это значит, как в аду, - усмехнулась Полунина и посмотрела на Месяца вбок.
- А-а, я знаю: это - где за язык вешают!
- Ну, это глупости, - кто это тебе сказал?
- А что же там?.. А почему там жарко?
- Бог будет всех судить после смерти... и вот...
- После смерти?.. Мертвых?.. - Лерик захохотал весело, и Месяц, который был религиозен, посмотрел с недоумением на него и на его мать.
- Ты не смейся, а слушай! Бог сосчитает все грехи у каждого; у кого будет больше грехов, чем добрых дел, того в ад, а у кого меньше - в рай.
- А если поровну?
- Ну, тогда... - Она скользнула глазом по Месяцу, усмехнулась быстро и добавила: - Этого не бывает: всегда чего-нибудь больше.
- Нет, ну, а если поровну?
- Тогда - рай, - подсказал Полуниной Месяц.
- Ну да-а... потому что бог - добрый, - догадалась она, - и вот он добавит от себя одно доброе дело, и тогда - рай.
Но Лерик уж опять хихикал, перегибаясь в поясе и стуча ногами.
- С ним любопытно будет заниматься, должно быть, - сказал Марк Игнатьич.
- Ну, конечно, - живо подхватила Полунина, - хотя он шалун... Ce n'est pas bien* хвалить детей в их присутствии. Но вот старший брат его. Кирюша, такой был умница, такой серьезный...
______________
* Нехорошо (франц.).
- Он умер?
- Ах нет, что это вы, право?
- Вы сказали "был"!
- Был, потому что все равно что нет: адвокат!.. И та кие идеи... Я не могу говорить об этом без слез...
Действительно, Месяц увидел у нее слезы.
Но от сильного толчка на ухабе она прикусила губу и закричала Филату плаксиво:
- Ну, какой же ты, Филат, болван!
II
Усадьба расположилась просторно: шестнадцать собак выскочило со всех сторон встречать гремучую тройку (разглядеть их как следует не успел Месяц, только сосчитать успел), и еще где-то, слышно было, мчались сюда поспешно, лаем давясь на бегу.
- Муфик! Муфинька! - обнимал за шею поджарого борзого Лерик, а Полунина кричала Филату:
- Гони их, пожалуйста, кнутом - ну, гони же!
И, усмехаясь, говорила растерявшемуся Месяцу:
- Боитесь за свой костюм? Ничего, при нас не порвут.
Дом был открытый, спокойный, старый, но как-то вкусно устроенный - с бельведером, с колоннами, окрашенный в светлокофейный цвет.
- А вот ваш флигель, - указала Полунина.
Флигель был ненадежен: двухэтажный, кирпичный и с зияющей трещиной во всю вышину.
- Не бойтесь, что развалится: мы его скрепили болтами, - усмехнулась Софья Петровна. - Там, кстати, имеет свое обитание рыжий Фриц, - это бывший учитель Марочки, моей дочери, - вам не будет скучно.
Выскочил с террасы широкоскулый малый, на бегу натягивая на красную рубаху сюртук, и так же, как на станции, Полунина начала покрикивать:
- Егор, осторожнее, - это стаканы!.. Говорю - осторожно, болван!.. Это - гвозди, а где же белила?.. Филат, мы потеряли белила?! Да не тащи же гвозди в комнаты - поставь здесь!.. Ф-фу, глупый!
Отворилась форточка на втором этаже флигеля; оттуда выглянула рыжая голова и тут же скрылась.
Вышла на террасу тонкая миловидная девушка с длинной русой косой, в вязаном белом платке на плечах, в ловко сидящем шерстяном платье.
Думая, что это и есть Марочка, Месяц вежливо поклонился ей. Полунина быстро усмехнулась и крикнула:
- Луша, ты что же это стоишь барыней? Помогай Егору!.. Барышня здорова? Обед готов? Что сладкое? Да не наноси в комнаты грязи, - ф-фу, неряха!
Месяц сам вытащил из фаэтона свой легкий чемоданчик, и хотя чувствовал еще неловкость от поклона, так приятно почему-то было передать этот чемоданчик из рук в руки Луше - девушке тонкой, зардевшейся, в милом белом вязаном платке, заколотом на груди булавкой.
С левой стороны дом был открыт, а с правой, южной, во всю стену оплетен багроволистным диким виноградом. Теперь, окропленный недавним дождем и обласканный прорвавшимся солнцем, багровый куст показался Месяцу таким подавляющим богатством, что долго не мог он оторвать от него глаз.
Снаружи дома, у самого подъезда, вверху водружен был огромный дворянский герб - мечи и звезды, - и держали его деревянные купидоны с отбитыми носами; а в столовой на виднейшем месте под потолком наискось укреплена была доска из серого мрамора, и на ней золотыми буквами список предводителей дворянства губернских и уездных, с екатерининских времен: три раза попадалась фамилия Кензерский, два раза - Полунин - теперешний, конечно, он и соорудил эту скрижаль.
В зале, большом, но не особенно светлом, с тремя тяжелыми домодельными, должно быть еще крепостной работы, книжными шкафами из лакированного дуба, висели по стенам фамильные портреты, как везде: генералы - в париках с буклями и лысые, бритые и с баками в виде котлеток, несколько - в штатских мундирах, тоже с орденами и шпагами, несколько дам - скучно написанных, и неожиданно вдруг копия с желтой "Головы раввина" Рембрандта, и еще неожиданней рядом с этой старой головою портрет совсем юной девушки, лет пятнадцати, с датой 1866-й год и фамилией художника в уголке D.Bolotoff.
Первое, что пришло в голову Месяцу, было сознание острой жалости, что она теперь, если и жива, то почти уж старушка. Самое странное в этом портрете было то, что весь он как-то сразу принимался душой: - ах! - и вот уж вошел в душу. Такой был удивительный, открытый для всех, одаряющий взгляд ласковых, невинных и мудрых карих глаз: не умных, потому что еще не живших, не догадливо-опытных, потому что им всего еще только пятнадцать лет, не задорных, не бойких, а именно мудрых: таким глазам веришь. И щеки розовые, нежные, слегка припудренные, и кудерьки, написанные старательно, по волоску, и черная бархатка на точеной шее, с жемчугами копьем, и рядом тоненькая золотая цепочка от медальона. Скромный пробор на голове, доверчиво сложенные мягкие детские губы, светящийся газ кремового платья, и в глазах и улыбке что-то такое, как будто сама она немного смущена своей совершенно нечаянной на земле прелестью.
К обеду из своей комнаты вышла рыхлая блондинка лет двадцати, пухлощекая, с белыми ресницами, с растрепанными волосами и книгой в руках.
- Моя дочь - Марочка, наш новый учитель, - представила Полунина и потом сказала по-английски: - Отчего ты не причесалась к обеду?
- Ну, вот... для кого? - спросила лениво Марочка.
- В доме новый человек, как же?
- Подумаешь, какая важность!
И Месяц ярко покраснел вдруг: не понимая слов, он почувствовал, что сказано было именно это, по тому, как переглянулись мать с дочерью, как поднесла к волосам руку и глядела на него Марочка, пренебрежительно прищурясь.
- Тебе пожиже, конечно? - утвердительно спросила Марочку Софья Петровна, и когда налила пожиже.
- Конеч-но! - врастяжку ответила Марочка.
"Какая ленивая! - подумал Месяц, - должно быть, от малокровья..." - и пожалел Марочку.
К обеду пришел и рыжий Фриц, разбитый параличом бывший учитель Марочки. Это был человек явно несчастный: с обвисшей левой половиной тела, с непослушным языком, с длинным печальным носом и острой яркой бородкой.
- Фриц, Фриц, а ну, скажите: "сельдерей", - приставал к нему Лерик. Ну, что тут в самом деле трудного: сель-де-рей.
Покорно улыбаясь правой частью лица, краснея от натуги и ставя жесткие волосы ежом, все хотел и никак не мог одолеть рыжий Фриц "сельдерея". А Лерик без перерыва хохотал. Тарелка его остывала; со всех сторон на разных языках торопили Лерика, но Лерик не спешил. Егор, в белых перчатках на огромных лапах, приносил из кухни новые нагретые тарелки; остывали и эти; Луша приносила новые с горячей водой; а когда остывали и эти, - новые тащил Егор. И все ждали, пока кончит Лерик, и понукали его на разных языках, а Лерик не спешил: Фрица он изводил другими трудными словами: "журавли", "колокола", "перепелки", Марочке показывал то язык, то нос, светло смотрел на кричавшую на него Софью Петровну, барабаня вилкой по тарелке, или, сползая на пол, аукал, а Марка Игнатьича решил не замечать: иногда взглянет на него, фыркнет и отвернется. Только когда Марк Игнатьич, по рассеянности, медленно разрезал котлету ножом, Лерик ужаснулся.
- Ножом котлету?! Котлету но-жом! - вскочил на стул, захлопал в ладоши. - Браво, браво! Котлету ножом!.. Maman, гляди! Ах, браво!.. Ах, браво!.. Котлету ножом!
Выскочил, завертелся по столовой, хохоча, упал на пол от хохота... Еле его успокоили.
Когда же после обеда Марк Игнатьич рассматривал какую-то картинку на стене в детской, огромный мяч сзади ударился об его голову; оглянулся Марк Игнатьич - Лерик уже подхватывал мяч, чтобы бросить опять.
- Это что такое?
- А что? Разве нельзя?.. А с прежним учителем можно было.
- Никогда этого не делай!.. Никогда не смей этого делать!.. - даже покраснел Марк Игнатьич.
Вошла Полунина. Лерик бросился к ней:
- Мама, Марк Игнатьич не хочет со мной играть!.. Тогда и я не хочу с ним заниматься.
- Assez*, Лерик! - сказала Софья Петровна. - Марк Игнатьич - отличный учитель, и он знает, как с тобой можно играть, и все... и хорошо тебя понимает. Вот сейчас до вечера вы с ним пойдете гулять - ведь нужно вам познакомиться с усадьбой, не правда ли? Он вам покажет... Луша! Одень Лерика!.. Лу-ша!
______________
* Перестань (франц.).
III
После полей и после дождя - деревья и алое солнце в прозорах туч - это хорошо было. И земля кругом вся была ручная, приубранная, подметенная потрепанной метлой на дорожках, просеянная на клумбах, старохозяйственная, как дом; и воздух был так перенасыщен здешней осенью; не осенью вообще, а именно осенью в усадьбе, где когда-то долго думали, какое куда посадить дерево, как расположить куртины, где что построить.
Тополи около дома были уже голы, только кое-где листья в ветках, как осы в паутине, а клены недавно, видно, только покраснели и ждали хорошего утренника, чтобы позолотеть прощально, покрасоваться так денька три-четыре и отряхнуться.
Около большого американского орешника, еще местами зеленого, перистолистого, наткнулись на Павла Максимыча, конторщика.
Марк Игнатьич был неуклюж - грудь узкая, руки и ноги длинные, но у Павла Максимыча грудь была еще уже, руки и ноги еще длиннее, а на птичьей голове сидел явно непрочно маленький картузик без полей.
- Увидевшись, кланяться честь имею. А я тут дольние орехи собирал, сказал он очень отчетливо; необыкновенно быстро сдернул картузик и так же быстро надел опять.
Было ему лет сорок. Один глаз у него сидел выше другого и был синеватый и кроткий, другой, нижний - пожелтее и побойчей; острый нос тоже несколько набок, а рот и подбородок обросли щетинкой мочального цвета, короткой, но очень густой.
Лерик - Сергеев-Ценский Сергей Николаевич => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Лерик автора Сергеев-Ценский Сергей Николаевич дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Лерик у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Лерик своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Сергеев-Ценский Сергей Николаевич - Лерик.
Если после завершения чтения книги Лерик вы захотите почитать и другие книги Сергеев-Ценский Сергей Николаевич, тогда зайдите на страницу писателя Сергеев-Ценский Сергей Николаевич - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Лерик, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Сергеев-Ценский Сергей Николаевич, написавшего книгу Лерик, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Лерик; Сергеев-Ценский Сергей Николаевич, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн