.. — Мичман готовился в самоволку и по сему случаю приводил форму в порядок. Поскольку утюга в наличии не имелось, он выглаживал стрелки на брюках разогретой на зажигалке вилкой. — Эй, Кучин, одолжи на дорогу значок «50 прыжков». Покорю какую-нибудь девицу, попрошу, чтобы и для тебя подружку позвала.
— Ara, — не отрываясь от экрана дисплея, откликнулся прижимистый Кучин. — Я тебе в прошлый раз белые перчатки одолжил, и какого цвета ты мне их вернул? Лучше из жибинской коллекции Орден Суворова возьми.
Чуткое ухо Анатолия уловило неясное плямканье из апартаментов номер четыре. Это рядовой Зыкин, думая, что в темноте никто не проведает, сосал присланную из дома банку сгущенки. Молодой еще, глупый. Ничего, образумится.
В трех ближайших к выходу апартаментах затянули песню — коротали время до прибытия спасателей:
— Черный во-о-орон, что ты вье-о-ошься над мое-э-эю голово-ой...
Прапорщик Доровских отчаянно фальшивил. Анатолий не присоединился к хору: ждать спасателей ему было недосуг.
За спиной Хутчиша выбрался из своих апартаментов старший матрос Гореев. В титановой сетке он выпилил узкий лаз с помощью волоса, вымоченного в перенасыщенном солью растворе и высушенного под мышкой, чтобы на волосе образовалась цепочка острозубых кристалликов соли.
Вот у кого не было проблем в жизни, так это у Гореева. Кроме одной. Через месяц он уходил на ДМБ и нынче вовсю корпел над дембельским альбомом. Работа эта не простая, надо, чтоб все по-людски: бархатная обложечка, заклепочки латунные, фотографии друзей-соратников...
А выбрался он посмотреть, не осталось ли после визита непрошеных гостей чего-нибудь, что можно применить в оформлении альбома. К сожалению, не осталось.
— Толян, слышь, если раньше чем через месяц возвращаться надумаешь, прихвати мне квадратный метр синего бархата. Или габардина. И, это, проволоки бы с белым изолятором. Я б себе такой аксельбант связал — закачаешься.
Сам стармос на поверхность уже не хаживал: по сроку службы не положено.
Анатолий заглянул за угол. Да, обвал что надо. Достойный пера... Из-под груды булыжников выглядывал носок сапога постового. Криво усмехнувшись, Хутчиш повернулся и пошел назад. Не потому, что перед ним возникла непреодолимая преграда. Непреодолимых преград не бывает, точно так же, как не бывает бессмертных солдат. На самом деле из апартаментов он выбирался ради одного: узнать, что именно взорвало лифт — пыхнул ли командир «кротов», не менее своих крысят нашпигованный пластиковой взрывчаткой, или же сработала одна из штатных систем блокировки У-17-Б.
К сожалению, системами блокировки и не пахло. Неведомый кукловод дернул за бикфордову веревочку, жертвуя пешку. Жертвуя предводителем «кротов». Стало быть, через шахту лифта наверх нельзя — смотри пассаж о бессмертных солдатах.
Хутчиш вернулся в родной «кабинет» и недовольно поморщился, осматривая в потолке неширокую трещину — там, где вверх уходила труба от умывальника. Трещина была так себе. Честно говоря, он рассчитывал на большее, когда предпринимал определенные шаги, чтобы апартаменты номер тринадцать достались именно ему.
Анатолий затратил немало времени и сил на изучение чертежей объекта У-17-Б (как они попали ему в руки, это уже другая история), и наконец нашел то, ради чего старался. Из чертежей явствовало, что в случае ненаправленного взрыва в шахте лифта последует смещение пластов грунта. И разлом должен пройти аккурат по «тринадцатке».
Но делать нечего, и не в такие щели пролезали. Благодаря методу Гудини на подъем ушло не так уж много времени — час тридцать три минуты. Обстукиваешь камни вокруг себя камушком. Где звук показывает пустоту, аккуратно, не спеша откапываешь нишу и складываешь туда преграждающие путь наверх обломки бетона. Потом обломки из ниши сбрасываешь под себя. И так раз за разом, медленно, но верно выбираясь наверх. Пара пустяков.
В другой раз Анатолий, может быть, и рискнул бы. Есть более быстрый метод — «бильярдный». Опять же: обстукиваешь камушки вокруг себя, после чего резко бьешь по нужному. Тот бьет по другому, другой — по третьему. И лавина камней сначала медленно, потом все быстрее сползает вниз, мимо тебя. Если, конечно, ударил по правильному камню. Но Хутчиш не имел права рисковать.
«Персональная» щель привела его на пост номер один, позади стола с окоченевшим уже лейтенантом. Хутчиш выкарабкался по пояс и кликнул толкущихся неподалеку от шахты лифта работяг.
Наверху царил полный бардак. Одна стена была убрана: заходите, люди добрые, берите что хотите. В обоих помещениях суетилась уйма народу. Грузный кривоногий генерал-майор орал в сотовый телефон, словно находился в блиндаже на передовой под артобстрелом, и, хотя местом его дислокации оставалась комнатенка уборщиц, малейшие нюансы разговора долетали до мегатонника без искажений:
— Что ты, раз-перетак, мне про приказ долдонишь!.. Отменяю я все приказы!.. Под трибунал пойдешь, раз-перетак, если у меня через десять минут не будет сканера!.. Да ложил я с подскоком на этого твоего Крестного Отца!.. Так ему и передай!.. Да будет тебе приказ, будет в письменном виде!.. В таком письменном виде будет, что не поздоровится!..
Генерал с первого взгляда попал в разряд неопасных.
Хутчиш даже знал фамилию этого крикуна — Ганебный, и еще знал, что генерал-майор Ганебный числится начальником гражданской обороны Черемушек. Официально числится.
Другой генерал — просто генерал, а не генерал-майор, в полевой форме — ходил кругами, с интересом осматривая пост, заглядывал в открытые глаза мертвого лейтенанта, в пустые ведра уборщиц и повторял как заведенный:
— Ну вы, блин, даете, мужики... Ну вы, блин, даете...
От этого «наблюдателя» ждать неприятностей не приходилось также.
В дальнем углу поста, над рацией цвета хаки со стрекозиной антенной колдовали два связиста:
— "Каштан", «Каштан», вас не слышу... — и корчились от царящего галдежа. Безопасные, как котята.
Хутчиш понимал, что настоящие его враги рассредоточены в торговом зале и расставлены по периметру здания. Поэтому, как ни в чем не бывало, деловито ухватился за протянутую руку спасателя в драной рукавице, подтянулся и сказал, нагло глядя в ничего не понимающие пролетарские глаза:
— Здесь не пробьемся, бляха-муха, пробка такая, что даже каску потерял.
Спасатели были в ярко-оранжевых пластиковых касках С зафиксированными сверху фонарями, а Хутчиш настолько вымазался бетонной пылью, что и родная портниха не узнала б, во что он одет.
В служебку набились штатские и военные. Чины не ниже полковника. Бестолково топтались, спотыкались о швабры и ведра. Боязливо косились на неестественно посиневшее, почему-то голое тело старика Громова. На территорию поста номер один соваться не рисковали: а вдруг еще один обвал?
Генерал-майор Ганебный, откричав, сунул «трубу» в карман френча и балетной походкой подступил к выжидающей группе офицеров.
— Ну как? — вежливо спросили у него.
— Ай, и не спрашивайте, — раздраженно махнул рукой Ганебный. — Обычная история. Крестный отписал сканер на две недели своему сынку и велел не беспокоить, раз-перетак. И пока деточка с приятелями развлекается поисками Янтарной комнаты, мы вынуждены, раз-перетак, обходиться голыми руками. Дайте, что ли, закурить.
За спиной солдатика, с автоматом на плече охраняющего выход, дернулась дверь. Он попытался удержать дверную ручку. Не удержал. Высунул голову наружу и принялся устало, но громко объяснять:
— Нету здесь семнадцатого размера! Уберите ваши деньги. Ничего мы под прилавком не прячем! Если нет на прилавке, значит, нет в природе! Уйдите, я вас добром прошу! Не тычьте мне ваши деньги!
Кажется, наконец поверили.
К генералу протянулись руки с пачками «Явы».
— Ладно. На чем мы остановились?
Полковник с петлицами погранвойск повернулся к ординарцу генерала. Вместо форменных брюк на нем были спортивные шаровары, но офицер ни капельки не смущался — мол, в каком виде тревога застала, в таком и примчался.
— Поберегись! — гаркнул над ухом Хутчиша работяга и бессмысленно рубанул по бетону ломиком. Потом картинно утер пот, вынул флягу, отвинтил, глотнул, взглянул на Анатолия и передал флягу коллегам.
От полевой рации отлучился боец, весь в себе, подошел, беззвучно шевеля губами, как насекомое жвалами, к мертвому лейтенанту, схватил телефонную трубку:
— Алло, Светик? Посмотри там «Каштан». Что-то они на связь не выходят. Заснули, что ли?
Ординарец бодро зачитал с листа на планшете:
— Посреди служебного помещения на полу обнаружено двенадцать комплектов гражданской одежды разного размера, иностранного происхождения...
— Вот это барахло, — один из полковников пнул прорезиненный плащ ногой, — иностранного происхождения?
— Я смотрел, — безразлично ответил ординарец. — Там лейбл «Келвин Кляйн».
— А если б там «Юдашкин» было написано, ты б тоже поверил? Такие шмотки делали и до сих пор делают только в Белорусии.
— А Белоруссия тебе — не заграница? — логично вставил еще один полковник. — Не хочешь, не подписывайся под протоколом.
— Эй, раз-перетак, поаккуратней с вешдоками, пока эксперты запаздывают! — для порядка прикрикнул Ганебный, пыхтя сырой «Явой».
— Ну да, станут тебе эксперты в белорусском сэконд-хэнде рыться, — проявил независимость полковник с петлицами погранвойск. — Им зарплату три месяца задерживают. Вот если бы у трупа оказались золотые зубы, тогда б он их заинтересовал. Кстати, — полковник повернулся к ординарцу. — Одежды не двенадцать комплектов, а тринадцать. Мышей не ловишь.
— А мне что, больше всех надо? — разозлился боец. — Тогда сами протокол пишите!
— Хорош бодаться, — устало размежевал готовых сцепиться генерал-майор. — Переходим к трупу.
К Ганебному подошел полковник, если верить знакам отличия, транспортной милиции и попросил телефон позвонить. Ганебный не дал, кивнул на аппарат рядом с убитым лейтенантом: звони оттуда.
— "Переходим к трупу", — послушно записал ординарец:
— Труп пожилого мужчины сорока семи лет без видимых физических повреждений, — уверенно продиктовал полковник с петлицами погранвойск.
— А откуда ты знаешь, что именно сорок семь? — спросил кто-то из толпы, одетый в гражданское.
— Знаю, — свысока хмыкнул полковник с петлицами погранвойск. — Потому что это труп полковника Громова. И я у него был на дне рождения. — Он снова повернулся к ординарцу. — На трупе не обнаружено следов одежды, кроме сатиновых трусов синего цвета.
— Ну какой же, к едрене фене, это синий цвет? — снова возмутился полковник, не поверивший в зарубежное происхождение разбросанных по полу шмоток. — Это ж зеленый.
— Из-за таких вот дальтоников мы Родину проорали, — буркнул полковник с петлицами погранвойск немного громче, чем надо.
Оппонент услышал.
— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться. У нас тут спор возник: синего или зеленого цвета трусы на трупе?
Генерал-майор тяжело вздохнул и погасил назревающий конфликт одной фразой:
— Раз-перетак, пишите «цвета морской волны».
Тем временем Хутчиш с жалостью посмотрел на мертвого чубатого лейтенанта и закрыл покойнику глаза — единственная воинская почесть, которую он мог отдать в этой ситуации. Оружие у погибшего брать не стал, хотя вот она — кобура с «Макаровым», а в этом бардаке никому ни до кого нет дела. Штабные крысы вычисляют стрелочника, а работяги филонят, сколько возможно... Но — мало ли какие «маячки» вмонтированы в пестик лейтехи и мало ли в чьих руках находится аппаратура, на эти «маячки» настроенная. В том, что лейтенантик начинен «маячками», как бомж вшами, десятимегатонник не сомневался.
Анатолию срочно нужно было выдумать какое-нибудь занятие, пока на него не обратили внимание. Он повернулся туда, где трудилась бригада спасателей.
Потные и пыльные, те мужественно ворочали камни с места на место. Изображали видимость ударного труда, поскольку и последнему дураку было ясно, что без добротной техники с завалом не совладать.
Столь искусно ничего не делать Хутчиш бы не сумел. Поэтому пришлось идти другим путем. Будем играть схему «положи под свечу» — банальный, но проверенный вариант.
Анатолий дернул за рукав бригадира:
— Слышь, командир, мы с тобой о трех мешках цемента за пузырь не договоримся?
Им пришлось посторониться, поскольку полковник из транспортной милиции подошел к столу с окоченевшим, в запекшейся крови лейтенантом и снял телефонную трубку.
— Ты кто такой? — бригадир цепко взял Хутчиша за плечо. «Милицейского» полковника сие ничуть не заинтересовало. Он боязливо притопнул каблуком — надежен ли пол под ногами — и, отгородив мембрану ладонью, споро зазудел в трубку:
— Арнольд Иммануилыч, узнаете? Ну да. Неудобно вас беспокоить, но мой дурень срезался на английском. Не с деньгами ж мне в приемную комиссию идти. Как бы нам утрясти этот вопросик?..
Пальцы полковника машинально пробежали по столу. Наткнулись на симпатичную сувенирную авторучку «Амстердам» с плавающим вверх-вниз трамвайчиком и умыкнули сувенир в карман.
— Пляжник в пальто, — стряхнул бригадирскую лапу прапорщик. — Со второго завала навстречу вам идем. Каску казенную из-за вас, лентяев хреновых, посеял. Наше СМУ на картотеке, даже цемента не стырить. А у меня дача недоделанная стоит. Ну так как насчет трех мешков?
Бригадир почесал репу и определился:
— После смены подгребай. Только не с осетинской и не «Вагроном», а с «Ливизом».
Хутчиш не опасался, что бригадир потом вспомнит о подозрительном коллеге. Не позднее чем через час спасателей сменит спецрота стройбата: этих спасателей вызвали по чьему-то недосмотру.
Не проверяя, купился бригадир или нет, Анатолий уверенно отошел к порожку, разделяющему помещения. Похлопывая себя, отряхиваясь и обдавая пылью сбившееся в кучу начальство. Зло крикнул на командиров:
— Че смотрите? Лебедку давайте. Че я вам, Жаботинский? Без лебедки-то работать!
Ему не ответили, только генерал в полевой форме рыкнул сквозь зубы:
— А по сопатке?! — и ринулся дальше мерять помещение шагами, бубня: — Ну вы, блин, и даете!..
Вместе с невысоким седоватым гражданином, одетым в очень приличный костюм, в помещение ворвался обрывок людского гула из торгового зала.
— Что тут происходит? — веско спросил гражданин в очень приличном костюме у застывшего на дверях солдатика с автоматом на плече.
Оппонент полковника обрадовался гостю:
— Как по-вашему — на трупе трусы синего или зеленого цвета?
— Цвет «Джой», артикул 2740449-81, — бесстрастно ответил седовласый. .
— Ну наконец-то, раз-перетак! Эксперты пожаловали, — облегченно выдохнул генерал-майор. — Мужики, так же нельзя. Нам, может быть, тоже зарплату задерживают, уже, почитай, больше вашего, пятый месяц пошел, но ведь служба есть служба...
— Я не эксперт, — бесстрастно отрекомендовался обладатель шикарного костюма. — Я директор универмага.
Повисла пауза. Выход из ситуации нашел полковник с петлицами погранвойск.
— Директор? Расстрелять! — кивнул он солдатику с автоматом на вошедшего и повернулся к ординарцу: — Цвет кожного покрова на трупе позволяет предположить смерть неестественного происхождения без внешних повреждений...
Хутчиш про себя ухмыльнулся. Оказывается, судьба свела его с широко известным шутником полковником Березкой. Кадровый полевой разведчик, тогда еще майор, за какую-то провинность Березко был переведен завхозом центра связи под Калининградом. Во время учений десантники задержали в лесу грибников, и майор тогда впервые использовал шутку «Расстрелять!». Естественно, грибников никто расстреливать не собирался, но надо было видеть их лица, когда они услышали отданную десантникам команду. Шутка дошла до начальства, и майор был помилован возвращением в разведку.
— Да не дрейфь, директор, — развеселившись, генерал-майор Ганебный хлопнул по плечу белого, как алебастр, обладателя дорогого костюма. — Лучше распорядись, чтобы нам сюда коньячку доставили. Думаешь, так просто человека расстрелять? Пока бумажка по начальству погуляет, пока санкцию дадут. Патроны, опять же, выписывать надо... Так что поживешь еще. Ты давай, давай, иди отсюда. Чем меньше увидишь, тем крепче спать будешь. — Генерал вытолкал огорошенного директора за дверь и крикнул вслед: — Насчет коньячка-то не забудь, крыса тыловая!
Засмеялся только оппонент полковника Березки. Из дальнего угла, где гудела и чирикала полевая рация, Донеслось:
— "Каштан", «Каштан», как слышишь, я «Зимородок»... — Это солдатик, склонившийся над курлыкающим ящиком, тараторил: — Для экспертизы необходимы дерматолог, эпидермист, дактилоскопист, традиционный экстрасенс, стоматолог, отоларинголог и кардиолог. Все — не ниже капитана. Повторяю: не ниже капитана.
Хутчиш вышел в торговый зал, оглянулся, не целится ли какой-нибудь снайпер с верхней галереи, сыпанул на пол щепотку табака и нырнул в толпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Ara, — не отрываясь от экрана дисплея, откликнулся прижимистый Кучин. — Я тебе в прошлый раз белые перчатки одолжил, и какого цвета ты мне их вернул? Лучше из жибинской коллекции Орден Суворова возьми.
Чуткое ухо Анатолия уловило неясное плямканье из апартаментов номер четыре. Это рядовой Зыкин, думая, что в темноте никто не проведает, сосал присланную из дома банку сгущенки. Молодой еще, глупый. Ничего, образумится.
В трех ближайших к выходу апартаментах затянули песню — коротали время до прибытия спасателей:
— Черный во-о-орон, что ты вье-о-ошься над мое-э-эю голово-ой...
Прапорщик Доровских отчаянно фальшивил. Анатолий не присоединился к хору: ждать спасателей ему было недосуг.
За спиной Хутчиша выбрался из своих апартаментов старший матрос Гореев. В титановой сетке он выпилил узкий лаз с помощью волоса, вымоченного в перенасыщенном солью растворе и высушенного под мышкой, чтобы на волосе образовалась цепочка острозубых кристалликов соли.
Вот у кого не было проблем в жизни, так это у Гореева. Кроме одной. Через месяц он уходил на ДМБ и нынче вовсю корпел над дембельским альбомом. Работа эта не простая, надо, чтоб все по-людски: бархатная обложечка, заклепочки латунные, фотографии друзей-соратников...
А выбрался он посмотреть, не осталось ли после визита непрошеных гостей чего-нибудь, что можно применить в оформлении альбома. К сожалению, не осталось.
— Толян, слышь, если раньше чем через месяц возвращаться надумаешь, прихвати мне квадратный метр синего бархата. Или габардина. И, это, проволоки бы с белым изолятором. Я б себе такой аксельбант связал — закачаешься.
Сам стармос на поверхность уже не хаживал: по сроку службы не положено.
Анатолий заглянул за угол. Да, обвал что надо. Достойный пера... Из-под груды булыжников выглядывал носок сапога постового. Криво усмехнувшись, Хутчиш повернулся и пошел назад. Не потому, что перед ним возникла непреодолимая преграда. Непреодолимых преград не бывает, точно так же, как не бывает бессмертных солдат. На самом деле из апартаментов он выбирался ради одного: узнать, что именно взорвало лифт — пыхнул ли командир «кротов», не менее своих крысят нашпигованный пластиковой взрывчаткой, или же сработала одна из штатных систем блокировки У-17-Б.
К сожалению, системами блокировки и не пахло. Неведомый кукловод дернул за бикфордову веревочку, жертвуя пешку. Жертвуя предводителем «кротов». Стало быть, через шахту лифта наверх нельзя — смотри пассаж о бессмертных солдатах.
Хутчиш вернулся в родной «кабинет» и недовольно поморщился, осматривая в потолке неширокую трещину — там, где вверх уходила труба от умывальника. Трещина была так себе. Честно говоря, он рассчитывал на большее, когда предпринимал определенные шаги, чтобы апартаменты номер тринадцать достались именно ему.
Анатолий затратил немало времени и сил на изучение чертежей объекта У-17-Б (как они попали ему в руки, это уже другая история), и наконец нашел то, ради чего старался. Из чертежей явствовало, что в случае ненаправленного взрыва в шахте лифта последует смещение пластов грунта. И разлом должен пройти аккурат по «тринадцатке».
Но делать нечего, и не в такие щели пролезали. Благодаря методу Гудини на подъем ушло не так уж много времени — час тридцать три минуты. Обстукиваешь камни вокруг себя камушком. Где звук показывает пустоту, аккуратно, не спеша откапываешь нишу и складываешь туда преграждающие путь наверх обломки бетона. Потом обломки из ниши сбрасываешь под себя. И так раз за разом, медленно, но верно выбираясь наверх. Пара пустяков.
В другой раз Анатолий, может быть, и рискнул бы. Есть более быстрый метод — «бильярдный». Опять же: обстукиваешь камушки вокруг себя, после чего резко бьешь по нужному. Тот бьет по другому, другой — по третьему. И лавина камней сначала медленно, потом все быстрее сползает вниз, мимо тебя. Если, конечно, ударил по правильному камню. Но Хутчиш не имел права рисковать.
«Персональная» щель привела его на пост номер один, позади стола с окоченевшим уже лейтенантом. Хутчиш выкарабкался по пояс и кликнул толкущихся неподалеку от шахты лифта работяг.
Наверху царил полный бардак. Одна стена была убрана: заходите, люди добрые, берите что хотите. В обоих помещениях суетилась уйма народу. Грузный кривоногий генерал-майор орал в сотовый телефон, словно находился в блиндаже на передовой под артобстрелом, и, хотя местом его дислокации оставалась комнатенка уборщиц, малейшие нюансы разговора долетали до мегатонника без искажений:
— Что ты, раз-перетак, мне про приказ долдонишь!.. Отменяю я все приказы!.. Под трибунал пойдешь, раз-перетак, если у меня через десять минут не будет сканера!.. Да ложил я с подскоком на этого твоего Крестного Отца!.. Так ему и передай!.. Да будет тебе приказ, будет в письменном виде!.. В таком письменном виде будет, что не поздоровится!..
Генерал с первого взгляда попал в разряд неопасных.
Хутчиш даже знал фамилию этого крикуна — Ганебный, и еще знал, что генерал-майор Ганебный числится начальником гражданской обороны Черемушек. Официально числится.
Другой генерал — просто генерал, а не генерал-майор, в полевой форме — ходил кругами, с интересом осматривая пост, заглядывал в открытые глаза мертвого лейтенанта, в пустые ведра уборщиц и повторял как заведенный:
— Ну вы, блин, даете, мужики... Ну вы, блин, даете...
От этого «наблюдателя» ждать неприятностей не приходилось также.
В дальнем углу поста, над рацией цвета хаки со стрекозиной антенной колдовали два связиста:
— "Каштан", «Каштан», вас не слышу... — и корчились от царящего галдежа. Безопасные, как котята.
Хутчиш понимал, что настоящие его враги рассредоточены в торговом зале и расставлены по периметру здания. Поэтому, как ни в чем не бывало, деловито ухватился за протянутую руку спасателя в драной рукавице, подтянулся и сказал, нагло глядя в ничего не понимающие пролетарские глаза:
— Здесь не пробьемся, бляха-муха, пробка такая, что даже каску потерял.
Спасатели были в ярко-оранжевых пластиковых касках С зафиксированными сверху фонарями, а Хутчиш настолько вымазался бетонной пылью, что и родная портниха не узнала б, во что он одет.
В служебку набились штатские и военные. Чины не ниже полковника. Бестолково топтались, спотыкались о швабры и ведра. Боязливо косились на неестественно посиневшее, почему-то голое тело старика Громова. На территорию поста номер один соваться не рисковали: а вдруг еще один обвал?
Генерал-майор Ганебный, откричав, сунул «трубу» в карман френча и балетной походкой подступил к выжидающей группе офицеров.
— Ну как? — вежливо спросили у него.
— Ай, и не спрашивайте, — раздраженно махнул рукой Ганебный. — Обычная история. Крестный отписал сканер на две недели своему сынку и велел не беспокоить, раз-перетак. И пока деточка с приятелями развлекается поисками Янтарной комнаты, мы вынуждены, раз-перетак, обходиться голыми руками. Дайте, что ли, закурить.
За спиной солдатика, с автоматом на плече охраняющего выход, дернулась дверь. Он попытался удержать дверную ручку. Не удержал. Высунул голову наружу и принялся устало, но громко объяснять:
— Нету здесь семнадцатого размера! Уберите ваши деньги. Ничего мы под прилавком не прячем! Если нет на прилавке, значит, нет в природе! Уйдите, я вас добром прошу! Не тычьте мне ваши деньги!
Кажется, наконец поверили.
К генералу протянулись руки с пачками «Явы».
— Ладно. На чем мы остановились?
Полковник с петлицами погранвойск повернулся к ординарцу генерала. Вместо форменных брюк на нем были спортивные шаровары, но офицер ни капельки не смущался — мол, в каком виде тревога застала, в таком и примчался.
— Поберегись! — гаркнул над ухом Хутчиша работяга и бессмысленно рубанул по бетону ломиком. Потом картинно утер пот, вынул флягу, отвинтил, глотнул, взглянул на Анатолия и передал флягу коллегам.
От полевой рации отлучился боец, весь в себе, подошел, беззвучно шевеля губами, как насекомое жвалами, к мертвому лейтенанту, схватил телефонную трубку:
— Алло, Светик? Посмотри там «Каштан». Что-то они на связь не выходят. Заснули, что ли?
Ординарец бодро зачитал с листа на планшете:
— Посреди служебного помещения на полу обнаружено двенадцать комплектов гражданской одежды разного размера, иностранного происхождения...
— Вот это барахло, — один из полковников пнул прорезиненный плащ ногой, — иностранного происхождения?
— Я смотрел, — безразлично ответил ординарец. — Там лейбл «Келвин Кляйн».
— А если б там «Юдашкин» было написано, ты б тоже поверил? Такие шмотки делали и до сих пор делают только в Белорусии.
— А Белоруссия тебе — не заграница? — логично вставил еще один полковник. — Не хочешь, не подписывайся под протоколом.
— Эй, раз-перетак, поаккуратней с вешдоками, пока эксперты запаздывают! — для порядка прикрикнул Ганебный, пыхтя сырой «Явой».
— Ну да, станут тебе эксперты в белорусском сэконд-хэнде рыться, — проявил независимость полковник с петлицами погранвойск. — Им зарплату три месяца задерживают. Вот если бы у трупа оказались золотые зубы, тогда б он их заинтересовал. Кстати, — полковник повернулся к ординарцу. — Одежды не двенадцать комплектов, а тринадцать. Мышей не ловишь.
— А мне что, больше всех надо? — разозлился боец. — Тогда сами протокол пишите!
— Хорош бодаться, — устало размежевал готовых сцепиться генерал-майор. — Переходим к трупу.
К Ганебному подошел полковник, если верить знакам отличия, транспортной милиции и попросил телефон позвонить. Ганебный не дал, кивнул на аппарат рядом с убитым лейтенантом: звони оттуда.
— "Переходим к трупу", — послушно записал ординарец:
— Труп пожилого мужчины сорока семи лет без видимых физических повреждений, — уверенно продиктовал полковник с петлицами погранвойск.
— А откуда ты знаешь, что именно сорок семь? — спросил кто-то из толпы, одетый в гражданское.
— Знаю, — свысока хмыкнул полковник с петлицами погранвойск. — Потому что это труп полковника Громова. И я у него был на дне рождения. — Он снова повернулся к ординарцу. — На трупе не обнаружено следов одежды, кроме сатиновых трусов синего цвета.
— Ну какой же, к едрене фене, это синий цвет? — снова возмутился полковник, не поверивший в зарубежное происхождение разбросанных по полу шмоток. — Это ж зеленый.
— Из-за таких вот дальтоников мы Родину проорали, — буркнул полковник с петлицами погранвойск немного громче, чем надо.
Оппонент услышал.
— Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться. У нас тут спор возник: синего или зеленого цвета трусы на трупе?
Генерал-майор тяжело вздохнул и погасил назревающий конфликт одной фразой:
— Раз-перетак, пишите «цвета морской волны».
Тем временем Хутчиш с жалостью посмотрел на мертвого чубатого лейтенанта и закрыл покойнику глаза — единственная воинская почесть, которую он мог отдать в этой ситуации. Оружие у погибшего брать не стал, хотя вот она — кобура с «Макаровым», а в этом бардаке никому ни до кого нет дела. Штабные крысы вычисляют стрелочника, а работяги филонят, сколько возможно... Но — мало ли какие «маячки» вмонтированы в пестик лейтехи и мало ли в чьих руках находится аппаратура, на эти «маячки» настроенная. В том, что лейтенантик начинен «маячками», как бомж вшами, десятимегатонник не сомневался.
Анатолию срочно нужно было выдумать какое-нибудь занятие, пока на него не обратили внимание. Он повернулся туда, где трудилась бригада спасателей.
Потные и пыльные, те мужественно ворочали камни с места на место. Изображали видимость ударного труда, поскольку и последнему дураку было ясно, что без добротной техники с завалом не совладать.
Столь искусно ничего не делать Хутчиш бы не сумел. Поэтому пришлось идти другим путем. Будем играть схему «положи под свечу» — банальный, но проверенный вариант.
Анатолий дернул за рукав бригадира:
— Слышь, командир, мы с тобой о трех мешках цемента за пузырь не договоримся?
Им пришлось посторониться, поскольку полковник из транспортной милиции подошел к столу с окоченевшим, в запекшейся крови лейтенантом и снял телефонную трубку.
— Ты кто такой? — бригадир цепко взял Хутчиша за плечо. «Милицейского» полковника сие ничуть не заинтересовало. Он боязливо притопнул каблуком — надежен ли пол под ногами — и, отгородив мембрану ладонью, споро зазудел в трубку:
— Арнольд Иммануилыч, узнаете? Ну да. Неудобно вас беспокоить, но мой дурень срезался на английском. Не с деньгами ж мне в приемную комиссию идти. Как бы нам утрясти этот вопросик?..
Пальцы полковника машинально пробежали по столу. Наткнулись на симпатичную сувенирную авторучку «Амстердам» с плавающим вверх-вниз трамвайчиком и умыкнули сувенир в карман.
— Пляжник в пальто, — стряхнул бригадирскую лапу прапорщик. — Со второго завала навстречу вам идем. Каску казенную из-за вас, лентяев хреновых, посеял. Наше СМУ на картотеке, даже цемента не стырить. А у меня дача недоделанная стоит. Ну так как насчет трех мешков?
Бригадир почесал репу и определился:
— После смены подгребай. Только не с осетинской и не «Вагроном», а с «Ливизом».
Хутчиш не опасался, что бригадир потом вспомнит о подозрительном коллеге. Не позднее чем через час спасателей сменит спецрота стройбата: этих спасателей вызвали по чьему-то недосмотру.
Не проверяя, купился бригадир или нет, Анатолий уверенно отошел к порожку, разделяющему помещения. Похлопывая себя, отряхиваясь и обдавая пылью сбившееся в кучу начальство. Зло крикнул на командиров:
— Че смотрите? Лебедку давайте. Че я вам, Жаботинский? Без лебедки-то работать!
Ему не ответили, только генерал в полевой форме рыкнул сквозь зубы:
— А по сопатке?! — и ринулся дальше мерять помещение шагами, бубня: — Ну вы, блин, и даете!..
Вместе с невысоким седоватым гражданином, одетым в очень приличный костюм, в помещение ворвался обрывок людского гула из торгового зала.
— Что тут происходит? — веско спросил гражданин в очень приличном костюме у застывшего на дверях солдатика с автоматом на плече.
Оппонент полковника обрадовался гостю:
— Как по-вашему — на трупе трусы синего или зеленого цвета?
— Цвет «Джой», артикул 2740449-81, — бесстрастно ответил седовласый. .
— Ну наконец-то, раз-перетак! Эксперты пожаловали, — облегченно выдохнул генерал-майор. — Мужики, так же нельзя. Нам, может быть, тоже зарплату задерживают, уже, почитай, больше вашего, пятый месяц пошел, но ведь служба есть служба...
— Я не эксперт, — бесстрастно отрекомендовался обладатель шикарного костюма. — Я директор универмага.
Повисла пауза. Выход из ситуации нашел полковник с петлицами погранвойск.
— Директор? Расстрелять! — кивнул он солдатику с автоматом на вошедшего и повернулся к ординарцу: — Цвет кожного покрова на трупе позволяет предположить смерть неестественного происхождения без внешних повреждений...
Хутчиш про себя ухмыльнулся. Оказывается, судьба свела его с широко известным шутником полковником Березкой. Кадровый полевой разведчик, тогда еще майор, за какую-то провинность Березко был переведен завхозом центра связи под Калининградом. Во время учений десантники задержали в лесу грибников, и майор тогда впервые использовал шутку «Расстрелять!». Естественно, грибников никто расстреливать не собирался, но надо было видеть их лица, когда они услышали отданную десантникам команду. Шутка дошла до начальства, и майор был помилован возвращением в разведку.
— Да не дрейфь, директор, — развеселившись, генерал-майор Ганебный хлопнул по плечу белого, как алебастр, обладателя дорогого костюма. — Лучше распорядись, чтобы нам сюда коньячку доставили. Думаешь, так просто человека расстрелять? Пока бумажка по начальству погуляет, пока санкцию дадут. Патроны, опять же, выписывать надо... Так что поживешь еще. Ты давай, давай, иди отсюда. Чем меньше увидишь, тем крепче спать будешь. — Генерал вытолкал огорошенного директора за дверь и крикнул вслед: — Насчет коньячка-то не забудь, крыса тыловая!
Засмеялся только оппонент полковника Березки. Из дальнего угла, где гудела и чирикала полевая рация, Донеслось:
— "Каштан", «Каштан», как слышишь, я «Зимородок»... — Это солдатик, склонившийся над курлыкающим ящиком, тараторил: — Для экспертизы необходимы дерматолог, эпидермист, дактилоскопист, традиционный экстрасенс, стоматолог, отоларинголог и кардиолог. Все — не ниже капитана. Повторяю: не ниже капитана.
Хутчиш вышел в торговый зал, оглянулся, не целится ли какой-нибудь снайпер с верхней галереи, сыпанул на пол щепотку табака и нырнул в толпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10