Он был воспитан, образован и, видя, как он выслушивал глупости Чарли Макмануса, становилось очевидным, что в издательском доме он станет незаменим. В общем, прекрасная кандидатура для любой девственницы с её полным незнанием мира.
- Ах! Как ему легко было выбирать!
- Чтобы быть точной, господин председатель, я должна признать, что с самого начала атакующей стороной была я.
- Он сопротивлялся?
- Не очень. Как - никак, я была не лишена очарования. Не такой zoftik как сейчас, но тем не менее красотка. И главное, у него не было союзников, чтобы поддержать его сопротивление. Ни в семье, ни в окружении. Не было надежных друзей.
- Не было друзей совсем?
- Ни одного. Деловые связи, коллеги в издательстве, члены спортивного клуба - и это все.
- Дурной знак.
- Тогда я так не думала. Мне не нужны были соперники, я хотела получить его в полное свое распоряжение. Когда его семья заявила, что не приедет на свадьбу, я привела в полное расстройство свою мать, выразив глубокое удовлетворение.
- Вы никогда не были знакомы с его родителями?
- Никогда. Тем не менее на протяжении нескольких лет я посылала им к Новому году открытки с Ханукой. В конечном счете обвиняемый застал меня врасплох и был взбешен. Ему не очень-то нравилось, что я еврейка. В нашем кругу это сходило, но он не желал выставлять мою национальность родителям.
- Аch, so. Но вначале вы не предполагали, что столкнетесь с подобными трудностями?
- Ну что же, скажем так: я закрывала глаза на некоторые факты.
- Например?
- Вначале он был несколько скуповат. Я не знала, что скупые на деньги люди скупы и на чувства. Они рассматривают щедрость в любви как своего рода чаевые.
- А за исключением этого знака опасности?
- Кроме того, в первый период нашей совместной сексуальной жизни появился тревожный симптом. Крайне тревожный, когда я вновь вспоминаю это. Я должна признать, что обвиняемый пытался научить меня...скажем так, большей активности.
- Он не достиг этого?
- Ни малейшего успеха. Поэтому мы впервые поговорили открыто, и он сознался мне, что никогда в жизни он не спал с ... как бы это сказать? С непрофессионалкой. Половую жизнь он начал с шестнадцати лет, с несколькими приятелями из колледжа, членами команды регбистов. Они делили пухленькую подружку, бравшую с них по доллару за свою любовь. Восемь дней спустя, взбешенная тем, что ни один парень ею больше не интересуется, она обвинила их в коллективном изнасиловании. Дело закрыли, как только узнали о деньгах. Что больше всего поразило обвиняемого, так это то, что его мать чуть не хватил удар, а отец, напротив, был весьма доволен, что он утратил девственность. Он отпраздновал это и подарил роскошное охотничье ружье, о котором уже давно мечтал обвиняемый.
- Символично.
- Символично почти также, как и имя, данное ему отцом. Как бы там ни было, обвиняемый переспал затем с немалым числом женщин, но все они были профессионалками. Оказавшись перед миленькой девственницей, он не знал, что с ней делать.
- Классическая проблема.
- С классическим решением. В следующий раз я сыграла роль шлюхи, как он любил. Подобающее ночное одеяние, некоторое покровительство, ну и все такое. И я действительно сделала все, что делают эти женщины, разве что не потребовала денег и не убедилась, что он не заразен, прежде чем он снял штаны.
- Эта роль не отвращала вас?
- Напротив, я и позабавилась, и возбудилась. Как и обвиняемый.
- Итак, эксперимент оказался удачен?
- Абсолютно.
- А затем?
- Мы так и продолжали. На протяжении многих лет.
- Были ли у вас иные связи: духовные, эмоциональные?
- Ну да, мы беседовали. Обменивались мнениями. Мы одинаково смотрели на многие вещи. А он был для нашего сына терпеливым и любящим отцом. С Ником он был совершенством. В нашем кругу большинство отцов рассматривают детей как нагрузку. С обвиняемым не так. В действительности это он занимался воспитанием сына.
- А это не вызывало у вас конфликтов?
- Иногда. Но они не были серьезными. То, что смущало немного, - это крайне восторженное отношение обвиняемого ко всему, что касалось Ника. Он не переставал восторгаться его будущими качествами. Мощный охотник, крутой военный, все эти штучки. Но каковы бы ни были наши конфликты...
- Да?
- Мы всегда могли решить их в постели. Без размолвок и осложнений.
- Много лет подряд, да? Но наступила перемена?
- Да. Что-то вроде охлаждения отношений. Обвиняемый выполнял свои супружеские обязанности без прежней живости, а затем, чтобы оправдать свое уклонение от них, стал ссылаться на усталость, перенапряжение, все эти физические причины, кажущиеся достаточно логическими, чтобы быть убедительным. Когда отговорки начали звучать фальшиво, он стал прибегать с более изощренным методам: вызывал на ссору и затем запирался в башне из слоновой кости, где все линии связи были порваны.
- И каким было ваше заключение?
- Самое очевидное. Другая женщина. Но я не была в этом уверена. Не совсем. И вот три года назад после его возвращения из Европы все мои сомнения развеялись.
- У вас было доказательство его неверности?
- Я получила доказательство, что совесть у него нечиста: роскошный набор нижнего белья, купленный в Дании во время поездки.
- Но подарок, дитя мое...
- До тех пор он неизменно привозил флаконы духов. А тут внезапно предложил мне этот ассортимент, тщательно подобранный, из шелка и кружев, стоящий целое состояние. Для меня это могло означать только одно. Тем более...
Я позвонил в дверь и расправил плечи, готовясь вновь противостоять полярному холоду. Джоан отлично выглядела, когда я отправлялся в свое турне Париж - Лондон - Копенгаген, но охладела по возвращении, и самое ужасное мой экстравагантный подарок - более 780 долларов на таможне - понизил температуру ещё градусов на двадцать. Не говоря прямо, она дала мне понять, что это как букет цветов, принесенный неверным мужем своей жене по возвращении из борделя. Обстановка в доме после трудового дня наводила на мысль о том, какова может быть жизнь под открытым небом Антарктиды.
Еще хуже, Офелия не пришла открыть, и я должен был в ярости шарить по карманам в поисках своих ключей.
Из квартиры не доносились шаркающие шаги Офелии, направляющейся к двери.
Ник, мой изысканный бармен, не стоял перед десертным столиком в столовой, где он обычно ждал моего прихода, чтобы приготовить питье.
Джоан тоже не было видно.
Квартира показалась мне столь же таинственно покинутой, как и "Мария-Селеста".
Джоан посреди нашей спальни, окруженная невероятным хаосом. Ящики моего комода открыты; один из них брошен на ковер и перевернут. Чемодан, в котором я тайком привез белье от Карен через Винса Кенну, раскрыт и лежит на кровати, замки взломаны, его содержимое разбросано повсюду.
Одного взгляда было достаточно, и первой моей мыслью стало, что если мы разведемся, я потеряю Ника. Мой сын уйдет с ней, я потеряю все, что дорого мне в жизни, и проведу остаток дней, прячась за фонарными столбами в надежде увидеть его проходящим по улице.
- Закрой дверь, - сказала Джоан ледяным голосом.
Я понял, что Ник отослан к её родителям, что Офелии дан на этот вечер отпуск, но машинально отправился закрыть дверь комнаты. Джоан поднесла руки к щекам.
- Боже мой, Боже мой, это ужасно! Я полагала, что смогу все снести. Но не это. Ты понимаешь,Пит? Я не знаю, что могу тебе сказать. Я не знаю, что делать.
- В каком плане?
Прежде всего, необходимо выиграть время. Импровизировать. Позволить плыть по течению до тех пор, пока я не найду способа защититься. Я не готов, у меня нет готовых ответов. Я запихнул все в чемодан, спрятал единственный ключ, а чемодан убрал на верх самого высокого платяного шкафа. Невероятно, как она могла найти его, достать, взломать и рассмотреть его содержимое.
- Джоан, можешь ты объяснить, что здесь произошло?
- Пит, послушай меня...
- Если ты хочешь, чтобы я объяснил...
- Пит, прошу тебя, послушай меня. Я знаю объяснения. Это покажется безумием, но я даже счастлива наконец-то понять то, что произошло между нами несколько месяцев назад. Теперь я всего лишь хочу, чтобы ты был откровенен со мной. Господи, переодевание - не преступление, а болезнь. Тебе надо только признать это. Что тебе необходима медицинская консультация. Пит, доктор Эрнст приезжал на консилиум...
- Неужели он лечит и случаи неукротимой подозрительности?
- Что - что?
- Женщин, роющихся в шкафах мужей в поисках улик против них. Ты не можешь это вынести? Господи, а я? Как ты думаешь, могу я это вынести?
- Нет, - процедила она, не разжимая зубов. - Не нужно так ставить вопрос. Не пытайся свалить на меня вину за то, что сделал ты. И ещё одно. Нечто действительно отвратительное. Как ты мог рассказывать Винсу то, что происходит у нас в постели?
- Я никогда этого не делал!
- Ты говорил ему, а он пересказывал Бетси. Я спрашивала себя, что это вдруг случилось с мерзавкой. Почему она заговорила со мной о ранней менопаузе. Советовала сходить к гинекологу, способному разрешить мою проблему. Рассказывала, как раз в месяц, когда она готова освободить Винса от супружеских обязанностей, она надевает розовые наволочки, давая ему это понять. Стала вдруг столь любезна, столь добра. Столь сочувствующая. Вплоть до того, что вчера я решила спросить, что за проблему хочет она решить, что её так ужасно волнует.
И она начала с того, что если ты можешь доверять свои сексуальные проблемы Винсу, я должна взять в наперсницы её. Тогда я поняла. Ты пытался оправдать свои извращения, взваливая ответственность на меня. Но перед подобными людьми! Господи, Пит! Эти чертова обывательница, эта дура с шестью недоносками наконец-то ликует, потому что может причислить меня к себе подобным. Сделать из меня фригидную неврастеничку и врага мужчин, как она сама. Как ты мог на это осмелиться, Пит?
Без особой надежды я перешел к единственно возможной защите.
- Если ты не то, что она о тебе думает, то зачем ты разыгрываешь из себя агента ФБР в моем шкафу?
ФБР... Теперь у неё виноватый вид. Она старый борец за гражданские права, а улики, найденные против меня, получены без ордера.
- Я не рылась, Пит. Это Офелия увидала кончик кружев, торчащий из чемодана, когда проходилась пылесосом по шкафу. Ты же приказал ей вычистить все закоулки.
Мерзкая рабыня! Я решил взять её в прислуги потому, что она согласилась на оплату ниже обычного тарифа, а это было куда выгоднее, и при этом можно было пустить пыль в глаза окружающим. Но окажись она сейчас передо мной, я бы охотно задушил её. И я сказал Джоан:
- И ты решила тут же взломать этот чемодан? Ты не могла просто поговорить со мной?
- Бог мой, это единственная вещь, тебя интересующая? Как я пришла к этому открытию? Когда вокруг нас все рушится?
Развод. По тону её голоса можно понять, что речь пойдет о разводе. Повеяло прощанием, Ник. Ты видишь, что происходит, Ник, когда мама достаточно умна? Когда она умеет читать все книги и отвечать на все вопросы? Черт подери, если бы моя мать нашла у моего отца подобное одеяние, испачканное пудрой и губной помадой, она бы никогда не нашла решения, даже через тысячу лет. Она бы просто не поверила...
Но твоя мать не такова, Ник. Почти всю нашу совместную жизнь твоя мать получала сексуальные наслаждения на серебряном блюдечке. Все, что возможно было сделать для её эрогенных зон, всегда было сделано, потому что, скажем не кичась, твой отец, войдя в раж, становился бесподобным любовником. А мама - наша прелесть - часть счастливого меньшинства женских особей согласно классификации доктора Кипсея, - не любящих порнографию, что представленную с чисто научной точки зрения, что просто в виде свинства. Поэтому мама ничего на этот счет не знала.
Несмотря ни на что, Ник, не забывай, что если женщина прибегает к слезам для одержания победы, мужчине следует прикинуться маленьким мальчиком. Все женщины - матери, Ник, все таковыми и остаются. Включая и тех, что из Движения свободных женщин. И все они ничего так не желают, как видеть перед собой грозного самца, сосущего свой пальчик с поникшей головой, ожидая материнской ласки, которой они мечтают его одарить.
Я становлюсь маленьким мальчиком. Ранимым, побитым и просящим жалости.
- Джоан, мы можем все исправить. Я не хочу, чтобы все рухнуло. Я не могу. Прошу тебя, Джоан, помоги мне.
Она кажется заколебалась, не зная, надо ли разреветься или выругаться.
- Пит, за все это время ты ничего не сказал, ничем не поделился...У тебя нет доверия ко мне...
- Только эти последние безумные месяцы. Не больше.
- Ах, Пит!
Она выбрала слезы. Буря прошла. Я приблизился к ней. Она приняла мои утешения, её тело прижалось ко мне, руки обвили меня, впились в мою спину. Она подняла голову, освещенная зарей нового дня.
- Пит, это не преступление, - иметь несколько странные наклонности. И кто-то вроде доктора Эрнста может тебе помочь. Я знаю, что ты думаешь о психотерапии, но не говори ничего, Пит, не отказывайся. Я сейчас же ему позвоню.
Ультиматум?
- Джоан, послушай...
- Я хочу позвонить ему сейчас же, Пит.
Конечно, это ультиматум.
- Свяжись с ним, Джоан. Скажи, я желал бы встретиться с ним, как только это будет возможно.
И что делаешь ты, не приближайся к открытому окну на восьмом этаже над 60-ой Восточной улицей, пока набираешь номер, ибо, беби, ты этого ищешь.
- Бедный Пит, мальчик мой...
Герр доктор излучает сострадание.
- Конфронтация с самим собой столь же трудна? Взаимопонимание так болезненно?
Этот грязный коротышка узнает все. Да, он превратит меня в болезненное месиво. Но я не доставлю ему удовольствия признанием. Я безразлично пожимаю плечами - это вызывает новый приступ боли - и он кивает. Я не знаю, убежден он в моем безразличии или стоицизме. Он поворачивается к Джоан.
- Что до вас, дитя мое, эпизод, представленный нам обвиняемым... Можете ли вы утверждать, что не находите никаких изменений? Никакого преуменьшения?
- Нет. Но я выгляжу законченной кретинкой. Полной идиоткой. Я не была такой, как он хочет показать.
- В тот момент у вас создалось впечатление, что он не полностью откровенен с вами?
- Да. Тогда я попыталась заставить его рассказать мне все.
Доктор, казалось, был потрясен.
- Все? Историю его случая? С детства?
- Нет. С того момента, когда появился страх невозможности заниматься любовью со мной. Он сказал, что потому и подцепил девицу в Лондоне, попытаться понять, посмотреть, и подобная вещь произошла и с ней. Вплоть до того дня, когда ради смеха она надела свой парик ему на голову, и это его возбудило. Тогда его действительно охватила паника. Поэтому в Копенгагене он захотел переспать ещё с одной девицей...
- Которую звали Карен?
- Полагаю, да. И на этот раз он был беспомощен до тех пор, пока не надел одежду этой девицы.
- Ach, so. И ещё он вам описал свои отношения с женщиной по имени Вивьен Дэдхенни?
- Да. И рассказал, как он придумал план провоза её белья к нам. Он сказал, что набирался храбрости, чтобы попросить меня...ну,ладно... поиграть с ним, согласиться в надежде, что мы вернемся к нашей прежней сексуальной жизни. Позволить ему надеть это белье, когда мы займемся любовью и будем одни в доме. Он сказал, что это могло быть решением.
- И вы поверили в то, что он говорил? На слово?
- В тот момент - да. Но мне трудно было согласиться, - застонала она. - Я не могла. То есть, вы понимаете, это подошло бы для него, но для меня было бы все наоборот, я уверена. Я стала бы совершенно фригидной. Это слишком, просто немыслимо. Нет, я не могла согласиться на такую игру.
- И он узнал об этом?
- Это нужно было сделать. Я сказала ему, что раз он будет проходить курс лечения и постарается стать нормальным мужчиной, я буду сносить все. Я сказала ему, что кроме этого есть только одно решение - развод, и на моих условиях.
- Каких именно?
- Никогда больше он не имел права видеть Ника.
В номере отеля пахнет сыростью. Люстра светит бледно-желтым светом единственной уцелевшей лампы. Из окна видна мокрая кирпичная стена.
Вивьен, улыбаясь, разглядывает эту убогость, тихо напевая:
- Нью-Йорк, Нью-Йорк, чудесный город...
- Я сожалею, Вив, но по крайней мере, это уединенное место.
- Мы больше не можем идти проторенными путями. Удобства есть, я надеюсь? Или горшок под кроватью?
- Нет, ванна там, за этой дверью. Ты можешь не верить, дорогая, но даже подобная дыра стоит бешеных денег.
- Если ты не получаешь отпущения грехов, то хотя бы оплачивал их. Тем не менее, "Плаза"...
- Я буду откровенен и груб, Вив. Этого номера вполне достаточно для кратких встреч, и ты отлично знаешь, нам не на что больше надеяться. Час или два то тут, то там, уворованных из рабочего дня.
- Потому тебе и повезло, ибо я одна из тех извращенных личностей, находящих, что скрытность добавляет удовольствия. Но тебе почему это нравится?
- Я не могу рисковать, если хочу сохранить Ника.
- Я не возмущаюсь, дорогой. Как бы то ни было, если твоя жена соглашается играть в эту игру, что я могу поделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13