Можешь чертей обманывать такими штучками, а меня не проведешь.
– Да я правду говорю, – возразил на это Тан Ню-эр. – Начальник уезда вернулся в управление по срочному делу.
– Иди ты ко всем чертям! Что, у меня глаз нет?! Я же видела, как господин писарь сделал тебе знак губами. Вот ты и придумал все эти штуки. Вместо того чтобы вернуть господина писаря в наш дом, ты стараешься увести его отсюда. Недаром говорится: «Можно простить убийцу, но нельзя простить того, кто стремится внести раздор в семью».
С этими словами старая Янь вскочила на ноги, вцепилась в шею Тан Ню-эра и, пошатываясь, стала выталкивать его на лестницу.
– Да что ты впилась в меня! – кричал Тан Ню-эр. – Разве ты не знаешь, что лишить человека средств к существованию – все равно, что убить его отца, мать и жену. Покричи еще здесь, бродяга несчастный, я изобью тебя.
– Ну-ка, попробуй! – крикнул Тан Ню-эр, наступая на нее.
Старуха была сильно пьяна – она растопырила пальцы и, размахнувшись, так ударила по лицу Тан Ню-эра, что он вылетел за дверь и повалился на спину. Продолжая ругаться, старая Янь быстро захлопнула двери и закрыла их на засов.
Получив затрещину и оказавшись на улице, Тан Ню-эр принялся ругаться.
– Ах ты, гнида проклятая! – кричал он. – Подожди у меня! Если бы не господин Сун Цзян, я разнес бы твое гнездо в щепки. Ничего, ты еще мне попадешься. Не будь я Тан Ню-эр, если не разделаюсь с тобой!
Бранясь и колотя себя в грудь, он ушел.
А старая Янь поднялась наверх и сказала Сун Цзяну:
– И вы не нашли ничего лучшего, господин писарь, как связаться с таким оборванцем? Этот мерзавец только и думает, как бы кого надуть да выпить. Подзаборный пьянчужка, у которого одна забота – ходить по домам честных людей и оскорблять их.
Сун Цзян был человеком честным, он понимал, что старуха права и что ему в эту ночь все равно уже не выбраться из ее дома.
– Вы уж не обижайтесь на меня, господни писарь, – сказала старуха, – я только хотела указать вам на это. Ну, доченька, выпей с господином Сун Цзяном еще по чашечке, вы ведь уже давненько не видели друг друга и, верно, хотите пораньше лечь спать. Я вот только приберу здесь немного и уйду.
Старая Янь заставила Сун Цзяна выпить еще пару чашек вина, затем собрала со стола всю посуду и спустилась вниз, к очагу. Оставшись наверху, Сун Цзян размышлял: «В каких отношениях По-си с Чжан-санем, я знаю лишь понаслышке. Сейчас уже поздно, так что придется мне, как видно, переночевать здесь. Кстати, посмотрю, как будет она вести себя со мной!»
Старуха же снова поднялась наверх и сказала:
– Поздно уже! Ложитесь-ка вы поскорее с моей дочкой, господин писарь.
– Не твое это дело, – сердито бросила ей дочь. – Иди спать!
– Хорошо, хорошо! – бормотала старуха, посмеиваясь, когда спускалась с лестницы. – Укладывайтесь поудобнее, господин писарь. Нынче ночью много вам предстоит удовольствия, а завтра поутру не спешите вставать с постели.
Сойдя вниз, старуха прибрала у очага, вымыла руки и ноги и, погасив свет, легла спать. Сун Цзян же все сидел на скамейке и, искоса поглядывая на По-си, беспрестанно вздыхал. Наступило уже время второй ночной стражи. Женщина, не раздеваясь, легла в постель, положила под голову расшитые подушки и, отвернувшись к стене, притворилась, что спит. «Вот чертова девка, – подумал Сун Цзян, – даже не взглянула на меня и спать завалилась. Заговорила мне зубы старая ведьма да еще вином опоила. Но ничего не поделаешь, время позднее, придется лечь спать».
Сун Цзян снял с головы косынку и положил ее на стол. Затем он скинул верхнее платье и повесил его на вешалку, а пояс, к которому были подвешены кинжал и кошелек, перекинул через спинку кровати. Наконец, сняв с себя башмаки и носки, он лег на кровать головой к ногам По-си.
Прошла уже половина стражи, когда он вдруг услышал легкий смех По-си. Это так огорчило Сун Цзяна, что он больше не мог уснуть. Ведь недаром еще в старину говорили: «За весельем и ночь коротка, когда же на душе тоскливо, то не дождешься, пока половина стражи пройдет». Время тянулось медленно, хмель проходил, и, как только наступила пятая стража, Сун Цзян поднялся, умыл в тазу лицо холодной водой, оделся и, повязав голову, громко выругался:
– Совсем обнаглела, подлая шлюха! Совести никакой нет!
Услышав ругань, По-си повернулась и сказала:
– А у тебя нет никакого самолюбия.
Эти слова очень рассердили Сун Цзяна, и, разгневанный, он сошел вниз. Заслышав его шаги, старая Янь крикнула ему с кровати:
– И зачем только вы встали в такую рань. Поспали бы еще немного, господин писарь.
Но Сун Цзян ничего не ответил и поспешил к двери.
– Когда вы выйдете, господин писарь, закройте, пожалуйста, за собой дверь, – попросила старуха.
Выйдя, Сун Цзян закрыл дверь и, не зная, на чем бы сорвать свой гнев, поспешил домой. Когда он проходил мимо уездного управления, то увидел около него огонек светильника. Подойдя поближе, чтобы узнать, кто так рано пришел сюда, он увидел старика Вана – продавца различного рода снадобий, который собрался пораньше начать торговлю. Завидев Сун Цзяна, старик поспешил приветствовать его и сказал:
– Что это вы так рано сегодня, господин писарь?
– Да вот выпил с вечера немного лишнего, – ответил Сун Цзян, – и перепутал, какая стража идет.
– Вы, верно, чувствуете себя неважно после выпивки, – заметил старый Ван. – Выпейте-ка чашечку моей микстурки, настоянной на двух видах трав. Она помогает с похмелья.
– Вот это мне и нужно! – сказал Сун Цзян и присел на скамейку.
Старик налил чашку густой настойки и поднес ее Сун Цзяну. И когда Сун Цзян пил, то вдруг подумал: «Я постоянно пью у этого старика настойку, и никогда он с меня не берет денег. Как-то я обещал подарить ему гроб, однако до сих пор не сделал этого. В моем кошельке лежит слиток золота, который мне вчера прислал Чао Гай. Отдам-ка я его старику на покупку гроба, пусть порадуется». И он тут же обратился к Вану:
– Почтенный Ван, когда-то я обещал тебе денег на покупку гроба, но так и не дал их. Сейчас у меня есть немного золота, вот я и хочу отдать его тебе. Пойди к Чэнь Сань-лану, купи у него гроб и поставь у себя дома. А в день твоего столетия я обещаю подарить тебе еще денег на похороны.
– Благодетель вы мой, – растроганно отвечал старик. – Я и без того постоянно чувствую вашу заботу, а вы еще беспокоитесь о моих похоронах. Если мне не удастся в этой жизни отплатить вам за все добро, то в будущей я готов служить вам ослом или лошадью.
– О, не говори так! – возразил Сун Цзян и полез за кошельком, но тут же испугался. «Вот беда-то! – подумал он. – Вчера, когда я был у этой шлюхи, то повесил пояс на спинку кровати, а потом так расстроился, что совсем забыл о нем и только думал, как бы уйти поскорее. Что там осталось два ляна золота – это пустяки, беда в том, что золото завернуто в письмо, присланное Чао Гаем! Я хотел было сжечь это письмо еще в кабачке, где сидел с Лю Таном, да подумал, что он расскажет об этом своим друзьям и они обидятся. Тогда я решил, что сожгу письмо сразу же, как вернусь домой. Однако по дороге меня схватила старуха Янь и затащила к себе. Сжечь письмо над свечкой в присутствии этой дряни я тоже не решался, а сегодня так спешил, что даже позабыл о нем. Раньше мне случалось видеть, как эта шлюха читает свои песенники, следовательно, она знает кое-какие иероглифы. Если это письмо попадет к ней в руки, то случится беда!» Подумав обо всем этом, он поднялся со словами:
– Дорогой Ван! Не сердись на меня, мне не хотелось тебя обманывать. Я думал, что золото у меня в кошельке, но забыл, что, уходя сегодня в спешке из дому, оставил его там. Сейчас я пойду и принесу его тебе.
– Стоит ли беспокоиться! – запротестовал старый Ван. – Завтра успеете принести.
– Да нет, дедушка! Дело даже не в золоте, я там еще одну вещь забыл, так что мне все равно надо идти, – сказал Сун Цзян и, поспешно поднявшись, направился к дому старой Янь.
Вернемся теперь к По-си. Когда Сун Цзян ушел, она встала с кровати.
– Этот негодяй так и не дал мне всю ночь глаз сомкнуть, – ворчала она. – Надеется, тварь, что я буду перед ним извиняться. Только не бывать этому, не стану я больше жить с ним, мне по душе Чжан-сань, а он кому нужен? Лучше всего, если он совсем перестанет ходить сюда.
Ворча, она снова постелила постель, сняла кофту, юбку, сбросила рубашку – и вдруг заметила на спинке кровати ярко-красный расшитый бархатный пояс, на который падал свет лампы. Тогда По-си засмеялась и сказала:
– Ай, Хэй-сань, и не попировал-то как следует, а пояс свой здесь оставил. Возьму-ка я его себе и подарю Чжан-саню, пусть носит. – Вместе с поясом По-си взяла кинжал и кошелек, в котором, она сразу почувствовала, лежало что-то тяжелое. Она развязала его и высыпала содержимое на стол. Из кошелька вместе с письмом выпал какой-то предмет, и когда По-си стала рассматривать его, то при свете лампы обнаружила, что там блестит золото.
– Ну, как будто само небо заботится о нас, – засмеялась радостно По-си. – За последнее время мой Чжан-сань даже похудел! Да и я как раз хотела купить чего-нибудь, с ним вместе полакомиться.
Она положила золото на стол, поднесла письмо к свету и разобрала, что на листе было написано «Чао Гай» и еще многое другое.
– Ну и дела! – воскликнула По-си. – Я думала, что только «бадья падает в колодец», а тут, оказывается, колодец сам вылился в бадью! Я мечтала стать законной женой моего дружка, а Сун Цзян мешал нам. Но он в моих руках! Выходит, писарь поддерживает связь с разбойниками из Ляншаньбо, и они прислали ему сто лян золота. Погоди же! Теперь я над тобой потешусь! – Затем она завернула золото в письмо, как и было, и положила его в кошелек. – Теперь хоть всех чертей призывай на помощь, они не помогут тебе, – злорадствовала она.
Разговаривая так сама с собой, она вдруг услышала, как внизу хлопнула дверь, а мать, все еще лежа в кровати, спросила:
– Кто там?
– Это я, – послышалось с порога.
– Ведь я говорила вам, господин писарь, что еще рано, – продолжала старуха Янь, – а вы не поверили мне. Вот и пришлось вернуться. Идите поспите еще со своей женой, а когда совсем рассветет, тогда и отправитесь.
Никакого ответа не последовало, и пришедший стал подниматься по лестнице. Услышав, что вернулся Сун Цзян, По-си быстро свернула пояс, спрятала его вместе с кинжалом и кошельком к себе в постель, а затем легла и, отвернувшись к стене, захрапела, словно еще не вставала.
Вбежав в спальню, Сун Цзян направился прямо к кровати, но, заметив, что на спинке ничего нет, похолодел от ужаса. Однако ему не оставалось ничего иного, как забыть обиду, нанесенную ночью, и разбудить женщину.
– Ради добра, которое я вам когда-то сделал, верни мой пояс, – говорил он По-си.
Но она делала вид, что крепко спит, и ничего не отвечала.
– Перестань сердиться, – продолжал Сун Цзян, толкая ее. – Завтра же я приду извиняться перед тобой.
– Я только что заснула, – наконец, отозвалась По-си. – Кто мешает мне спать?!
– Ты ведь знаешь, что это я, – сказал Сун Цзян. – Зачем же прикидываешься?
– Хэй-сань! Что тебе нужно здесь? – произнесла По-си повернувшись к нему лицом.
– Отдай мой пояс, – не унимался Сун Цзян.
– Да когда же я брала у тебя пояс?
– Я повесил его на спинке кровати, у тебя в ногах, – отвечал Сун Цзян. – Никого здесь не было, только ты и могла его взять.
– Тьфу ты, дьявол! Черт бы побрал твой пояс!
– Послушай! – продолжал Сун Цзян. – Ночью я был неправ и сегодня же постараюсь загладить свою вину, а сейчас перестань шутить и верни мне, пожалуйста, пояс!
– Да кто же с тобой шутит! – рассердилась По-си. – Ничего – я не брала.
– Ты вечером легла, не раздеваясь, – сказал Сун Цзян, – а теперь спишь раздетая под одеялом. Значит, ты вставала постелить постель и взяла пояс.
При этих словах По-си высоко подняла свои дугообразные брови, и, широко раскрыв лучистые, как звезды, глаза, сказала:
– Ну вот что, я его действительно взяла, но только тебе ни за что не отдам! Ты лицо должностное и можешь привлечь меня за воровство!
– Да я вовсе не собираюсь обвинять тебя в воровстве! – сказал Сун Цзян.
– Ты же знаешь, что я не разбойничаю! – воскликнула По-си.
Эти слова еще больше встревожили Сун Цзяна, и он сказал:
– Я всегда хорошо относился к тебе и к твоей матери, верни мои вещи, мне нужно идти в управление.
– Раньше ты дулся на меня из-за Чжан-саня, – сказала По-си. – Но если Чжан-сань в чем-нибудь уступает тебе, все же нельзя смотреть на него, как на преступника! Он бы, конечно, не стал связываться с разбойниками!
– Голубушка моя! Не кричи так громко! Ведь могут услышать соседи, а это дело не шуточное!
– Посторонних боишься! – крикнула По-си. – Раньше лучше бы поостерегся! А письмо твое я положила в надежное место, и если хочешь, чтобы я сжалилась над тобой, выполни три мои желания, и тогда мы с тобой договоримся по-хорошему!
– Не то что три, – воскликнул Сун Цзян, – тридцать выполню!
– Боюсь, что ты этого не сделаешь, – заметила По-си.
– Все сделаю, если это в моих силах. Скажи только, чего ты хочешь? – взмолился Сун Цзян.
– Первое мое условие, – начала По-си, – чтобы ты сегодня же вернул мне договор о совместном жительстве. Кроме того, ты выдашь свидетельство о том, что предоставляешь мне право выйти замуж за Чжан-саня и ничего не будешь от меня требовать.
– Будет сделано! – согласился Сун Цзян.
– Второе мое условие, чтобы ты выдал бумагу о том, что все мои вещи хоть и куплены тобой, но больше тебе не принадлежат.
– И это будет сделано! – обещал Сун Цзян.
– А вот третье мое условие, – сказала По-си, – боюсь, ты его не выполнишь.
– Если я согласился на первые два, то почему не приму третье? – удивился Сун Цзян.
– Я хочу, чтобы ты сейчас же отдал мне сто лян золота, присланные тебе Чао Гаем из Ляншаньбо, – сказала По-си. – Только тогда я согласна спасти тебя от кары за великое преступление и верну пояс и кошелек с письмом.
– Первые два условия я согласен выполнить, а вот третье не могу, – оказал Сун Цзян. – Мне, правда, присылали эти сто лян, но я отказался взять их и отправил обратно с тем же человеком. Если бы у меня было столько золота, я отдал бы его без всяких разговоров.
– Так я тебе и поверила! – кричала По-си. – Не зря ведь говорится: «Чиновники слетаются на золото, как мухи на мед». Как мог ты отказаться от золота, которое тебе прислали?! Чушь какую-то городишь! Ведь служивые люди – словно кошки, а какая кошка не ест мяса? Разве хоть одна душа вернулась от князя преисподней Яньвана? Кого же ты собираешься обмануть? И что тебе стоит отдать мне это золото? Если ты боишься, что оно краденое, так переплавь его в слиток и отдай мне!
– Ты ведь знаешь, что человек я честный и прямой и лгать не умею, – сказал Сун Цзян. – Если не веришь, дай мне три дня сроку, я продам что-нибудь, выручу сто лян и расплачусь с тобой. А пока верни мой кошелек.
– Ну и хитер же ты, Хэй-сань! – сказала По-си, насмешливо улыбаясь. – Уж не хочешь ли одурачить меня, как маленькую. Отдай ему кошелек с письмом, а через три дня приди за деньгами! Это все равно, что «после похорон просить денег за оплакивание покойника». Нет уж, мы сделаем иначе: в одну руку ты кладешь мне деньги, а другой я возвращаю тебе вещи. Неси скорее золото – и мы квиты…
– Да пойми ты, нет у меня этого золота, – взмолился Сун Цзян.
– А завтра на суде ты тоже будешь говорить, что у тебя его нет? – спросила По-си.
Услышав слово «суд», Сун Цзян так и вскипел. Он не мог больше сдерживаться и вытаращил глаза от гнева.
– Получу я свои вещи или нет?! – крикнул он.
– Какой бы свирепый вид ты ни делал, все равно ничего я тебе не верну!
– Не отдашь?! – вопил Сун Цзян.
– Не отдам! Делай, что хочешь, не отдам! – крикнула По-си. – Ты получишь свои вещи только в юньчэнском управлении.
Но не успела По-си договорить, как Сун Цзян сдернул с нее одеяло. Кошелек и пояс лежали в постели, и она, даже не пытаясь прикрыться одеялом, схватила вещи обеими руками и крепко прижала к груди.
– Ах вот где они, оказывается! – закричал Сун Цзян, увидев конец своего пояса на груди По-си.
Сун Цзян уже не мог остановиться. Обеими руками ухватился он за свои вещи и начал вырывать их. Но По-си готова была скорее умереть, чем выпустить их из рук. Тогда Сун Цзян так рванул из ее рук свои вещи, что кинжал выскочил из ножен и упал на циновку. Сун Цзян тотчас же схватил его, а По-си принялась кричать:
– Убивают!
Ее крик навел Сун Цзяна на мысль об убийстве. Не успела По-си еще раз крикнуть, как Сун Цзян, вне себя от долго сдерживаемого гнева, левой рукой прижал женщину к кровати, а правой вонзил ей в горло кинжал. Брызнула кровь, послышались булькающие звуки. Опасаясь, что По-си все еще жива, Сун Цзян еще раз ударил ее кинжалом, и голова, отделившись от туловища, скатилась на подушку. Тут Сун Цзян схватил свой кошелек и, вытащив письмо, поспешно сжег его над лампой. Затем он одел свой пояс и стал спускаться с лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Да я правду говорю, – возразил на это Тан Ню-эр. – Начальник уезда вернулся в управление по срочному делу.
– Иди ты ко всем чертям! Что, у меня глаз нет?! Я же видела, как господин писарь сделал тебе знак губами. Вот ты и придумал все эти штуки. Вместо того чтобы вернуть господина писаря в наш дом, ты стараешься увести его отсюда. Недаром говорится: «Можно простить убийцу, но нельзя простить того, кто стремится внести раздор в семью».
С этими словами старая Янь вскочила на ноги, вцепилась в шею Тан Ню-эра и, пошатываясь, стала выталкивать его на лестницу.
– Да что ты впилась в меня! – кричал Тан Ню-эр. – Разве ты не знаешь, что лишить человека средств к существованию – все равно, что убить его отца, мать и жену. Покричи еще здесь, бродяга несчастный, я изобью тебя.
– Ну-ка, попробуй! – крикнул Тан Ню-эр, наступая на нее.
Старуха была сильно пьяна – она растопырила пальцы и, размахнувшись, так ударила по лицу Тан Ню-эра, что он вылетел за дверь и повалился на спину. Продолжая ругаться, старая Янь быстро захлопнула двери и закрыла их на засов.
Получив затрещину и оказавшись на улице, Тан Ню-эр принялся ругаться.
– Ах ты, гнида проклятая! – кричал он. – Подожди у меня! Если бы не господин Сун Цзян, я разнес бы твое гнездо в щепки. Ничего, ты еще мне попадешься. Не будь я Тан Ню-эр, если не разделаюсь с тобой!
Бранясь и колотя себя в грудь, он ушел.
А старая Янь поднялась наверх и сказала Сун Цзяну:
– И вы не нашли ничего лучшего, господин писарь, как связаться с таким оборванцем? Этот мерзавец только и думает, как бы кого надуть да выпить. Подзаборный пьянчужка, у которого одна забота – ходить по домам честных людей и оскорблять их.
Сун Цзян был человеком честным, он понимал, что старуха права и что ему в эту ночь все равно уже не выбраться из ее дома.
– Вы уж не обижайтесь на меня, господни писарь, – сказала старуха, – я только хотела указать вам на это. Ну, доченька, выпей с господином Сун Цзяном еще по чашечке, вы ведь уже давненько не видели друг друга и, верно, хотите пораньше лечь спать. Я вот только приберу здесь немного и уйду.
Старая Янь заставила Сун Цзяна выпить еще пару чашек вина, затем собрала со стола всю посуду и спустилась вниз, к очагу. Оставшись наверху, Сун Цзян размышлял: «В каких отношениях По-си с Чжан-санем, я знаю лишь понаслышке. Сейчас уже поздно, так что придется мне, как видно, переночевать здесь. Кстати, посмотрю, как будет она вести себя со мной!»
Старуха же снова поднялась наверх и сказала:
– Поздно уже! Ложитесь-ка вы поскорее с моей дочкой, господин писарь.
– Не твое это дело, – сердито бросила ей дочь. – Иди спать!
– Хорошо, хорошо! – бормотала старуха, посмеиваясь, когда спускалась с лестницы. – Укладывайтесь поудобнее, господин писарь. Нынче ночью много вам предстоит удовольствия, а завтра поутру не спешите вставать с постели.
Сойдя вниз, старуха прибрала у очага, вымыла руки и ноги и, погасив свет, легла спать. Сун Цзян же все сидел на скамейке и, искоса поглядывая на По-си, беспрестанно вздыхал. Наступило уже время второй ночной стражи. Женщина, не раздеваясь, легла в постель, положила под голову расшитые подушки и, отвернувшись к стене, притворилась, что спит. «Вот чертова девка, – подумал Сун Цзян, – даже не взглянула на меня и спать завалилась. Заговорила мне зубы старая ведьма да еще вином опоила. Но ничего не поделаешь, время позднее, придется лечь спать».
Сун Цзян снял с головы косынку и положил ее на стол. Затем он скинул верхнее платье и повесил его на вешалку, а пояс, к которому были подвешены кинжал и кошелек, перекинул через спинку кровати. Наконец, сняв с себя башмаки и носки, он лег на кровать головой к ногам По-си.
Прошла уже половина стражи, когда он вдруг услышал легкий смех По-си. Это так огорчило Сун Цзяна, что он больше не мог уснуть. Ведь недаром еще в старину говорили: «За весельем и ночь коротка, когда же на душе тоскливо, то не дождешься, пока половина стражи пройдет». Время тянулось медленно, хмель проходил, и, как только наступила пятая стража, Сун Цзян поднялся, умыл в тазу лицо холодной водой, оделся и, повязав голову, громко выругался:
– Совсем обнаглела, подлая шлюха! Совести никакой нет!
Услышав ругань, По-си повернулась и сказала:
– А у тебя нет никакого самолюбия.
Эти слова очень рассердили Сун Цзяна, и, разгневанный, он сошел вниз. Заслышав его шаги, старая Янь крикнула ему с кровати:
– И зачем только вы встали в такую рань. Поспали бы еще немного, господин писарь.
Но Сун Цзян ничего не ответил и поспешил к двери.
– Когда вы выйдете, господин писарь, закройте, пожалуйста, за собой дверь, – попросила старуха.
Выйдя, Сун Цзян закрыл дверь и, не зная, на чем бы сорвать свой гнев, поспешил домой. Когда он проходил мимо уездного управления, то увидел около него огонек светильника. Подойдя поближе, чтобы узнать, кто так рано пришел сюда, он увидел старика Вана – продавца различного рода снадобий, который собрался пораньше начать торговлю. Завидев Сун Цзяна, старик поспешил приветствовать его и сказал:
– Что это вы так рано сегодня, господин писарь?
– Да вот выпил с вечера немного лишнего, – ответил Сун Цзян, – и перепутал, какая стража идет.
– Вы, верно, чувствуете себя неважно после выпивки, – заметил старый Ван. – Выпейте-ка чашечку моей микстурки, настоянной на двух видах трав. Она помогает с похмелья.
– Вот это мне и нужно! – сказал Сун Цзян и присел на скамейку.
Старик налил чашку густой настойки и поднес ее Сун Цзяну. И когда Сун Цзян пил, то вдруг подумал: «Я постоянно пью у этого старика настойку, и никогда он с меня не берет денег. Как-то я обещал подарить ему гроб, однако до сих пор не сделал этого. В моем кошельке лежит слиток золота, который мне вчера прислал Чао Гай. Отдам-ка я его старику на покупку гроба, пусть порадуется». И он тут же обратился к Вану:
– Почтенный Ван, когда-то я обещал тебе денег на покупку гроба, но так и не дал их. Сейчас у меня есть немного золота, вот я и хочу отдать его тебе. Пойди к Чэнь Сань-лану, купи у него гроб и поставь у себя дома. А в день твоего столетия я обещаю подарить тебе еще денег на похороны.
– Благодетель вы мой, – растроганно отвечал старик. – Я и без того постоянно чувствую вашу заботу, а вы еще беспокоитесь о моих похоронах. Если мне не удастся в этой жизни отплатить вам за все добро, то в будущей я готов служить вам ослом или лошадью.
– О, не говори так! – возразил Сун Цзян и полез за кошельком, но тут же испугался. «Вот беда-то! – подумал он. – Вчера, когда я был у этой шлюхи, то повесил пояс на спинку кровати, а потом так расстроился, что совсем забыл о нем и только думал, как бы уйти поскорее. Что там осталось два ляна золота – это пустяки, беда в том, что золото завернуто в письмо, присланное Чао Гаем! Я хотел было сжечь это письмо еще в кабачке, где сидел с Лю Таном, да подумал, что он расскажет об этом своим друзьям и они обидятся. Тогда я решил, что сожгу письмо сразу же, как вернусь домой. Однако по дороге меня схватила старуха Янь и затащила к себе. Сжечь письмо над свечкой в присутствии этой дряни я тоже не решался, а сегодня так спешил, что даже позабыл о нем. Раньше мне случалось видеть, как эта шлюха читает свои песенники, следовательно, она знает кое-какие иероглифы. Если это письмо попадет к ней в руки, то случится беда!» Подумав обо всем этом, он поднялся со словами:
– Дорогой Ван! Не сердись на меня, мне не хотелось тебя обманывать. Я думал, что золото у меня в кошельке, но забыл, что, уходя сегодня в спешке из дому, оставил его там. Сейчас я пойду и принесу его тебе.
– Стоит ли беспокоиться! – запротестовал старый Ван. – Завтра успеете принести.
– Да нет, дедушка! Дело даже не в золоте, я там еще одну вещь забыл, так что мне все равно надо идти, – сказал Сун Цзян и, поспешно поднявшись, направился к дому старой Янь.
Вернемся теперь к По-си. Когда Сун Цзян ушел, она встала с кровати.
– Этот негодяй так и не дал мне всю ночь глаз сомкнуть, – ворчала она. – Надеется, тварь, что я буду перед ним извиняться. Только не бывать этому, не стану я больше жить с ним, мне по душе Чжан-сань, а он кому нужен? Лучше всего, если он совсем перестанет ходить сюда.
Ворча, она снова постелила постель, сняла кофту, юбку, сбросила рубашку – и вдруг заметила на спинке кровати ярко-красный расшитый бархатный пояс, на который падал свет лампы. Тогда По-си засмеялась и сказала:
– Ай, Хэй-сань, и не попировал-то как следует, а пояс свой здесь оставил. Возьму-ка я его себе и подарю Чжан-саню, пусть носит. – Вместе с поясом По-си взяла кинжал и кошелек, в котором, она сразу почувствовала, лежало что-то тяжелое. Она развязала его и высыпала содержимое на стол. Из кошелька вместе с письмом выпал какой-то предмет, и когда По-си стала рассматривать его, то при свете лампы обнаружила, что там блестит золото.
– Ну, как будто само небо заботится о нас, – засмеялась радостно По-си. – За последнее время мой Чжан-сань даже похудел! Да и я как раз хотела купить чего-нибудь, с ним вместе полакомиться.
Она положила золото на стол, поднесла письмо к свету и разобрала, что на листе было написано «Чао Гай» и еще многое другое.
– Ну и дела! – воскликнула По-си. – Я думала, что только «бадья падает в колодец», а тут, оказывается, колодец сам вылился в бадью! Я мечтала стать законной женой моего дружка, а Сун Цзян мешал нам. Но он в моих руках! Выходит, писарь поддерживает связь с разбойниками из Ляншаньбо, и они прислали ему сто лян золота. Погоди же! Теперь я над тобой потешусь! – Затем она завернула золото в письмо, как и было, и положила его в кошелек. – Теперь хоть всех чертей призывай на помощь, они не помогут тебе, – злорадствовала она.
Разговаривая так сама с собой, она вдруг услышала, как внизу хлопнула дверь, а мать, все еще лежа в кровати, спросила:
– Кто там?
– Это я, – послышалось с порога.
– Ведь я говорила вам, господин писарь, что еще рано, – продолжала старуха Янь, – а вы не поверили мне. Вот и пришлось вернуться. Идите поспите еще со своей женой, а когда совсем рассветет, тогда и отправитесь.
Никакого ответа не последовало, и пришедший стал подниматься по лестнице. Услышав, что вернулся Сун Цзян, По-си быстро свернула пояс, спрятала его вместе с кинжалом и кошельком к себе в постель, а затем легла и, отвернувшись к стене, захрапела, словно еще не вставала.
Вбежав в спальню, Сун Цзян направился прямо к кровати, но, заметив, что на спинке ничего нет, похолодел от ужаса. Однако ему не оставалось ничего иного, как забыть обиду, нанесенную ночью, и разбудить женщину.
– Ради добра, которое я вам когда-то сделал, верни мой пояс, – говорил он По-си.
Но она делала вид, что крепко спит, и ничего не отвечала.
– Перестань сердиться, – продолжал Сун Цзян, толкая ее. – Завтра же я приду извиняться перед тобой.
– Я только что заснула, – наконец, отозвалась По-си. – Кто мешает мне спать?!
– Ты ведь знаешь, что это я, – сказал Сун Цзян. – Зачем же прикидываешься?
– Хэй-сань! Что тебе нужно здесь? – произнесла По-си повернувшись к нему лицом.
– Отдай мой пояс, – не унимался Сун Цзян.
– Да когда же я брала у тебя пояс?
– Я повесил его на спинке кровати, у тебя в ногах, – отвечал Сун Цзян. – Никого здесь не было, только ты и могла его взять.
– Тьфу ты, дьявол! Черт бы побрал твой пояс!
– Послушай! – продолжал Сун Цзян. – Ночью я был неправ и сегодня же постараюсь загладить свою вину, а сейчас перестань шутить и верни мне, пожалуйста, пояс!
– Да кто же с тобой шутит! – рассердилась По-си. – Ничего – я не брала.
– Ты вечером легла, не раздеваясь, – сказал Сун Цзян, – а теперь спишь раздетая под одеялом. Значит, ты вставала постелить постель и взяла пояс.
При этих словах По-си высоко подняла свои дугообразные брови, и, широко раскрыв лучистые, как звезды, глаза, сказала:
– Ну вот что, я его действительно взяла, но только тебе ни за что не отдам! Ты лицо должностное и можешь привлечь меня за воровство!
– Да я вовсе не собираюсь обвинять тебя в воровстве! – сказал Сун Цзян.
– Ты же знаешь, что я не разбойничаю! – воскликнула По-си.
Эти слова еще больше встревожили Сун Цзяна, и он сказал:
– Я всегда хорошо относился к тебе и к твоей матери, верни мои вещи, мне нужно идти в управление.
– Раньше ты дулся на меня из-за Чжан-саня, – сказала По-си. – Но если Чжан-сань в чем-нибудь уступает тебе, все же нельзя смотреть на него, как на преступника! Он бы, конечно, не стал связываться с разбойниками!
– Голубушка моя! Не кричи так громко! Ведь могут услышать соседи, а это дело не шуточное!
– Посторонних боишься! – крикнула По-си. – Раньше лучше бы поостерегся! А письмо твое я положила в надежное место, и если хочешь, чтобы я сжалилась над тобой, выполни три мои желания, и тогда мы с тобой договоримся по-хорошему!
– Не то что три, – воскликнул Сун Цзян, – тридцать выполню!
– Боюсь, что ты этого не сделаешь, – заметила По-си.
– Все сделаю, если это в моих силах. Скажи только, чего ты хочешь? – взмолился Сун Цзян.
– Первое мое условие, – начала По-си, – чтобы ты сегодня же вернул мне договор о совместном жительстве. Кроме того, ты выдашь свидетельство о том, что предоставляешь мне право выйти замуж за Чжан-саня и ничего не будешь от меня требовать.
– Будет сделано! – согласился Сун Цзян.
– Второе мое условие, чтобы ты выдал бумагу о том, что все мои вещи хоть и куплены тобой, но больше тебе не принадлежат.
– И это будет сделано! – обещал Сун Цзян.
– А вот третье мое условие, – сказала По-си, – боюсь, ты его не выполнишь.
– Если я согласился на первые два, то почему не приму третье? – удивился Сун Цзян.
– Я хочу, чтобы ты сейчас же отдал мне сто лян золота, присланные тебе Чао Гаем из Ляншаньбо, – сказала По-си. – Только тогда я согласна спасти тебя от кары за великое преступление и верну пояс и кошелек с письмом.
– Первые два условия я согласен выполнить, а вот третье не могу, – оказал Сун Цзян. – Мне, правда, присылали эти сто лян, но я отказался взять их и отправил обратно с тем же человеком. Если бы у меня было столько золота, я отдал бы его без всяких разговоров.
– Так я тебе и поверила! – кричала По-си. – Не зря ведь говорится: «Чиновники слетаются на золото, как мухи на мед». Как мог ты отказаться от золота, которое тебе прислали?! Чушь какую-то городишь! Ведь служивые люди – словно кошки, а какая кошка не ест мяса? Разве хоть одна душа вернулась от князя преисподней Яньвана? Кого же ты собираешься обмануть? И что тебе стоит отдать мне это золото? Если ты боишься, что оно краденое, так переплавь его в слиток и отдай мне!
– Ты ведь знаешь, что человек я честный и прямой и лгать не умею, – сказал Сун Цзян. – Если не веришь, дай мне три дня сроку, я продам что-нибудь, выручу сто лян и расплачусь с тобой. А пока верни мой кошелек.
– Ну и хитер же ты, Хэй-сань! – сказала По-си, насмешливо улыбаясь. – Уж не хочешь ли одурачить меня, как маленькую. Отдай ему кошелек с письмом, а через три дня приди за деньгами! Это все равно, что «после похорон просить денег за оплакивание покойника». Нет уж, мы сделаем иначе: в одну руку ты кладешь мне деньги, а другой я возвращаю тебе вещи. Неси скорее золото – и мы квиты…
– Да пойми ты, нет у меня этого золота, – взмолился Сун Цзян.
– А завтра на суде ты тоже будешь говорить, что у тебя его нет? – спросила По-си.
Услышав слово «суд», Сун Цзян так и вскипел. Он не мог больше сдерживаться и вытаращил глаза от гнева.
– Получу я свои вещи или нет?! – крикнул он.
– Какой бы свирепый вид ты ни делал, все равно ничего я тебе не верну!
– Не отдашь?! – вопил Сун Цзян.
– Не отдам! Делай, что хочешь, не отдам! – крикнула По-си. – Ты получишь свои вещи только в юньчэнском управлении.
Но не успела По-си договорить, как Сун Цзян сдернул с нее одеяло. Кошелек и пояс лежали в постели, и она, даже не пытаясь прикрыться одеялом, схватила вещи обеими руками и крепко прижала к груди.
– Ах вот где они, оказывается! – закричал Сун Цзян, увидев конец своего пояса на груди По-си.
Сун Цзян уже не мог остановиться. Обеими руками ухватился он за свои вещи и начал вырывать их. Но По-си готова была скорее умереть, чем выпустить их из рук. Тогда Сун Цзян так рванул из ее рук свои вещи, что кинжал выскочил из ножен и упал на циновку. Сун Цзян тотчас же схватил его, а По-си принялась кричать:
– Убивают!
Ее крик навел Сун Цзяна на мысль об убийстве. Не успела По-си еще раз крикнуть, как Сун Цзян, вне себя от долго сдерживаемого гнева, левой рукой прижал женщину к кровати, а правой вонзил ей в горло кинжал. Брызнула кровь, послышались булькающие звуки. Опасаясь, что По-си все еще жива, Сун Цзян еще раз ударил ее кинжалом, и голова, отделившись от туловища, скатилась на подушку. Тут Сун Цзян схватил свой кошелек и, вытащив письмо, поспешно сжег его над лампой. Затем он одел свой пояс и стал спускаться с лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72