– Онуши иттаи доко кара китанода? Доко но куни но монода?
Священник сказал нервно:
– Касиги Оми-сан спрашивает, откуда ты пришел и какой ты национальности?
– А мистер Оми-сан – дайме? – спросил Блэксорн, с опаской косясь на меч.
– Нет. Он самурай, который отвечает за деревню. Его фамилия Касиги, Оми – его имя. Здесь они всегда сначала называют фамилию. «Сан» означает «благородный», и вы добавляете его ко всем именам из вежливости. Вам лучше научиться быть вежливым и быстрее приобрести хорошие манеры. Здесь они не терпят плохих манер. – Его голос стал строже. – Поторопитесь с ответом!
– Из Амстердама. Я англичанин.
Было заметно, что отец Себастьян был поражен. Он сказал самураю: «Англичанин. Из Англии» – и начал объяснять, но Оми нетерпеливо оборвал его и разразился потоком слов.
– Оми-сан спрашивает вас, не вы ли руководитель. Староста говорит, что живы только несколько еретиков из вашей команды, и большинство из них больны. Среди вас есть адмирал?
– Я руководитель, – ответил Блэксорн, хотя, по правде говоря, теперь на берегу должен был командовать адмирал. – Я командую, – добавил он, зная, что адмирал Спилберген не мог бы ничем командовать ни на берегу, ни на борту, даже будучи здоровым и сытым.
Новый поток слов самурая.
– Оми-сан говорит, что, раз вы руководитель, вам разрешено свободно ходить по деревне, где хотите, пока не приедет хозяин. Его хозяин, дайме, решит вашу судьбу. До тех пор вам разрешается жить как гостю в доме старосты и приходить и уходить, когда угодно. Но вы не должны оставлять деревню. Ваша команда ограничена в передвижениях, им нельзя выходить из дома. Вы поняли?
– Да, где моя команда?
Отец Себастьян показал неопределенно на скопление домов около верфи, очевидно, расстроенный решением Оми и его нетерпением.
– Там! Радуйся свободе, пират. Тебе дьявольски повезло с…
– Вакаримас ка? – Оми обратился непосредственно к Блэксорну.
– Он говорит: «Ты понял?»
– Как будет «да» по-японски?
Отец Себастьян сказал самураю: «Вакаримасу».
Оми презрительно махнул им рукой, чтобы они уходили. Они все сделали низкий поклон. За исключением одного мужчины, который стоял не кланяясь, в нерешительности.
С неуловимой скоростью боевой меч со свистом очертил серебристую дугу, и голова мужчины свалилась с плеч, залив землю фонтаном крови. Тело несколько раз изогнулось в конвульсиях и застыло без движения. Непроизвольно священник отступил на шаг. Ни у кого на улице не дрогнул ни единый мускул. Головы остались наклоненными. Блэксорн остолбенел. Оми небрежно поставил свою ногу на труп.
– Икимаса! – сказал он, махнув рукой, чтобы они ушли. Люди перед ним опять поклонились ему до земли, а затем бесстрастно ушли. Улица стала пустеть.
Отец Себастьян глянул вниз на тело. Он медленно перекрестил его, произнес: «Во имя отца и сына и святого духа» – и оглянулся на самурая, но теперь без страха.
– Икимаса! – Блестящий конец меча опустился на тело. Спустя долгое мгновение священник повернулся и ушел. С достоинством. Оми пристально смотрел на него, потом оглянулся на Блэксорна. Тот повернулся, чтобы уйти, и, отойдя на безопасное расстояние, быстро завернул за угол и исчез.
Оми неудержимо расхохотался. Улица теперь была пуста. Отсмеявшись, он обеими руками схватился за меч и начал методично рубить тело на мелкие куски.
* * *
Блэксорн сидел в маленькой лодочке, лодочник кормовым веслом весело правил к «Эразмусу». Он не беспокоился, как попадет на корабль, так как на главной палубе было видно много людей – все самураи. Некоторые в нагрудниках, но большинство носили простое кимоно, как они называли свою одежду, и по два меча. У всех была одинаковая прическа: верхняя часть головы выбрита, а волосы сзади и по сторонам собраны в косичку, смазанную маслом, сложены вдвое на макушке и плотно завязаны. Только самураям разрешалась такая прическа, и для них она была обязательной. Только самураи могли носить два меча: длинный двуручный боевой меч и короткий, типа кинжала, – мечи тоже были для них обязательны.
Самураи стояли вдоль его корабля, наблюдая за ним.
Охваченный беспокойством, он поднялся по сходням и прошел на палубу. Один самурай, более изысканно одетый, подошел к нему и поклонился… Блэксорн уже был хорошо обучен и поклонился им всем, и все на палубе встретили его дружелюбно. Он все еще был в ужасе от неожиданного убийства на улице, и их улыбки не успокоили его предчувствий. Он прошел по направлению к коридору и внезапно остановился. Поперек двери была приклеена широкая лента красного шелка и сбоку от нее – маленький знак со странными закорючками. Он поколебался, проверил другую дверь, но и она была опечатана красной лентой и такой же знак прибит гвоздями к перегородке.
Он подошел, чтобы снять шелковую ленту.
– Хотте оке! – чтобы замечание было понятней, самурай-часовой покачал головой. Он больше не улыбался.
– Но это мой корабль, и я хочу… – Блэксорн, глядя на мечи, старался скрыть свое беспокойство. – «Я должен спуститься ниже, – подумал он. – Я должен попасть к руттерам, своему и секретному. Иисус Христос! Если их найдут и отдадут священникам или японцам, мы погибли. Любой суд в мире – за пределами Англии и Нидерландов – приговорит нас как пиратов при таких доказательствах. В моем руттере даны даты, места и количество награбленного, количество жертв на трех наших стоянках в Южной и Северной Америке, число разграбленных церквей, и как мы жгли города и торговые корабли. А португальский бортовой журнал? Это наш смертный приговор, так как он, конечно, краденый.
По крайней мере он куплен у португальского предателя, и по их законам любой иностранец, ставший хозяином любого из таких журналов, позволяющих проходить Магелланов пролив, должен быть приговорен сразу же к смерти. И если руттер найден на борту вражеского корабля, корабль должен быть сожжен и вся команда на борту казнена без всякой жалости».
– Нан но йода? – сказал один самурай.
– Вы говорите по-португальски? – спросил Блэксорн на этом языке.
Человек пожал плечами.
– Вакармимасен.
Другой выступил вперед и тихо поговорил с начальником, который кивнул в знак согласия.
– Португальцы – друзья, – сказал самурай по-португальски с сильным акцентом. Он распахнул ворот кимоно и показал маленькое деревянное распятие, висящее у него на шее.
– Христианин! – Он указал на себя и улыбнулся. – Христианин, – Он указал на Блэксорна. – Христианин ка? Блэксорн поколебался, потом кивнул.
– Христианин.
– Португалец?
– Англичанин.
Мужчина поговорил со своим начальником, потом оба они пожали плечами и опять оглянулись на него.
– Португалец?
Блэксорн покачал головой, не желая соглашаться с ними в чем-нибудь.
– Мои друзья? Где они?
Самурай показал на восточный край деревни:
– Друзья там.
– Это мой корабль. Я хочу спуститься вниз, – Блэксорн сказал им это несколько раз и указал знаками, и они наконец поняли.
– Ах, содесу! Киндзиру, – Они говорили с оживлением, указывая на печать и улыбаясь.
Было совершенно ясно, что ему не разрешат спуститься вниз. «Киндзиру» должно означать запрещение, с досадой подумал Блэксорн. Ну и Бог с ним. Он повернул ручку двери и открыл ее немного.
– Киндзиру!!!
Его рывком развернули, и он оказался лицом к лицу с самураем. Их мечи были наполовину вынуты из ножен. Не двигаясь, мужчины ждали, что он решит. Другие на палубе бесстрастно наблюдали за ними.
Блэксорн знал, что у него нет другого выбора, как повернуть обратно, поэтому он пожал плечами и ушел проверить канаты и всю оснастку как можно тщательней. Превратившиеся в лохмотья паруса были спущены и привязаны, как и положено. Но узлы были другие, отличавшиеся от всех, виденных им раньше, поэтому он просто предположил, что японцы закрепили корабль надежнее. Он стал спускаться по лестнице вниз, но остановился, почувствовав, как у него выступил холодный пот: все они недоброжелательно рассматривали его, и он подумал:
«Боже мой, как мог я так сглупить». Правда, после его вежливого поклона враждебность сразу же исчезла, все поклонились ему в ответ и опять заулыбались. Но он еще чувствовал, как пот тонкими струйками стекает вниз по спине, и ненавидел все, что связано с японцами, и хотел, чтобы он и вся его команда снова оказались на борту, вооруженными и выходящими в море.
* * *
– Ей-Богу, я думаю, что ты не прав, кормчий, – сказал Винк. Его беззубая ухмылка была широка и непристойна. – Если примириться с помоями, которые они называют пищей, то это самое лучшее место, где я был. Из всех. Я имел двух женщин за три дня, и они похожи на крольчих. Они будут делать все, если ты им покажешь как.
– Это правда. Но ты ничего не сможешь, если не будет мяса или бренди. Во всяком случае, недолго. Мне уже надоело, и меня хватает только на один раз, – сказал Маетсуккер. Его узкое лицо подергивалось. – Эти желтые мерзавцы не поняли, что нам нужно мясо, пиво и хлеб. И бренди или вино.
– Это самое плохое! Боже мой, королевство – за грог! – Баккус Ван-Некк был полон уныния. Он подошел и, встав около Блэксорна, всматриваясь в него. Очень близорукий, он потерял свои последние очки во время шторма. Но даже и с ними он всегда подходил как можно ближе. Он был старостой среди купцов, богач и представлял голландскую Восточно-Индийскую компанию, которая дала денег для плавания.
– Мы на берегу и в безопасности, и я тем не менее не имею выпивки. Некрасивая штука! Ужасная! Ты достал что-нибудь?
– Нет. – Блэксорну не нравилось, когда кто-нибудь стоял близко к нему, но Баккус был друг и почти слепой, поэтому он не отодвинулся. – Только горячая вода с травами.
– Они просто не понимают, что такое грог. Нечего выпить, кроме горячей воды с травами. Боже, помоги нам! Я думаю, во всей стране нет ликера! – Его брови приподнялись. – Сделай мне огромное одолжение, кормчий. Закажи ликеру, а?
Блэксорн нашел дом, который они занимали на восточном конце деревни. Охрана из самураев позволила ему пройти, но его люди подтвердили, что сами они не могут выходить за садовые ворота. В доме было много комнат, как и в его, но он был больше и обслуживался многими слугами различного возраста, как мужчинами, так и женщинами.
В живых осталось одиннадцать его людей. Мертвые были забраны японцами. Большие порции свежих овощей начали излечивать цингу, и все они, за исключением двух, начали быстро поправляться. Эти двое страдали желудочными кровотечениями, и их внутренности были воспалены. Винк делал им кровопускания, но это не помогло. К ночи он ожидал, что они умрут. Адмирал был в другой комнате, все еще очень больной.
Сонк, повар, коренастый маленький человек, говорил со смехом:
«Здесь хорошо, как говорит Джохан, за исключением пищи и отсутствия грога. И с туземцами все нормально, если ты не носишь башмаки в их доме. Эти желтые негодяи приходят в бешенство, если ты не снимаешь ботинок».
– Послушайте, – сказал Блэксорн, – здесь священнник, иезуит.
– Боже мой! – Все веселье покинуло их, когда он рассказал о священнике и отсечении головы.
– Почему он отрубил голову этому человеку, кормчий?
– Я не знаю.
– Мы лучше вернемся на корабль. Если паписты схватят нас на берегу…
Теперь всех охватил страх. Саламон, матрос, следил за Блэксорном. Его рот двигался, в углах рта появились пузырьки пены.
– Нет, Саламон, это не ошибка, – Блэксорн ответил на немой вопрос, – Он сказал, что он иезуит.
– Боже, иезуит, или доминиканец, или каким бы он ни был в аду – нет разницы среди этих говноедов, – сказал Винк. – Нам бы лучше вернуться на корабль. Кормчий, ты попросишь об этом самурая, а?
– Мы в руках Бога, – сказал Жан Ропер. Это был один из купцов-авантюристов, узкоглазый молодой человек с высоким лбом и тонким носом. – Он защитит нас от молящихся сатане. Винк оглянулся на Блэксорна.
– А что с португальскими кормчими? Ты не видел их здесь?
– Нет. В деревне не было никаких их признаков.
– Их появится целая толпа, как только они узнают про нас, – сказал Маетсуккер, и юнга Крук застонал.
– Да, и если есть один священник, то скоро будут и другие, – Джинсель облизал сухие губы, – И тогда их Богом проклятые конкистадоры никогда не уедут отсюда.
– Это правильно, – сказал Винк с неохотой, – Они похожи на вшей.
– Боже мой! Паписты! – пробормотал кто-то, – И конкистадоры!
– Но мы в Японии, кормчий? – спросил Ван-Некк, – Он сказал вам это?
– Да. Почему?
Ван-Некк подошел ближе и заговорил тише:
– Если здесь священники и кое-кто из туземцев католики, может быть, верно и другое – про богатства: золото, серебро и драгоценные камни. – Наступила тишина. – Вы видели что-нибудь, кормчий? Какое-нибудь золото? Драгоценные камни на туземцах или золото?
– Нет. Ничего, – Блэксорн мгновение подумал. – Я не помню, чтобы видел что-нибудь. Ни ожерелий, ни бус, ни браслетов. Послушайте, я должен еще кое-что вам сказать. Я был на борту «Эразмуса», но корабль опечатан. – Он сообщил, что случилось, и их беспокойство усилилось.
– Боже, если мы не можем вернуться на корабль, а на берегу священники и паписты… Мы должны найти способ выбраться отсюда. – Голос Маетсуккера задрожал. – Кормчий, что мы собираемся делать? Они сожгут нас! Конкистадоры, эти негодяи, заколют нас своими шпагами…
– Мы в руках Бога, – сказал Жан Ропер самоуверенно. – Он защитит нас от антихриста. Это его обещание. Бояться нечего.
Блэксорн сказал:
– То, как самурай Оми-сан разговаривал со священником, – я уверен, что он ненавидит его. Это хорошо, а? Мне бы хотелось знать, почему священник не носит своей обычной одежды. Почему на нем оранжевая одежда? Я никогда не видел этого раньше.
– Да, это интересно, – сказал Ван-Некк. Блэксорн поглядел на него.
– Может быть, их влияние здесь невелико. Это могло бы нам очень помочь.
– Что нам делать, кормчий? – спросил Джинсель.
– Быть терпеливыми и ждать до тех пор, пока не придет их главарь помещик, этот дайме. Он даст нам уехать. Почему бы ему не поступить так? Мы не сделали им вреда. Мы имеем товары для торговли. Мы не пираты, нам нечего бояться.
– Очень верно и не забывайте, кормчий сказал, что туземцы не все паписты, – проговорил Ван-Некк, больше чтобы успокоить себя, чем других, – Да. Это хорошо, что самурай ненавидит священника. И что вооружены только самураи. Это не так плохо, а? Просто следите за самураями и достаньте обратно свое оружие – это идея. Мы будем на борту до того, как вы узнаете об этом.
– Ну а что случится, если дайме папист? – спросил Жан Ропер.
Никто ему не ответил. Потом Джинсель сказал:
– Кормчий, этот человек с мечом? Он разрубил другого туземца на куски после того, как отрубил ему голову?
– Да.
– Боже мой! Они варвары! Сумасшедшие! – Джинсель был высокий, миловидный юноша с короткими руками и очень кривыми ногами. Цинга унесла все его зубы, – После того, как он отрубил голову, другие сразу ушли? Ничего не сказав?
– Да.
– Боже мой, невооруженного человека убили таким образом? Зачем он сделал это? Почему он убил его?
– Я не знаю, Джинсель. Но ты никогда не видел такой быстроты. Один момент меч был в ножнах, в следующий голова уже покатилась.
– Боже, спаси нас!
– Боже мой, – пробормотал Ван-Некк. – Если мы не сможем попасть на корабль… Черт побери этот шторм, я чувствую себя таким беспомощным без очков!
– Сколько самураев на борту, кормчий? – спросил Джинсель.
– На борту было двадцать два. Но еще были самураи и на берегу.
– Гнев божий покарает язычников и грешников, и они будут гореть в аду веки вечные.
– Хотел бы я быть уверен в этом, Жан Ропер, – сказал Блэксорн едва слышно, так как чувствовал, что страх перед божьим возмездием проник в комнату. Он устал и хотел спать.
– Ты можешь быть уверенным, кормчий, о да, как я уверен. Я молюсь, чтобы твои глаза открылись правде Бога, чтобы ты понял, что мы здесь только из-за тебя, потому что он оставил нас.
– Что? – спросил Блэксорн с опаской.
– Почему на самом деле ты убедил адмирала плыть в Японию? Этого не было в наших приказах. Мы должны были отправиться в Новый Свет, проводить военные действия в тылу врага, потом вернуться домой.
– Но с севера были испанские корабли, и деваться было некуда. У тебя, что, память отшибло вместе с мозгами? Мы должны были плыть на запад – это было единственное спасение.
– Я ни разу не видел вражеских кораблей, кормчий. Никто из нас не видел.
– Конай, Жан, – сказал Ван-Некк устало, – Кормчий сделал что мог. Конечно, там были испанцы.
– А, это верно, и мы были в тысяче лиг от друзей и во вражеских водах, ей-Богу! – возразил Винк. – Это была правда – и мы поставили на голосование. Мы все сказали «да».
Сонк сказал:
– Меня никто не спрашивал.
– О, Боже мой!
– Успокойся, Джохан, – Ван-Некк попытался снять напряжение. – Мы первыми достигли Японии. Вы помните все эти рассказы, а? Мы разбогатеем, если мы не будем глупить. Мы имеем товары для торговли, и здесь есть золото – должно быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23