Сюда были брошены главные силы наступавших, а в группе Сергеева, которая должна была остановить их, насчитывалось, даже после того как на помощь ему подоспели Москаленко, Дерунов и Пекерман, всего лишь девять человек. Правда, здесь были все отборные, испытанные люди: Важенин, Шустов, Юров, Емелин, Любкин.Немцы действовали очень осторожно. Они теперь оставляли на своем пути охранение у каждого бокового прохода.Группа Сергеева отступила к перекрестку галерей, сходившихся к наклонному коридору, который шел в нижний ярус, к сердцу подземной крепости. Здесь и организовали оборону. Нельзя было пропустить врага дальше.Бой произошел как раз над штабом отряда, расположенным на втором горизонте каменоломен. Петропавловский со своего поста тревожно прислушивался к тому, что происходило над его головой.Дела там сложились неблагоприятно для партизан. Был тяжело ранен Дерунов, стоявший в засаде, но на мгновение оказавшийся в луче прожектора. Сменивший его старый, опытный партизан Пантелей Москаленко притаился в боковом проходе. Он ждал, когда по основному коридору пройдут солдаты, несущие прожектор, и собирался гранатой уничтожить источник света, который очень облегчал положение противника. Но не заметил старый партизан, как обошли его гитлеровцы сзади. Он оказался зажатым в поперечной галерее, соединявшей два основных хода. Увидев позади себя отсветы второго прожектора, ползущие по большой галерее, Москаленко, уже сражавшийся в этих каменоломнях в девятнадцатом году, понял, в какую беду он попал. Надежды скрыться не было: спасительная темнота покинула его. И тогда Москаленко решил пойти на прорыв, и уж если погибать, то с такой музыкой, которая долго будет стоять в ушах гитлеровцев…Медленно наливалась светом галерея за ним. Москаленко стоял, прижавшись к стене. Он пока еще был в тени. У него осталась одна граната. Ею он думал взорвать прожектор вместе с солдатами, которые тащили его, и, воспользовавшись темнотой, пробиться в другие ходы. Но все вышло не так, как наметил Москаленко.То ли дрогнула рука у старого партизана, то ли просто очень не повезло ему, но запущенная им граната ударилась о каску гитлеровского солдата, откатилась к стене и разорвалась здесь же, в боковом штреке. Москаленко видел, как подкосило и заволокло густой пылью стоявших в проходе троих гитлеровцев, видел, как поднялся мутный столб известковых песчинок, мелко поблескивавших в луче прожектора. Он не заметил, что осколок гранаты ранил его же самого, и хотел проскочить через освещенную галерею в противоположный подземный коридор. «Эх, гранату бы мне сейчас еще одну!» — пробормотал Москаленко и рванулся наперерез гитлеровцам, шедшим за прожектором. Как только он высунулся из-за угла в галерею, застрочили автоматы немцев. Москаленко, отпрянул к стене, опустился на колено и, выхватив револьвер, стал посылать пулю за нулей в ярко освещенных прожектором гитлеровцев. Он видел, как заметались фашисты, прижимаясь к стене. Бросив уже бесполезный револьвер с расстрелянными патронами, зажав в руке последнее оставшееся у него оружие — кинжал, он, низко пригнувшись, бросился через галерею.Тут пуля ударила в стену возле его лица. Куски ракушечника брызнули ему в глаза и ослепили их. Осыпанный белой пылью, не замечая крови, которая текла из раны, Москаленко протер засыпанные глаза, увидел на мгновение перед собой рослого гитлеровца, с размаху всадил в него кинжал, но тут же оглушающий удар окованным прикладом на затылку лишил его сознания. Фашисты с торжествующим криком бросились на старого партизана, вцепились в него, схватили его за руки, за ноги и, выкручивая их, потащили к выходу на поверхность. Наконец-то они убедились, что воюют не с призраками, а с живыми людьми!Тяжело пришлось защитникам сектора «Киев». Гитлеровцам удалось подойти вплотную к стене, которая преграждала один из путей во внутренние коридоры подземной крепости. Баррикаду эту не успели выложить до самого верха, и через оставшийся просвет гитлеровцы пытались поразить партизан, державших за ней линию обороны. Но стоило лишь врагу продвинуться поближе, тотчас же навстречу ему через баррикаду летели из мрака брошенные точной рукой партизанские гранаты. Автоматы гитлеровцев были бессильны что-нибудь сделать с толстой стеной, сложенной из больших плит ракушечника.Сергеев решил подпустить неприятеля поближе, а затем, подобравшись к самой стене, кинуть через верхний край ее гранату наверняка. Он подготовил гранату к метанию, встал на камень, чтобы достать до верха баррикады, но тут произошла неожиданная беда: хрупкий камень обломился. Сергеев упал навзничь, не успев отбросить гранату. Она взорвалась в руке лейтенанта, изранила ему всю грудь и плечо. Осколок ее с силой ударил в голову Шустова. Он был убит наповал. Были задеты Юров и Емелин. Засорило колючей пылью глаза Любкину и Пекерману. Один только Важенин успел броситься на поя и остался невредимым.Немцы по звуку поняли, что взрыв произошел у партизан случайно. Пользуясь этим, они полезли на баррикаду. Автомат Важенина сбил их со стены. Он один в эти страшные минуты защищал самый ответственный и уязвимый участок партизанской крепости. Очередь за очередью посылал Важенин в просвет между потолком к верхним краем стены. При этом он ухитрился свободной рукой метнуть гранату поверх стены и вообще изображал отряд по крайней мере из пяти человек.И гитлеровцы не рискнули идти на прорыв.Пекерман, отводивший раненых в нижний ярус, успел тем временем сообщить о положении в секторе «Киев», и на помощь единственному защитнику баррикады через несколько минут прибежал политрук Корнилов. Корнилов подполз к Важенину в полной темноте, найдя его по отблескам выстрелов. Политрук слышал, как над головой стукаются в каменную стену, осыпая ракушечную пыль, пули противника.— Жаркие дела, Важенин? — спросил тихо Корнилов.— Не столь жаркие, сколь пыльные, товарищ политрук. В общем, воюем помалу. Теперь живем, раз подкрепление прибыло.Со стены продолжали сыпаться известковые крошки, отбиваемые пулями.— Товарищ политрук, вы глядите головы не поднимайте высоко. Это уровень жизни — запомните. Ниже-то они не достают.— Ладно, давай создадим уровень смерти для гансов, — ответил Корнилов, рассчитав, что немцы не могут изменить угол обстрела, так как бьют поверх стены и близко к ней подойти не рискуют.Приглядевшись, Корнилов заметил, что какой-то свет — очевидно, от далекого прожектора — проникает сейчас в галерею и позволяет кое-что разглядеть. Он, например, успел заметить, что над верхним краем стены поднялась рука с гранатой, прижался головой к полу за маленьким запасным каменным бруствером, где они лежали с Важениным, и тотчас услышал, как раздался взрыв. Над головой просвистели осколки. Корнилов уже сам собрался метнуть в ответ гранату, но передумал.— Погоди, — шепнул он Важенину, — сейчас я им устрою фокус.Фокус Корнилова заключался вот в чем: выждав момент, когда за стеной немецкий солдат поднял руку с гранатой, чтобы швырнуть ее через стену, Корнилов нажал спусковой крючок автомата, — немецкая граната с грохотом разорвалась по ту сторону стены, где раздались пронзительные крики, проклятия и стоны. Два раза проделывал свой фокус Корнилов, прежде чем фашисты догадались, что происходит с их гранатами.— Ну и метко садите вы, товарищ политрук! — восхитился Важенин.— Ничего, на глаз и на руку не обижаюсь, — скромно согласился Корнилов.Вскоре к Важенину и Корнилову прибыло подкрепление во главе с неутомимым комиссаром Котло, который в этот день снискал прозвище: «Неисчерпаемый резерв командования».Комиссар выслушал краткий перечень всего, что произошло на этом секторе, погоревал о Шустове, Москаленко и Сергееве, помолчал минуту, а потом подвел итоги:— Что же делать, друзья мои! Без потерь не бывает. А в общем, дела обстоят неплохо. Я сейчас везде побывал: отовсюду гитлеровцев выгнали. Только здесь еще, у вас, застряли. Будем надеяться, что и тут ненадолго… — Он помолчал, потом вздохнул: — Неужели Москаленко взяли? Эх, досадно! Жаль старика…Никто не знал, сколько времени уже длится бой. В горячке сражения люди не чувствовали ни голода, ни усталости, а час под землей было трудно определить. Здесь привыкли к медленному и неощутимому течению времени. Что из того, что уже над поверхностью каменоломен, пока внизу шел бой, сменился день, прошла долгая осенняя ночь и снова настал новый день? О часах просто не думали.Оправившийся Володя вместе с другими пионерами после ликвидации пожара под землей получил задание: разносить на боевые посты еду, а потом снабжать партизан патронами, менять диски пулеметов. Женщины в оружейной мастерской смазывали, очищали от песка и пыли винтовки и пулеметы, а ребята носили оружие партизанам и получали от них засорившиеся, нуждавшиеся в чистке винтовки. Теперь ребята чувствовали себя в настоящем боевом деле. Они появлялись на самой линии огня, и тщетно партизаны отгоняли их в тыл. Мальчики подносили патроны, поили водой изнемогавших от жажды партизан, которые припадали сухими, запыленными ртами к фляжкам, с благодарностью похлопывали пионеров по спине и снова брались за горячие винтовки.Попал наконец Володя и в сектор «Киев», где нашел своего наставника Корнилова. Лазарев с ударной группой в это время отправился через боковые галереи в обход немцам, проникшим здесь в глубину подземелья. Гитлеровцы и сюда подтащили мощные прожекторы, но из темных боковых коридоров в них неожиданно полетели гранаты. Любкин уложил двух солдат, тащивших прожектор. Разгоряченный боем, он выскочил из укрытия и сам ухватил обеими руками прожектор, свалившийся на пол. Прожектор потух, но Любкин продолжал тащить его за угол, а немецкие солдаты, шедшие за прожектором, уцепившись за толстый резиновый кабель, тянули его в свою сторону. Кончилось это тем, что поврежденный гранатой кабель оборвался, и ликующий Любкин через минуту примчался туда, где держали оборону Котло, Корнилов и Важенин.— Во! Глядите, какой трофей взял! Теперь и у нас освещение будет.— Дурень! — сказал ему добродушно Котло. — А кабель ты себе вилкой в ноздри вставлять будешь! Ток-то ты где возьмешь?В пылу схватки Любкин совсем забыл про это. Теперь, огорченный, он бросил свой трофейный прожектор на пол и зло пнул ногой никому не нужный тяжелый железный жбан с зеркальным днищем.— А я-то тягал, тягал… Тьфу ты!..Скоро затихли выстрелы и в секторе «Киев». Со всех участков поступали сообщения, что немцы выходят из штолен, отказавшись от попыток пробиться внутрь подземной крепости. Потом сообщили, что ко многим шурфам и штольням гитлеровцы подтаскивают бетономешалки и бочки с цементом. Очевидно, убедившись в том, что штурмом партизан не одолеть, гитлеровское командование решило наглухо замуровать партизан в каменоломнях.Прогремел последний выстрел у центрального входа, где отходивший на поверхность отряд гитлеровцев попал под перекрестный огонь партизан, поджидавших их в засаде. Пророкотал где-то сорвавшийся в шурфе камень, и стало тихо под землей, только слышно было, как тяжко стонет в санчасти изорванный гранатой Сергеев.Лишь теперь все почувствовали непомерную усталость и жажду. Лазарев распорядился выдать всем по полстакана воды сверх нормы. Командиры собирались в штаб. Комиссар с трудом добрался до табурета, грузно повалился на него и стал клониться головой к столу. Но в это время он услышал голос Лазарева:— А знаешь, комиссар, сколько наши насчитали гитлеровцев, что остались лежать в верхнем ярусе?— Сколько? — Котло разом вскинул голову.— Да свыше восьмидесяти. И в «автохозяйстве Любкина» ганса четыре завалились…— А мы сколько потеряли?— Шустов Иван Гаврилович приказал, старина, долго жить. Москаленко захватили. Ваня Сергеев совсем плох, говорят. Да еще двое раненых и пятеро слегка пострадали.— Эх, каких хороших людей лишились! Шустова жаль. И за Москаленко обидно, — проговорил Котло. — Упрямый старик — запытают они его. — Комиссар потер ладонями усталые, обожженные глаза. — Да, был моментик, командир! Надо ведь — ко всему еще пожар… Ну, скажу тебе, здорово ребята-пионеры действовали!… Кстати, из детишек никто не пострадал?— Нет, — отвечал Лазарев, — вот, можешь убедиться. В штаб вошел Володя Дубинин.— Ну как, цел, копченый? — спросил Котло.— Цел, товарищ комиссар. Угорел чуток. Теперь прошло. Я могу быть свободным?— Можешь, можешь. Иди свободно спать, — проговорил Котло и, когда Володя вышел, вдруг порывисто, всем крупным своим телом повернулся к Лазареву: — Какие ребята растут, Лазарев! Народ у нас какой!— Люди у нас, комиссар, золотые! — сказал Лазарев.— И не было еще таких никогда ни на земле, ни под землей!Комиссар откинулся назад и, вытянув усталые, пожженные руки, медленно поставил на стол ребром свои крепко сжатые кулаки — словно приложил к сказанному две тяжелые круглые печати. Глава XIV «Глаза и уши» Пинь!.. там!.. пом!.. пинь!.. пом!.. тень!..Володя проснулся в обычной темноте от странного звука, которого он никогда еще не слышал в каменоломнях. За пять недель, проведенных под землей. Володя научился распознавать любой звук, возникавший в подземных коридорах каменоломен. Звуки делились на добрые и злые. Они доносились из глубин непроглядной тьмы. Глаза здесь были беспомощны, но привычное ухо улавливало все, что нужно было знать партизану. И Володя уже мог безошибочно узнавать не только по голосу, но и по походке любого из своих начальников. Вот, уверенно шагая в полной темноте, чтобы зря не тратить карбида в фонаре, прошел в боковую штольню Владимир Андреевич Жученков. Старый шахтер, он и под землей чувствовал себя нисколько не хуже, чем на земле. Володя узнал его по особому пошлепыванию: Жученков на ходу ладонью касался каменных стен, где каждый выступ, каждая неровность были ему хорошо знакомы. Медленно и увесисто ступая, прошагал в подземную пещеру, где помещался штаб отряда, комиссар Иван Захарович Котло. А вот это по-строевому четкий, прочный и в то же время удивительно легкий шаг политрука Георгия Ивановича Корнилова. Володя мог бы среди тысячи шагов различить поступь своего боевого наставника, к которому он страстно привязался.Потом Володя услышал, как прошли в штаб еще несколько партизан, и каждого из них узнал в темноте.Должно быть, командир отряда Семен Михайлович Лазарев собрал к себе в штаб всех командиров для совещания.Где-то внизу, на третьем горизонте каменоломен, уже раздавались глухие выстрелы. Звук сперва быстро доходил до Володи через толщу камня-ракушечника, а потом несколько раз повторялся эхом, бродя и затихая в коридорах подземелья. Там, на глубине каменоломен, партизаны вели учебную стрельбу в подземном тире. Все это были звуки добрые, успокоительные, свои. Ухо привыкло к ним, механически отмечало в сознании услышанное, и они не вызывали тревоги.Но Володя знал и другие звуки: они мгновенно насыщали душную тьму каменоломен острой тревогой. Володя хорошо запомнил треск автоматов, бесконечно Повторенные подземным эхом раскаты взрывов, рокочущий грохот обвалов. От них, казалось, окружавшая партизан подземная тьма внезапно твердеет, сама становится сплошным черным камнем, который все раздавит, все задушит и сплющит.Так было недели две назад, во время памятного боя, когда немцы пытались ворваться в каменоломни. И все эти недели в каменоломнях — и в штабе, и в столовке, и засыпая на узких, вырезанных из камня-ракушечника топчанах-лежанках — люди оплакивали Ивана Гавриловича Шустова, тихо поминали Пантелея Москаленко и томились горькой тревогой за него.Да, это был тяжелый бой! Дорого далась партизанам победа. Погиб бесстрашный Шустов. Подорвался сам, упав с гранатой, Ваня Сергеев, лейтенант, комсомолец, белокурый, складный, веселый человек. Он лежал теперь в госпитальном отсеке каменоломен. Володя слышал его стоны в темноте, тихонько подбирался к слабо освещенной койке, подолгу молча смотрел в осунувшееся лицо, которое становилось все менее и менее знакомым. И казалось, что черты Ваниного лица медленно растворяются в тяжелой, глухой темноте.Уже второй месяц держалась подземная крепость. Никто не знал, сколько еще предстоит выдерживать эту немыслимую осаду. Положение партизан с каждым днем становилось все более гибельным. Они были теперь полностью замурованы в камне — в сущности, заживо погребены. Все выходы из штолен и шурфов на поверхность немцы заминировали. Каждую лазейку, всякую мало-мальски подозрительную расщелину гитлеровцы залили сверху бетоном или зацементировали. Присутствие невидимых партизан под землей не давало покоя гитлеровцам, жгло им пятки. И фашисты решили задушить камнем законных хозяев захваченной земли, ушедших в недра ее, но не сдавшихся.Все труднее и труднее становилось дышать под землей, куда теперь почти не было доступа свежему воздуху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60