OCR
«Милевская Л. У жены под кроватью»: Эксмо; М.; 2003
ISBN 5-699-01907-3
Аннотация
Глаша Пончикова категорически отказывалась быть верной женой. А Липочка Желтухина не желала знать, что муж изменяет… с ее же лучшей подругой и соседкой Глашей. И жила она в святой наивности до тех пор, пока однажды ночью из-под ее супружеской кровати не подал голос… совершенно незнакомый мужчина! В жизни преданной Липочки начинается новый период — детективно-приключенческий. Чужой мужчина ночует под кроватью, родной муж возвращается из ежедневных командировок в одних трусах, а Липочка устраивается в некую подозрительную контору уборщицей и начинает дерзко шпионить…
Людмила МИЛЕВСКАЯ
У ЖЕНЫ ПОД КРОВАТЬЮ
Вместо эпиграфа:
Случилось встретиться на крыше трем котам.
— Неправда ли, расчудесный сегодня вечерок, — говорит первый кот, озираясь по сторонам и не находя ничего примечательного.
— Я бы даже сказал: раз-зкошный, — живо откликнулся кот второй, обнаруживая юную кошечку.
— Двукошный! — радостно закричал третий кот, провожая глазами ее подругу.
Глава 1
Делая чрезвычайное сообщение, диктор напускал на себя очень свирепый вид. Складывалось впечатление: еще немного, он выскочит из экрана телевизора и самолично помчится ловить хитрого и опасного преступника, расплывчатые приметы которого только что сообщил.
Впрочем, Липочка не проявила к этим приметам никакого интереса. Подумав: “Пора!” — она выключила телевизор и отправилась по магазинам. Знай Липочка заранее какую роль в ее жизни сыграет этот коварный преступник, она отнеслась бы к чрезвычайному сообщению посерьезней. Но Липочка не знала и потому магазины ей казались важней.
Липочка Желтухина, обворожительная пухленькая особа, неизбежно притягивающая к себе взгляды активных мужчин, спешила домой. Задорно отбивая каблучками новеньких туфель мажорный ритм, Липочка излучала довольство жизнью. “Цок-цок” высекали из асфальта острые каблучки, “цок-цок”, не правда ли, день прекрасен? Да и я хороша. Всем удалась, и лицом, и фигурой, но особенно моим новым платьем, купленным по случаю отъезда мужа…
С чувством вины покидая любимую женушку, Ваня не скупился обычно, оставлял денег достаточно, на его, конечно же, взгляд. Липочка так не считала, но мгновенно и радостно тратила то, что попадало в ее цепкие ручки. Вот и сейчас, все, что оставил Ваня…
Вспомнив о муже, Липочка слегка взгрустнула: сморщила курносый носик, надула пухлые губки, обиженно захлопала кукольными ресницами. Ах, как нехорошо, опять он уехал, оставил жену одну… Когда уже кончатся эти его противные командировки? Тяжело быть женщиной: слишком часто приходится ждать.
А что делать? Надо мириться, ведь мужчины все одинаковы.
Липочка Желтухина (в девичестве Боткина) в свои тридцать лет уже поняла как мало в жизни разнообразия и как невелик, порой, выбор. Взять, хотя бы, ее родовую фамилию, напоминающую не только о великом медике, но и о болезни, гениально открытой им. Сама Липочка желтухой не болела, но фамилию свою ненавидела всеми фибрами души. Как ни старалась она избавиться от противной болезни в этой фамилии, но дальше сочетания букв дело не шло: что Боткина, что Желтухина — разница невелика. Смысл-то остался прежним.
Конечно же, Ваня Желтухин — Липочкин муж — был далеко не единственный претендент в женихи. Придирчиво рассматривались и другие кандидатуры. К примеру, Пашу Вирусова тоже сразила мягкая и уютная красота Липочки, но о нем девушка даже слышать не желала. Уж чем Вирусов, пусть лучше Желтухин, все ж поприличней. В общем-то, все в жизни сладилось, и Ваня прекрасный муж и дом полная чаша, но все же нет у Липочки ощущения полного счастья: роль капли дегтя играет фамилия.
Всякий раз, когда ее приходится произносить вслух, Липочка вспыхивает и испуганно оглядывается — засмеют, сейчас засмеют… Короче, еще те мучения.
И, что обидней всего, такая проблема у многих: миллионы людей пожизненно сражаются с одной и той же бедой. Кого ни возьми, даже самого благополучного, на чем-нибудь его все равно заклинит. Нет в этом мире абсолютного счастья…
Да и никакого нет. Сплошные мучения. Один недоволен своим ростом, другая своими ногами, тот вбил себе в голову, что он круглый дурак и потому устремился в науку. Себе он, конечно, уже ничего не докажет, но зато других убедит, что умен, раз профессор. А четвертый вообще всю жизнь положил на борьбу с тещей. Пятый, хуже того…
Вот взять хотя бы подружку Глафиру Булочкину. Впрочем, у Глаши проблемы те же, что и у Липочки. Ее мама в девичестве была Пирожкова, но так и не смогла далеко отойти от своей фамилии, как того ни желала. Это желание она передала и своей дочери. До чего же страдала Глаша из-за своей сдобной фамилии, как мечтала поскорей от нее избавиться и что же? Из толпы женихов нашелся только один приемлемый и тот оказался Пончиковым. Какова трансформация: Пирожкова-Булочкина-Пончикова? Интересно, что ждет Глашину дочь — если она родится? Какую фамилию ей будущий муж приправит? Пышкина? Ватрушкина? Или Кулебякина?
Просто беда. Одно расстройство.
Впрочем, долго расстраиваться Липочка не умела. Она была гедонистка. Любое событие или предмет она тщательно изучала, прикидывая, чем это может ей быть приятно. Липочка умела наслаждаться всем всегда и везде. Если она не наслаждалась, то удивлялась и сразу сердилась.
Но в этот день она сердиться не собиралась. Новое платье и новые туфли очень способствовали хорошему настроению. А если прибавить к обновкам огромный песочный торт, который она торжественно несла в прозрачной коробке, то можно сказать, что в душе у Липочки был самый настоящий праздник, который случается у каждой женщины, решившейся на час или два отказаться от диеты.
Вот в таком-то счастливом состоянии и подошла Липочка к своему дому, радуясь уже не только туфлям, платью и торту, но и отъезду мужа. Дело в том, что по традиции к торту полагалась Пончикова Глафира — гулять так гулять, подруге тоже не помешает соскочить с диеты. Но Ваня и Глафира не совместимы. Почему-то.
Липочка не знала почему. Как он догадывается, что забегала Глафира? Может по запаху? Глафира обожает дорогие и очень стойкие духи…
В любом случае Липочка старалась не нервировать мужа. Зачем? Ведь он так часто уезжает в командировки…
“Ах, как вкусно!”
Липочка покосилась на торт, облизнулась и поспешила к своему подъезду, но была остановлена дворничихой тетей Маней — огромной мужеподобной бабищей.
— Нет, ну что же это деется? — возмущенно пробасила та.
Липочка вежливо поинтересовалась:
— А что у нас делается?
— Ты только полюбуйся, дорогуша, каку таку шмотку выкидають энти уроды, — радостно пожаловалась дворничиха и почему-то добавила: — Совсем зажрались, сволочи.
Липочка “полюбовалась” — в руках у тети Мани действительно были дорогие и еще совсем новые мужские вещи.
— Вишь, пинжачок, — похвасталась дворничиха, — доллиров на двести тянеть, не меньше. И брюки, и рубашка, и гальстук из бутика. Даже ремень. Глянь, пряжка какая. Думаю, Версача. Или Гуча. Или еще кака гадость похуже свалилась с балкона…
— С балкона? — удивилась Липочка. — С какого же?
— Да фиг его знаеть, — отмахнулась дворничиха. — Вот тут и нашла.
И она кивнула под Липочкин балкон.
— Странно…
Липочка задрала свою очаровательную головку, с дорогой лохматой стрижкой, и принялась гадать:
— Кто же мог это выбросить?
— Вот и я думаю — кто? — присоединилась к ней дворничиха.
На первом этаже пожилая и умная учительница сражалась со своей непутевой дочкой, ее алкоголиком мужем и тремя внуками. Ее сразу из подозреваемых исключили по причине крайней нищеты. На втором этаже проживала достойная чета преклонных лет. Она — вечно больная лентяйка, к разврату с юности неспособная. Он — маленький мужчина, но большой начальник. Вряд ли станет кидаться костюмами. Да и размер не его. Рост, тем более. Балкон третьего этажа принадлежал самой Липочке. Муж ее (о чем разговор) одевается только в бутиках, но он в командировке. К тому же, прекрасно воспитан — не имеет привычки что-либо с балкона бросать.
Да и ростом он поменьше, да и фигурой повнушительней.
Остаются четвертый и пятый этажи. На четвертом живут две сестры, обе старушки. На пятом вообще никто не живет. Липочка удивленно уставилась на дворничиху:
— Ума не приложу.
— Вот и я не знаю, — обрадовалась та. — Придется оставить себе костюмчик.
— Это очень справедливо, — согласилась Липочка и направилась в подъезд.
Однако происшествие из головы не шло. Уж больно странно: новый с иголочки костюм лежит под балконом. Да под чьим! Добро бы под Глашиным. Глаша Пончикова категорически отказывалась быть верной женой, точно так же, как ее супруг отказывался быть трезвым мужем. Но балкон Глаши выходит на другую сторону дома, хоть и соседствует с балконом Липочки. Пожалуй, даже, если хорошенько постараться: перекинуться через перила, жизнью рискуя, да размахнуться посильней, то можно и сбросить с него что-либо под Липочкины окна… Да только кому это нужно?
С такой мыслью Липочка и вошла в свою квартиру и сразу позвонила подруге:
— Глаша, срочно приходи. Мой в командировке. Я только что из магазина вернулась, купила туфли, платье и обалденный торт. Твой любимый.
Тортом Глафиру трудно было удивить, у нее был свой, тоже песочный. Аккуратно разрезанный на куски, он покоился на фарфоровом блюде в обществе букета роз и бутылки шампанского. Но Глафира хвастать этим событием на стала, а, как настоящая подруга, визгливо выразила восторг.
— Торт! Какая прелесть! Липусик, бегу, — радостно воскликнула она и, сладко потянувшись в объятиях Ивана Семеновича Желтухина, лениво констатировала: — Твоя звонила. Торт лопать зовет.
— Опять? — поразился тот.
— Увы, — торопливо драпируя домашним халатом свою соблазнительную наготу, подтвердила Глафира. — Надо идти, иначе Липка припрется сюда, благо, рядом квартиры.
— Ну что ты будешь делать! — удручился Иван Семенович Желтухин. — Нигде мне нет покоя! Что у меня за жена? Только муж за дверь, как она черт-те за что принимается.
— Не волнуйся, я скоро, — успокоила его Глафира. — А ты посуду пока помой.
Она выскользнула из своей квартиры и позвонила в соседнюю.
Неприученный к домашней работе Иван Семенович тяжко вздохнул и покорно поплелся в кухню, но мыть посуду не стал, а нервно закурил. Он страдал. И понять его можно: надо думать, нелегко изменять любимой жене. Совесть мучает, сердце ноет… Но и не изменять Иван Семенович не мог — так был устроен. Мужчина.
“Э-хе-хе, бедная моя Липочка, — с нежностью в сердце думал он, — поди, без меня скучает, без единственного своего. Святая она у меня, святая. А я, подлец… Но ничего, вот из командировки вернусь и в театр ее поведу. Давно уж, солнышко, просится, вечернее платье хочет всем показать”.
Хлопнула дверь — вернулась Глафира.
— Так быстро? — удивился Иван Семенович.
— Да уж, Ваня, шизанулась твоя жена. Ты бы реже ее оставлял одну.
Испугался Желтухин:
— А в чем дело?
— Слишком впечатлительная она, — небрежно чмокая его в лоб, пожаловалась Глафира. — Дворничиха шмотки мужские под вашим балконом нашла, Липка сидит теперь в полной прострации. Представь: порезала торт, половину слопала и клянется мне смертно, что ни крошки в рот не брала. Как не брала? А куда ж торт подевался?
Желтухин озадаченно покрутил головой, не зная что отвечать, Глафира же с чувством продолжила:
— Этак скоро она будет похожа на бегемота, с диетой такой. Ладно, черт с ним с тортом. Ты знаешь меня, я не привереда. Будем есть то, что осталось. Я, хоть и сыта, но пошла в ванную культурно руки помыть перед едой, а там… Там полотенце мокрое. Липа, говорю, повесь сухое. Липа прибежала и давай меня убеждать, что полотенце нормальное. Абсолютно свежее, говорит. Но я-то не дура, отвечаю, пощупай сама. Это, вааще, что такое? Называется, в гости пригласила меня. Торт обгрызла, полотенце мокрое сунула… Короче, я обиделась и ушла.
— А Липочка что же? — растерялся Иван Семенович.
— Так с мокрым полотенцем в руках и застыла. Задумалась. Ой, Ваня, непутевая у тебя жена, — заключила Глафира и про себя отметила: “И раньше была не слишком умна, а теперь и вовсе чокнулась”.
Разумеется, после такого сообщения Иван Семенович Желтухин спокойно изменять жене уже не мог. Не такой он был человек, неравнодушный. Поэтому теперь изменял он своей Липочке с большой тревогой в сердце: как там она, бедняжка? Что поделывает?
К ночи темперамент пошел на убыль, а тревога усилилась. Одолели плохие сны, разыгралась ревность. Иван Семенович вскочил, охваченный плохими предчувствиями, и, свесив ноги с кровати, подумал: “Не пойду завтра к Ниночке. Из командировки срочно вернусь, в конце концов жена дороже”.
Проснулась Глафира, томно заворочалась в постели, лениво спросила:
— Вань, ты куда?
— На кухню, Глашенька, покурю.
— Нет, не кури на кухне. Мой завтра припрется и сразу унюхает. Будет скандал. Он чем больше пьет, тем сильнее ревнует. Иди на лестничную площадку.
Иван Семенович удивился:
— Да как же, Глаша, на площадку? Там соседи. И Липочка, не ровен час, заметит.
Глафира нехотя оторвала голову от подушки, включила ночник, глянула на часы и рассердилась:
— Какая Липочка? Какие соседи? Три часа ночи! Все спят уж давно!
“Она права”, — подумал Иван Семенович да прямо в трусах на лестничную площадку и потрусил. Там он выкурил сигаретку, потом другую — уж очень как-то занервничал, Липочка-солнышко сильно волновала его.
Липочка, кстати, тоже плохо спала, словно ловила флюиды мужа. Ворочалась на кровати, вздыхала, несколько раз выходила на балкон, даже Глафире хотела звонить, обнаружив свет в спальне подруги. Но передумала и вернулась в постель.
“Завтра ей позвоню”, — решила и… вспомнила, что не закрыла за Глашей дверь.
— Прав мой Ваня, я беспомощная. Вот, спать с незапертой дверью улеглась, — с досадой воскликнула Липочка и поспешила в прихожую исправлять оплошность.
Иван Семенович в этот момент как раз загасил сигаретку и, с нежным вздохом вспоминая о любимой жене, уверенно шагнул… к родной квартире. Случилось то, чего Иван Семенович боялся много лет: он взялся за ручку, свою дверь поспешно толкнул и с ужасом подумал: “Что я делаю, дурак? Ноги сами в стойло идут! Поворачивай, черт! Поворачивай!”
Но было уже поздно: в прихожей загорелся свет — всплеснув руками застыла Липочка. Сквозь прозрачную ночнушку розовела ее пышная нагота — стоя в одних трусах, Иван Семенович подумал: “Допрыгался, грязный кобель!” И обмер.
А Липочка растерялась от многообразия чувств: и радость, и испуг (муж все же в трусах), и любопытство, и удивление раздирали ее непримиримыми противоречиями. Она не знала как реагировать и повела себя обычно.
— Ваня, — ахнула она, — зайчик мой, ты же в командировке!
— Так вернулся, — не моргнув глазом, сообщил Желтухин и, переминаясь с ноги на ногу, добавил: — Внезапно.
— А почему в одних трусах? — изумилась Липочка.
— Так обокрали.
— Ах, зайчик мой! — всплеснула пухленькими ручками Липочка, падая на грудь мужа. — Как же это случилось?
— Убей — не помню, — горестно признался Иван Семенович, нежно поглаживая упругую спинку жены. — Думаю, клофелинщиков дело. Свирепствуют сейчас они, — пояснил он и с ужасом осознал, что вышел покурить в шлепанцах Глафиры.
Но Липочка шлепанцев не заметила, зато обнаружила на мужниной волосатой руке баснословной цены “Ролекс” и обрадовалась:
— Ой, Ваня, тогда они дураки, эти клофелинщики, часики-то снять не догадались.
— Да уж, — самодовольно согласился Иван Семенович. — Самое ценное удалось сохранить. Уперся и ни в какую… Ты ж меня знаешь.
Тут Липочка вспомнила о своих обязанностях и потащила мужа в кухню: кормить и поить. По ходу Иван Семенович умудрился скользнуть в ванную и определить там, что Глафира неправа: полотенце-то сухое.
В кухне, пока Иван Семенович заправлялся салатом из помидоров и тушеным в сметане кроликом, Липочка радостно висла на его мощной шее и нежно ворковала:
— Мой ты зайчик, соскучился, проголодался, чмок, чмок, чмок-чмок-чмок…
Она забыла совсем, что с мужем не далее как в обед рассталась. За это время иной мужчина толком и проголодаться не успеет, не то что соскучиться. Но Желтухин был не таким. Невзирая на глубокую ночь, он ел с аппетитом. Всегда был рад человек плотно покушать, да и Глафира не слишком кормила. Что такое этот торт?
“На раз куснуть, — осудил он Глафиру, позабыв, что сам торт ей и купил. — То ли дело тушеный кролик. Ручки у Липочки золотые…”
Кролик исчезал с умопомрачительной скоростью.
“Хорошо что вернулся, — уже с радостью подумал Желтухин. — Блядство-блядством, а родная жена лучше. И накормит, и приголубит, и поболеет душой. Вот где она, эта Глафира? Спит и плевать ей что я исчез, а Липочка вон как мне рада”.
1 2 3 4 5