Когда она оглядывалась на море, лицо ее делалось испуганным - видно, жалела, что согласилась поехать отдыхать на этот пустынный берег.
На улицах приморских городов и поселков вздымались столбы пыли, а люди терли глаза, в которые попали песчинки, и ругались: "Тарраммонтана!"
Ночь каким-то предательским приемом подмяла под себя вечер: не больше минуты сверкал огненный закат в узкой прорехе разорванного неба, и наступила темень.
Море уже буйствовало вовсю, но этого как будто мало было природе: острые молнии поскакали по небесам, мелкие взрывы покатились слева, справа, а потом рвануло в самом крепком месте - на высоте, - и оттуда хлынуло такое обилие воды, словно небо надеялось соперничать с морем. Новые вспышки выхватили из тьмы белозубые пенные оскалы бурунов, рвавшихся сгрызть сушу, но бессильных преодолеть прибрежное мелководье. Наткнувшись на невидимую границу, они рушились и, уже униженные, распластанные, все же стремились к берегу и накатывались на него, завоевывая метр за метром.
Наш забившийся в банку герой оказался на пути бесчисленных атак моря. Вначале банка довольно крепко удерживалась грунтом: лишь наклонялась в сторону берега под натиском воды, а затем, когда волна отступала, снова становилась на место. Но, как известно, песок - самая ненадежная опора для построек. Вскоре толстый слой его был поднят со дна и взболтан.
Сорвало и жестяной дом. Только чудом бычок не вывалился, но тут банка начала планировать и вдруг ткнулась в самый берег. Она опустилась опять дном кверху, и отогнутая жестяная крышка довольно крепко врезалась в грунт, что на некоторое время обеспечило банке неподвижность. Разумеется, относительную, потому что тут было местечко, которое отличалось от пекла только сыростью. Бычка мотало и колотило с такой силою, что уже через минуту он был оглушен.
Между тем могучий вал, рожденный где-то за сотни километров, во тьме катился к берегу. Ничто не мешало ему; только в одном месте он наткнулся на какое-то терпевшее бедствие суденышко, подхватил его, высоко поднял и со страшной силой грянул о море. Но и он был задержан мелью. Яростно восстал он в виду недосягаемого берега, затем ссутулился, наклонился, лег и как бы по-пластунски, ползком, только со страшной скоростью ринулся к берегу, ударил в него, снова взмыл и, подхватив на самый свой гребень консервную банку с бычком, вкатился на сушу. Жестяная обитель секунду побалансировала наверху, затем по отлогой спине волны устремилась вниз и плавно, как по маслу, соскользнула на берег.
Волна отступила. Крупные капли дождя зашлепали по спине бычка, потому что вода из банки почти вся выплеснулась. Поблизости, в палатке, жена ругала подводного охотника за то, что устроил стоянку в опасном соседстве с морем...
Банка наполнялась. Дождевая вода, насыщенная свободным кислородом грозы, взбодрила бычка, и он упруго поплыл по бесконечной стенке. Он разыскивал икру, которая, по его расчетам, была где-то тут, под самым потолком... Но так как икринки оказались теперь внизу, он ничего не нашел. В отчаянии он сначала забился, порываясь кверху и даже высовываясь с угрозой вывалиться, потом нырнул, надеясь найти свой подкоп. Удар головой о жестяное дно на некоторое время смирил пленника.
К счастью, банка лежала в неглубокой ложбине, которая делалась ручьем в дни половодий. Вскоре журчание бегущей воды, скребыханье мелких камешков о жесть возвестили о том, что силы стихий вновь намерены изменить судьбу злосчастной посудинки. Им это удалось, когда поток, не на шутку разлившись, слизнул доску, приготовленную подводным охотником для костра. Этот, вполне возможно, остаток какого-нибудь древнего кораблекрушения поплыл, тяжело раскачиваясь, обратно к морю и протаранил жестяное изделие, пролив из него воду. Банка всплыла и миновала два-три метра, отделявшие ее от прибоя. Затем, подхваченная уходящей волной, она понеслась над отмелью, а когда скорость иссякла, плавно пошла ко дну.
Но этим дело не кончилось. Громадный вал, хотя и уступавший тому, который едва не обрек бычка и его потомство на верную гибель, набежал с моря, бессмысленно покувыркал в своих внутренностях банку и отнес ее далеко от берега - почти туда же, откуда начались все эти приключения. На этот раз банка опустилась кверху донышком. Придя в себя, бычок нашел кладку икры на своем месте.
А море уже утихомиривалось. К утру волны закруглились, замаслились, и это уже было не штормом, а зыбью.
Но еще два дня оно ворочалось, укладываясь поудобней, и лишь на третий день улеглось в бескрайнем спокойствии, тревожимом только весельем мелких рыб, чайками, ловившими поживу, да людьми с их транзисторами, моторами, разговорами и звучными песнями. За это время обитатели моря, вытерпевшие много страху и превратностей, связанных с ненастьем, вернулись к обычным страхам и превратностям.
Упрямый владелец недвижимости, которая, однако, столь убедительно доказала свою способность передвигаться, за все это время не проплыл и полуметра: у него вдруг оказалось столько забот, что впору растеряться.
Сначала пришлось заняться домом, который после шторма стал просто неузнаваем. Откуда-то взялась в нем пропасть ненужных вещей: штук десять обломков раковин, три увесистых камня и два маленьких, несколько щепок и огрызок химического карандаша, который при малейшем прикосновении выбрасывал, что твой осьминог, отвратительный фиолетовый след. Когда бычок собрался все это выкинуть, он не нашел выхода. Пришлось сначала рыть подкоп.
В беспрерывных хлопотах он провел, наверное, все два дня, пока успокаивалось море. Зато хозяйство стало образцовым: на участке - чистота, банка сияет, будто ее только вчера выбросили, и под нее ведет аккуратная дыра.
Но с хозяина шкура свисала клочьями, и выглядел он как бы готовым в любую минуту устроить взбучку правому и виноватому или снова ринуться толкать какой-нибудь раздражающий предмет, будь то хоть камень громадной величины.
К счастью, никто к бычку не приставал и уже не надо было ничего толкать. Можно наконец отдохнуть и на свободе потешиться в кругу семьи, о которой он, разумеется, все это время не забывал ни на минуту, хотя, поглощенный хозяйственными заботами, видел ее очень редко. Он даже почувствовал вдруг, что смертельно соскучился по своим ненаглядным икринкам и терпеть разлуку больше не может.
Он залез в банку. Кладка икры лежала мертвой массой, наглухо скрытая слоем ила!
Эта передряга в природе, а потом и строительные старания домовладельца вызвали движение мельчайших частиц дна, оседавших на липкие икринки.
Неужели они уже задохнулись?!
Повиснув возле кладки, бычок попробовал обметать ее плавниками. Хорошо! Бугорки проступили из-под ила! В нетерпении он махнул плавником, как веником, но несколько икринок, сорвавшись, опустились на дно и затерялись в песке. Тогда бычок помахал плавником, как веером. Возбужденный поток подхватил и унес облачко ила...
Да, так было надежнее. Боясь стронуться с места, бычок взмахнул плавниками еще и еще раз... И делал это... целые сутки!
И упорство было вознаграждено: кладка икры, умытая, зарозовела!
Потягиваясь и сладко зевая, бычок выплыл из-под банки. Он даже позволил себе порезвиться: взмыл кверху и пробил поверхность моря, как бы бросая веселый вызов кичливому миру воздуха. После этого круто повернул вниз, помчался над банкой, сделал несколько крутых виражей и повисел на месте, отдыхая. Затем намерился поохотиться, что было вполне своевременно для рыбы, выдержавшей многодневный пост.
Но он никуда не отправился. Втиснувшись в полутемный свой дом, чтобы напоследок проверить, каково икринкам, он чуть не задохнулся. В доме было нечем дышать!
Оказывается, кладка успела израсходовать весь кислород, содержавшийся в воде внутри банки. Это было прекрасное доказательство того, что икринки живы, растут, но что с ними станется, если им не давать свежей воды?! Пришлось отменить прогулку и заниматься водоснабжением, хотя это и нелепо на морском дне. Бычок втиснулся в проход и, взмахивая плавниками, как веслами, стал загонять воду в банку. Голову он высунул наружу: надеялся, не отрываясь от работы, сцапать какого-нибудь съедобного ротозея. Но зря прождал: рыбья мелкота отогревалась возле самого берега, что же до червяков, то их всех словно слизнуло после того, как мимо, поиграв в "зайчики" сотней серебряных зеркалец, проплыл юношеский косячок таранок.
Что ж, нету пищи - придется терпеть, всем своим видом показывал бычок и больше не пробовал оставлять банку.
Так миновали целые сутки, и зачастили дни и ночи, торопливо уступая друг другу власть над миром. И чем дольше длилась беспримерная вахта, тем упорнее бычок не хотел трогаться с места. Он все шевелил и шевелил плавниками - шевелил даже ночью, когда задремывал!
Зато икринки заметно набирали силу. Каждый прошедший день приближал их к жизни, и они, казалось, начали светиться в полутьме под жестяной кровлей.
Увы, изнурительный труд и голод столь же быстро влекли самоотверженного родителя, наоборот, к смерти: к концу второй недели кости совершенно явственно обозначились на его боках.
Впрочем, однажды он, возможно понимая, что обязан дожить до появления мальков, предпринял небольшую охотничью экспедицию, которая едва не оказалась роковой.
Чтобы по возможности уберечь оставленную без надзора банку от посторонних взглядов, он выбрал для вылазки ночь потемней, когда только дальняя световая сила звезд призрачно пронизывала море.
Он отплыл довольно далеко - до самого родимого камня - и даже рискнул приблизиться к нему вплотную, словно понимая, что хозяину сейчас не до вражды. И точно: услышал, как отец тяжко машет плавниками, обмывая икринки. Он, видимо, был настолько занят, что до сей поры даже не добрался до слизняков, преспокойно развивавшихся у него под боком, прямо на камне. Ночной посетитель нащупал губами лакомство и на радостях поднял порядочную возню.
Но в ту минуту, когда он наслаждался, пережевывая пищу, поблизости появился здоровенный судак - полосатый, словно в подражание тигру, и столь же хищный.
Между прочим, это была та самая рыбина, о которой, выезжая из Москвы, мечтал подводный охотник. Он даже купил в аптеке специальные мази лечить руки, исколотые о плавники морского разбойника, и не исколол их лишь потому, что искал судака днем, не зная, что тот выбирается из убежища ночью. Глаза у него видят, как у кошки, ему поэтому есть смысл охотиться в темноте.
Хищник регулярно навещал камень, надеясь не упустить момента, когда старый бычок, прискучив сидеть под камнем, вылезает поразмяться. Это место, таким образом, было как бы смертельным, и нашего героя, как назло, приняли за старика. Судак бросился в атаку; черная тень стремительно навалилась на бычка, не подозревавшего об опасности.
К счастью, бычок в этот момент стоял несколько боком к судаку, и ему удалось, отчаянно напрягшись, прыснуть в сторону. Страшные зубы клацнули позади и аккуратно, как резаком, отхватили кусок хвостового плавника. Бычок ринулся в бегство; разгневанный разбойник погнался за ним.
Но тяжеленный хищник, развернувшись весьма ловко, не смог сразу набрать полную скорость. Это дало преимущество беглецу, достаточное, чтобы посрамить пирата. Однако бычок обмишулился: он, оказывается, мчался не к спасительной банке, а к тому месту, где она лежала сначала.
Запамятовал он, что ли, о своих штормовых приключениях или из упрямства продолжал считать свой дом надежной недвижимостью? Так или иначе, он прилетел и опустился точно на площадку, которая еще сохраняла едва заметные следы расчистки. Он рыпнулся туда-сюда - нет банки!
Вид у него стал просто ошарашенный. Он замер на месте, будто крепко задумавшись, и уж, верно, начисто забыл, что сама смерть приближается к нему сзади. Эта неподвижность его и спасла. Судак прорезал воду над бычком, совершенно не заинтересовавшись продолговатым предметом, лежавшим на дне. Он, правда, далеко не уплыл. Видя, что преследовать некого, повернул назад.
И сейчас же вновь увидел бычка, который как раз, вспомнив про опасность, сорвался с места! Снова открылась погоня. И на этот раз она определенно окончилась бы трагически, не выбери беглец случайно направление точно на банку. Наткнувшись на нее, он, не веря своим глазам, замедлился на мгновение и нырнул вниз.
Хищник приблизился, с потешным недоумением осмотрел банку и, так как не отличался сообразительностью, не догадался толкнуть ее. Он побродил вокруг - кажется, шумно вздыхая и печалясь о странно исчезнувшей добыче, и уплыл прочь, явно смущенный.
А бычок, вновь почувствовав себя на своем месте, проверил состояние икринок - они были целехоньки! - и поспешил заступить на свой пост: вода за время его отсутствия заметно застоялась, следовало ее срочно сменить.
Еще два дня прошло спокойно, но на третий день утром, когда бычок подремывал, не интересуясь больше никакими внешними событиями, к банке подплыла небольшая стайка знакомых поклонниц. Впрочем, знакомые они или незнакомые, ему было все равно, он даже не посмотрел на них. Однако они, ничуть не обиженные невниманием, не спешили плыть своей дорогой и вели себя так, будто возле банки их удерживает какой-то жгучий интерес. Ну мало ли чем они увлеклись! Бычок помахивал себя да помахивал плавниками, совершенно равнодушный к их чаяниям и чарам.
То одна, то другая из этих легкомысленных гуляк подплывали почти вплотную к голове бычка и как бы умоляли его о гостеприимстве. Бычок, разумеется, был далек от сочувствия бесприютным и усталым путницам, да, собственно, никакой усталости в их движениях и не чувствовалось: они лезли весьма назойливо, бычку вскоре пришлось применить все известные ему угрозы, чтобы оттеснять их. Он их пихал и стращал как мог, пока какая-то шустрая не изловчилась все-таки протиснуться в проход, который к тому времени от постоянного тока воды открывал почти половину банки. Она так быстро юркнула в полутьму, что до бычка не сразу даже дошло, что совершено нарушение. Он остался на своем месте, и вдруг неожиданная тревога поразила его. Да и не только его. Все остальные, мгновенно возбудившись, толкаясь, сгрудились у входа. Он не выдержал их напора, отступил в банку и увидел, что там нахальная посетительница хватает икринки и жадно их ест!
Вне себя от возмущения бычок кинулся на воровку, и сколько тут она получила укусов и ударов - не счесть! Полуоглушенная, она вывалилась наружу, в толпу своих приятельниц.
Икринки! Сколько их она успела уничтожить? Ведь они уже совсем большие, живые существа! За последнее время они растянули свои оболочки, стали словно заостренные маленькие ракеты, готовые взлететь. Как она могла посягнуть на них!
Между тем выгнанная воровка подняла бурю восторга - довольна была своим подвигом! Она взволновала товарок; через мгновение о ее грабительской победе услышали даже те, кто держался на дальних краях отмели. Разные бездельницы, обуреваемые завистью и болезненной надеждой получить легкую добычу, со всех сторон мчались к жестяному дому. Минута и двадцать, тридцать, шестьдесят мародерок собрались вокруг банки. Бычок приготовился к обороне.
А они настойчиво колотились о стенки, будто отряд разбойников, ломящийся в дом. Те, кто оказался у входа, лезли прямо на защитника, который, придя в неописуемую ярость, беспрерывно лязгал зубами, оставляя раны на телах нападающих.
Плохо бы все это кончилось, если бы не судак, который в то утро почему-то пристроился на дневку среди каких-то обломков, довольно близко от места происшествия. Разбуженный страшным шумом, он не выдержал, рискнул высунуться и, увидев скопление обезумевших, воспылал. Он, правда, не очень надеялся на удачу, потому что трудно выхватить добычу из компании, но суматоха позволила ему подобраться на подходящее расстояние. Бросок был удачен: судак сцапал как раз ту преступницу, которая побывала в банке.
Возмездие мигом навело порядок на отмели: грабительниц как сдуло. Бычок мог торжествовать свое спасение.
Впрочем, еще долго неугомонные стайки посещали затворника. Среди них даже объявилась одна особа, которая, являясь, отгоняла других от банки и делала это с непритворным старанием. Бычок вскоре отметил ее и подпускал, не пытаясь на нее броситься, довольно близко. Однако, когда она с невинным видом попробовала сунуться в банку, он ее безжалостно вздул. Он теперь никому не верил.
Однажды и подводный охотник, купаясь, нашел жестяную банку. Заметив торчавшего из нее обитателя, он очень обрадовался и крикнул жене, что нашел знакомого бычка, о котором не раз говорил ей. Жена кивнула ему с берега. Ободренный охотник приготовился вволю понаблюдать за интересным явлением природы и для начала сунул под банку палец. В то же мгновение он вскрикнул от боли, выронил нагубник дыхательной трубки и глотнул соленой воды.
1 2 3
На улицах приморских городов и поселков вздымались столбы пыли, а люди терли глаза, в которые попали песчинки, и ругались: "Тарраммонтана!"
Ночь каким-то предательским приемом подмяла под себя вечер: не больше минуты сверкал огненный закат в узкой прорехе разорванного неба, и наступила темень.
Море уже буйствовало вовсю, но этого как будто мало было природе: острые молнии поскакали по небесам, мелкие взрывы покатились слева, справа, а потом рвануло в самом крепком месте - на высоте, - и оттуда хлынуло такое обилие воды, словно небо надеялось соперничать с морем. Новые вспышки выхватили из тьмы белозубые пенные оскалы бурунов, рвавшихся сгрызть сушу, но бессильных преодолеть прибрежное мелководье. Наткнувшись на невидимую границу, они рушились и, уже униженные, распластанные, все же стремились к берегу и накатывались на него, завоевывая метр за метром.
Наш забившийся в банку герой оказался на пути бесчисленных атак моря. Вначале банка довольно крепко удерживалась грунтом: лишь наклонялась в сторону берега под натиском воды, а затем, когда волна отступала, снова становилась на место. Но, как известно, песок - самая ненадежная опора для построек. Вскоре толстый слой его был поднят со дна и взболтан.
Сорвало и жестяной дом. Только чудом бычок не вывалился, но тут банка начала планировать и вдруг ткнулась в самый берег. Она опустилась опять дном кверху, и отогнутая жестяная крышка довольно крепко врезалась в грунт, что на некоторое время обеспечило банке неподвижность. Разумеется, относительную, потому что тут было местечко, которое отличалось от пекла только сыростью. Бычка мотало и колотило с такой силою, что уже через минуту он был оглушен.
Между тем могучий вал, рожденный где-то за сотни километров, во тьме катился к берегу. Ничто не мешало ему; только в одном месте он наткнулся на какое-то терпевшее бедствие суденышко, подхватил его, высоко поднял и со страшной силой грянул о море. Но и он был задержан мелью. Яростно восстал он в виду недосягаемого берега, затем ссутулился, наклонился, лег и как бы по-пластунски, ползком, только со страшной скоростью ринулся к берегу, ударил в него, снова взмыл и, подхватив на самый свой гребень консервную банку с бычком, вкатился на сушу. Жестяная обитель секунду побалансировала наверху, затем по отлогой спине волны устремилась вниз и плавно, как по маслу, соскользнула на берег.
Волна отступила. Крупные капли дождя зашлепали по спине бычка, потому что вода из банки почти вся выплеснулась. Поблизости, в палатке, жена ругала подводного охотника за то, что устроил стоянку в опасном соседстве с морем...
Банка наполнялась. Дождевая вода, насыщенная свободным кислородом грозы, взбодрила бычка, и он упруго поплыл по бесконечной стенке. Он разыскивал икру, которая, по его расчетам, была где-то тут, под самым потолком... Но так как икринки оказались теперь внизу, он ничего не нашел. В отчаянии он сначала забился, порываясь кверху и даже высовываясь с угрозой вывалиться, потом нырнул, надеясь найти свой подкоп. Удар головой о жестяное дно на некоторое время смирил пленника.
К счастью, банка лежала в неглубокой ложбине, которая делалась ручьем в дни половодий. Вскоре журчание бегущей воды, скребыханье мелких камешков о жесть возвестили о том, что силы стихий вновь намерены изменить судьбу злосчастной посудинки. Им это удалось, когда поток, не на шутку разлившись, слизнул доску, приготовленную подводным охотником для костра. Этот, вполне возможно, остаток какого-нибудь древнего кораблекрушения поплыл, тяжело раскачиваясь, обратно к морю и протаранил жестяное изделие, пролив из него воду. Банка всплыла и миновала два-три метра, отделявшие ее от прибоя. Затем, подхваченная уходящей волной, она понеслась над отмелью, а когда скорость иссякла, плавно пошла ко дну.
Но этим дело не кончилось. Громадный вал, хотя и уступавший тому, который едва не обрек бычка и его потомство на верную гибель, набежал с моря, бессмысленно покувыркал в своих внутренностях банку и отнес ее далеко от берега - почти туда же, откуда начались все эти приключения. На этот раз банка опустилась кверху донышком. Придя в себя, бычок нашел кладку икры на своем месте.
А море уже утихомиривалось. К утру волны закруглились, замаслились, и это уже было не штормом, а зыбью.
Но еще два дня оно ворочалось, укладываясь поудобней, и лишь на третий день улеглось в бескрайнем спокойствии, тревожимом только весельем мелких рыб, чайками, ловившими поживу, да людьми с их транзисторами, моторами, разговорами и звучными песнями. За это время обитатели моря, вытерпевшие много страху и превратностей, связанных с ненастьем, вернулись к обычным страхам и превратностям.
Упрямый владелец недвижимости, которая, однако, столь убедительно доказала свою способность передвигаться, за все это время не проплыл и полуметра: у него вдруг оказалось столько забот, что впору растеряться.
Сначала пришлось заняться домом, который после шторма стал просто неузнаваем. Откуда-то взялась в нем пропасть ненужных вещей: штук десять обломков раковин, три увесистых камня и два маленьких, несколько щепок и огрызок химического карандаша, который при малейшем прикосновении выбрасывал, что твой осьминог, отвратительный фиолетовый след. Когда бычок собрался все это выкинуть, он не нашел выхода. Пришлось сначала рыть подкоп.
В беспрерывных хлопотах он провел, наверное, все два дня, пока успокаивалось море. Зато хозяйство стало образцовым: на участке - чистота, банка сияет, будто ее только вчера выбросили, и под нее ведет аккуратная дыра.
Но с хозяина шкура свисала клочьями, и выглядел он как бы готовым в любую минуту устроить взбучку правому и виноватому или снова ринуться толкать какой-нибудь раздражающий предмет, будь то хоть камень громадной величины.
К счастью, никто к бычку не приставал и уже не надо было ничего толкать. Можно наконец отдохнуть и на свободе потешиться в кругу семьи, о которой он, разумеется, все это время не забывал ни на минуту, хотя, поглощенный хозяйственными заботами, видел ее очень редко. Он даже почувствовал вдруг, что смертельно соскучился по своим ненаглядным икринкам и терпеть разлуку больше не может.
Он залез в банку. Кладка икры лежала мертвой массой, наглухо скрытая слоем ила!
Эта передряга в природе, а потом и строительные старания домовладельца вызвали движение мельчайших частиц дна, оседавших на липкие икринки.
Неужели они уже задохнулись?!
Повиснув возле кладки, бычок попробовал обметать ее плавниками. Хорошо! Бугорки проступили из-под ила! В нетерпении он махнул плавником, как веником, но несколько икринок, сорвавшись, опустились на дно и затерялись в песке. Тогда бычок помахал плавником, как веером. Возбужденный поток подхватил и унес облачко ила...
Да, так было надежнее. Боясь стронуться с места, бычок взмахнул плавниками еще и еще раз... И делал это... целые сутки!
И упорство было вознаграждено: кладка икры, умытая, зарозовела!
Потягиваясь и сладко зевая, бычок выплыл из-под банки. Он даже позволил себе порезвиться: взмыл кверху и пробил поверхность моря, как бы бросая веселый вызов кичливому миру воздуха. После этого круто повернул вниз, помчался над банкой, сделал несколько крутых виражей и повисел на месте, отдыхая. Затем намерился поохотиться, что было вполне своевременно для рыбы, выдержавшей многодневный пост.
Но он никуда не отправился. Втиснувшись в полутемный свой дом, чтобы напоследок проверить, каково икринкам, он чуть не задохнулся. В доме было нечем дышать!
Оказывается, кладка успела израсходовать весь кислород, содержавшийся в воде внутри банки. Это было прекрасное доказательство того, что икринки живы, растут, но что с ними станется, если им не давать свежей воды?! Пришлось отменить прогулку и заниматься водоснабжением, хотя это и нелепо на морском дне. Бычок втиснулся в проход и, взмахивая плавниками, как веслами, стал загонять воду в банку. Голову он высунул наружу: надеялся, не отрываясь от работы, сцапать какого-нибудь съедобного ротозея. Но зря прождал: рыбья мелкота отогревалась возле самого берега, что же до червяков, то их всех словно слизнуло после того, как мимо, поиграв в "зайчики" сотней серебряных зеркалец, проплыл юношеский косячок таранок.
Что ж, нету пищи - придется терпеть, всем своим видом показывал бычок и больше не пробовал оставлять банку.
Так миновали целые сутки, и зачастили дни и ночи, торопливо уступая друг другу власть над миром. И чем дольше длилась беспримерная вахта, тем упорнее бычок не хотел трогаться с места. Он все шевелил и шевелил плавниками - шевелил даже ночью, когда задремывал!
Зато икринки заметно набирали силу. Каждый прошедший день приближал их к жизни, и они, казалось, начали светиться в полутьме под жестяной кровлей.
Увы, изнурительный труд и голод столь же быстро влекли самоотверженного родителя, наоборот, к смерти: к концу второй недели кости совершенно явственно обозначились на его боках.
Впрочем, однажды он, возможно понимая, что обязан дожить до появления мальков, предпринял небольшую охотничью экспедицию, которая едва не оказалась роковой.
Чтобы по возможности уберечь оставленную без надзора банку от посторонних взглядов, он выбрал для вылазки ночь потемней, когда только дальняя световая сила звезд призрачно пронизывала море.
Он отплыл довольно далеко - до самого родимого камня - и даже рискнул приблизиться к нему вплотную, словно понимая, что хозяину сейчас не до вражды. И точно: услышал, как отец тяжко машет плавниками, обмывая икринки. Он, видимо, был настолько занят, что до сей поры даже не добрался до слизняков, преспокойно развивавшихся у него под боком, прямо на камне. Ночной посетитель нащупал губами лакомство и на радостях поднял порядочную возню.
Но в ту минуту, когда он наслаждался, пережевывая пищу, поблизости появился здоровенный судак - полосатый, словно в подражание тигру, и столь же хищный.
Между прочим, это была та самая рыбина, о которой, выезжая из Москвы, мечтал подводный охотник. Он даже купил в аптеке специальные мази лечить руки, исколотые о плавники морского разбойника, и не исколол их лишь потому, что искал судака днем, не зная, что тот выбирается из убежища ночью. Глаза у него видят, как у кошки, ему поэтому есть смысл охотиться в темноте.
Хищник регулярно навещал камень, надеясь не упустить момента, когда старый бычок, прискучив сидеть под камнем, вылезает поразмяться. Это место, таким образом, было как бы смертельным, и нашего героя, как назло, приняли за старика. Судак бросился в атаку; черная тень стремительно навалилась на бычка, не подозревавшего об опасности.
К счастью, бычок в этот момент стоял несколько боком к судаку, и ему удалось, отчаянно напрягшись, прыснуть в сторону. Страшные зубы клацнули позади и аккуратно, как резаком, отхватили кусок хвостового плавника. Бычок ринулся в бегство; разгневанный разбойник погнался за ним.
Но тяжеленный хищник, развернувшись весьма ловко, не смог сразу набрать полную скорость. Это дало преимущество беглецу, достаточное, чтобы посрамить пирата. Однако бычок обмишулился: он, оказывается, мчался не к спасительной банке, а к тому месту, где она лежала сначала.
Запамятовал он, что ли, о своих штормовых приключениях или из упрямства продолжал считать свой дом надежной недвижимостью? Так или иначе, он прилетел и опустился точно на площадку, которая еще сохраняла едва заметные следы расчистки. Он рыпнулся туда-сюда - нет банки!
Вид у него стал просто ошарашенный. Он замер на месте, будто крепко задумавшись, и уж, верно, начисто забыл, что сама смерть приближается к нему сзади. Эта неподвижность его и спасла. Судак прорезал воду над бычком, совершенно не заинтересовавшись продолговатым предметом, лежавшим на дне. Он, правда, далеко не уплыл. Видя, что преследовать некого, повернул назад.
И сейчас же вновь увидел бычка, который как раз, вспомнив про опасность, сорвался с места! Снова открылась погоня. И на этот раз она определенно окончилась бы трагически, не выбери беглец случайно направление точно на банку. Наткнувшись на нее, он, не веря своим глазам, замедлился на мгновение и нырнул вниз.
Хищник приблизился, с потешным недоумением осмотрел банку и, так как не отличался сообразительностью, не догадался толкнуть ее. Он побродил вокруг - кажется, шумно вздыхая и печалясь о странно исчезнувшей добыче, и уплыл прочь, явно смущенный.
А бычок, вновь почувствовав себя на своем месте, проверил состояние икринок - они были целехоньки! - и поспешил заступить на свой пост: вода за время его отсутствия заметно застоялась, следовало ее срочно сменить.
Еще два дня прошло спокойно, но на третий день утром, когда бычок подремывал, не интересуясь больше никакими внешними событиями, к банке подплыла небольшая стайка знакомых поклонниц. Впрочем, знакомые они или незнакомые, ему было все равно, он даже не посмотрел на них. Однако они, ничуть не обиженные невниманием, не спешили плыть своей дорогой и вели себя так, будто возле банки их удерживает какой-то жгучий интерес. Ну мало ли чем они увлеклись! Бычок помахивал себя да помахивал плавниками, совершенно равнодушный к их чаяниям и чарам.
То одна, то другая из этих легкомысленных гуляк подплывали почти вплотную к голове бычка и как бы умоляли его о гостеприимстве. Бычок, разумеется, был далек от сочувствия бесприютным и усталым путницам, да, собственно, никакой усталости в их движениях и не чувствовалось: они лезли весьма назойливо, бычку вскоре пришлось применить все известные ему угрозы, чтобы оттеснять их. Он их пихал и стращал как мог, пока какая-то шустрая не изловчилась все-таки протиснуться в проход, который к тому времени от постоянного тока воды открывал почти половину банки. Она так быстро юркнула в полутьму, что до бычка не сразу даже дошло, что совершено нарушение. Он остался на своем месте, и вдруг неожиданная тревога поразила его. Да и не только его. Все остальные, мгновенно возбудившись, толкаясь, сгрудились у входа. Он не выдержал их напора, отступил в банку и увидел, что там нахальная посетительница хватает икринки и жадно их ест!
Вне себя от возмущения бычок кинулся на воровку, и сколько тут она получила укусов и ударов - не счесть! Полуоглушенная, она вывалилась наружу, в толпу своих приятельниц.
Икринки! Сколько их она успела уничтожить? Ведь они уже совсем большие, живые существа! За последнее время они растянули свои оболочки, стали словно заостренные маленькие ракеты, готовые взлететь. Как она могла посягнуть на них!
Между тем выгнанная воровка подняла бурю восторга - довольна была своим подвигом! Она взволновала товарок; через мгновение о ее грабительской победе услышали даже те, кто держался на дальних краях отмели. Разные бездельницы, обуреваемые завистью и болезненной надеждой получить легкую добычу, со всех сторон мчались к жестяному дому. Минута и двадцать, тридцать, шестьдесят мародерок собрались вокруг банки. Бычок приготовился к обороне.
А они настойчиво колотились о стенки, будто отряд разбойников, ломящийся в дом. Те, кто оказался у входа, лезли прямо на защитника, который, придя в неописуемую ярость, беспрерывно лязгал зубами, оставляя раны на телах нападающих.
Плохо бы все это кончилось, если бы не судак, который в то утро почему-то пристроился на дневку среди каких-то обломков, довольно близко от места происшествия. Разбуженный страшным шумом, он не выдержал, рискнул высунуться и, увидев скопление обезумевших, воспылал. Он, правда, не очень надеялся на удачу, потому что трудно выхватить добычу из компании, но суматоха позволила ему подобраться на подходящее расстояние. Бросок был удачен: судак сцапал как раз ту преступницу, которая побывала в банке.
Возмездие мигом навело порядок на отмели: грабительниц как сдуло. Бычок мог торжествовать свое спасение.
Впрочем, еще долго неугомонные стайки посещали затворника. Среди них даже объявилась одна особа, которая, являясь, отгоняла других от банки и делала это с непритворным старанием. Бычок вскоре отметил ее и подпускал, не пытаясь на нее броситься, довольно близко. Однако, когда она с невинным видом попробовала сунуться в банку, он ее безжалостно вздул. Он теперь никому не верил.
Однажды и подводный охотник, купаясь, нашел жестяную банку. Заметив торчавшего из нее обитателя, он очень обрадовался и крикнул жене, что нашел знакомого бычка, о котором не раз говорил ей. Жена кивнула ему с берега. Ободренный охотник приготовился вволю понаблюдать за интересным явлением природы и для начала сунул под банку палец. В то же мгновение он вскрикнул от боли, выронил нагубник дыхательной трубки и глотнул соленой воды.
1 2 3