Танин оклад составлял триста пятьдесят рублей. Олеся могла истратить четыреста на понравившегося ей игрушечного слона в магазине.
На свой двадцать второй день рождения Таня получила от мужа Алексея букет роз и тефлоновую сковородку. Олеся мягко намекнула Игорю, что хочет джип.
Было непонятно, каким образом им все еще удается оставаться подругами. Но Олеся и Таня на самом деле испытывали потребность в ежедневных встречах, советах и телефонной болтовне. В какой-то момент, в период подростковой неустойчивости, их дружбе едва не пришел конец. Но у Олеси умерла мама, и Таня, обнимая за плечи несчастную, мокрую от слез подружку, раз и навсегда уяснила: завидовать нельзя. У всех свои радости и свое горе. С того момента она в корне душила любой росток зависти, набрасывалась на него с саперной лопаткой и безжалостно выкорчевывала, напоминая себе, что и ее, Танина, жизнь, независимо от материальной несопоставимости с жизнью Олеси, полна счастья, веселья, любви.
Надо отдать должное Олесе: она искренне страдала, что единственная подруга не спит, в отличие от нее, на шелковых простынях. Нежная, романтичная, огражденная от реальной жизни усилиями отца и мужа, Олеся немного стыдилась своей буржуйской обеспеченности.
- Молодец, что пришла! - сказала она Тане, открывая дверь. - На улице жарко?
- Довольно жарко. Привет!
Несмотря на близость обеденного времени, Олеся все еще была одета в легкомысленный утренний халатик. На локте у нее висел шестимесячный карапуз рекламной наружности - упитанный, бело-розовый, с круглыми голубыми глазами и светлым пушком на голове. Тонкой, хрупкой Олесе было явно нелегко его держать.
- Сейчас я руки помою и возьму Валерку, - сказала Таня, бросая в угол свою сумку и направляясь в ванную.
- Хоть совсем забери! - крикнула вдогонку Олеся. - Уже достал маму. Достал, достал, достал! - повторила она, взяв ребенка под мышки и с трудом поднимая его вверх. Младенец радостно улыбался, демонстрируя два крошечных белых зуба - все, что у него было в наличии.
Они устроились на огромной кровати в спальне, подсунув Валерке погремушки.
- Сегодня у нас званый обед. Папа приедет и Игорь. Никитишна уже накрывает стол.
- О, я тогда ни к селу ни к городу приперлась! - заволновалась Таня.
- Почему? - удивилась Олеся. - Пообедаешь с нами. Никитишна наготовила! Слушай, я после родов ем и ем, ем и ем.
- С ребенком устаешь.
- Да я с ним не устаю.
- Когда же у меня такой будет? - мечтательно посмотрела на Валерку Таня, поймала его за ногу и подтянула к себе. Ребенок удивленно проехал на пузе полкровати и принялся увлеченно, с хрипотцой, хохотать в ответ на Танины заигрывания. - Какой хохотун. Лялька-хохотушка.
- Будет, не переживай, - компетентно заверила Олеся. - Вы когда с Алешей поженились? И двух лет не прошло. Успеете соорудить. У нас с Игорем тоже долго не было. Конечно! С его дикой занятостью и усталостью. Сексом занимаемся реже, чем ездим за границу. Еще придумал себе новую игрушку выборы. Здорово, правда? Папа - мэр, муж - кандидат в мэры. Не слишком ли много для меня одной?
- У нас с сексом все в порядке. Регулярно и напряженно. Я думаю, я все никак не залетаю, потому что... Ну, ты знаешь, чем я занималась четыре года.
- Да, наверное. Зря ты, Таня, конечно, этим занималась.
- Знаешь, Олеська, надо тебе было все-таки за Диму выходить. Игорь тебя старше на четырнадцать лет. Почти другое поколение. А Дима - всего на два года. Он бы и на высокие посты не замахивался, и тебе бы устроил круглосуточный сексодром.
Дима Павлов был влюблен в Олесю еще со школы. Но четыре года назад, ввязавшись в соревнование с Игорем Шведовым, он все же проиграл спринтерскую гонку, и сердце Олеси досталось противнику. Потому что при прочих равных условиях - симпатичной внешности, остроумии, разнообразных талантах, отличных математических способностях - Дима Павлов был двадцатилетним свежим дембелем, без кола и двора и средств к существованию, а Игорь Шведов - крутым бизнесменом.
- Про Диму мне и не говори, - отрезала Олеся.
- Потому что ты к нему все же неравнодушна.
- Неравнодушна только потому, что он феноменально предан мне, а это всегда льстит женщине. А так у меня прекрасный муж и очаровательный ребенок. О каком Диме мечтать?
- Тоже верно, - кивнула Таня, но все-таки вспомнила темные глаза Димы и задумалась. Когда-то и она мечтала об этом красавчике из десятого "Б" класса. А он всегда любил Олесю.
- О, приехали! - объявила Олеся, подхватывая ребенка, подскакивая к окну и выглядывая вниз. Под окнами дома остановилась новая белая "Волга" ее отца, мэра Шлимовска Валерия Александровича Суворина. Следом мягко подкатил скромный "опель" Игоря.
Мужчины вышли из машин и обменялись рукопожатиями. Потом одновременно посмотрели вверх. Олеся радостно помахала им Валеркиной ручкой, малыш поцеловался с оконным стеклом, оставив на нем мокрую кляксу.
Никитишна, шведовская домработница, повар, нянька, расстаралась. Она была совершенно без ума от импозантного Валерия Александровича, его рокочущего баса и вольных манер, и с самого утра самозабвенно копошилась на кухне, гремя томагавками и прочими орудиями убийства. Она даже доверила неприспособленной к труду Олесе покормить морковным пюре младенца, в результате чего добавила себе работы на будущее (безрукая мамаша спустила часть оранжевой морковки на диван и светлофиолетовый ковер).
В центре стола высилась цветочная композиция из белых и желтых роз. Малыш сидел на руках у деда и сосредоточенно цеплял пухлыми ручками все, что не успевали убрать, - сервизную тарелку, блестящий нож, салфетку.
- Здравствуй, Татьяна! - поприветствовал глава Шлимовска Таню. Она смущенно улыбнулась. С Игорем Шведовым она давно была на "ты", но мэра больше видела по телевизору, чем дома у подруги. - Как дела, как жизнь?
- Папа, как хорошо, что ты смог приехать на обед, - сказала Олеся.
- Все нормально, - ответила Таня.
- И молодец! Начнем, ребята? - предложил Суворин. В свои шестьдесят он был не совсем седым, очень энергичным, очень веселым. В городе его называли Господином Ого-го. - Никитишна, давай с нами, молодежью.
Никитишна сбросила на стол супницу, как ядерную бомбу, и замахала руками:
- Ой, да куда ж я!
- Давай с нами садись, я сказал!
- А подавать кто будет?
- Вон девчонки помогут.
Никитишна, подхохатывая от приятного смущения, все же легко, несмотря на солидный вес, упорхнула на кухню.
- Папа, давай я унесу Валерку на балкон. Ему спать пора.
- Сиди, я сам, - подскочил Игорь, опережая Олесю. - Иди сюда, толстяк! - сказал он, принимая теплого, полусонного детеныша из рук тестя.
Через пару минут Игорь вернулся:
- Уже дрыхнет. Мы как, по одной выпьем?
- По одной можно, - согласился мэр. - И не по одной тоже можно. Но не более. У меня еще работы до часу ночи, не меньше.
- Папа, ты так надрываешься! - укоризненно сказала Олеся. - А я вашу гадкую водку пить не хочу. Мы с Таней будем вино.
- Таня, за кого будешь голосовать, за меня или за Игоря? - спросил Суворин.
Татьяна замерла с полным ртом бульона, не зная, куда деваться самой и куда девать суп.
- За вас, Валерий Александрович, - наконец-то с трудом пробулькала она.
- Предательница, - улыбнулся Игорь.
- Я тоже за папу, - сказала Олеся. - Он прекрасно делает свое муниципальное дело, а ты, мой ангел, свое строительное.
- И ты предательница, - кивнул Шведов жене. - Я-то надеялся, что хотя бы младые избирательницы будут на моей стороне.
- А почему не на моей? - искренне удивился Суворин. - Я что, рожей не вышел? Я мужик ого-го!
Все засмеялись.
Через сорок минут с деликатесами Никитишны было покончено.
- Ну, накормила, мать, ну, мастерица! - говорил Суворин, приятельски хлопая кастрюльную труженицу по спине. Никитишна нежно наливалась краской, словно юная барышня. - Сейчас бы завалиться на диванчик! Помечтать. Посопеть в две дырки. Правда, девчата? Но надо, надо, надо трудиться. Мужик должен все время трудиться. Зарабатывать себе уважение и почет. - Мэр, натренированный выступать перед большой аудиторией, не мог удержаться от привычного назидательного тона и в кругу семьи. - Я, Олеся, почему не задумываясь отдал тебя за Игоря? Потому что я знаю, этот парень - трудяга. С ним ты не пропадешь. А ты, милая, полежи, отдохни. У тебя какие-то пятна над глазами.
- Папа, это же тени! - объяснила Олеся.
- Я и говорю, тени. Надо побольше отдыхать. Ты еще не восстановилась после родов, зайка. Никитишна! Чтобы Леся с ребенком не надрывалась!
Никитишна, которая была в три раза старше Олеси и пахала раз в двадцать больше, озабоченно закивала.
Олеся и внук, названный в его честь, являлись для Суворина бесценным сокровищем, единственным, что у него было на земле, кроме любимой работы и нескольких друзей.
Напоследок он прошел на балкон - угловой, квадратный, с бордюром из зелени и цветов по периметру - и посмотрел на спящего ребенка.
После обеда Таня снова сделала попытку исчезнуть, но Олеся ее остановила:
- Ты что, не хочешь посмотреть на Нику Сереброву? Она сейчас приедет!
- Ника Сереброва? К вам? - удивилась Татьяна.
- К нам! Передачу снимать про Игоря. Со всеми кандидатами делают такое милое семейное кино типа "Героя дня без галстука", смотришь по НТВ?
- Да.
- Вот. Сейчас она приедет. Наверное, с оператором, со всякой техникой. Снимать нечто подобное для местного телевидения. Оставайся, посмотришь.
Звучало заманчиво. Тане очень хотелось живьем увидеть местную телезвезду, журналистку государственного телеканала красотку Нику Сереброву. Она осталась.
- Получается, весь день у тебя просижу.
- Танюша-хрюша, ты же в отпуске, - напомнила Олеся. - Если честно, я надеялась тебя поэксплуатировать. Из-за этих съемок Валерка останется без его обычной прогулки.
- Так я с удовольствием! - обрадовалась Таня.
- Хотя бы во дворе покатаешь часок? Или два. Пока не надоест.
- Конечно, - закивала подруга. Тане нравилось гулять с Валеркой, так как прохожие часто восхищались карапузом, а ее принимали за маму.
Глава 6
Чувство меры, тактичность, отличная дикция и нормальное владение русским языком выделяли Нику Сереброву из вязкой серой массы телеведущих, которые в великом множестве обитали на бесчисленных каналах шлимовского ТВ. Она не лезла без надобности грудью в кадр, не обрывала собеседников на полуслове, чтобы продемонстрировать свою эрудицию, не занималась самолюбованием - то есть подавала себя зрителям в удобоваримых дозах, не вызывая раздражения, как другие местные мастера экрана. К тому же была просто красивой женщиной. Служба социологических опросов Фелька, бесперебойно снабжавшая город рейтингами всего, что шевелится и умеет разговаривать, ставила программы Ники Серебровой на первые места в ряду телевизионных шедевров шлимовских журналистов.
Когда она появилась на пороге квартиры, сопровождаемая ассистенткой и видеооператором, Олеся, Таня и Никитишна выстроились в ряд в холле встретить популярную гостью. Игорь тоже нацепил одну из своих самых лучезарных улыбок и поцеловал Никину ручку.
- А мы все ваши передачи смотрим, особенно "Час мэра", - сразу сообщила Олеся. - Пожалуйста, проходите. Будете что-нибудь? На улице такое пекло.
- Спасибо, - кивнула Ника. - Вы Олеся.
- Да. Это моя подруга Таня.
- А где ваш малыш? Надеюсь, он собирается сниматься?
- Я думаю, он собирается поспать еще минут двадцать, а потом устроить хорошенький скандал.
- Чудесно. Если вы не возражаете, мы бы посмотрели квартиру, чтобы выбрать место съемки.
- Конечно, конечно! - подскочил Игорь. - Идемте! Визитеры и хозяин дома отправились в путь.
- Шикарная? - тихо спросила Татьяна Олесю. - Шикарная. Как Эмпайр-Стейт-Билдинг.
- Как Лиз Тэйлор в "Клеопатре".
- Как джип "шевроле".
- Как прыжок гепарда.
- Как три килограмма икры.
- Как голос Доминго.
- Как метафора Рансэцу.
- Как "Аппассионата".
- Как норковое манто.
- Как... как... ресницы Киркорова!
- Фи, Олеська, ты проиграла. Ресницы Киркорова! Скажешь тоже.
- Ладно, сдаюсь.
- А на экране всех этих морщинок у нее не видно, правда?
- Угу. Ей сорок один.
- Да ты что! - ужаснулась Таня.
- Угу. По телевизору выглядит на тридцать три, мне кажется.
- Интересно, какими мы с тобой будем в сорок? Полуразрушенными инвалидками.
- Думаю, нам никогда не будет сорок. Всегда будет двадцать два.
- Ну-ну, надейся.
- Приятная и милая. Не наглая, как другие ведущие. Какую комнату выберет?
- У вас везде красиво. Да они, наверное, по всем комнатам пробегутся с видеокамерой.
- Игорь мне сказал, не надо бить избирателя по голове своим благосостоянием. Чтобы не нервировать.
- А тебя будут снимать?
- Конечно. Если Валерку будут, значит, и меня тоже. В качестве фона. Как же без жены?
- Да, здорово.
Появилась ассистентка Оля, примерно того же возраста, что и девочки.
- Мы маленького посмотрели, - сказала она, взмахивая руками, - такой котенок! Спит, соска набок, как сигарета. Ковбой. Олеся, а можно пройти в туалет? Нахлесталась пепси-колы, такая жара, теперь мучаюсь.
- Конечно, вон там. А что у вас в телестудии, парикмахер, визажист, да? Нике укладку кто-то делает? Выглядит обалденно. А костюмы? У нее всегда такие костюмчики классные, - спросила Олеся.
- Парикмахер у нас так себе. А стилиста вообще нет. Костюмы - да, их поставляет в рекламных целях салон "Паллада", знаете? Девчонки, ну я в туалет нырну, ладно?
Оля исчезла из поля зрения. С балкона раздался сердитый рев. Олеся вскинулась, как дрессированная львица на манеже, и помчалась успокаивать ребенка.
Деньги на съемку рекламно-ознакомительных передач с кандидатами на пост мэра выделил избирком. Игорь Шведов был последним участником цикла. Остальные претенденты уже показали себя в полной красе, мягко направляемые деликатными вопросами Ники, рассказали в неформальной обстановке о своем житье-бытье, поведали об увлечениях и хобби, продемонстрировали жен и собак. Яростную агитацию и заунывное перечисление пунктов своих предвыборных программ квазимэры оставили за кадром, а в кадре проявили себя в качестве задушевных собеседников, примерных мужей и отцов, отличных рыболовов, спортсменов и прочее. Даже свирепый полковник Кукишев, иначе как Кукишем в городе и не называемый, предводитель местного отделения "Союза русских патриотов", политический экстремист, ярый сионист и - одновременно - избирательный русофоб, короче, мизантроп и матершинник, и тот вел себя пристойно. Вывез съемочную группу на дачу, где виртуозно жарил цыплят на вертеле, и, лишенный военного мундира и пены у рта, был вполне мил и вежлив.
А что тогда говорить про молодого, умного, энергичного, в общем сверхположительного Игоря Шведова? Передача с ним могла стать украшением цикла.
Жена Игоря Олеся поразила Нику своей юностью. К готовой коллекции кандидатских жен Ника ожидала добавить полновесную даму лет двадцати пяти-тридцати, а напоролась на взъерошенного воробья с огромными глазами и большим ртом. Тонкая, стройная, с короткой растрепанной стрижкой Олеся выглядела лет на шестнадцать-семнадцать и заставила Нику мысленно ужаснуться своему возрасту. Она смотрела на шведовскую девочку-жену и чувствовала, как за спиной выстроились в ряд все ее годы и укоризненно буравят взглядом позвоночник. "Женщина всегда виновата в том, что не родилась лет на десять позже, - уныло подумала Ника. - В следующем году будет сорок два. От этого никуда не деться. Это так же необратимо, как последняя стадия туберкулеза".
Съемки прошли на редкость непринужденно и весело. Шведов не уставал острить и подбрасывал комплименты, глупышка Олеся смотрела на телевизионную знаменитость восторженно и затаив дыхание, не подозревая, что Ника сама втайне завидует ей. Закономерным был бы в таком случае звонок видеооператора Сергея Будника с паническим сообщением, что их пленку испортили в монтажной. Такое иногда случается. Но обошлось. По мнению Ники Серебровой, интервью с кандидатом Игорем Шведовым оказалось самым удачным и интересным.
Глава 7
- Что, сокол залетный, проблемы у тебя?
Платон держал на вилке крупную маслину, черную, как нефть, и через стол смотрел на Вадима. Стол, сервированный на веранде роскошного кирпичного дворца, потрясал великолепием средневековых оргий. Груды жареного мяса, развороченные безжалостным ножом пироги с вывалившейся сочной начинкой, туманно-серый язык под заливной бульонной гладью, капустный салат с рубиновыми каплями ледяной клюквы, помидоры, словно красные бильярдные шары, глянцевые синие сливы... С веранды открывался чудесный вид на уединенное лесное озеро, тихое и неподвижное в данный момент. Вадим развалился в плетеном кресле и, не притрагиваясь к еде, смотрел на Платона с затаенным интересом. Тот непрерывно подкладывал себе с многочисленных блюд куски пищи, подливал водки из графинчика, беззастенчиво хрустел кольцами едкого лука.
1 2 3 4 5 6 7