Это был прекрасный маршрут для прогулки.Когда мы удалились от дома, я обнял Мину за талию. Сухие ветки трещали у нас под ногами, а птицы сигнализировали о нашем приближении.— Ты счастлива, Мина?— Очень, Поль. У тебя дар создавать счастье вокруг себя.— О…— Да, клянусь тебе. Я много думала. Мне нужно тебе кое-что сказать.Я приготовился ее выслушать, но не стал замедлять шаг. Она не сразу начала разговор. Нежно обнявшись, мы прошли около километра. Воздух подлеска опьянял нас. Наконец мы вышли на поляну, где покоился пруд, похожий на старое помутневшее зеркало. Мы сели на ствол дерева и долго смотрели на зеленоватую воду, на поверхности которой лопались большие пузыри воздуха.И тогда она повторила:— Мне нужно с тобой поговорить, Поль.— Я тебя слушаю, моя любовь.Она прокашлялась. Никогда еще я не видел, чтобы у нее был такой смущенный и жалкий вид.— Поль, я только сейчас начинаю понимать, что такое наше приключение. Видишь ли, мне кажется, что это сон. В течение многих лет я ждала такого мужчину, как ты.Эти слова были бальзамом для моего сердца. Я поцеловал ее в висок и почувствовал, как она задрожала от этой ласки.— Поль… Присутствие моего сына опустило меня на землю. Я немного сожалею об этом, но ты знаешь, что жить в вечной эйфории невозможно.Что, черт побери, она хотела этим сказать? Она казалась серьезной и говорила с чрезвычайной старательностью.— Есть вопрос, которого мы никогда не касались. Все произошло так быстро, в таком круговороте… Это финансовый вопрос.Я пожал плечами.— Какие мерзкие слова и какие мерзкие мысли! Я не богат, но обладаю небольшим личным наследством, которое, слава Богу, избавляет меня от забот такого рода.— Тебя — да, но не меня. Я скорее бедна. Мои скудные доходы с трудом позволяют мне поддерживать Доминика в ожидании, когда он встанет на ноги, поэтому можно считать, что я на твоем иждивении.— Что за нелепая идея! Разве ты не моя жена?— Конечно, но…— Тогда вопрос исчерпан, больше к нему не возвращаемся. Ее лицо нервно передернулось.— Наоборот. Ты знаешь, дорогой, что я упряма и хочу решить этот вопрос. Нужно было пройти через это.— Хорошо, я тебя слушаю. Какую экстравагантную идею ты мне преподнесешь?— Поль, я старше тебя… Нет, не перебивай. Кроме того, я…я больна.В который раз я ощутил жестокий ожог в груди. Я повернулся к ней. Сидя на корточках, я напряженно всматривался в ее усталое лицо, выискивая признаки какой-либо болезни.— Ты больна, Мина?— Да, сердце… Об этом знают только я и мой врач. У меня был инфаркт. Очень тяжелый приступ.., два месяца назад. Я чуть не умерла. Может быть, поэтому я и решила снова выйти замуж, чтобы получить хоть немного ласки и покоя, которых мне всегда не хватало.— Любимая, тебе нужно лечиться. Мы проконсультируемся у лучших специалистов, ты увидишь…— Нет, я уже консультировалась. Их мнение одинаково: я могу жить долго, а могу и… Понимаешь, мне нужно было тебя предупредить. Сейчас я чувствую себя не в своей тарелке. Это волнение в тот раз, когда ты разозлился…Она подняла голову.— Скажи, Поль, ты не сердишься, что я не предупредила тебя раньше? В общем-то, это злоупотребление доверием, да?— Молчи, Мина, я люблю тебя. Я тебя вылечу.— Я еще не рассказала о моем плане.Она нежно поцеловала меня. Ее губы были необыкновенно мягкими и теплыми.— О твоем плане, Мина?— Да.— Ну хорошо, расскажи о нем.— Я действительно не успокоюсь, пока не приведу в порядок свои дела и не заплачу моральный долг по отношению к тебе.— С чего ты взяла, что что-то мне должна?— Я знаю, что говорю. Итак, я заключу страховку в твою пользу, дорогой… Это меня ошеломило.— Что? Ты сошла с ума!— Нет. Тогда у меня не будет угрызений совести. Умирая, я буду думать, что ты что-то унаследуешь от меня.— Мина! Если с тобой что-нибудь случится, я унаследую самые прекрасные воспоминания… Деньги, которые принесет твоя смерть, будут отвратительны.— Я этого хочу, Поль, не протестуй.— Но, мой ангел, если ты настаиваешь на такой страховке, то сделай ее на имя своего сына! Она покачала головой.— Ему не надо денег. Парень должен выкручиваться сам… Если хочешь, то можешь оставить завещание на его имя.Ее упрямство приводило меня в отчаяние. Но у нее это стало навязчивой идеей, а я знал, что это такое.В конце концов мы пришли к согласию. Мне хотелось избавить ее от всех тревог. Она застрахует свою жизнь на пять миллионов в мою пользу, а я сделаю завещание в пользу Доминика. У меня не было родственников, и это завещание никого не ущемляло. И, кроме того, могу вам признаться, что финансовые вопросы оставляли меня равнодушным. Из нашего разговора я вынес только одно: Мина страдала тяжелой болезнью, которая внезапно могла ее у меня отнять. От этой новости сжималось сердце.Когда я возвращался домой, мне казалось, что у меня тоже нашли смертельную болезнь. Это ощущение смерти, которое я испытал, узнав историю Жермены Бланшен, стало меня преследовать.— Поль, ты обещаешь, что мы урегулируем эти вопросы завтра?— Клянусь!— Мне кажется, что тогда я успокоюсь и вздохну свободнее.Круги под ее глазами стали еще более заметными, чем перед прогулкой.— Ты должна немного прилечь, Мина… И, кроме того, с сегодняшнего дня я найму горничную. Я не хочу, чтобы ты перетруждалась.— А вот это я запрещаю тебе делать! Что же тогда будет с нашей близостью?Я отвел глаза. Наша близость! Ею пожертвовали ради Доминика.Доминик валялся в своем шезлонге. Разорванные листки бумаги для рисования усыпали пол вокруг него. Он дремал. Наш приход заставил его проснуться.— Что произошло? — спросила Мина, показывая на разорванные эскизы.У него был лихорадочный взгляд. На скулах проступили красные пятна.— Не произошло, а происходит! Происходит то, что я — бездарность!— Ну-ка замолчи!— У меня не больше таланта, чем у мазилы почтовых открыток!Заинтригованный, я подошел к нему. Нагибаясь, чтобы подобрать бумагу для рисования, я почувствовал его дыхание: от него пахло перегаром.Это привело меня в замешательство, так как погреб с напитками находился в другой комнате. Он напился, однако никакой бутылки рядом с ним не было. Это означало, что он ходил пить в другой конец коридора! Итак, он мог передвигаться, но утверждал, что не может даже стоять. Выходит, он разыгрывает комедию?!Ничего не сказав при Мине, чтобы не огорчить ее, посмотрел ни его мазню. Он пытался нарисовать натюрморт, выбрав в качестве модели цитру и бутылку красного вина. Естественно, что вместо того, чтобы изобразить их такими, какие они есть, он начал изыскивать идиотские геометрические формы. Это не имело ни малейшей ценности.— Итак, месье учитель, — ухмыльнулся он, — что вы об этом думаете?Мина только что вышла. Доминик мрачно смотрел на меня. Казалось, что он на меня злится, и я спрашивал себя: почему?— Вы правильно сделали, что порвали это, — холодно заявил я. — Это действительно плохо.Он побледнел, и два красных пятна на его скулах превратились в фиолетовые.— Значит, вы считаете, что у меня нет таланта?— Я ничего не считаю. Так говорите вы, Доминик. А я наивен и всегда верю тому, что говорят люди.Он показался таким растерянным, что меня вновь охватили лучшие чувства. В конце концов, я не мог злиться на то, что он существует.— Работайте, старина, — посоветовал я. — Если бы это было легко — нарисовать картину, — то все люди купили бы кисточки Глава 6 На следующий день недомогание Мины как будто прошло. Она отдохнула, даже повеселела и настояла на том, чтобы с утра мы поехали приводить в порядок наши дела. Я не хотел ей противоречить и подчинился ее желанию. Отныне, живя в постоянном страхе, что ее сразит сердечный приступ, я следил за ней как рыбак, внимательно вглядывающийся в горизонт, чтобы предугадать, не угрожает ли ему непогода.Прошло совсем немного времени с тех пор, как я познакомился с ней, но она стала мне более дорога, чем старая подруга. Теперь, когда я думаю о том феномене, который бросил меня в ее объятия, то понимаю, что вся моя предыдущая жизнь прямо вела к этому. Я жил без семьи, без друзей, вдали от Франции, в стране, где была совсем другая жизнь и другие заботы. Мой панцирь домоседа только и ждал того, чтобы треснуть. И поэтому существо, находившееся рядом со мной, пользовалось этой гигантской нерастраченной любовью, переполнявшей меня.Ведя машину, я искоса поглядывал на нее, честно говоря, не понимая, что могло соблазнить меня в этой строго держащейся женщине. Во-первых, она была совсем не хорошенькая…Впрочем, лучше ничего не анализировать. Так получилось, и я был совершенно счастлив.Мы поехали в Орлеан. Мине было все равно, на какой страховой компании остановиться. Мы выбрали компанию с хорошей репутацией, и Мина настояла, чтобы договор о страховании был подписан сразу же. Ее настойчивость немного удивила местного страхового агента. А когда он узнал, что страховой полис оформляется в мою пользу, то посмотрел на меня странным взглядом. Не знаю, что он предполагал. Может быть, что я, как и мой предшественник, планирую совершить убийство. Все эти формальности были очень неприятными. Мина же выглядела счастливой. В ее поступке было что-то волнующее. Она заплатила первый взнос из своих денег и, когда все было кончено, тяжело вздохнула. На лестнице мы поцеловались.— Вот теперь, — заявила она, — я спокойна. Мне кажется, что я действительно воспользуюсь временем, которое мне осталось.., чтобы любить тебя.— Да, но вначале я должен заехать к нотариусу.— Зачем?— Разве мы не решили, что я оставлю завещание в пользу твоего сына? Я правильно понял?— Но ведь это не к спеху, Поль. У тебя впереди еще много времени, дорогой. Я пожал плечами.— Время! Кто может утверждать, что у него впереди много времени? Раз мы избавляемся от этих мелочных вопросов, то избавимся от них навсегда.— Как хочешь…Нам понадобился целый день, чтобы покончить с этой бумажной волокитой. Когда мы возвратились в Роншье, была уже ночь. Мина купила на ужин колбасы и цыпленка. Пока она готовила еду, я пошел к Доминику. В этот раз он был совершенно пьян. По этому поводу не было ни малейшего сомнения. Я был уверен, что он вставал в наше отсутствие. Это взбесило меня. Бездельник, изображающий из себя больного, чтобы его тут нежили, еще попомнит меня в ожидании наследства!— Как ваша лодыжка? — спросил я, еле сдерживаясь, чтобы не проорать ему свой вопрос прямо в лицо.— Так себе.Он еле мог говорить.— Тогда я ускорю ваше выздоровление, дорогой! Я схватил с одной стороны кровать и опрокинул его. Он поднялся разъяренный.— Что с вами?! Что за манеры… Я больше не мог сдерживаться.— Мерзкий пьянчужка! Со мной то, что я ненавижу небылицы. Вы так же больны, как и я! Вы придумали эту уловку, чтобы приехать сюда и чтобы ваша мать продолжала вас нежить, да?Я наотмашь ударил его по физиономии. Это прозвучало так громко, что встревожило Мину. Она прибежала с обезумевшим видом. Увидев меня и своего сына стоящими друг против друга, она вскрикнула и прижала руку к груди:— Поль! Доминик! Что происходит?!. Мне следовало бы оградить ее от этого волнения, но я всегда даю выход своему гневу.— А происходит то, что у этого кретина нет никакого вывиха и что он встает в наше отсутствие, чтобы надраться!Я толкнул Доминика. Если бы он не был пьян, то мог бы сделать вид, что падает, но Доминик пробежал несколько метров на двух ногах. И только потом упал в кресло и заревел, словно ему было десять лет.— Я не мог привыкнуть жить один, — рыдал он. —Мне было так тоскливо, что…Естественно, что Мина бросилась его утешать. Это была такая сцена, вынести которую я не смог. С чувством отвращения, уязвленный, я поднялся к себе в комнату. Но при виде кровати мне стало плохо. Я пошел в комнату Мины. По крайней мере, здесь был ее запах, а постель вызывала в моей памяти воспоминания о чудесных мгновениях. Я сел перед трюмо, сложив руки и рассматривая комнату в зеркало. Отображенная в нем, она казалась нереальной. Может быть тут умерла Жермена Бланшен?С нежностью я стал ощупывать безделушки, принадлежащие Мине: пульверизатор, шкатулку с украшениями, пудреницу, которой она так редко пользовалась, маникюрный набор, щетку для волос…Внезапно я обомлел. Холод проник в мои конечности. Иногда тело реагирует раньше мозга на какую-то опасность или необычный факт. И сейчас мое тело восстало еще до того, как я понял причину.Я схватил Минину щетку для волос и внимательно осмотрел.Вполне естественно, что между зубчиками всегда остаются волосы. Я собрал несколько волосков вместе и стал изучать их.Обычно крашеные волосы сохраняют возле корней свой естественный цвет. И этот цвет все больше выделяется по мере того, как волосы растут. В данном случае я наблюдал тот же феномен. И если он меня так сильно встревожил, то только потому, что открыл необычную вещь: СЕДЫЕ ВОЛОСЫ МИНЫ БЫЛИ СВЕТЛО-РЫЖИМИ У КОРНЕЙ. ВЫВОД: ОНА КРАСИЛАСЬ. НО ОНА КРАСИЛАСЬ НАОБОРОТ, ЕСЛИ МОЖНО ТАК СКАЗАТЬ, ПОТОМУ ЧТО, ИМЕЯ КРАСИВЫЙ РЫЖЕВАТЫЙ ЦВЕТ, ОНА КРАСИЛАСЬ В МЕРЗКИЙ СЕРЫЙ.Я еще плохо представлял, что означало это открытие, но смутно понимал, что оно было серьезным.Очень серьезным! Глава 7 Бесполезно рассказывать, насколько грустным и мрачным был в эту ночь ужин. В первый раз в этом доме мы сидели за столом втроем. Доминик, протрезвевший после наставлений матери и моей пощечины, ел, едва раскрывая рот и не глядя на нас. Перед десертом он встал и возвратился в зал на свою кровать.— Я сожалею, Поль.— Хммм?Я недоверчиво посмотрел на Мину, больше не вспоминая об инциденте с Домиником. Я думал только о своем открытии, касающемся ее волос.— Я прошу тебя проявить великодушие…— Ах да! Не будем больше говорить об этом.— Мы живем в такое время, когда молодежь.., ищет себя, понимаешь…— Загвоздка в том, что он надеется найти себя в бутылках со скотчем.— Нужно понять, насколько наш брак повлиял на его жизнь.— Однако он не младенец. Я в двадцать три года…— Я не сужу о нем по тебе, дорогой. Есть мужчины в пятнадцать лет и мальчики в шестьдесят.— Прекрасно, я постараюсь об этом не забывать.— Мне хотелось бы также попросить тебя, Поль, пойти на жертву. Я прошу тебя об этом во имя той необыкновенной любви, которую испытываю к тебе.Она встала со стула и села ко мне на колени. Я почувствовал тепло ее бедер, а прикосновение ее рта к моему вызвало у меня озноб.— Хорошо, — сказал я, предупреждая ее просьбу, — он может оставаться здесь столько, сколько ты захочешь.Это привело ее в замешательство. Она взяла мою голову в руки, чтобы заставить меня взглянуть на нее. Но ее глаза немного ускользали от меня из-за танцующих бликов в стеклах очков.— Тебе это очень неприятно, Поль?— Не стоит усложнять. Он меня немного раздражает. Ему нужно строить свою жизнь, обеспечивать себе положение, а не цепляться за мамину юбку. Извини, что я говорю это тебе, ЕГО матери, но это сильнее меня.— Да, ты прав, Поль. Мы подождем несколько дней, а затем серьезно поговорим с ним.— Хорошо.Она горячо поцеловала меня. Никто не умел целовать лучше, чем она. Ее поцелуи были настоящими актами любви.— Я благодарю тебя, Поль. Посмотришь, все уладится, а потом.., потом мы будем счастливы.— Да, Мина, счастливы. Она грустно улыбнулась.— В конце концов, если Бог подарит мне жизнь… Угроза смерти вызвала во всем моем теле боль.— Мина, ты не лечишься!— Да нет…— Я никогда не видел, чтобы ты принимала лекарства.— Потому что я должна принимать их по пять дней в месяц.— Твои лекарства здесь?— Конечно, в моем чемодане. Черт, я вспомнила, что мое лечение начинается завтра.— Ты чуть не забыла?— Вовсе нет!— Но ты о нем ни разу не вспоминала!— Я бы вспомнила завтра.Она начала убирать со стола. Мои глаза остановились на ее волосах.— Мина…Она держала стопку тарелок и собиралась выйти.— Да, дорогой?— Я хотел спросить тебя, почему… Второй раз с тех пор, как мы познакомились, я услышал, как во мне звенит колокольчик тревоги.— Спросить меня о чем? Я пожал плечами.— Так, ни о чем…— Ну скажи…— Да глупости.Она вышла. А для меня начался, как я его назвал, период размышлений. Или, точнее, период дедукции. * * * Пока она заканчивала убирать со стола, я не сводил с нее глаз, представляя ее блондинкой, без очков, в более модной одежде. Мне удалось создать образ, не имеющий ничего общего с моей женой. Я думал о ее совершенном теле. Оно-то, по крайней мере, меня не обманывало… ЭТО БЫЛО ТЕЛО ОЧЕНЬ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЫ!— Нет, не убирай бутылку вина, Мина! Она улыбнулась.— У тебя жажда?— И очень большая!Это была правда. Я выпил залпом два стакана бордо. Это не утолило жажду, но немного встряхнуло меня. Я думал одновременно о многих вещах, и мне было трудно свести их воедино. Так, взяв ее очки, я обнаружил в них простые стекла. Она утверждала, что они фильтрующие, но это казалось маловероятным, так как ничто в ее глазах не наводило на мысль о болезни. Этот вопрос об очках не представлял большого интереса, но вместе с другими уликами… Вот я и употребил мерзкое слово. Улики!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11