Ветошкину приятнее было вести свое хозяйство "чисто", но "дело" неизбежно заставляло идти во все тяжкие, и он шел.
Серафима Григорьевна, чтобы набить цену, лгала Ветошкину, будто достает "левое" зерно. В действительности, разузнав через Кузьку Ключа о порченом, негодном в переработку зерне, Серафима Григорьевна надеялась приобрести его по сниженной цене и, продав Ветошкину это зерно вдесятеро дороже, выглядеть спасительницей.
Что бы вы ни говорили о Серафиме, а ее следует отнести к одаренным мерзавкам. Уж кто-кто, а пишущий эти строки ненавидит Серафиму каждой каплей изведенных на нее чернил. Но, ненавидя, нельзя зачеркивать ее изумительной изощренности. Запусти эту особу в одну из стран, где бессовестность, обман и нажива имеют преимущественные права гражданства, дай этой Серафиме оглядеться годок-другой в такой стране... Как знать, со скольких живодеров она сняла бы там шкуру и скольких бы пустила по миру?
Получив причитающееся за зерно вперед, Серафима Григорьевна пригласила Ветошкина и его милую "Алиночку-тростиночку" отужинать вместе с новым знакомым Ветошкиных - Аркадием Михайловичем Барановым.
Серафима Григорьевна еще не теряла затаенных надежд войти хозяйкой в дом Павла Павловича, а затем проглотить его вместе с крысами. Она была уверена, что Алина рано или поздно покинет Ветошкина. И как знать, вдруг да Баранов поможет ей в этом... Сигналы налицо. Никогда не бывавшая у Киреевых Алина вдруг явилась. Явилась и терпеливо сидит на берегу, нет-нет да поглядывая на ворота.
Всякое случается во время летнего отпуска. Принципы принципами, а соловьи соловьями... Главное, Серафима Григорьевна, не робей, не падай духом и смотри теперь в оба.
Ветошкин только было хотел ответить на приглашение Ожегановой: "Нет, что вы, нам пора", но Алина опередила его:
- С большим удовольствием, Серафима Григорьевна.
В довершение ко всему в воротах появились сначала козы, затем Лида и Аркадий Михайлович. Раков он все-таки раздобыл. Он привез их, переложенных крапивой, в плетенке. Видимо, рассказанное Лидой настолько прояснило личность Алины, что, увидев ее, он весело крикнул:
- Посмотрите, какие великолепные раки!
- Я их очень люблю! - отозвалась Алина.
Ракам обрадовался и Василий Петрович:
- Никак сотня?
- Нет, две. Я покупатель оптовый.
Снова появилась белая скатерть на столе возле пруда. Снова две курицы лишились голов. Сейчас был смысл жарить молодых несушек: счет шел на тысячи, и пара кур в этом магарыче - две понюшки табаку.
Раками занялись Баранов и Киреев. Десяток самых крупных сразу же пустили в пруд для развода и как "санитаров".
Улучив минуту между курами и раками, коньяком и цинандали, Алина сказала Баранову:
- Могу ли я увидеться с вами наедине?..
Баранов ответил:
- Да!
Когда все занялись раками, Алина успела шепнуть:
- Благодарю вас, Аркадий Михайлович... Лидочка передаст вам записку.
XXXII
Василий Петрович и Баранов ночевали под сосной последнюю ночь. В большой комнате достилали пол.
Рано утром сквозь сон Василий Петрович услышал в пруду шумный всплеск, а за ним негромкий мальчишеский голос:
- Тяни, Лешка, тяни... Не сорвется...
Открыв глаза, Василий Петрович увидел двух мальчишек, сидящих на заборе. Один из них поймал крупного карпа и, выбирая леску, старался вытянуть его наверх.
Не помня себя, Василий схватил кол и опрометью бросился к пруду. Увесистый кол полетел точно в сидящих на заборе и, конечно, попал бы в одного из них, если бы быстрота и ловкость не оказали мальчишкам спасительной услуги.
Они очутились за забором до того, как зловеще свистящее возмездие пролетело над ними. Бросив удочки, они пустились наутек.
Догонять их было бесполезно.
Карп, сорвавшийся с крючка, метался на берегу, подпрыгивая в траве, и очутился снова в пруду до того, как Василий Петрович подбежал к нему.
Все это видел проснувшийся Баранов. Не подымаясь, он ждал, что скажет Василий. И тот, вернувшись с трофеями - с двумя удилищами, сказал:
- Какое, понимаешь, нахальное и открытое воровство!
- Воровство? А может быть, озорство? - тихо, еле сдерживая себя, спросил Аркадий Михайлович. - Ты вспомни себя в эти годы. На днях мы тоже с азартом в этом же прудике ловили карпов, и ты радовался вместе со мной...
Василий смяк, отвернулся.
- Это все так, но ведь рыба-то, понимаешь, не ими пущена в пруд. Они знают, что это моя рыба.
- И ты знал в их годы, что в огородах растет не тобой саженная репа или горох, - все громче и осуждающе говорил Баранов. - Но ты и я ползали крадучись по чужим огородам... Ползали не потому, что в своих не росла репа или не было гороха. Ползали потому, что охотничья страсть, проверка себя на страх, на храбрость, тяга к смелости неизбежны для этого возраста. Я не одобряю лазание по чужим огородам. Не одобряю. Я не оправдываю сладостью риска, очарованием ночного приключения подобного рода налеты, если даже ими движет только романтика... Но разве подобное преступление заслуживает наказания дубиной? Эх, Василий Киреев, Василий Киреев, старшина саперной роты! Как ты дошел до жизни такой? Как смог ты поднять руку на детей?! Как ты мог... - И тут снова Баранов оборвал гневные слова, не сказав всего, что хотел, и стал одеваться.
Утро было явно испорчено. Киреев пошел в дом проверить полы. Черный накат был уложен плотно. Протрава "адской смесью" велась исправно. Пройдет неделя, и губка останется позади. Завтра кончается отпуск, взятый за свой счет. Кузька Ключ не обманул, плотники - хорошие и добросовестные мастера. Они отлично будут работать и без него. Нужно только сегодня же сжечь заразную древесину. Другим это доверять нельзя. Могут недоглядеть и, чего доброго, сожгут дом.
Василий направился в дальний угол, где было свалено дерево, пораженное домовой губкой. Но там оказалось пусто.
- Где гнилье? - спросил он подоспевшую к нему тещу.
- А я его еще позавчера продала.
- Как продали? Заразу продали? Кому продали? Мамаша, вы в своем...
Серафима Григорьевна умела находить нужные ответы, не заставляя себя ждать, и чернейшую ложь выдавать за светлейшую правду. Не дав Василию закипеть, она сказала:
- Василий Петрович, чем таким добром небо греть, подумала я, лучше оно на кирпичном заводе кирпичи обожжет. И им хорошо, и для нас пять бумаг деньгами. Вот они.
- Это другое дело, - сразу же согласился Василий, - кирпичный завод каменный, и губкой там заразиться нечему.
Ангелина, слышавшая их разговор, знала, что ее мать лжет. При Ангелине Кузька Ключ увез на трех грузовых машинах подгнившие балки и совсем здоровые доски пола. При дочери Серафима Григорьевна, торгуясь с Ключом, говорила ему:
- Ты бы хоть, жулик, меня-то не обманывал. Стоит стеснуть с балок гниль - и за новые сойдут. А про доски нечего и говорить. Ты продашь их втридорога какому-нибудь малахольному застройщику. Наверно, уж есть такой у тебя.
Кузька не спорил. Он побаивался Серафимы Григорьевны. Видимо, она знала за ним такие грехи, за которые могут и не помиловать.
Ангелина видела, как мать пересчитывала пачки. В них было никак не "пять бумажек", которые она подала Василию. Видела и молчала.
Молчала потому, что это была ее мать. А мать, какой бы она ни была, всегда остается матерью. Матерью, которая родила ее, а потом выкормила, вынянчила, вырвала из рук многих болезней, поставила на ноги и выдала замуж. И сегодня она лгала ее мужу, может быть, тоже для нее.
Не на тот же свет, утаивая, приберегала она деньги, не на сторону же отдавала их. Или ей, или в дом, в хозяйство, а это значит - и ему, Василию.
Василий вернул теще "пять бумаг" и сказал:
- Пригодятся на олифу и охру для пола... А мне и в голову бы не пришло продать этот гиблый лес на топливо для кирпичного завода. Спасибо вам.
От этих слов щеки Ангелины густо покраснели. Она никогда не лгала Василию. Правда, она замалчивала кое-что, жалеючи мать, а теперь ей хотелось крикнуть. Назвать обман обманом... Но Ангелина опять промолчала. Застряли в горле слова.
Но несказанное, оставаясь в нас, нередко делает куда большее, чем прямая перебранка. Да, она родная дочь этой женщины. Ангелина многим похожа на свою мать. Чертами лица. Голосом. Походкой. Но и эта всего лишь внешняя схожесть теперь начинала тяготить ее. И она боялась этого растущего чувства к матери, всячески ища оправдания ее поведению. Но всему есть предел. Наступает такое время, когда человек, как бы он ни хотел, не может далее обелять черное. Нечто подобное произошло сегодня.
- Нехорошо ты делаешь, мама, - сказала, оставшись с ней, Ангелина.
- Яйца курицу не учат, Линочка, - нравоучительно и спокойно заявила Серафима Григорьевна. - Я мать. Не о себе думаю. О тебе пекусь.
Это, конечно, была явная полуправда. Такой же полуправдой было желание Серафимы Григорьевны выдать Ангелину за Василия. Она тоже тогда пеклась об Ангелине, а своей выгоды не забывала.
Что об этом говорить! Пока ей нужно молчать и прятать в своей душе чужую ложь. Прятать, пока это возможно.
XXXIII
А Лидочка по-прежнему пасла коз, исправно доила их, кормила ненасытных свиней и стеснялась в горячую пору ремонта дома попроситься в город, как бабушке. Ее бабушка Мария Сергеевна часто пересылала письма через брата Ивана. В последнем письме между строк чувствовалось, что бабушка прихворнула. И брат Ваня не скрыл этого.
Теперь Лида уже не могла пренебречь бабушкиным здоровьем. Ведь бабушка последняя кровная родня.
Лида хотела поговорить с отцом, но поговорила с Аркадием Михайловичем. Он снова оказался на березовой опушке. Девочка была так искренна с ним, ее боязнь за бабушку была так велика, а слезы так близко, что, пораздумав с минуту, он сказал довольно повелительно:
- Вот что, Лидия... Отправляйся к бабушке, не заходя на дачу. А я буду пасти коз. И буду в ответе за все.
- Вы?
- Я!
- Это же очень смешно и нелепо!
- Тем лучше.
Лидочка все еще колебалась:
- Но как отнесется к этому Серафима Григорьевна?
- Не беспокойся, моя милая. Я с нею договорюсь. Мы так хорошо понимаем друг друга... Беги!
Лида побежала было, но, что-то вспомнив, вернулась.
- Это от Алины. Вот!
Лидочка подала Баранову письмо в маленьком конверте. Затем, сверкнув белой юбочкой, она помчалась к трамвайной остановке. Козлята ринулись за ней, но коза, привязанная к колу, позвала беглецов обратно. И они вернулись.
Оставшись один в перелеске, Баранов не стал долго раздумывать, махнув рукой на коз, он отправился на дачу. По дороге на дачу Баранов увидел девушку-почтальона.
- Нет ли Баранову письма? Дом семь. Дом Киреевых.
- Есть, есть. Даже два. Вот, пожалуйста! - Девушка подала письма. - И затем, если нетрудно, захватите повестку Ожегановой Эс Гэ. Ей возвращается из Целинного края перевод. Три тысячи. Объясните ей, что адресат, Радостин Я Вэ, отказался получить этот перевод. Пожалуйста. Ей выдадут эти деньги обратно на почте.
Из этой тирады, произнесенной залпом, Баранов понял сначала не очень много. Но ему запомнилась фамилия - Радостин. Откуда он знал ее? Очень знакомая фамилия. Потом вспомнил, что о Радостине писал ему Василий, советуясь о своей женитьбе и "раскрывая всю дислокацию и положение вещей". Он вспомнил о кандидате в женихи Ангелины. А вспомнив, он не мог не спросить себя: зачем Серафиме Григорьевне понадобилось переводить Радостину деньги?
Зачем?
Василий уже начал работать после отпуска на заводе. Его не было дома. Ангелина Николаевна возилась с обедом. Серафима Григорьевна, как сыч, не сводила глаз с плотников. Следила за каждой пришиваемой половицей, проверяла, нет ли щелей. Старики Копейкины таскали для засыпки черного пола сухую землю.
У Баранова с Ожегановой разговор был коротким.
- У меня, Серафима Григорьевна, есть дочь Надя. Она ровесница Лидочки. И вам, надеюсь, понятно, почему я так люблю Лиду, если не считать, что она, кроме всего прочего, дочь моего друга? У нее заболела бабушка. Ее родная бабушка, Мария Сергеевна. И я приказал Лиде отправиться домой. У вас есть возражения?
- А как же козы?
- Козы? Коз я оставил в лесу.
- Одних?
- Да. Они, как я заметил, вполне самостоятельные животные и щиплют траву без посторонней помощи.
- А понравится ли такое хозяйничанье Василию Петровичу? осторожненько козырнула Серафима Григорьевна именем зятя.
На это Баранов решил выбросить козырька покрупнее:
- Ну, я думаю, что меня в этом деле оборонит Панфиловна!
- Какая Панфиловна?
- Та, что торгует не только вашими душистыми цветами, но и карпами Василия Петровича, которые, я думаю - не утверждаю, а всего лишь думаю, вылавливаются в пруду не руками Панфиловны... Но вы знаете, я не люблю семейных распрей, и тем более не в моем характере разбивать семейное счастье. А оно может разбиться. Кстати, вот вам повестка на возвращенный перевод из Целинного края, на имя Радостина... Он, кажется, если мне не изменяет память, делал попытки жениться на вашей дочери?
Серафима Григорьевна, бледная, жалкая, сверкала и мигала левым глазом так часто, что ей пришлось его закрыть. Это уже был явный тик.
- Да. Я была должна Якову Радостину три тысячи...
- И Радостин отказался получить обратно свои деньги?
- Может быть, его не нашли? Или он уехал?
- Нет, почтальон ясно сказала: "Возвращаются по требованию адресата". Адресата, то есть Радостина. Читайте, - сказал Баранов, подавая повестку.
Ожеганову била мелкая дрожь. Теперь для нее не было страшнее человека, нежели Баранов.
И она стала лгать нагло и откровенно:
- Я и в самом деле собиралась отпустить Лиду и перевести коз в стойло. А вам, Аркадий Михайлович, спасибо за то, что вы так чутко отнеслись к Лидочке!
- И я вас благодарю. Мне давно известно, что вы умная женщина!
XXXIV
Работа плотников близилась к завершению. Ангелина и Серафима Григорьевна, жившие во время ремонта дома в светелке второго этажа, освободили ее Баранову. Лидочка не возвращалась, хотя бабушке стало значительно лучше. Она знала теперь, что Баранов не оставит отца в беде. Иван приезжал изредка. Аркадий Михайлович все же сумел поговорить с ним откровенно, хотя до конца так и не узнал этого тихого и, кажется, слишком замкнутого парня.
Особенных событий за эти дни не было, если не считать ночного лая Шутки и появления хоря, начавшего рыть новый подкоп.
Узнав об этом, Василий Петрович объявил:
- Ну, я его сегодня, бандита, укокошу! Где бы только залечь? Хочешь, Аркадий, поохотимся вместе? У меня кроме двустволки есть еще отцовская шомполка.
- Если не задержусь в городе.
- Зачем тебе туда на ночь глядя?
- У меня свидание.
- С кем?
- С Алиной.
- Да брось ты!..
- Тебя удивляет это, Вася?
- Да нет, но все же замужняя женщина...
- И что же из этого? Почему замужняя женщина не может встретиться и поговорить с женатым мужчиной?
- Это конечно, Аркадий, может, но, понимаешь, почему не поговорить здесь?
Аркадий Михайлович на это сказал так:
- Не все и не всегда хочется выносить на люди. Я думаю, что самый факт разговора со мной Алины насторожил бы Павла Павловича. А у него, мне кажется, есть основания насторожиться.
- Это верно, - сказал в раздумье Василий. - Я тоже, понимаешь, хотел с нею как-то поговорить о ее жизни... Да как-то, понимаешь, постеснялся в чужую жизнь залезать.
- В чужую жизнь? А есть ли теперь на свете или по крайней мере в стране чья-то жизнь, которую можно назвать чужой? Есть ли, старшина саперной роты Василий Киреев?
- Да так-то оно так... - хотел возразить Василий, но передумал. - Вот что, давай я тебя подкину до трамвайной.
- Подкинь!
"Москвичок" тарахтя поковылял по колдобинам проселка, выехал на шоссе. Попалась "Волга" с зеленым огоньком. Баранов крикнул: "Такси!" - и распрощался с Василием.
По возвращении Василий занялся ружьем, а потом засадой. Был сделан небольшой балаганчик из веток метрах в двадцати от подкопа. Шутку было велено запереть наверху, чтобы она не спугнула зверя.
Тем временем на одной из окраинных улиц города, у водопроводной колонки, неподалеку от рощицы, превращенной в небольшое подобие парка, ждала Алина.
- Здравствуйте, Аркадий Михайлович, - окликнула она Баранова. - Все как в романтической пьесе... Не правда ли, все это для вас так неожиданно?
- Нет, почему же! Мне это кажется вполне нормальным.
- И мне, - живо отозвалась Алина. - Мне с первой встречи с вами захотелось рассказать вам о себе. Это не ново в жизни. Иногда люди, не сказав и десяти слов друг другу, оказываются в первую же встречу старыми знакомыми. Вы - мой старый знакомый. Мне кажется, вы были вожатым моего пионерского отряда. Мне кажется, вы принимали меня в комсомол. Этого не было, но это было, и меня никто не разуверит в том, во что мне хочется верить. Вам понятно это?
- Да-да, - живо согласился Баранов. - И я теперь вспоминаю, что вы были в моем пионерском отряде. И мы торжественно принимали вас в комсомол... Я тоже убежден в этом, даже если вы были не совсем вы... Важно то, что мы оба хотим этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21