Здесь выложена электронная книга При опознании - задержать автора по имени Хомченко Василий Фёдорович. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Хомченко Василий Фёдорович - При опознании - задержать.
Размер архива с книгой При опознании - задержать равняется 165.76 KB
При опознании - задержать - Хомченко Василий Фёдорович => скачать бесплатную электронную книгу
Zmiy
«При опознании — задержать»: Маст. лiт.; Минск; 1989
Аннотация
В книгу белорусского прозаика В.Хомченко (род. в 1919 г.) вошли три остросюжетные повести. Жизни белорусского поэта-демократа Ф.Богушевича посвящена повесть «При опознании — задержать». О чекистах, их борьбе с врагами революции в годы гражданской войны повесть «Облава». «Следы под окном» — психологический детектив.
Василий Фёдорович Хомченко
При опознании — задержать
Ох, тяжкая доля! Одна мне надежда —
С землёю смешаться. Слезами разлиться.
…с каждым годом с глаз моих чешуина за чешуиной спадает пелена, застилающая мир, и обнажается во всей своей мерзости та грязь, которая, точно короста, толстым слоем покрывает всё гноище; горе тому, кто в ослеплении примет его за многоцветную палитру.
Говорят, что с вами
Нужно, как с волками.
Я ж по-волчьи не умею
Ни выть, ни есть, ни жить.
Франтишек Богушевич
Судебный следователь г.Богушевич в совершенстве владеет своей профессией, в силу чего количество нераскрытых им преступлений из числа порученных ему для расследования весьма невелико… По ряду следственных дел он не всегда принимал к сведению мои указания и без достаточных на то оснований, исходя якобы из соображений так называемой гуманной целесообразности, отказывался привлекать к судебной ответственности лиц, которых надобно было привлечь…
Из аттестационного материала товарища прокурора на судебного следователя Ф.К.Богушевича.
Судебный следователь Богушевич, помимо выдающихся моральных качеств, отличался исчерпывающим знанием каждого дела, аккуратностью и трудолюбием.
Председатель Нежинского окружного суда
Л.И.Ланге.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Все истории, грустные и весёлые, счастливые и несчастливые, начинаются чаще всего утром. Утром началась и эта история.
Ещё во вторник судебный следователь Франтишек Богушевич договорился со своим помощником Потапенко и делопроизводителем Давидченко поехать в субботу с ночёвкой на рыбалку. Давидченко рассказывал, что на Сейме начался щучий жор, хоть голый крючок закидывай — схватят. Богушевич и снасть приготовил: удочку для живцов, удочку для щук, донку, сачок, кукан. А жена, Габриэла — Габа, как он её зовёт, — купила тарани, сухой колбасы и полуштоф водки. Все эти дни Франтишек жил ожиданием рыбалки — очень уж он любил отвести душу на реке. Но в четверг утром, как только он пришёл на службу, к нему в кабинет явились Давидченко и Потапенко, и Потапенко бросил ему на стол папку с бумагами.
— Моё почтение, пан Франтишек-Бенедикт. — Он часто с добродушной насмешкой обращался так к Богушевичу, ему, православному, было смешно, что у католиков по нескольку имён. — Рыбалке нашей аминь. Компания разваливается. Наслал черт новые преступления на нашу голову, и товарищ прокурора приказал начать следствие немедленно. Два дела — кража и поджог.
Потапенко служит первый год, человек молодой, а уже с животиком, полноватый, невысокий, с круглыми женскими плечами и лысиной на макушке. Парень он простой, свойский, перед начальством не выслуживается, не фискалит — качества, высоко ценимые на любой службе. Богушевич подружился с ним сразу, с первых дней. Потапенко любил компанию, любил опрокинуть рюмку — у него в столе частенько можно было найти бутылку водки или наливки. Правда, работает не очень рьяно, лишнего на него не нагрузишь. Холостяк, но вот-вот оженят. У его матери-вдовы, Глинской-Потапенко, мелкопоместной дворянки, есть в этом же Конотопском уезде поместье да в самом Конотопе — дом, где и живёт в двух комнатах её единственный сын и наследник Алексей. Остальные комнаты сдаются квартирантам.
— Каюк рыбалке, — повторил Потапенко.
— Ну и что такого, что Кабанов приказал, — сказал Давидченко. — Подумаешь, Кабанов. А мы шмыг — и на речку, — и прыснул смешком.
— Дорогой Леонардо да Винчи, — покачал головой Потапенко, — поедешь, а он тебе такое влепит в аттестацию, что с ней даже в тюрьму не примут.
Давидченко — сын местного многодетного провизора — человек себе на уме, и все его уловки направлены только на то, чтобы извлечь для себя какую-нибудь выгоду, пусть копеечную. Худущий, длинный, с патлами, как у семинариста. Руки у него всегда потные, и перед тем как поздороваться, он сперва вытирает их о волосы. Имя Леонард было дано ему словно с расчётом на прозвище, вот и звали его все иронически Леонардо да Винчи.
Потапенко пододвинул принесённую им папку Богушевичу, который уже сел за стол, сам бухнулся в кресло напротив, достал из кармана пачку папирос в яркой упаковке, кинул на папку.
— Жертвую всю пачку. Французские. Знакомый отставной капитан подарил.
Богушевич спрятал пачку в ящик стола. Взял в руки папку.
— Алексей, — повернулся он к Потапенко, взглянул на него подозрительно. — Что-то ты больно весел, неужто рад, что не удастся порыбачить? — С подозрением он смотрел потому, что Потапенко был мастер разыгрывать, и Богушевич нередко попадался на его удочку. — Дурачишь меня, Алексей, ну, признавайся. Ей-богу, дурачишь.
— Вот те крест, Казимирович, — торопливо перекрестился Алексей. — Да ты на резолюцию взгляни.
И Богушевич поверил; острый холодок раздражения шевельнулся в груди. Нахмурился, развязал тесёмки, уставился в бумаги.
— Черт бы побрал этих преступников, — вздохнул Потапенко. — Не могут дать нам хоть неделю покоя. Сговорились бы, сказали бы друг другу: давайте, панове, не будем в этом месяце ни красть, ни убивать…
— Ага, — не дал ему кончить Давидченко, — а за что бы нам тогда жалованье платили?
— Милейший Леонардо да Винчи, пожарникам платят, пусть и нет пожаров. Так? Так. Ну, ладно, не торчи здесь, иди к себе. Туда кто-то зашёл. — И Потапенко слегка подтолкнул его к двери.
Давидченко потоптался ещё немного и вышел, низко наклонив голову, чтобы не удариться о притолоку.
— Устроить бы варфоломеевскую ночь всему этому сброду, — продолжал фантазировать Потапенко, — и очистить от него нашу необъятную империю.
Богушевич молча читал бумаги и даже не взглянул на своего помощника, который свободно развалился в кресле, обхватив сложенными руками живот. Поддавшись настроению упорно молчавшего Богушевича, замолк и Потапенко, наблюдал с любопытством, как тот хмурился, мрачнел, как морщился его широкий лоб, сердито щурились глаза и, оторвавшись от бумаг, на миг застывали. Потапенко любил этого лобастого, с пышными шляхетскими усами, спокойного и твёрдого в своих убеждениях человека, казавшегося на первый взгляд нелюдимым, любил и был рад, что посчастливилось служить с ним вместе. И завидовал его дару следователя. А у Богушевича и правда был некий особый дар, нюх, чутьё при расследовании преступлений. Поэтому Потапенко с каждым очередным своим делом обращался за советом к старшему коллеге, и Богушевич никогда не отказывал, помогал, учил и сам брался вести допрос.
— Эх, Франц-Бенедикт, был бы лучше ты прокурором вместо Кабанова, — вздохнул Потапенко. — Видит бог, было бы куда приятней служить.
— Алексей! — вдруг удивлённо вскрикнул Богушевич. — Тут же жалоба твоей матушки… Глинской-Потапенко, вдовы отставного штаб-ротмистра…
— Знаю, — сказал безучастно Потапенко, не меняя позы — он по-прежнему сидел, обхватив руками живот. — Кто-то поджёг конюшню, седло украл. Да кони-то целы, в ночном были.
Богушевич стал читать жалобу вслух:
«Покорно прошу найти поджигателей, этих разбойников, которые из мести подожгли конюшню в моем имении… Они и все имение сожгут, если их не наказать по всей строгости. Полагаю, что пожар устроили мужики с хутора Корольцы. Имена тех, кто мог совершить поджог, прилагаю…» Богушевич читал и кидал на Потапенко короткие пытливые взгляды. — О, да тут целый список. Интересуешься? — и протянул ему сшитые вместе три листа ветхой пожелтевшей бумаги.
— Не надо, — отмахнулся Потапенко. — Я же читал. Маман моя немного того. В каждом мужике видит пугачевца.
— А на жалобе резолюция Кабанова. — Богушевич повернул лист наискосок и снова прочитал вслух: «Богушевичу! Прошу отложить все прочие дела и немедленно выехать на место преступления, так как в противном случае следы поджога могут быть уничтожены». Богушевич хмыкнул, сердитая усмешка скривила его губы. — Как будто господин прокурор не знает, что у меня есть незаконченные дела и не менее срочные. Алексей, что там у вас за конюшня?
— На двенадцать лошадей, да чуланы для овса и сбруи. Бог с ней, с этой конюшней.
— Так возьми назад жалобу, и поставим точку.
— А вот этого не могу. Ты представляешь, что маман со мной сделает? Рублика не пришлёт. Нет-нет… — замахал руками Потапенко, — тут совсем другое надо… — Он на секунду задумался, потом встал с кресла. — Плюнуть на все и ехать на рыбалку. А прокурору скажем, что помчались в Корольцы. А? Конюшню все равно не воротишь и поджигателей не найдёшь.
В усах Богушевича затаилась ироничная усмешка.
— А что, может, и правда? — сказал он. — Бросим все дела да махнём на Сейм. Не на Сейм, так на Езуч. Пусть все эти жалобы мыши сгрызут. Съездим дня на три, верно?
— А я о чем говорю? — обрадовался Потапенко, принимая слова Богушевича всерьёз. — Дела подождут.
В кабинет вошёл товарищ прокурора Кабанов.
Был Кабанов дороден, лицо полное, с нездоровой краснотой, ни морщинки на нем, гладкое, моложавое — типичное лицо человека, страдающего полнокровием. Всем своим видом — тем, как поздоровался, протянул с доброжелательной улыбкой руку Богушевичу — Кабанов как бы подчёркивал, что зашёл с добрыми намерениями и никаких отчётов требовать не будет. Однако сразу же завёл разговор о служебных делах.
— Вы, Франц Казимирович, познакомились уже с бумагами? — кивнул он на стол, где лежала папка. — На место пожара надо ехать как можно быстрей.
— Познакомился, — ответил Богушевич, усевшись за стол. — Но право же, Иван Федосович, у меня есть более ответственное расследование — убийство. Вы же это знаете…
Кабанов ничего не сказал, задумался. Решать с ходу он не умел, да и не пытался, был осторожен, особенно если вопрос был спорным и окончательное решение зависело от него одного. А часто просто не знал, как правильно решить. Тогда долго и обстоятельно советовался то с одним, то с другим, искал ответа в комментариях к Уложению, в статутах, юридических справочниках. Но уж если приходил к какому-нибудь выводу, твёрдо стоял на своём, нерушимый, как каменная глыба, — ни переспорить, ни сдвинуть. Ему за пятьдесят, товарищем прокурора служит давно, а надежда на повышение по службе не сбывалась, напротив, с течением времени становилась все более призрачной.
Тем большее он проявлял рвение, влезал во все, даже пустяковые вопросы следствия, в разбор жалоб — в то, что было делом следователя, и только его. Этот неустанный, мелочный надзор, постоянные подсказки и напоминания раздражали Богушевича. Не любил Богушевич Кабанова, но терпел — начальников не выбирают. Между ними нередко бывали стычки. Кабанову не очень-то нравилось, когда его поправляли, указывали на его ошибки. Богушевич, особенно в начале их совместной службы, болезненно относился к опеке Кабанова, нервничал, но затем смирился, понял, что Кабанова надо принимать таким, какой он есть — не исправишь его, да и сам он не изменится. Закон даёт следователю полную независимость от прокурора, и Богушевич в своих отношениях с Кабановым прикрывался законом, как щитом. Товарищ прокурора хоть и чувствовал неприязнь Богушевича, не пытался отомстить ему, сделать какую-нибудь неприятность, считал, что любовь подчинённого к начальнику — категория необязательная. Это было самым большим достоинством Кабанова.
— Вот и после недавнего случая он не обиделся. Тогда товарищ прокурора зашёл сюда с дочкой-гимназисткой и маленьким сыном. В кабинете был полицейский исправник Ладанка и понятые. Кабанов попросил дать ему прочитать постановление по одному делу. Богушевич дал черновик-проект, Кабанов прочитал, с сущностью и выводами согласился, а потом принялся править стиль. Глянул на эти поправки Богушевич и начал читать их вслух: «Иван Федосович, — сказал Богушевич, — у меня написано: „Укусил урядника за щеку“. Вы написали после слова „укусил“ слово „зубами“. Интересно, чем ещё можно укусить?» Ладанка хмыкнул и, долго не раздумывая, подсказал: «А вот этой самой…» и похлопал себя по заду. Комната вздрогнула от взрыва хохота. И громче всех смеялась дочка Кабанова. Но покрасневший Кабанов смолчал, даже и сам попытался улыбнуться.
Вот с таким начальником служил Богушевич.
— Я знаю, что у вас убийство, — после долгого раздумья сказал, наконец, Кабанов. — Так вы же в основном все там сделали.
— Нет ещё.
— Пожар был, есть жалоба. А жалобы должны рассматриваться в обязательном порядке, — Кабанов сел в кресло, повернулся к Потапенко. — Ему бы вот расследовать, так нельзя — пожар-то у него в имении.
— Не по закону, — обрадовался Потапенко. — Иван Федосович, не к спеху пожар, подождёт.
— Как это подождёт? А искать доказательства, следы поджога? Вы же сами знаете — чем скорее прибудешь на место преступления, тем…
— Учил это, знаю. Если не найдём поджигателей, я уговорю мать, чтобы взяла жалобу обратно. Хорошо?
Лицо у Кабанова посветлело, повеселело, даже краснота словно схлынула, дошла до нормы.
— Ну, если так, то что ж, — сказал он, — можно подождать и сегодня не ехать. Поедете, Франц Казимирович, завтра. Ладно?
— Постараюсь, — ответил Богушевич.
Кабанов ещё немного посидел, спросил о том о сём, дал кое-какие указания и вышел.
— Ну что, махнём на Сейм? — обратился к Богушевичу Потапенко. — Прямо сейчас.
— Нет. Отложим на следующую неделю. А сейчас иди, дорогой, занимайся своей кражей. Надеюсь, сегодня ты, наконец, с ней разберёшься.
Богушевич остался один в своём кабинете. Сел, достал дело об убийстве, раскрыл его.
Дело это по свидетельским показаниям, фабуле и квалификации преступления было необыкновенно простое и страшное. Тупое чудовищное убийство, какими и бывают в большинстве своём все убийства. Две женщины, конотопские мещанки Дудка Наста и Луценко Серафима, задушили головным платком Параску Картузик, чтобы завладеть её перстнем. Позвали к себе (все они были соседками), Параска пришла с грудным ребёнком, сели втроём на крыльце — одна из женщин справа, другая слева от гостьи — накинули ей на шею петлёй платок и потянули за концы. Задушенную Параску оставили там же, ребёнка положили рядом и побежали сказать людям, что Параска отчего-то умерла…
Богушевич уже допрашивал Насту и Серафиму и с полдесятка свидетелей. Осталось допросить ещё несколько человек, нарисовать на месте схему Серафиминого двора, взять чистовое заключение судебно-медицинского эксперта. Папка ещё тонкая, не успела разбухнуть от бумаг.
«Параска хвасталась, — невольно начал Богушевич читать показания Насты, — что у неё есть дорогой перстень, за него можно купить пять коров. Серафима и сказала: давай задушим её, возьмём перстень, продадим и купим себе по корове. Серафима сказала, что задушить можно полотенцем. Параска пришла с тем перстнем на пальце, мы её и задушили…»
Было заключение ювелира: перстень из золота низкой пробы, камень — стекло под брильянт. Цена перстню — от силы восемь рублей.
Богушевич не мог дальше читать, все это было чудовищно. Ещё больше поражало то, что задушенная Параска и Серафима — двоюродные сестры и у обеих по трое маленьких детей. Боже, какое убожество, какая человеческая тупость, какая нищета… Конечно же, для Серафимы корова была недосягаемой мечтой.
Богушевич изо всех сил хлопнул папкой о стол, встал и начал ходить по комнате. Впечатлительный и отзывчивый по натуре, Франтишек так и не привык относиться спокойно к подобным судебным делам, чувства его ещё не притупились, как у коллег-следователей. Болела душа, разрывалось сердце, когда видел трупы, жертвы преступлений. Под впечатлением виденного не мог заснуть, целый день ничего не лезло в рот. В такие минуты думалось — а не сменить ли службу? Устроиться куда-нибудь в канцелярию или поехать в деревню учителем — опыт есть, учительствовал уже. Или, наконец, переучиться на землемера, агронома, врача. Не раз уже каялся, что кончил юридический лицей. Зачем его выбрал, чем привлекла эта профессия — и сам понять не может. Очень жалел и теперь жалеет, что не удалось окончить Петербургский университет. Был бы математиком, физиком, защитил бы диссертацию, учил бы студентов… Формулы, теоремы, задачи, теории — и никаких убийств, трупов, краж, разбоев, поджогов. Не болело бы вот так сердце за задушенную Параску. И жил бы после университета в больших городах, а не в этом то пыльном, то грязном в зависимости от времени года Конотопе. Так нет, стал следователем, охотником за преступниками, ищейкой. Как гончая собака, бегает теперь за всякой дрянью, копается в грязи, только и видит, что это самое дно жизни… Преступный мир, мир негодяев, опустившихся людей, от которых он и прочие блюстители законности и порядка должны очищать общество.
При опознании - задержать - Хомченко Василий Фёдорович => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга При опознании - задержать автора Хомченко Василий Фёдорович дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге При опознании - задержать у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу При опознании - задержать своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Хомченко Василий Фёдорович - При опознании - задержать.
Если после завершения чтения книги При опознании - задержать вы захотите почитать и другие книги Хомченко Василий Фёдорович, тогда зайдите на страницу писателя Хомченко Василий Фёдорович - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге При опознании - задержать, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Хомченко Василий Фёдорович, написавшего книгу При опознании - задержать, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: При опознании - задержать; Хомченко Василий Фёдорович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн