Его рука в моей остается неподвижной, как веревка.
– Никому? Вы уверены?
Он не шевелится.
Заведующий больницей подает мне знаки. Видимо, он считает, что я слишком усердствую. Эдак я убью старикана второй раз.
– Ладно, – вздыхаю я, – лечитесь, господин профессор. И не сомневайтесь, я скоро арестую виновного.
После этого довольно рискованного обещания я отчаливаю, эскортируемый главврачом.
– Мне кажется, он очень плох, – говорю я.
– Да. Меня удивит, если он выкарабкается! Я беру его за руку.
– Я хочу, чтобы вы его спасли!
– С этой просьбой, комиссар, надо обращаться к Господу Богу, а не ко мне!
– Тогда передайте ему ее от меня...
Я продолжаю задавать себе трудные вопросы. В своем туфтовом сообщении месье Икс написал, что в поместье находится полицейский. Как он догадался, кто я такой?
Узнали меня или...
Нет, решительно, что-то тут не то...
Я вхожу в телефонную кабину на почте и звоню Старику с просьбой прислать мне в подкрепление Пино, Берюрье и Маньена. Я решил нанести большой удар!
Господа между тем рьяно взялись за работу. Трудятся, ожидая новостей. Это у них такой способ убивать время. Я прошу Мартин позвать ко мне доктора Дюрэтра и, когда тот выходит, увожу его в парк, чтобы поговорить.
– Доктор, – говорю ему я, – в этом доме находятся шесть человек. Один из них преступник.
От этой преамбулы его рот раскрывается. Я вспоминаю туннель Сен-Клу.
– Что вы сказали?
– Правду. И, простите, вас я считаю среди этих шестерых.
От моей откровенности он закрывает рот, но тут же открывает его вновь, чтобы спросить:
– Что вы называете преступником?
– Шпиона! Он интересуется изобретением Тибодена... Один из вас предатель. Как видите, со времен апостолов не произошло ничего нового...
– Это безумие!
– А главное, аморально.
– Один из нас!
– Да. Поскольку я выбрал вас в доверенные лица, сам толком не знаю почему...
Я замолкаю и улыбаюсь ему. Нет, я знаю, почему обратился к Дюрэтру, а не к Минивье. У него глаза Фелиси, моей мамы – Знаете, такие большие удивленные и испуганные глаза, которые все прощают...
– Итак, раз вы посвящены в тайну, я задам вам следующий щекотливый вопрос. Если один из ваших коллег предатель, на кого бы вы скорее подумали?
Он хмурит брови, смотрит на мыски своих плохо начищенных ботинок, потом на меня.
– Я не могу ответить на подобный вопрос, месье! Вы должны это понимать... Делать такой выбор было бы подлостью... Позвольте вам сказать, что меня в равной степени удивит предательство любого из нас!
Это реакция честного человека, я могу ее только приветствовать.
– Не будем больше об этом. Я хочу задать вам второй вопрос – – Слушаю вас.
– Вам известно, над чем именно работал Тибоден? Он краснеет и отводит глаза.
– Ну?
– Хм... Это... – Вдруг он улыбается. – Патрон просто помешан на секретности, вы это наверняка заметили... Он напускал таинственность, принимал излишние меры безопасности... Но он забывал, что Минивье и я специалисты в вопросах радиоактивности, из-за чего, собственно, он нас и выбрал...
– Так, значит?..
– С первого же месяца работы у него мы поняли, что он занят созданием препарата, защищающего от ядерной радиации...
– В общем, он хранил секрет полишинеля?
– В общем, да!
Именно так я и думал своими мозгами исследователя дамского белья!
– А трое ваших ассистентов тоже знают?
– Хотя Минивье и я не делились с ними нашими догадками, я думаю, что да.
– Угу... О'кей, доктор, благодарю вас.
Я смотрю вслед его тощей фигуре, мелькающей между деревьями. Он укрепил меня во мнении, что Минивье знал! И Планшони, вне всяких сомнений, тоже!
Я продолжаю подниматься по лестнице. Следуйте за мной, ребята!
По пожарной лестнице спускается ночь... Погода великолепная, приятно пахнет листвой...
Поднимаясь по ступенькам крыльца, я вижу подъезжающую черную машину Службы... Угадайте, кто за рулем? Старина Берюрье, налитый кровью, как бифштекс. Выйдя из машины, он начинает энергично махать мне руками.
Его сопровождают Маньен и Пино. Я направляюсь к ним.
– Во, святая троица, – говорю.
Берюрье бросается к ближайшему дереву и начинает поливать его с щедростью, свидетельствующей о большой вместимости его мочевого пузыря.
– Сколько тут зелени! – орет он. Я смотрю на Пино.
– Толстяк что, надрался?
– Да. Его пригласил на ужин приятель парикмахер, любовник его жены, знаешь? И вот после этого он никак не протрезвеет...
– Это кто тут говорит о трезвости? – спрашивает Берю, возвращающийся с расстегнутыми штанами от дерева.
– Я просил подкрепление, а не пьяниц! – заявляю я ледяным тоном, а Маньен тем временем ржет втихаря.
Глаза Толстяка налиты кровью, а дыхание заставило бы отступить целый зверинец.
– Это... ик!.. ты обо мне так? – возмущенно спрашивает он.
– А о ком еще, бурдюк с вином!
– Как тебе не стыдно! Да я ни разу в жизни не был пьяным... Пытался, но никак не получается...
– Закрой пасть! Делай, что я приказываю, и старайся поменьше разговаривать, а то у тебя изо рта несет, как будто ты нажрался падали!
Он насупливается. Я щелкаю пальцами, чтобы привлечь внимание моих помощников.
– Вот каково положение, – говорю. – В этом поместье шесть человек, один из них предатель и располагает секретными документами. Они надежно спрятаны, потому что он знает, кто я такой, и должен был принять меры предосторожности. Нужно заставить его пойти в тайник, понимаете?
Маньен и Пино утвердительно кивают. Берюрье рыгает, что означает то же самое.
– Итак, – говорю, – вы будете точно выполнять мои инструкции.
Глава 12
Мне потребовалась добрая четверть часа, чтобы объяснить моим помощникам, чего я от них хочу. Берюрье, находящемуся в приподнятом настроении, очень трудно растолковать его роль. Он так раздулся от выпитого, что, кажется, вот-вот лопнет. На его галстуке остался целый яичный желток, а рубашка, бывшая в далеком прошлом белой, украшена живописными Винными потеками. Время от времени он проводит по фиолетовым губам своим бычьим языком, дырявым, как его носки, и таким противным на вид, что самый голодный тигр предпочел бы записаться в вегетарианцы, лишь бы не есть его.
Составив солидный план кампании, я оставляю моих героев, чтобы дать им возможность действовать.
Я огибаю эту претензию на замок, чтобы вернуться, и в ожидании начала тарарама иду проверить, по-прежнему ли полушария Мартин сидят там, где надо.
Бедняжка выглядит очень грустной. Говорит, из-за того, что ей жалко Тибодена. Он был одержим, ворчлив, требователен, но она привыкла работать у него и научилась его уважать.. Ее тоска соединяется с моей собственной, и я снова обращаюсь к тому, кто дергает наверху ниточки марионеток, каковыми мы являемся, с горячей молитвой за скорейшее выздоровление старого ученого...
Мы как раз вытираем свои слезы, когда является полицейское трио для дачи бесплатного концерта.
Пинюш в своем заляпанном грязью габардиновом пальто похож на старое пугало, заколебавшееся торчать на кукурузном поле, будто шлюха на тротуаре. Его жидкие усики похожи на кусочки веревки, привязанные под кривым носом. Шляпа с загнутыми кверху полями, неглаженые брюки и вылезшая из них рубашка гармонично дополняют его облик. Если бы не Маньен, одетый строго и опрятно, моих бойскаутов приняли бы за шайку клошаров, только что вернувшихся из похода по помойке!
Пинюш, сочтя, что, как старший инспектор, должен взять инициативу на себя, идет прямо к охраннику.
– Старший инспектор Пино, – заявляет он своим замогильным голосом.
После этого чихает, и из его носа сразу же вылезает сопля, на которую неуверенно смотрит его собеседник.
– Соберите весь персонал, – продолжает Пино, – я должен сделать важное сообщение...
Сторож по-быстренькому отваливает, потрясенный прибывшей армадой. Я пользуюсь этим, чтобы появиться, обнимая правой рукой талию Мартин.
Берюрье останавливает на красивой паре, каковую мы составляем, взгляд более тяжелый, чем мешок картошки.
– Никакого стыда, – ворчит он.
Я строго смотрю на него, ц он запирает свой хлебальник на замок
– Вы кто? – спрашивает Маньен, играющий свою роль на полном серьезе.
– Лаборант профессора Тибодена.
– А мадемуазель?
– Его секретарша...
– Прошу вас оставаться здесь, пока соберутся остальные. Скоро происходит всеобщий сбор. Мы все стоим в холле. Пино берет слово.
– Мадемуазель, – галантно начинает он с Мартин, – месье, я должен вам сообщить печальное известие... Профессор Тибоден стал жертвой попытки отравления...
Ропот среди собравшихся. Каждый с изумлением смотрит на остальных. Пинюш, довольный своими ораторскими эффектами, продолжает:
– Мы смогли допросить его в больнице, и он дал крайне важные показания. Из них следует, что изобретение, над коим он работал, находитс в опасности...
Пино, именуемый обычно Пинюшем и Пинеткой, гордится своим «коим», придающим ему некоторую образованность, во всяком случае он в это твердо верит.
Он приглаживает свой жалкий ус, на котором сохраняются остатки томатного соуса и крошки табака, затем, очень благородный в своей простоте, продолжает:
– Кто-нибудь из вас знает, где находится потайной сейф месье Тибодена? Он хранил в нем важнейшие документы, которые мы должны немедленно изъять.
Тусклый взгляд папаши Пинюша пробегает по немым слушателям. Мы отрицательно мотаем головами. Нет, никто не знает, где находится сейф, по крайней мере в этом хотят его убедить наши застывшие озабоченные физиономии.
– Ну что ж! – говорит Пино. – Тогда мои коллеги и я сами проведем обыск в лаборатории... Жаль, что господин профессор Реноден...
– Тибо... ик!.. ден, – поправляет Берю, чья память, несмотря на опьянение, лучше, чем у его коллеги.
– Что господин профессор Тибоден, я хотел сказать, – напыщенно продолжает Пинюш, – потерял сознание до того, как смог нам указать местонахождение вышеозначенного сейфа...
Он закончил. Его лоб старого жалкого крысенка обильно залит потом... Пино смахивает воображаемую пылинку со своего жуткого пальто, вогнавшего бы в ужас любого специалиста по крашению одежды.
– Мадемуазель, месье, в ожидании завершения следственных мероприятий (он спотыкается на последнем слове, но все-таки выговаривает его) попрошу вас не покидать территорию поместья... Путь пойдет своим следствием!
Берюрье трогает его за рукав.
– Эй, ты чего несешь? – спрашивает он.
– А? – Пинюш поправляется: – Извиняюсь, я хотел сказать – следствие пойдет своим путем. У меня язык оступился! Ладно, проводите меня в лабораторию! – просит он сторожа.
Троица идет за бульдогом, а я остаюсь среди служащих, и некоторое время мы все молча переглядываемся. Не знаю, понимаете ли вы это вашим серым веществом, но именно в этот момент решается, кто такой Сан-Антонио: супермен, прославленный от Северного мыса до Огненной Земли, или старый дырявый башмак.
Влезьте мысленно в шкуру месье Икс. О чем он сейчас думает? Что очень скоро здесь для него станет жарко. Комментарии папаши Пино должны были его встревожить... Эта история с документами, спрятанными в сейфе, распирает ему мозги. Он боится, что мои ребята найдут его тайничок – Чтобы удостовериться, что все в порядке, он полезет на этаж выше, чтобы посмотреть через окошко в сортире, что они делают. Все просто. Нужно было только создать такую ситуацию... И делайте ваши ставки. Какой цвет выскочит, тот и выиграл!
Надо ждать...
Мы некоторое время стоим кучкой, обмениваясь соответствующими случаю комментариями, потом начинаем расходиться... Лично я выхожу и прячусь за густым розовым кустом возле крыльца; из этого укрытия я могу видеть, что происходит в холле.
Толстяк Бертье выходит вскоре после меня и вперевалку проходит мимо, не подозревая о моем присутствии... Он направляется к бунгало. Вышедщий следом Планшони окликает его, тот дожидается, и оба коллеги уходят в тень, разговаривая о происходящем.
Полагаю, что страдающий нервными тиками Берже обсуждает то же самое с Дюрэтром... Мартин ищет меня, но не находит и поднимается наверх... О! О! За ней идет Минивье... Я отбрасываю колебания, вхожу в холл и ступаю на лестницу... Я стараюсь не скрипеть ступеньками... Вижу, как моя красавица заходит в свою комнату... Уф, мне стало жарко... А Минивье, наоборот, направляется прямиком в клозет. А ваш друг Сан-Антонио не девальвировался. Соображает, как видите! Разве не он, после упорных и последовательных умозаключений, поставил после фамилии молодого доктора большой знак вопроса?
Я жду, пока он войдет в туалет и закроет за собой дверь... Теперь мне остается только подождать перед дверью этого малоромантического места.
Проходит несколько минут... Раздается характерный звук спускаемой воды. Минивье выходит, поправлял свои шмотки. Доволен, что всех одурачил, только рано радуется, гад!
– Что, док? – спрашиваю я, преградив ему путь. – Совершили маленькую инспекцию?
Он меряет меня взглядом, как будто не понимая.
Я вытаскиваю шпалер – здоровенную черную пушку, плюющую вот такими здоровыми маслинами!
Он бледнеет и делает шаг назад.
– Соображаешь! – ворчу я. – Ты попался, дружок... Естественно, он начинает мне ломать второй акт комедии «Я невиновен». Я этого ожидал.
– Что это за шутка? – спрашивает он резким голосом.
– Да нет, лапочка, шутки кончились... Ну-ка, давай ручонки, и без фокусов. Я же тебе сказал, ты попался!
– Послушайте, это какое-то безумие...
Пока он протестует, я надеваю ему на руки стальные браслеты.
Он смотрит на свои сцепленные руки, как будто видит их первый раз в жизни.
– Вы можете мне объяснить, что все это значит?
– Кончай трепаться, ты отлично знаешь, что я из полиции!
– Вы?
– Не строй из себя невинность, у тебя это плохо выходит! Ладно, пошли вниз...
Он не шевелится и только стискивает челюсти.
– Немедленно снимите с меня это, иначе вам будет плохо!
– Валяй, мели языком, Пастер недоношенный! Я ж тебе сказал: отпираться бесполезно.
Чтобы его сломать, я вталкиваю его ударом колена в помещение, которое он только что покинул, наклоняюсь к отверстию в полу и вижу в него моих друзей, без энтузиазма обыскивающих лабораторию...
– Обрадовался, когда увидел некомпетентность полиции, а, морда?
Он наклоняется в свою очередь.
– Что это такое?
– Маленькое чудо оптики, месье астроном!
– Но...
– Пошли...
– Не думаете же вы, что я ради развлечения продырявил пол?
– Нет, я не думаю, что ты сделал это ради развлечения! Несмотря на протесты, я волоку его на первый этаж и велю обалдевшему бульдогу позвать моих людей. Является легавое трио...
– Хватит, ребята, хитрость сработала... Ведите этого малого в машину, я вас догоню...
Берюрье, начинающий трезветь, отвешивает докторишке удар кулаком в солнечное сплетение, от которого Минивье складывается втрое. Толстяк большой шутник. Как только он видит подозреваемого, у него сразу начинают чесаться кулаки. Однажды он разбил морду судебному следователю из провинции, которого принял за мошенника.
Минивье перестает вопить об ошибке. Он выглядит подавленным. Когда мои помощники уводят его, я поворачиваюсь к Берже и Дюрэтру, молча присутствовавшим при аресте.
– Ну вот, – говорю я им. – Виновный арестован, справедливость торжествует. Можете идти к себе. В зависимости от состояния здоровья профессора я вам скажу, что вы должны делать... Предупредите ваших коллег.
А сам я иду к моим.
Все трое сидят в машине вместе с Минивье, который уже не возникает. Я велю Маньену выйти, чтобы освободить мне место. Он пользуется случаем, чтобы закурить сигарету.
Я сажусь вперед, рядом с Пино. Берю устроился сзади, рядом с арестованным.
– Прежде чем вас увезут, месье Минивье, – говорю, – я бы хотел получить известные вам документы. Не будете ли столь любезны указать мне, где они находятся?
– Я вам повторяю, что вы делаете ошибку, – заявляет врач. – Я ничего не знаю об этом деле...
Больше он ничего сказать не успел, потому что Берю ударом ладони разбил ему губы.
– Не жми на доктора, – говорю я, демонстрируя великодушие. – Он не восприимчив к таким грубым приемам, правда, док? Я уверен, что вы будете говорить, не заставляя нас прибегать к таким неприятным методам!
– Я буду говорить о своей невиновности, – бормочет парень двумя кровавыми сосисками, в которые превратились его губы.
Несмотря на свой хрупкий вид, он совсем не тряпка. Он прекрасно знает, что, пока у нас нет документов, он может все отрицать, потому что нет никаких доказательств его виновности.
Я решаю начать большую игру. Первым делом он получит ночь в специальной камере конторы, которая пойдет ему на пользу.
– Отвезите этого клиента в фирму, – приказываю я моим подчиненным. – Мы проинтервьюируем его завтра! Пино, останешься со мной!
Старикан вылезает, ворча.
Я уступаю место Маньену, и машина трогается в путь. Никому не пожелаю оказаться на месте Минивье. Путешествие в таких условиях, рядом с Берюрье, злым из-за состояния похмелья, должно засчитываться за сто лет чистилища!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10