– Никогда! – вскричала с негодованием Рустициана. – Пока я жива – никогда!.. Я – при дворе тирана! Моя дочь, дочь Боэция – любовница Аталариха! Тень ее отца…
– Хочешь отомстить за эту тень? Хочешь уничтожить готов? Да? Ну так не раздражай же меня и делай, что тебе говорят. Не о себе я хлопочу, не за себя хочу мстить: мне готы не сделали ничего дурного. Ты же сама вытащила меня из моего уединения, упросила стать во главе заговора, уничтожить Амалов. А теперь ты раздумала? Не хочешь? Ну, прощай, я возвращаюсь к своим книгам.
– Подожди, не уходи. Дай мне опомниться, ведь это так ужасно – пожертвовать Камиллой!
– Кто же тебе говорит, что Камилла будет жертвой! Не она, а сам Аталарих. Камилла должна не любить, а только властвовать над ним. Или ты боишься за сердце своей дочери? – прибавил он, пристально взглянув на вдову.
– Моя дочь! Полюбит его! Да я собственными руками задушила бы ее!
– Хорошо! – задумчиво ответил префект. – Я сам поговорю с ней.
И он прошел в комнату Камиллы. Девушка с детства привыкла находить в нем защитника и помощника, и теперь, увидя его, быстро встала ему навстречу и доверчиво заговорила:
– Ты знаешь, наверно, все. И пришел помочь нам?
– Да, я пришел помочь тебе отомстить.
– Отомстить! – вскричала девушка. – Но как же?
До сих пор Камилла плакала, думала о бегстве, но мысль о мести не приходила ей в голову. Теперь же кровь вскипела в ней: месть, месть за смерть отца, за оскорбление, нанесенное ей! И глаза ее заблестели.
– Слушай. Ни одной женщине в мире не сказал бы я того, что теперь скажу тебе. Слушай: в Риме составился сильный заговор против господства варваров, меч занесен уже, и теперь отечество, тень твоего отца призывает тебя, чтобы опустить его на голову тирана.
– Меня? Я должна мстить за отца? Говори же скорее, что надо делать.
– Надо принести жертву.
– Все, что хочешь, свою кровь, жизнь! – вскричала девушка.
– Нет, ты должна жить, чтобы наслаждаться победой. Слушай: король любит тебя. Ты должна ехать в Равенну, ко двору, и погубить(варвара его же любовью. Мы все не имеем никакой власти над ним. Только ты силой его любви можешь управлять им. И этой властью ты воспользуешься, чтобы отомстить за себя и отца и погубить его.
– Его погубить! – странно тихо сказала Камилла, и голос ее задрожал, а на глазах заблестели слезы.
Префект молча взглянул на нее.
– Извини, – холодно сказал он. – Я не знал, что дочь Боэция любит тирана. Я ухожу.
– Что? Я люблю его? – с болью вскричала Камилла. – Как ты смеешь говорить это! Я его ненавижу, ненавижу так, как я никогда даже не подозревала, что могу ненавидеть.
– Докажи!
– Хорошо. Он умрет. Завтра… Нет, сегодня же мы поедем в Равенну. «Она его любит, – подумал префект. – Но это не беда – она еще не сознает этого».
Глава V
Уже несколько недель Рустициана с дочерью жила при дворе, но Камилла ни разу еще не видела короля. Он был сильно болен, несколько недель назад он ездил охотиться в горы, и однажды приближенные нашли его без чувств у источника. Его привели в чувство, привезли домой, но он тяжело заболел. Теперь, говорили, ему лучше, но врачи не позволяли ему выходить из комнаты.
В чувствах Камиллы произошла перемена: ненависть, жажда мести начала постепенно смягчаться состраданием к больному. Живя при дворе, ей часто приходилось слышать, с каким терпением он выносил тяжелую болезнь, как благодарен за малейшую услугу, как благородно кроток. И в сердце ее оживала прежняя привязанность. Но она старалась заглушить ее воспоминанием о казни отца. А когда сердце подсказывало ей, что несправедливо взваливать на него чужую вину – ведь не он, а его дед казнил Боэция – она сама себе возражала: а почему он не помешал злодейству?
В этой борьбе чувств проходили дни, недели. Однажды Камилла проснулась на рассвете. В комнате было душно, а на дворе стоял приятный холодок. Она встала и пошла в сад. Там на берегу стоял полуразрушенный храм Венеры, мраморные ступени храма спускались почти к самому берегу. Туда и направилась Камилла. Но, подойдя к лестнице, она увидела там Аталариха, он сидел на ступени и задумчиво смотрел на море. Встреча была так неожиданна, что девушка, растерявшись, остановилась. Король, увидя ее, также смутился, но тотчас овладел собою и, вставая, спокойно заговорил:
– Извини, Камилла, я не мог думать, чтобы ты пришла сюда в это время. Я сейчас уйду, только не выдавай меня: моя мать и врачи так зорко наблюдают за мной, что днем мне не уйти от них. А мне так хорошо здесь, у моря. Прощай же, я знаю, что ты не выдашь меня.
И он начал спускаться вниз.
– Нет, король готов. Останься, я не имею ни права, ни желания мешать тебе. Я ухожу.
В этот миг над морем взошло солнце, и лучи его растеклись на воде широкой золотой дорогой, залили развалины храма и статуи на лестнице.
– Камилла! – вскричал король, – взгляни, как прекрасно! Помнишь, как мы в детстве играли здесь, мечтали и воображали, что эта золотая дорога солнечных лучей на море ведет к островам блаженных.
– Да, к островам блаженных! – повторила Камилла.
– А знаешь, – продолжал король, – я должен повиниться перед тобой. Камилла покраснела: вот теперь он заговорит об украшении виллы, об источнике. Но Аталарих спокойно продолжал:
– Помнишь, как часто спорили мы в детстве о том, чей народ лучше. Ты превозносила римлян и их героев, я – своих готов. А когда блеск твоих героев грозил затмить моих, я смеялся и говорил: а все-таки настоящее и будущее принадлежит готам. Теперь я не скажу так. Ты победила, Камилла.
– А, ты осознал, что твой народ не может сравниться с нами.
– Мы уступаем вам только в одном: в счастье. Мой бедный прекрасный народ! Мы забрались сюда, в чуждый нам мир, в котором не сможем укрепиться. Мы подобны чудному цветку с вершины Альп, который занесен бурей вниз, на пески долины. Он не сможет укорениться там. Так и мы здесь завянем и умрем.
И он с тоской смотрел вдаль, на море.
– Зачем вы пришли сюда? – резко спросила Камилла. – Зачем вы перебрались через эти крутые горы, которые Господь поставил, как вечную преграду между вами и нами?
– Зачем? – повторил Аталарих, не глядя на девушку, как бы про себя. – А зачем мотылек летит на яркое пламя? Оно жжет, но боль не удерживает мотылька, и он снова и снова возвращается, пока это пламя не спалит его. То же и с готами. Оглянись кругом: как прекрасно это небо, это чудное море, а там величественные деревья, и среди них, залитые солнцем, блестят мраморные колонны! А еще дальше, на горизонте, высокие горы, а на море зеленеют чудные островки. И надо всем этим мягкий, теплый, ласкающий эфир. Вот те чары, которые вечно будут привлекать и погубят нас.
Волнение короля передалось и Камилле. Но она не поддалась ему и холодно ответила:
– Целый народ не может поддаться чарам вопреки рассудку.
– Может! – вскричал король с такой страстностью, что девушка испугалась. – Говорю тебе, что целый народ, как и отдельный человек, может поддаться безумной любви, сладкой, но гибельной мечте. Может, Камилла, в сердце есть сила, которая ведет нас сильнее, чем рассудок, и ведет нас к заведомой гибели. Но ты этого не понимаешь, и дай Бог, чтобы никогда ты не испытала этого. Никогда! Прощай.
И он быстро повернулся и пошел во дворец. Камилла несколько минут смотрела ему вслед, а затем, задумавшись, направилась домой.
Глава VI
Теперь молодые люди виделись ежедневно. Врачи разрешили королю гулять, и каждый вечер он несколько часов проводил в обширном саду, сюда же выходила и Рустициана с дочерью. Вдова большей частью оставалась с Амаласунтой, а молодые люди, разговаривая, уходили вперед. Амаласунта видела, что сын ее все сильнее привязывается к Камилле, но она не препятствовала этому, напротив, была даже рада ее влиянию. Аталарих теперь стал гораздо спокойнее и мягче с ней, чем был раньше.
Камилла чувствовала, как ее злоба и ненависть к королю ослабевали с каждым днем, с каждым днем она яснее понимала благородство его души, его глубокий ум и поэтическое чувство. С большим усилием заставляла она себя смотреть на него, как на убийцу ее отца, и все громче говорило в ней сомнение: справедливо ли ненавидеть Аталариха только за то, что он не помешал казни, которую вряд ли мог бы отвратить. Давно уже ей хотелось откровенно поговорить с ним, высказать ему все, но она считала свою откровенность изменой своему отцу, отечеству и собственной свободе, и молчала, но чувствовала, что с каждым днем все сильнее привязывается к нему.
Аталарих – конечно, невозможно было сомневаться в его любви – ни одним словом, ни одним взглядом не обнаруживал своего чувства.
Даже Рустициана и Цетег, которые зорко наблюдали за ним, были поражены его холодностью. Цетег выходил из себя. Рустициана была спокойна.
– Подожди, – говорила она Цетегу, – подожди еще несколько дней, и он будет в наших руках.
– Да, пора бы действовать. Этот мальчишка принимает все более повелительный тон. Он не доверяет уже ни мне, ни Кассиодору, ни даже своей слабой матери. Он вступил в сношение с опасными людьми: со старым Гильдебрандом, Витихисом и их друзьями. Он настоял, чтобы государственный совет собирался не иначе, как в его присутствии. И на этих совещаниях он нарушает все наши планы, но с этим надо кончать.
– Говорю тебе, потерпи всего несколько дней, – успокаивала его Рустициана.
– Да на что ты надеешься? Уж не думаешь ли ты поднести ему приворотное зелье? – улыбаясь, спросил он.
– Да, именно это я и думаю сделать и только жду новолуния – иначе оно не подействует.
Цетег с удивлением взглянул на нее.
– Как, вдова Боэция верит такому вздору! – вскричал он наконец.
– Смейся, сколько хочешь, но сам увидишь его действие.
– Но как же ты дашь ему налиток? Безумная, ведь тебя могут обвинить в отравлении!
– Не бойся. Никто ничего не узнает. Врачи велели ему выпивать каждый вечер после прогулки стакан вина, к которому подмешивают какие-то капли. Этот стакан ставят обыкновенно вечером на столе в старом храме Венеры. Этот стакан нам и понадобится.
– А Камилла знает об этом?
– Храни Бог! Не проговорись и ты – она предупредит его.
В эту минуту в комнату вбежала Камилла и со слезами бросилась к матери.
– Что случилось? – спросил Цетег.
– Ах, он никогда не любил меня! – вскричала Камилла. – Он относится ко мне с каким-то состраданием, снисходительностью; Часто замечала я в его глазах тоску, боль, точно я чем-то оскорбила его, точно он благородно прощает мне что-то, приносит жертву.
– Мальчики всегда воображают, что они приносят жертву, когда любят.
– Аталарих вовсе не мальчик! – вскричала Камилла, и глаза ее загорелись. – Над ним нельзя смеяться!
– А? – с удивлением спросила Рустициана. – Так ты уже не презираешь короля?
– Ненавижу всей душою, – ответила девушка. – И он должен умереть, но смеяться над ним нельзя.
Через несколько дней весь двор был поражен новым шагом молодого короля: он сам созвал государственный совет – право, которым раньше пользовалась Амаласунта. Когда все собрались, король начал:
– Моя царственная мать, храбрые готы и благородные римляне! Нашему государству грозят опасности, устранить которые могу только я, король.
Никогда еще не говорил он так, и все в удивлении молчали. Наконец, Кассиодор начал:
– Твоя мудрая мать и преданнейший слуга Кассиодор…
– Мой преданнейший слуга Кассиодор молчит, пока его король и повелитель не обратится за советом, – прервал его Аталарих. – Мы очень недовольны тем, что делали до сих пор советники нашей царственной матери, и считаем необходимым немедленно исправить их ошибки. До сих пор мы были слишком молоды и больны, теперь мы уже чувствуем себя вполне способным приняться за дело и сообщаем вам, что с настоящего дня регентство отменяется, и мы принимаем бразды правления в собственные руки.
Все молчали: все побоялись грозы, только что прогремевшей над Кассиодором. Наконец, Амаласунта, пораженная волей сына, заметила:
– Сын мой, но ведь годы совершеннолетия, по законам императора…
– Законами императора, мать, пусть руководствуются римляне. Мы же – готы и живем по готскому праву: германские юноши становятся совершеннолетними с той минуты, когда народное собрание признает их способными носить оружие. Вот почему мы решили пригласить всех военачальников, графов и всех свободных мужей нашего народа изо всех провинций государства на военные игры в Равенну через две недели.
– Через две недели! – заметил Кассиодор. – Но в такой короткий срок невозможно разослать приглашения.
– Это уже сделано. Мой старый оруженосец Гильдебранд и граф Витихис позаботились обо всем.
– Кто же подписал указы? – спросила Амаласунта, едва придя в себя.
– Я сам, дорогая мать. Надо же показать приглашенным, что я могу действовать самостоятельно.
– И без моего ведома? – продолжала регентша.
– Без твоего ведома я действовал потому, что ты бы ведь не согласилась, и тогда мне пришлось бы действовать без твоего согласия. Все молчали, и король продолжал:
– Кроме того, мы находим, что нас окружает слишком много римлян и слишком мало готов. Поэтому мы вызвали из Испании наших славных герцогов Тулуна, Пицту и Иббу. Вместе с графом Витихисом эти три храбрых воина осмотрят все крепости, войска и корабли государства, позаботятся об исправлении всех недостатков в них.
«Необходимо тотчас спровадить их», – подумал про себя Цетег.
– Мы вновь вызвали ко двору нашу прекрасную сестру Матасунту. Она была изгнана в Тарент за то, что отказалась выйти за престарелого римлянина. Теперь она должна возвратиться, – этот лучший цветок нашего народа – и украсить собой наш двор.
– Это невозможно! – вскричала Амаласунта. – Ты нарушаешь права не только королевы, но и матери.
– Я – глава семейства, – ответил король.
– Но неужели ты думаешь, сын мой, что готские военачальники признают тебя совершеннолетним?
Король покраснел, но прежде чем успел ответить, раздался суровый голос подле него:
– Не беспокойся об этом, королева. Я учил его владеть оружием и говорю тебе: он может помериться с любым врагом, а о ком старый Гильдебранд говорит так, того и все готы признают способным.
Громкие крики одобрения готов подтвердили слова старика. Цетег видел, как все его планы рушатся, он сознавал, что необходимо во что бы то ни стало поддержать власть регентши, не допустить, чтобы Аталарих стал самостоятелен. Но прежде чем он решил вмешаться, король произнес:
– Префект Рима, Цетег!
Префект вздрогнул, но тотчас выступил вперед.
– Я здесь, мой король и повелитель, – ответил он.
– Не имеешь ли ты чего-либо важного сообщить нам из Рима? Каково настроение воинов там? Как относятся они к готам?
– Они уважают их, как народ Теодориха.
– Нет ли каких-либо оснований опасаться за спокойствие в городе? – продолжал допрашивать король.
– Нет, ничего, – ответил Цетег.
– В таком случае ты плохо знаком с настроением Рима или злоумышляешь. Неужели я должен сообщить тебе, что делается во вверенном тебе городе? Рабочие на твоих укреплениях поют насмешливые песни о готах, обо мне. Твои воины во время военных упражнений произносят угрожающие речи. По всей вероятности образовался широкий заговор, во главе которого стоят сенаторы, духовенство. Они собираются по ночам в неизвестных местах. Соучастник Боэция, изгнанный из Рима Альбин снова там, и скрывается… знаешь ли где? В саду твоего дома.
Глаза всех устремились на Цетега – одни в изумлении, другие с гневом, иные со страхом. Амаласунта дрожала за своего поверенного. Он один остался совершенно спокоен. Молча, холодно смотрел он в глаза королю.
– Защищайся же! – закричал ему король.
– Защищаться? Против пустой сплетни? Никогда.
– Тебя сумеют принудить.
Префект презрительно сжал губы.
– Принудить? – повторил он. – Меня можно убить по подозрению. Конечно, мы, римляне, уже знаем это по опыту. Но оправдываться я не стану: защита имеет значение лишь там, где действует закон, а не сила.
– Не беспокойся, с тобой будет поступлено по закону. Выбирай себе защитника.
– Я сям буду защищать себя, – ответил префект. – Кто обвиняет меня?
– Я, – ответил голос, и вперед выступил Теин. – Я, Тейя, сын Тагила, обвиняю тебя, Цетега, в измене государству готов. Я обвиняю тебя в том, что ты скрываешь в своем доме изменника Альбина, и наконец в том; что ты хочешь предать Италию в руки византийцев.
– О нет, – ответил Цетег, – этого я не хочу. Докажи свои обвинения.
– Две недели назад я сам видел, как Альбин, закутанный в плащ, входил в твой сад. Я уже раньше два раза видел его по ночам, но не узнал. А на этот раз хорошо узнал его, хотя и не успел захватить.
– С каких это пор граф Тейя, комендант войска, исполняет по ночам обязанности шпиона? – с насмешкой спросил Цетег.
– С тех пор, как ему пришлось иметь дело с Цетегом, – спокойно ответил Тейя и затем продолжал, обращаясь к королю.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Схватка за Рим'


1 2 3 4 5 6 7