А когда она, совсем выбившись из сил, остановилась и сказала, что больше не может идти, он поднял ее и понес, как на скалах Куандуба.
Наш парусник был уже на плаву. Я схватил веревку, которой он был привязан, и подтянул его к нам, пока нос не заскрипел по песку. И тут вдруг Люк безнадежно махнул рукой:
— Боюсь, ребятишки, так у нас ничего не выйдет. Если мы все погрузимся, парусник прочно сядет в песок. Придется тогда ждать полной воды.
— А Коффи вот-вот здесь появятся, — сказал Пэт. — Если бы не лошадка…
Пэта прервал бабушкин смех. Это было так неожиданно, что мы все уставились на нее и в ярком свете луны увидели ту ехидную усмешку, которая обычно появлялась на ее губах, когда она, сидя на любимом месте у очага, взирала на художества своих потомков.
— Ха! — воскликнула она и хлопнула худыми, костлявыми ладонями. — Я все боялась, что буду помехой, обузой, гирями на ваших ногах. Ну, а теперь вижу, и я могу сослужить вам службу.
— Не волнуйтесь так, миссис Конрой, мадам, — поспешил успокоить бабушку Люк. — Остров не так уж мал, и поймать нас не так легко, поверьте моему слову.
Он все время поглядывал на море, и я понимал, как ему дороги минуты, которые приходится тратить, чтобы угомонить старуху.
Бабушка тоже это видела. Она махнула рукой в сторону пещеры, вход в которую чернел в низу отвесной стены утеса.
— Отведите меня и лошадку в эту пещеру. Мы там спрячемся. А вас будет на два меньше. Майк ни за что нас там не найдет.
Мы призадумались над ее словами.
— Но в пещере уже и сейчас вода стоит высоко, — сказал Люк, еще не веря, что выход найден. — Вы что, хотите там утонуть, спаси господи и помилуй!
— Высота воды там сейчас не больше метра. Я это по прошлым временам знаю. В глубине пещеры есть песчаный откос, его заливает приливом только ранней весной. Я совсем не хочу утонуть, но мне на старости лет не пристало скакать по камням на родном острове, спасаясь от головорезов. А вам предстоит именно это. Так что мне уж лучше отсидеться в пещере. — Бабушка повернулась к Пэту и сказала мягко: — Не беспокойся, Пэтчин-агра, я присмотрю за лошадкой, как за родным ребенком.
Немного подумав, Люк велел нам с Пэтом вести в пещеру вороную кобылку, а сам взялся переправить туда бабушку. Мы с Пэтом закатали повыше штанины, Люку можно было об этом не беспокоиться — он успел вымокнуть по колена.
Лошадке на первых порах очень не хотелось входить в воду. Нас это удивило. Мы с Пэтом думали, что дикие лошади в жаркую погоду летом могут при случае и поплавать. Она упиралась, натянув веревку, мотала головой, точно хотела высвободиться. Мы тащили ее изо всех сил: шаг, еще один, и скоро кобылка примирилась со своей участью.
У входа в пещеру мы остановились. Внутри было темно, как в могиле. Высоко над головой виднелись бледно-желтые лица привидений, забравшихся под самые своды пещеры.
— Это лунные блики на мокрых камнях, — прошептал мне на ухо Пэт, и я понял, что ему тоже страшно.
Чудно все-таки: если хоть раз услышишь о каком-нибудь месте, что оно посещается привидениями, то потом в нем всегда бывает немного жутко. И хотя мы с Пэтом прекрасно знали, что Майк Коффи нарочно придумал привидения испанцев, чтобы напугать нас, мы были ни живы ни мертвы от страха, продвигаясь вперед в этой кромешной тьме. За спиной тихо шуршали волны, песок под ногами начал отлого уходить вверх.
Как бабушка и говорила, в самом конце был пятачок сухого песка. Ступив на него, мы остановились и обернулись назад. Зубчатые края входа и остроугольный верх четко вырисовывались в лунном свете. Скоро в проеме появилась темная фигура Люка, шлепающего по искрящейся воде. В третий раз он нес сегодня на руках бабушку Пэта. Шел он легко, уверенно, как будто его глаза обладали кошачьей способностью видеть во мраке. Он прошагал мимо нас и осторожно опустил бабушку на сухое место.
— Я, кажется, начинаю привыкать к такому способу передвижения. Люк, ей-богу, надежнее доброго коня, — сказала бабушка самым серьезным тоном.
Песок здесь был сухой и мягкий, какой бывает в местах, куда не доходит полная вода. Но от холода зуб на зуб не попадал — ведь солнце никогда сюда не заглядывало. Привыкнув к темноте, мы заметили, что узкая кромка воды источает слабое сияние. Мы посадили бабушку на невысокий плоский камень, лежавший у задней стены, и подвели к ней лошадку.
— Она вас будет греть, миссис Конрой, мадам, — сказал Люк. — В наше отсутствие занимайте друг друга разговорами.
Мы с Пэтом хотели снять свитеры и подстелить их бабушке на камень, но она категорически запретила. И велела скорее уходить из пещеры, чтобы отвести парусник в безопасное место.
Когда мы вышли из пещеры, Люк сказал:
— Ваша старая бабушка — храбрый солдат, но, если мы замешкаемся, она здесь умрет от холода. Ведь она столько лет просидела на лавке у теплого очага.
Мы не стали тратить время на разговоры. Первым делом надо было спрятать парусник. Он стоял в лунном свете, точно отлитый из серебра, каждая его снасть виднелась с предельной ясностью. Мы столкнули его с мели, прыгнули на борт и подняли паруса, проделав все это чуть ли не в одну секунду. Проплыв дальше за мыс, туда, где мы еще не были, мы увидели в море нагромождение черных скал. Коварные рифы отовсюду протягивали к нам свои костлявые пальцы.
— Если мы напоремся на скалу, домой придется идти пешком, — сказал Люк.
Забрались подальше в море, не переставая высматривать место, где можно укрыть парусник. Наконец заметили между скалами довольно большой прогон. Вошли в него и приткнулись к берегу — узкой полоске каменистого пляжа. Вокруг нас торчали острые скалы; мы привязали парусник к одной, находившейся выше границы полной воды. Люк похлопал его по носу.
— Никаких фокусов, — сказал он ему. — Если ты меня подведешь этой ночью после стольких лет верной службы, продам тебя, и дело с концом. Мое слово так же верно, как то, что у кошки есть хвост. Понял?
Парусник в ответ ничего не ответил.
— Поглядеть на него — такой скромный, мухи не обидит, — сказал Люк, когда мы пробирались через скалы.
Скоро мы наткнулись на осыпь, по которой хоть и медленно, с трудом, но можно было взобраться по крутому откосу наверх. Люк шел первым, осторожно нащупывая ногой каждую выемку. Я подумал, что здесь, наверное, когда-то была дорога или тропа, которую время занесло песком. Люк вел нас не в лоб, а держался наискосок, чтобы подъем был легче. Таким образом мы добрались до верха, оказавшись почти над самой пещерой, где сидели сейчас в темноте бабушка Пэта и вороная лошадка.
Гребень утеса представлял собой неширокую ровную площадку, и мы легли на ней, чтобы немного передохнуть. Затем, как ужи, на брюхе подползли к другому краю глянуть, что делается в долине. Здесь, наверху, было холодно, ветер то и дело впивался в кожу мелкими острыми зубками. Прямо под нами, внизу, — кажется, протяни руку и достанешь, — лениво пасся табун, переходя с места на место. Вдоль края долины, как и час назад, нес сторожевую службу вороной жеребец. Песчаный пляж был почти весь скрыт прибылой водой, длинные низкие волны разбивались у самой кромки воды. Мы прислушались: в пещере под нами мерно рокотали такие же волны. Я подумал: не страшно ли бабушке, ведь она там совсем одна, если не считать лошадки.
— Смотрите! — прошептал на ухо голос Люка. — Майк Коффи с сыном.
К берегу подходила большая шхуна Майка. Шла она точно по курсу. Сразу видно — не в первый раз.
— Им к самому берегу не подойти, — сказал Пэт. — У них осадка слишком глубокая.
Мы глаз не спускали со шхуны. Ярдах в пятидесяти шхуна остановилась, и Майк бросил якорь. В краткий миг затишья между двумя волнами мы услыхали его всплеск. С высоты было видно, что шхуна тащит за собой лодку. Вот они подтянули ее поближе. Майк бросил в нее какой-то узел и спрыгнул сам: толчок был такой сильный, что лодка взбрыкнула, как необъезженная лошадь. Шхуна стояла так, что мы хорошо видели длинную жилистую фигуру Энди: он корчился от страха, не решаясь прыгнуть вслед за отцом. Хотя ничего не было слышно, но мы живо вообразили себе, как он блеет и подвывает. Мы могли бы ему сказать, что сочувствия от отца ему не дождаться. Вдруг он на секунду замер, неуклюже полез через борт и кулем рухнул в лодку. Люк коротко, но ехидно рассмеялся.
— Есть на земле один человек, которому море противопоказано, — сказал он. — Интересно, что на этот раз старик ему высказал?
Майк, не теряя ни минуты, направил лодку к берегу. С узких весел в воду капало расплавленное серебро. Энди сидел скорчившись на корме, над планширом торчала его узкая, длинная голова. Для своего веса Майк был на удивление расторопен. Не успела лодка ткнуться носом в песок, как он, перекинув узел через плечо, перевернул лодку и мгновение спустя отнес ее вместе с Энди на сухое место. Затем послал Энди за веслами. Теперь они были совсем близко: до нас донесся окрик Майка и ответное блеяние Энди, который вприпрыжку бросился исполнять приказание отца.
Услыхав непонятные звуки, лошади перестали щипать траву, подняли головы и стали глядеть в сторону моря. Не дожидаясь Энди, Майк один двинулся к ним.
И тут мы увидели, что у него было в узле: длинная веревка и множество уздечек. Обходя табун, он выбирал тех лошадей, что были подкованы, набрасывал каждой на шею уздечку и привязывал к длинной толстой веревке, чтобы можно было одному вести сразу всех лошадей. Таким образом очень скоро он связал вместе всех подкованных лошадей, и они покорно, вытянув шеи, поплелись за ним. Он подвел их к Энди, который как к месту прирос, и передал ему уздечку первой лошади.
— Вы понимаете, что происходит? — шепотом спросил Люк, клокоча от ярости.
— Чтобы вывезти лошадей с острова, им придется ждать отлива, — сказал Пэт. — Я уверен, что они не решатся вплавь переправить на материк всех этих лошадей. Ведь если хоть одна станет тонуть, ко дну пойдут все.
— Но тогда Майк разом от всех избавится, — возразил я. — И никаких улик против него не будет.
— Внимание, мальчики! — резко прервал нас Люк. — Надо немедленно спуститься в долину.
Но Пэт вдруг заупрямился.
— А кому будет плохо, если он избавится от этих коняг? — сказал он. — Достойный конец всей этой истории!
Но Люк протянул руку и указал вниз:
— Глядите, что он делает.
Майк набросил аркан на маленького дикого жеребенка, секунды не стоявшего на месте; он был старше, чем тот, что жил сейчас у Корни, и не такой красавчик. Мы его давно приметили: он все время держался возле вороного вожака; они, как видно, были друзья, вместе паслись, вместе резвились. Пэт вдруг сказал с внезапной злобой:
— Теперь я понимаю, что замыслил Стефен Костеллоу.
— Да что ты говоришь? — насмешливо отозвался Люк.
— Этот жеребенок предназначен ему, — убежденно проговорил Пэт. — Когда Стефен его получит, Джон с его жеребенком будет ему не нужен. Интересно, сколько Стефен обещал за него Майку?
— Можете не сомневаться, Майк еще никогда ничего в жизни не продешевил, — сказал Люк и прибавил, повысив голос: — Но, я вижу, на этот раз деньги ему нелегко достанутся. Глядите!
Решив, что жеребенок покорился, Майк допустил ошибку: слишком резко дернул аркан, двинувшись к веренице коней, безропотно принявших неволю. Жеребенок встал на дыбы. Затряс головой и протанцевал два-три шага. Потом громко, испуганно заржал: как есть маленький мальчик, попавший в беду и зовущий на помощь отца.
Вороной жеребец немедленно вскинул голову. Он с безразличием отнесся к пленению половины своего табуна, как будто понимал, что тем это на роду написано. Но, услыхав жалобный призыв дикого жеребенка, он вскинул голову и оскалил зубы. У меня кровь в жилах заледенела, хотя я был в недосягаемости, высоко на гребне утеса. Вожак двинулся на Майка каким-то странным аллюром, пританцовывая и вставая на дыбы. А Майк все еще пытался сладить с жеребенком. Они кружили друг возле друга, Майк во что бы то ни стало хотел пригнуть голову жеребенка к земле. Люк, глядевший на все это, вдруг вскочил на ноги и заорал во весь голос, так что эхо разнеслось по всей долине:
— Немедленно отпусти его! Слышишь? Ты что, рехнулся? — И с этими словами он ринулся вниз по немыслимой крутизне.
Его руки и ноги по какому-то наитию находили спасительные расщелины и выбоины. Свесив головы, мы с Пэтом следили за каждым его движением. Минутами казалось, что он удерживается на скале только усилием воли. Мы взглянули на Майка, он все еще упрямо не выпускал уздечки, но теперь уже жеребенок мотал его из стороны в сторону. А вороной все приближался, не ускоряя хода. Лунные блики скользили по его атласной коже, отражая игру мускулов. Зубы блестели, как серебро, в белом свете луны.
— Я тоже спущусь, — сказал Пэт, — а ты, Дэнни, оставайся пока здесь.
И не успел я опомниться, он уже перекинул тело вниз за край гребня. Затаив дыхание, я не спускал с Пэта глаз. Он старался двигаться за Люком след в след. Один раз он замер, повиснув на руках, и мне уже почудилось, что все кончено. Но нет, вот он опять двинулся. Все ниже и ниже, осторожно, ни разу не глянув вниз. Когда наконец ноги его коснулись земли, он бросился ничком на траву, как будто сорвался и упал. Я нагнулся над пропастью, хотел позвать его, но голова у меня закружилась, и я отпрянул от края.
А в долине тем временем разыгрывалось настоящее представление. Люк бросился к Майку и стал вырывать из его рук веревку. Вороной жеребец был так близко, что они, наверное, уже чувствовали на себе его горячее дыхание. Энди сделал было шаг вперед, точно хотел помочь отцу, но, видимо, передумал и остался стоять на месте как истукан.
Вдруг жеребец громко заржал. Майк с Люком, наверное, оглохли от этого ржания. Майк выпустил веревку. Люк сорвал с жеребенка аркан и могучим толчком послал его подальше прочь. Жеребенок галопом понесся в глубь долины. Вздох облегчения расправил мою грудь, скованную ужасом. Пэт вскочил на ноги и какой-то миг не сводил глаз с жеребенка. Затем со всех ног бросился к тому месту, где все еще стояли Майк с Люком. Я слышал, как Люк что-то наговаривал жеребцу, стоявшему возле них без движения, но тот не замечал Люка. Вытянув свою великолепную шею, он лязгнул зубами в дюйме от уха Майка. Тот издал мощный вопль, сравнимый по силе с громоподобным ржанием вороного. Отскочил в сторону и пошел, пятясь на негнущихся ногах. Жеребец, грозно скалясь, двинулся на него. Майк не осмеливался повернуться и побежать. Он вытянул руки, отмахнулся, точно отгонял жеребца. Это было так страшно, что у меня волосы на голове стали дыбом.
Громкий крик Пэта вдруг нарушил безмолвие:
— Майк! Беги!
В тот же миг он подскочил к жеребцу, схватил его за гриву. Еще секунда — прыгнул на ходившую ходуном спину и припал, прижался к его шее. Вверх взметнулись могучие копыта и в ярости замолотили воздух. Пэт съехал немного набок, но удержался. Люк вцепился в хвост жеребца и стал изо всех сил тянуть его на себя. Жеребец опустился на передние ноги, теперь в воздух взлетели задние — Люк едва успел отскочить. Я видел, как Пэт, ухватившись одной рукой за гриву покрепче, другой похлопывает жеребца по шее, точно они старые друзья.
«Наступил мой черед спуститься в долину», — в отчаянии сказал я себе.
Потому что там, внизу, ковылял, шатаясь и спотыкаясь, как старый осел, Майк. Я понимал: он в безопасности только до тех пор, покуда Пэт отвлекает на себя жеребца. Но если он не удержится и упадет, жеребец опять станет преследовать Майка. Дикий жеребец — злопамятное животное.
И я полез вниз. Признаюсь, с той поры я с почтением отношусь к кошкам. Вспомнив, как спускался Пэт, я тоже не глядел вниз и старался пальцами рук и ног каждый раз нащупать хотя бы крошечное углубление. Нащупав, я буквально впивался в него, горько сожалея, что на моих пальцах не растут крепкие, длинные когти. Сорвался я, когда до земли оставалось метра полтора. И пока я летел — какую-то долю секунды, — я прожил сто лет смертельного страха.
Я упал в мягкую траву и подкатился прямо к ногам Майка. Лица его не было видно, но помню, как он смешно втянул голову в плечи, словно перед ним возникло невиданное чудище. Я чуть не расхохотался, и это, наверное, привело меня в чувство.
Я вскочил и крепко схватил его за руку.
— Вам надо немедленно спрятаться! Здесь есть одно место. Идем скорее!
Майк дернулся было назад.
— А как же Энди?
Вот уж я не ожидал, что он в эту минуту вспомнит о сыне.
— Жеребец его не тронет, — сказал я, немного смягчившись. — Он гонится за вами.
Я обернулся: Пэт все еще сидел на спине у жеребца. И тогда я повел Майка к берегу. Он шел послушно, как провинившийся пес. Мы подтащили к воде лодку, Майк сходил за веслами. Сели в лодку, оттолкнулись. Майку я дал только одно весло, боясь, как бы он не стал грести к шхуне и не сорвал мой план. Но ему, как видно, и в голову не приходило ослушаться. Глядя на его устало сгорбленную спину, я в первый раз подумал, что Майк Коффи уже старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Наш парусник был уже на плаву. Я схватил веревку, которой он был привязан, и подтянул его к нам, пока нос не заскрипел по песку. И тут вдруг Люк безнадежно махнул рукой:
— Боюсь, ребятишки, так у нас ничего не выйдет. Если мы все погрузимся, парусник прочно сядет в песок. Придется тогда ждать полной воды.
— А Коффи вот-вот здесь появятся, — сказал Пэт. — Если бы не лошадка…
Пэта прервал бабушкин смех. Это было так неожиданно, что мы все уставились на нее и в ярком свете луны увидели ту ехидную усмешку, которая обычно появлялась на ее губах, когда она, сидя на любимом месте у очага, взирала на художества своих потомков.
— Ха! — воскликнула она и хлопнула худыми, костлявыми ладонями. — Я все боялась, что буду помехой, обузой, гирями на ваших ногах. Ну, а теперь вижу, и я могу сослужить вам службу.
— Не волнуйтесь так, миссис Конрой, мадам, — поспешил успокоить бабушку Люк. — Остров не так уж мал, и поймать нас не так легко, поверьте моему слову.
Он все время поглядывал на море, и я понимал, как ему дороги минуты, которые приходится тратить, чтобы угомонить старуху.
Бабушка тоже это видела. Она махнула рукой в сторону пещеры, вход в которую чернел в низу отвесной стены утеса.
— Отведите меня и лошадку в эту пещеру. Мы там спрячемся. А вас будет на два меньше. Майк ни за что нас там не найдет.
Мы призадумались над ее словами.
— Но в пещере уже и сейчас вода стоит высоко, — сказал Люк, еще не веря, что выход найден. — Вы что, хотите там утонуть, спаси господи и помилуй!
— Высота воды там сейчас не больше метра. Я это по прошлым временам знаю. В глубине пещеры есть песчаный откос, его заливает приливом только ранней весной. Я совсем не хочу утонуть, но мне на старости лет не пристало скакать по камням на родном острове, спасаясь от головорезов. А вам предстоит именно это. Так что мне уж лучше отсидеться в пещере. — Бабушка повернулась к Пэту и сказала мягко: — Не беспокойся, Пэтчин-агра, я присмотрю за лошадкой, как за родным ребенком.
Немного подумав, Люк велел нам с Пэтом вести в пещеру вороную кобылку, а сам взялся переправить туда бабушку. Мы с Пэтом закатали повыше штанины, Люку можно было об этом не беспокоиться — он успел вымокнуть по колена.
Лошадке на первых порах очень не хотелось входить в воду. Нас это удивило. Мы с Пэтом думали, что дикие лошади в жаркую погоду летом могут при случае и поплавать. Она упиралась, натянув веревку, мотала головой, точно хотела высвободиться. Мы тащили ее изо всех сил: шаг, еще один, и скоро кобылка примирилась со своей участью.
У входа в пещеру мы остановились. Внутри было темно, как в могиле. Высоко над головой виднелись бледно-желтые лица привидений, забравшихся под самые своды пещеры.
— Это лунные блики на мокрых камнях, — прошептал мне на ухо Пэт, и я понял, что ему тоже страшно.
Чудно все-таки: если хоть раз услышишь о каком-нибудь месте, что оно посещается привидениями, то потом в нем всегда бывает немного жутко. И хотя мы с Пэтом прекрасно знали, что Майк Коффи нарочно придумал привидения испанцев, чтобы напугать нас, мы были ни живы ни мертвы от страха, продвигаясь вперед в этой кромешной тьме. За спиной тихо шуршали волны, песок под ногами начал отлого уходить вверх.
Как бабушка и говорила, в самом конце был пятачок сухого песка. Ступив на него, мы остановились и обернулись назад. Зубчатые края входа и остроугольный верх четко вырисовывались в лунном свете. Скоро в проеме появилась темная фигура Люка, шлепающего по искрящейся воде. В третий раз он нес сегодня на руках бабушку Пэта. Шел он легко, уверенно, как будто его глаза обладали кошачьей способностью видеть во мраке. Он прошагал мимо нас и осторожно опустил бабушку на сухое место.
— Я, кажется, начинаю привыкать к такому способу передвижения. Люк, ей-богу, надежнее доброго коня, — сказала бабушка самым серьезным тоном.
Песок здесь был сухой и мягкий, какой бывает в местах, куда не доходит полная вода. Но от холода зуб на зуб не попадал — ведь солнце никогда сюда не заглядывало. Привыкнув к темноте, мы заметили, что узкая кромка воды источает слабое сияние. Мы посадили бабушку на невысокий плоский камень, лежавший у задней стены, и подвели к ней лошадку.
— Она вас будет греть, миссис Конрой, мадам, — сказал Люк. — В наше отсутствие занимайте друг друга разговорами.
Мы с Пэтом хотели снять свитеры и подстелить их бабушке на камень, но она категорически запретила. И велела скорее уходить из пещеры, чтобы отвести парусник в безопасное место.
Когда мы вышли из пещеры, Люк сказал:
— Ваша старая бабушка — храбрый солдат, но, если мы замешкаемся, она здесь умрет от холода. Ведь она столько лет просидела на лавке у теплого очага.
Мы не стали тратить время на разговоры. Первым делом надо было спрятать парусник. Он стоял в лунном свете, точно отлитый из серебра, каждая его снасть виднелась с предельной ясностью. Мы столкнули его с мели, прыгнули на борт и подняли паруса, проделав все это чуть ли не в одну секунду. Проплыв дальше за мыс, туда, где мы еще не были, мы увидели в море нагромождение черных скал. Коварные рифы отовсюду протягивали к нам свои костлявые пальцы.
— Если мы напоремся на скалу, домой придется идти пешком, — сказал Люк.
Забрались подальше в море, не переставая высматривать место, где можно укрыть парусник. Наконец заметили между скалами довольно большой прогон. Вошли в него и приткнулись к берегу — узкой полоске каменистого пляжа. Вокруг нас торчали острые скалы; мы привязали парусник к одной, находившейся выше границы полной воды. Люк похлопал его по носу.
— Никаких фокусов, — сказал он ему. — Если ты меня подведешь этой ночью после стольких лет верной службы, продам тебя, и дело с концом. Мое слово так же верно, как то, что у кошки есть хвост. Понял?
Парусник в ответ ничего не ответил.
— Поглядеть на него — такой скромный, мухи не обидит, — сказал Люк, когда мы пробирались через скалы.
Скоро мы наткнулись на осыпь, по которой хоть и медленно, с трудом, но можно было взобраться по крутому откосу наверх. Люк шел первым, осторожно нащупывая ногой каждую выемку. Я подумал, что здесь, наверное, когда-то была дорога или тропа, которую время занесло песком. Люк вел нас не в лоб, а держался наискосок, чтобы подъем был легче. Таким образом мы добрались до верха, оказавшись почти над самой пещерой, где сидели сейчас в темноте бабушка Пэта и вороная лошадка.
Гребень утеса представлял собой неширокую ровную площадку, и мы легли на ней, чтобы немного передохнуть. Затем, как ужи, на брюхе подползли к другому краю глянуть, что делается в долине. Здесь, наверху, было холодно, ветер то и дело впивался в кожу мелкими острыми зубками. Прямо под нами, внизу, — кажется, протяни руку и достанешь, — лениво пасся табун, переходя с места на место. Вдоль края долины, как и час назад, нес сторожевую службу вороной жеребец. Песчаный пляж был почти весь скрыт прибылой водой, длинные низкие волны разбивались у самой кромки воды. Мы прислушались: в пещере под нами мерно рокотали такие же волны. Я подумал: не страшно ли бабушке, ведь она там совсем одна, если не считать лошадки.
— Смотрите! — прошептал на ухо голос Люка. — Майк Коффи с сыном.
К берегу подходила большая шхуна Майка. Шла она точно по курсу. Сразу видно — не в первый раз.
— Им к самому берегу не подойти, — сказал Пэт. — У них осадка слишком глубокая.
Мы глаз не спускали со шхуны. Ярдах в пятидесяти шхуна остановилась, и Майк бросил якорь. В краткий миг затишья между двумя волнами мы услыхали его всплеск. С высоты было видно, что шхуна тащит за собой лодку. Вот они подтянули ее поближе. Майк бросил в нее какой-то узел и спрыгнул сам: толчок был такой сильный, что лодка взбрыкнула, как необъезженная лошадь. Шхуна стояла так, что мы хорошо видели длинную жилистую фигуру Энди: он корчился от страха, не решаясь прыгнуть вслед за отцом. Хотя ничего не было слышно, но мы живо вообразили себе, как он блеет и подвывает. Мы могли бы ему сказать, что сочувствия от отца ему не дождаться. Вдруг он на секунду замер, неуклюже полез через борт и кулем рухнул в лодку. Люк коротко, но ехидно рассмеялся.
— Есть на земле один человек, которому море противопоказано, — сказал он. — Интересно, что на этот раз старик ему высказал?
Майк, не теряя ни минуты, направил лодку к берегу. С узких весел в воду капало расплавленное серебро. Энди сидел скорчившись на корме, над планширом торчала его узкая, длинная голова. Для своего веса Майк был на удивление расторопен. Не успела лодка ткнуться носом в песок, как он, перекинув узел через плечо, перевернул лодку и мгновение спустя отнес ее вместе с Энди на сухое место. Затем послал Энди за веслами. Теперь они были совсем близко: до нас донесся окрик Майка и ответное блеяние Энди, который вприпрыжку бросился исполнять приказание отца.
Услыхав непонятные звуки, лошади перестали щипать траву, подняли головы и стали глядеть в сторону моря. Не дожидаясь Энди, Майк один двинулся к ним.
И тут мы увидели, что у него было в узле: длинная веревка и множество уздечек. Обходя табун, он выбирал тех лошадей, что были подкованы, набрасывал каждой на шею уздечку и привязывал к длинной толстой веревке, чтобы можно было одному вести сразу всех лошадей. Таким образом очень скоро он связал вместе всех подкованных лошадей, и они покорно, вытянув шеи, поплелись за ним. Он подвел их к Энди, который как к месту прирос, и передал ему уздечку первой лошади.
— Вы понимаете, что происходит? — шепотом спросил Люк, клокоча от ярости.
— Чтобы вывезти лошадей с острова, им придется ждать отлива, — сказал Пэт. — Я уверен, что они не решатся вплавь переправить на материк всех этих лошадей. Ведь если хоть одна станет тонуть, ко дну пойдут все.
— Но тогда Майк разом от всех избавится, — возразил я. — И никаких улик против него не будет.
— Внимание, мальчики! — резко прервал нас Люк. — Надо немедленно спуститься в долину.
Но Пэт вдруг заупрямился.
— А кому будет плохо, если он избавится от этих коняг? — сказал он. — Достойный конец всей этой истории!
Но Люк протянул руку и указал вниз:
— Глядите, что он делает.
Майк набросил аркан на маленького дикого жеребенка, секунды не стоявшего на месте; он был старше, чем тот, что жил сейчас у Корни, и не такой красавчик. Мы его давно приметили: он все время держался возле вороного вожака; они, как видно, были друзья, вместе паслись, вместе резвились. Пэт вдруг сказал с внезапной злобой:
— Теперь я понимаю, что замыслил Стефен Костеллоу.
— Да что ты говоришь? — насмешливо отозвался Люк.
— Этот жеребенок предназначен ему, — убежденно проговорил Пэт. — Когда Стефен его получит, Джон с его жеребенком будет ему не нужен. Интересно, сколько Стефен обещал за него Майку?
— Можете не сомневаться, Майк еще никогда ничего в жизни не продешевил, — сказал Люк и прибавил, повысив голос: — Но, я вижу, на этот раз деньги ему нелегко достанутся. Глядите!
Решив, что жеребенок покорился, Майк допустил ошибку: слишком резко дернул аркан, двинувшись к веренице коней, безропотно принявших неволю. Жеребенок встал на дыбы. Затряс головой и протанцевал два-три шага. Потом громко, испуганно заржал: как есть маленький мальчик, попавший в беду и зовущий на помощь отца.
Вороной жеребец немедленно вскинул голову. Он с безразличием отнесся к пленению половины своего табуна, как будто понимал, что тем это на роду написано. Но, услыхав жалобный призыв дикого жеребенка, он вскинул голову и оскалил зубы. У меня кровь в жилах заледенела, хотя я был в недосягаемости, высоко на гребне утеса. Вожак двинулся на Майка каким-то странным аллюром, пританцовывая и вставая на дыбы. А Майк все еще пытался сладить с жеребенком. Они кружили друг возле друга, Майк во что бы то ни стало хотел пригнуть голову жеребенка к земле. Люк, глядевший на все это, вдруг вскочил на ноги и заорал во весь голос, так что эхо разнеслось по всей долине:
— Немедленно отпусти его! Слышишь? Ты что, рехнулся? — И с этими словами он ринулся вниз по немыслимой крутизне.
Его руки и ноги по какому-то наитию находили спасительные расщелины и выбоины. Свесив головы, мы с Пэтом следили за каждым его движением. Минутами казалось, что он удерживается на скале только усилием воли. Мы взглянули на Майка, он все еще упрямо не выпускал уздечки, но теперь уже жеребенок мотал его из стороны в сторону. А вороной все приближался, не ускоряя хода. Лунные блики скользили по его атласной коже, отражая игру мускулов. Зубы блестели, как серебро, в белом свете луны.
— Я тоже спущусь, — сказал Пэт, — а ты, Дэнни, оставайся пока здесь.
И не успел я опомниться, он уже перекинул тело вниз за край гребня. Затаив дыхание, я не спускал с Пэта глаз. Он старался двигаться за Люком след в след. Один раз он замер, повиснув на руках, и мне уже почудилось, что все кончено. Но нет, вот он опять двинулся. Все ниже и ниже, осторожно, ни разу не глянув вниз. Когда наконец ноги его коснулись земли, он бросился ничком на траву, как будто сорвался и упал. Я нагнулся над пропастью, хотел позвать его, но голова у меня закружилась, и я отпрянул от края.
А в долине тем временем разыгрывалось настоящее представление. Люк бросился к Майку и стал вырывать из его рук веревку. Вороной жеребец был так близко, что они, наверное, уже чувствовали на себе его горячее дыхание. Энди сделал было шаг вперед, точно хотел помочь отцу, но, видимо, передумал и остался стоять на месте как истукан.
Вдруг жеребец громко заржал. Майк с Люком, наверное, оглохли от этого ржания. Майк выпустил веревку. Люк сорвал с жеребенка аркан и могучим толчком послал его подальше прочь. Жеребенок галопом понесся в глубь долины. Вздох облегчения расправил мою грудь, скованную ужасом. Пэт вскочил на ноги и какой-то миг не сводил глаз с жеребенка. Затем со всех ног бросился к тому месту, где все еще стояли Майк с Люком. Я слышал, как Люк что-то наговаривал жеребцу, стоявшему возле них без движения, но тот не замечал Люка. Вытянув свою великолепную шею, он лязгнул зубами в дюйме от уха Майка. Тот издал мощный вопль, сравнимый по силе с громоподобным ржанием вороного. Отскочил в сторону и пошел, пятясь на негнущихся ногах. Жеребец, грозно скалясь, двинулся на него. Майк не осмеливался повернуться и побежать. Он вытянул руки, отмахнулся, точно отгонял жеребца. Это было так страшно, что у меня волосы на голове стали дыбом.
Громкий крик Пэта вдруг нарушил безмолвие:
— Майк! Беги!
В тот же миг он подскочил к жеребцу, схватил его за гриву. Еще секунда — прыгнул на ходившую ходуном спину и припал, прижался к его шее. Вверх взметнулись могучие копыта и в ярости замолотили воздух. Пэт съехал немного набок, но удержался. Люк вцепился в хвост жеребца и стал изо всех сил тянуть его на себя. Жеребец опустился на передние ноги, теперь в воздух взлетели задние — Люк едва успел отскочить. Я видел, как Пэт, ухватившись одной рукой за гриву покрепче, другой похлопывает жеребца по шее, точно они старые друзья.
«Наступил мой черед спуститься в долину», — в отчаянии сказал я себе.
Потому что там, внизу, ковылял, шатаясь и спотыкаясь, как старый осел, Майк. Я понимал: он в безопасности только до тех пор, покуда Пэт отвлекает на себя жеребца. Но если он не удержится и упадет, жеребец опять станет преследовать Майка. Дикий жеребец — злопамятное животное.
И я полез вниз. Признаюсь, с той поры я с почтением отношусь к кошкам. Вспомнив, как спускался Пэт, я тоже не глядел вниз и старался пальцами рук и ног каждый раз нащупать хотя бы крошечное углубление. Нащупав, я буквально впивался в него, горько сожалея, что на моих пальцах не растут крепкие, длинные когти. Сорвался я, когда до земли оставалось метра полтора. И пока я летел — какую-то долю секунды, — я прожил сто лет смертельного страха.
Я упал в мягкую траву и подкатился прямо к ногам Майка. Лица его не было видно, но помню, как он смешно втянул голову в плечи, словно перед ним возникло невиданное чудище. Я чуть не расхохотался, и это, наверное, привело меня в чувство.
Я вскочил и крепко схватил его за руку.
— Вам надо немедленно спрятаться! Здесь есть одно место. Идем скорее!
Майк дернулся было назад.
— А как же Энди?
Вот уж я не ожидал, что он в эту минуту вспомнит о сыне.
— Жеребец его не тронет, — сказал я, немного смягчившись. — Он гонится за вами.
Я обернулся: Пэт все еще сидел на спине у жеребца. И тогда я повел Майка к берегу. Он шел послушно, как провинившийся пес. Мы подтащили к воде лодку, Майк сходил за веслами. Сели в лодку, оттолкнулись. Майку я дал только одно весло, боясь, как бы он не стал грести к шхуне и не сорвал мой план. Но ему, как видно, и в голову не приходило ослушаться. Глядя на его устало сгорбленную спину, я в первый раз подумал, что Майк Коффи уже старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17