Здесь выложена электронная книга Грузовой лифт автора по имени Дар Фредерик. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Дар Фредерик - Грузовой лифт.
Размер архива с книгой Грузовой лифт равняется 59.32 KB
Грузовой лифт - Дар Фредерик => скачать бесплатную электронную книгу
«Дар Ф. Грузовой лифт»: Book Chamber International;
Фредерик ДАР
ГРУЗОВОЙ ЛИФТ
Филиппу Пуаре, моему верному читателю от его верного писателя.
Ф. Д.
1. ВСТРЕЧА
Как долго мужчина, потерявший мать, чувствует себя сиротой?
Вернувшись через шесть лет в квартиру, где умерла моя мать, я ощутил, будто кто-то безжалостный накинул мне на грудь петлю и со всей силой стянул ее.
Я сел в старое кресло у окна, в котором она так любила штопать и чинить старые вещи, и стал оглядываться по сторонам — в тишине, среди знакомых предметов, которые столько лет ждали меня. Тишина и запахи действуют гораздо сильнее, чем вид старых влажных обоев.
Четыре года назад я узнал о ее смерти и похоронах. Эти годы я много думал о ней и с лихвой ее оплакал. И вот совершенно неожиданно, когда я перешагнул порог нашей квартиры, сознание того, что ее нет, обрушилось на меня с размаху, словно оплеуха.
А за окном было Рождество.
Лишь оказавшись в Париже — с его оживленными бульварами, с разукрашенными и ярко освещенными витринами, с елками на перекрестках, в гирляндах из лампочек — я понял это. Рождество.
Было большой глупостью с моей стороны вернуться домой в такой день.
В ее комнате витал запах смерти. Кровать была разобрана, матрасы завернуты в старую простыню. Те, кто готовил ее в последний путь, переставили и стакан со святой водой и самшитовой веточкой. Теперь эти грустные принадлежности стояли на комоде рядом с распятием из черного дерева. В стакане уже не было воды, и листья самшита пожелтели. Когда я дотронулся рукой до ветки, они, словно золотые пластинки, упали на ковер.
На стене висела моя фотография в рамке с вымученный резьбой — отцу казалось, что это красиво. На снимке я был на десять лет моложе, но нисколько не выигрывал от этого. Я выглядел отталкивающе — болезненный молодой человек со впалыми щеками, косым взглядом и складками у рта, какие бывают только у людей жестоких или очень несчастных.
Только мать могла не замечать всего этого и даже находить меня красивым. Я предпочитаю себя сегодняшнего. Жизнь изменила меня, черты лица выровнялись, а взгляд стал смелым.
Ну что ж, осталось только поприветствовать свою комнату.
Здесь ничего не изменилось. Моя кровать была застелена, на ней громоздились мои любимые книги, а на ключе, что торчал в дверце шкафа, по-прежнему висел человечек, вырезанный мной из куска орешника.
Я упал навзничь на кровать и сразу узнал шероховатое прикосновение покрывала, запах окрашенной материи. Я закрыл глаза и позвал, как делал это когда-то по утрам, требуя завтрак:
— Ну, что скажешь, мам!
Обычно люди просят по-другому, ясно, чего они хотят. Я же ничего не мог придумать, кроме этого простого призыва, брошенного обыденным тоном. Еще некоторое время, напрягшись изо всех сил, я надеялся услышать ответ. Казалось, я не колеблясь отдал бы всю оставшуюся жизнь, лишь бы вернуть ее хоть на мгновение. Да, все, что угодно, лишь бы услышать ее голос, слегка озабоченный, когда она обращалась ко мне:
— Ты уже проснулся, малыш?
Я проснулся.
И целая жизнь должна пройти, прежде чем я засну вновь.
Мой призыв вибрировал, затихая в глубине квартиры, и у меня было время почувствовать, сколько в нем грусти.
Нет, провести здесь вечер просто невозможно. Мне необходимы шум, свет, алкоголь. Мне нужна жизнь!
В шкафу я обнаружил свое пальто на искусственной, под верблюжью, шерсти, сильно пронафталиненное матерью. Когда-то оно было мне велико, а теперь жало в плечах. Надевая его, я рассматривал остальную одежду, аккуратно висящую в чехлах. Что за нелепо выглядел этот халат, который мне совсем не шел! Только он показывал, каким я был.
Я вышел, а точнее, выбежал.
Консьержка подметала пол, бурча себе что-то под нос. Это была все та же старая женщина. Даже в те времена, когда я был мальчишкой, у нее уже был этот усталый вид, вид человека, достигшего конца своего пути. Тогда я считал ее ужасно старой, она казалась старше, чем сейчас. Она посмотрела на меня и не узнала. Она плохо видела, а я изменился.
Нечто маслянистое падало на асфальт, словно дождь, и блестящая мостовая отражала огни. Узкие улочки Левалуа были заполнены веселыми людьми. Они выходили с работы, неся в руках что-то к праздничному ужину, толпились у устричников — закутанные в морские свитера устричники потрошили в корзинах устриц под гирляндами из разноцветных лампочек. Колбасные магазины и кондитерские были переполнены. Хромой продавец газет зигзагами бегал с одного тротуара на другой, выкрикивая новости, на которые всем было глубоко наплевать.
Я шел без всякой цели, наобум, неся в себе раздирающую тоску.
Я остановился перед маленькой витриной книжно-канцелярского базара. Это был один из тех магазинчиков, которые есть в каждом квартале и где продают все — требники для Первого причастия, петарды к празднику Четырнадцатого июля, школьные принадлежности к началу учебного года и ясельные гарнитуры в декабре .Эти лавки — моя юность, и я люблю их еще больше оттого, что они постепенно исчезают из жизни.
Почему я вдруг почувствовал непреодолимое желание войти туда и купить все равно что, только бы испытать радость от встречи с прошлым? В тесном помещении толпились люди — четверо или пятеро.
Продавщица была похожа на старую вдову. В вечном трауре. Из глубины лавки пахло какао. Я был рад, что в магазинчике кто-то есть. Я мог задержаться, оглядеться, рассмотреть это дешевое великолепие и найти в нем несколько картинок детства, которые были мне сегодня необходимы.
Помещение напоминало грот, в котором собрали сверкающие самоцветы. На полках теснились новогодние елочные игрушки — стеклянные птицы, Деды Морозы из картона, корзины с тряпичными раскрашенными фруктами, хрупкие разноцветные шары, превращающие обыкновенную елку в сказку.
Подошла моя очередь, за спиной ждали люди.
— А для господина?
Я протянул руку и указал на маленькую клетку из картона, окрашенного в серебристый цвет и посыпанного стеклянной пудрой.
Внутри на золотых качелях раскачивалась птица из голубого и желтого велюра.
— Вот это, — пробормотал я.
— Что-нибудь еще?
— Все.
Продавщица положила клетку в картонную коробку и завязала.
— Три двадцать.
Выйдя из магазина, я почувствовал себя лучше. Я никак не мог понять, почему покупка новогодней игрушки, которой я не мог найти никакого применения, вдруг связала меня с прошлым. Это было просто тайной.
Я зашел в табачный магазин, чтобы выпить аперитив. Бар был полон возбужденными мужчинами, которые говорили о том, что они будут делать этой ночью. У одних пакеты были зажаты под мышкой, у других свертки торчали из карманов.
Сначала я собирался проехаться на автобусе по Большому бульвару, затем, поразмыслив, решил все же остаться в своем квартале.
Народ в Левалуа был беднее, но более шумный и сердечный. На каждом шагу я натыкался на людей, лица которых мне говорили о чем-то, но меня никто не узнавал.
На одном из перекрестков кто-то громко крикнул: «Альбер!» Я резко обернулся, но звали не меня, а огромного прыщеватого парня в клетчатой куртке кондитера, который валял дурака на трехколесном велосипеде для перевозки товаров.
Мой старый квартал! Родной запах влажной копоти и жареного мяса, плохо уложенные каменные мостовые, угрюмые фасады домов.
Эти бары и бездомные псы, на которых даже живодеры рукой махнули после бесплодных попыток извести их.
Так я и шагал около часа под липким дождем, пополняясь впечатлениями, — горькими и нежными одновременно ,которые возвращали меня лет на пятнадцать назад. В то время я еще учился, и рождественские праздники сохраняли для меня свое волшебство.
Около восьми часов вечера я вошел в самый большой ресторан нашего квартала. Вообще-то это было нечто вроде традиционной пивной с зеркалами, лепными стенами и потолками, с катком для салфеток, гигантскими скамейками, вьющимися растениями, стойкой-буфетом и официантами в черных штанах и белых куртках.
Огромные окна закрывали решетки, а летом зеленые растения выносили прямо на мостовую. Ресторан был из числа провинциальных заведений с хорошей репутацией. Хорошая репутация досталась по наследству. Все мое детство, когда я воротил нос от обедов, приготовленных матерью, она со вздохом говорила: «Ну, тогда сходи пообедай у Шикле».
Действительно, я мечтал в один прекрасный день отправиться туда обедать. Мне казалось, что только очень богатые и уважаемые люди могут позволить себе эту роскошь. Каждый вечер, возвращаясь с занятий, я останавливался перед огромными окнами ресторана и смотрел, разглядывая сквозь сигаретный дым напыщенную публику в зале.
После ужина важные господа играли в бридж. Когда наступало наше время, игральные столы исчезали один за другим, словно потерпевшие крушение корабли. Оставался лишь маленький островок в глубине зала, где сидели самые рьяные игроки и вокруг которого с раздражением суетились официанты.
Я впервые вошел сюда.
Перед моим отъездом, хотя средства да и возраст позволяли, я не смел даже приблизиться к входной двери. А теперь посмел.
Больше того, я вошел к Шикле развязной походкой завсегдатая.
Во время моего длительного отсутствия я твердо решил, что обязательно приду сюда. Я столько раз представлял себе это, столько раз репетировал свои движения, что действовал почти автоматически.
На мгновение я замешкался из-за необычных для ресторана запахов, которые я не мог себе представить, — пахло полынью, устрицами и еще старым деревом.
В глубине зала возвышалась огромная елка, увешанная электрическими лампочками и ангельскими конями, что придавало ей ярмарочный вид. Официанты прикрепили к своим белым курткам кусочки остролиста, а в баре господин и госпожа Шикле угощали старых клиентов аперитивом.
Эта пара явно слишком много воображала о себе и о своей роли хозяев. По-прежнему одетые с иголочки муж и жена принимали гостей. Она — довольно крупная женщина, немного похожая на кассиршу из большого кафе, несмотря на темное платье и массивные украшения.
Муж — бледный мужчина со слипшимися на макушке редкими волосами и в вышедшем из моды костюме. Ему следовало быть президентом различных обществ и ассоциаций, с жестами прелата просящего слова или дающего его.
Рождественский вечер только начинался, и клиентов было мало.
Официант с кривыми ногами пришел мне на помощь — повесил пальто на вращающуюся вешалку и спросил, кивнув в сторону зала:
— Предпочитаете какое-нибудь определенное место?
— Рядом с елкой, если можно.
Мне бы очень хотелось сводить к Шикле свою мать — она даже не переступила порог этого заведения. Наверное, она тоже всю жизнь мечтала однажды зайти сюда.
Я сел на скамейку напротив елки и заказал довольно изысканное меню. Как-то сразу мне стало хорошо. Так хорошо, как бывает, когда голоден и сейчас будешь есть, когда очень хочешь спать и ложишься. Истинное удовольствие — в удовлетворении желаний. А в этот день я не только удовлетворял чувство голода, но осуществлял свою детскую мечту.
Я стал считать лампочки на елке — их было слишком много.
Когда я прекратил эти бесполезные упражнения в математике, где-то совсем рядом тоненький голос произнес:
— Какая красивая!
Я обернулся и за соседним столиком увидел маленькую, довольно некрасивую девочку трех-четырех лет, которая тоже рассматривала новогоднюю елку. Голова у нее была, пожалуй слишком большая, лицо плоское, каштановые волосы с рыжинкой и нос картошкой. Она была похожа на Чарли Чаплина в то время, когда он был вундеркиндом. Да, именно так — она была уродливым Чарли Чаплиным.
Ребенка сопровождала молодая женщина, без всякого сомнения, ее мать. Она заметила мое движение и посмотрела на меня, улыбаясь, как все матери, когда на их детей обращают внимание. И тут у меня случился шок.
Женщина была похожа на Анну. Брюнетка, как и Анна, с такими же темными миндалевидными глазами, с тем же смуглым цветом лица, с тем же чувственным и волевым ртом, который так пугал меня. Ей было лет двадцать семь — столько же, сколько было тогда Анне.
Женщина была красива и элегантно одета. У девочки не было ни ее глаз, ни ее волос, ни ее носа, но между тем она была похожа на свою мать.
— Ешь свою рыбу, Люсьенна.
Ребенок послушно подцепил крошечный кусочек филе соли в своей слишком большой тарелке. Продолжая рассматривать елку, она неуклюже поднесла вилку ко рту.
— Она толстая?
— Да, дорогая.
— Она выросла прямо здесь?
Я засмеялся. Женщина посмотрела вновь, довольная моей реакцией. Несколько секунд она выдерживала мой взгляд, а потом медленно опустила голову, словно я взволновал ее. Я глянул в зеркало: не так уж плохо — человек, повидавший жизнь. В тридцать лет морщины имеют свой шарм, у меня же был целый набор в уголках глаз и одна или две на лбу.
Было странно видеть в Рождественскую ночь в ресторане эту женщину с маленькой девочкой. От вида этих двух существ у меня сжималось сердце. Мне казалось, что их одиночество еще более трагично, чем мое, — без всякого сомнения настоящее, но необременительное.
Умиротворенность, которую я испытал, придя к Шикле, вдруг исчезла. Всю жизнь я страдал от этих перемен в настроении, во мне жило беспокойство, заставляющее всегда быть настороже. От меня всегда исходил страх, страх, к которому за последние шесть лет мне наконец удалось приспособиться.
Я ел устрицы белон и фазана в яблоках, запивая их розовым вином. Время от времени, как бы наблюдая за девочкой, я смотрел на ее мать, каждый раз испытывал тот же шок от сходства между ней и Анной. Наши маневры продолжались в течение всего ужина. Я говорю «наши», потому что женщина приняла игру, если можно так сказать. Когда я поворачивался в ее сторону, она поворачивалась в мою, и с обескураживающей откровенностью ее лицо выражало интерес, грусть, опасение.
Мы закончили ужин почти одновременно: медлительность ребенка компенсировала мой поздний приход. Женщина заказала кофе и попросила счет. Я сделал то же самое.
К этому времени ресторан был уже полон — официанты бегали от столика к столику, было слышно, как они выкрикивают заказы, словно отдают приказ в машинное отделение корабля. Шум усиливался. Казалось, что находишься не в ресторане, а в зале ожидания на вокзале. Звон вилок и стаканов, легкие хлопки откупориваемых бутылок составляли радостную музыку — гимн веселью, — который теперь, когда я поужинал, почти отталкивала меня.
Клиенты в ожидании свободного столика подчеркнуто смотрели в зал. Счет подали сразу. Вместе со сдачей официанты принесли нам и одежду, а голодные посетители, радуясь, что им освободили места, уже занимали наши столики. Женщина застегнула на девочке драповое пальтишко с велюровым воротником, а затем стала надевать каракулевое манто, которое держали перед ней распахнутым, отчего на мгновение она стала похожа на гигантскую летучую мышь.
Мы оказались у выхода одновременно, и я придерживал дверь, пока они выходили. Она взглядом поблагодарила меня. Этот взгляд я мог бы наблюдать часами, не двигаясь, ничего не говоря, и, может быть, ни о чем не думая.
Они вышли. Девочка что-то шепнула матери. Что-то, чего я не смог разобрать, а она, казалось, не слышала.
Дождь кончился, и снова становилось холодно. Мягкий холод — явление довольно странное для зимы, и снега-то почти не было.
Машин становилось мало, они проносились мимо, разбрасывая брызги, магазины уже закрывались. Я стоял столбом у входа в ресторан, не зная, что делать дальше. Во мне еще жил взгляд этой женщины.
Удаляясь, она два раза оглянулась. В ее движениях не было кокетства, но не было и страха или опасения. Она оглянулась инстинктивно — я уверен, — словно хотела удостовериться, пошел ли я следом. Она не боялась, но и ни на что не надеялась.
Я пошел в том же направлении, что и она. Да, я настаиваю: я вовсе не собирался преследовать их, и если и пошел по той же улице, то только потому, что она вела к моему дому.
Сохраняя довольно большую дистанцию, мы прошли несколько сот метров, затем на одном из перекрестков я потерял их из вида. Это было естественно. Я почувствовал неприятный укол в груди, но смирился с разлукой, такой же случайной, как и встреча. Вот только грусть охватила меня, как и шесть лет назад, когда я впервые увидел Анну мертвой, — грусть вперемешку с неверием. Что-то во мне отказывалось принять эту разлуку.
Я продолжал идти своей дорогой, направляясь к дому.
Проходя мимо кинотеатра, я заметил их в холле. Они стояли, разглядывая кадры из кинофильмов. Вообще-то на фотографии смотрела мать, а девочка же не сводила глаз с рождественской елки посреди зала. Елка была изящная, выращенная в каком-нибудь пригородном саду, а на ветках вместо украшений висели портретики кинозвезд.
Я хорошо знал этот кинотеатр, он назывался «Мажестик». Я видел в нем столько вестернов, что когда-то мог назвать любой фильм, посмотрев лишь несколько метров пленки.
Грузовой лифт - Дар Фредерик => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Грузовой лифт автора Дар Фредерик дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Грузовой лифт у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Грузовой лифт своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Дар Фредерик - Грузовой лифт.
Если после завершения чтения книги Грузовой лифт вы захотите почитать и другие книги Дар Фредерик, тогда зайдите на страницу писателя Дар Фредерик - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Грузовой лифт, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Дар Фредерик, написавшего книгу Грузовой лифт, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Грузовой лифт; Дар Фредерик, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн