А я могу руководить восстанием? Я, старый, миролюбивый человек. Так кто же будет вождем, тем психологическим катализатором, кто возьмется за унылое, ничего не значащее дело своих изумительных «приготовлений» и вдохнет в него жизнь?
Рассел Тимбелл стиснул зубы.
— Пораженчество! Значит, так?
— Нет! — последовал резкий ответ. — Реализм!
Наступило озлобленное молчание, потом Тимбелл резко повернулся и вышел.
По корабельному времени наступила полночь, и вечерний бал достиг апогея. Центральный салон суперлайнера «Пламя сверхновой» был полон кружащихся, смеющихся, сверкающих фигур, державшихся все более и более раскованно.
— Это напоминает мне трижды проклятые приемы, которые устраивала моя жена на Лакто, — пробормотал Саммел Маронни своему спутнику. Я-то думал, что отдохну от них хотя бы в гиперпространстве, но, как видите, не удалось. — Он негромко простонал и взглянул на развлекавшихся с явно неприязненным изумлением.
Одет Маронни был по самой последней моде, от пурпурной ленты, стянувшей волосы, до небесно-голубых сандалий, но выглядел невероятно стесненным. Его полная фигура была втиснута в ослепительно красную, ужасно тесную тунику, а редкие толчки грудной клетки указывали, что с ним, того и гляди, случится приступ.
Его спутник, более высокий и худощавый, был облачен в безукоризненно белый мундир и держался с непринужденностью, порожденной длительной практикой. Его подтянутая фигура представляла резкий контраст с нелепым внешним видом Саммела Маронни.
Лактонский экспортер прекрасно понимал это.
— Будь оно все проклято, Дрейк, но работка у вас просто изумительная. Одеты, словно крупная шишка, а всего и требуется приятно выглядеть да отдавать честь. Кстати, сколько вам здесь платят?
— Маловато. — Капитан Дрейк приподнял седую бровь и вопросительно взглянул на лактонца. — Хотел бы я, чтобы вы оказались на моем месте недельку-другую. Тогда вы бы запели менее сладко. Если вы думаете, что угождать жирным вдовушкам и снобам с завитыми локонами из высшего общества — это возлежать на ложе из роз, то будьте добры, займитесь этим. — Какое-то время он беззвучно бормотал ругательства, потом любезно поклонился глупо улыбнувшейся ему, усыпанной драгоценностями старой ведьме. — Вот от этого-то у меня появляются морщины и седеют волосы, клянусь Ригелем!
Маронни достал из портсигара длинную «Каренну» и с наслаждением раскурил ее. Он выпустил в лицо капитану яблочно-зеленоватое облако дыма и проказливо усмехнулся.
— Ни разу еще не встречал человека, который не проклинал бы свою работу, будь она даже такой пустяковой, как ваша, старый мошенник… Ах, если не ошибаюсь, к нам направляется великолепнейшая Илен Сурат!
— О, розовые дьяволы Сириуса! Мне и поглядеть-то страшно. Неужели эта старая карга и в самом деле движется в нашем направлении?
— Определенно. Неужели вы не счастливы? Все-таки она одна из богатейших женщин на Сантании, к тому же вдова. Полагаю, мундир околдовывает их. Какая жалость, что я женат!
Лицо капитана Дрейка испуганно исказилось.
— Чтоб на нее люстра обрушилась! — Он повернулся, выражение его лица претерпело мгновенную метаморфозу, сменившись глубочайшим восхищением. — О, мадам Сурат, я уже потерял надежду увидеть вас сегодня ночью.
Илен Сурат, шестидесятилетие которой осталось в далеком прошлом, хихикнула, как девица.
— Ох, оставьте, старый соблазнитель, или вы заставите меня забыть, что я пришла сюда выбранить вас.
— Надеюсь, ничего особо скверного?
Дрейк почувствовал, что кожа на голове собирается складками. Он уже имел дело с жалобами мадам Сурат. Обычно дела обстояли скверно.
— Скверного очень и очень много. Я только что узнала, что через пятьдесят часов мы совершим посадку на Землю, если я правильно выговорила ее название.
— Абсолютно правильно, — произнес капитан Дрейк, почувствовав некоторое облегчение.
— Но она не была указана, как место остановки, когда мы вылетали.
— Верно, не была. Но это, видите ли, вполне обычное дело. Через десять часов мы уже улетим оттуда.
— Но это же невыносимо! Это означает, что я теряю целый день, а мне необходимо оказаться на Сантании на этой неделе, и каждый день для меня драгоценен. К тому же я никогда не слыхала о Земле. — Она извлекла из сумочки переплетенный в кожу томик и раздраженно зашелестела страницами. — Мой путеводитель даже не упоминает о таком месте. Я полна уверенности, что никто не испытывает ни малейшего желания побывать там. Если вы будете упорствовать в намерении тратить время пассажиров на абсолютно бессмысленные остановки, то мне придется объясняться по этому поводу с президентом линии. Должна вам напомнить, что у себя дома я располагаю некоторым влиянием.
Капитан Дрейк неслышно вздохнул. Уже не первый раз Илен Сурат напоминала ему о своем «некотором влиянии».
— Моя дорогая мадам, вы совершенно правы, вы полностью правы, но я ничего не могу поделать. Все корабли линий Сириуса, Альдебарана, Альфы Центавра и 61 Лебедя обязаны останавливаться на Земле. Это следует из межзвездного соглашения, и даже сам президент линии, какие бы убедительные документы вы ему ни привели, в данном случае окажется бессилен.
Маронни решил, что пришло время выручать взятого в осаду капитана.
— К тому же, — заметил он, — я полагаю, что двое из пассажиров направляются именно на Землю.
— Вот именно, я и забыл! — Лицо капитана Дрейка несколько просветлело. — Да, мы имеем вполне конкретную причину для остановки.
— Два пассажира из более чем пяти сотен! Однако же логика!..
— Вы несправедливы, — беззаботно произнес Маронни. — В конце концов, именно на Земле зародилась человеческая раса. Надеюсь, вы знаете об этом?
Патентованные накладные брови Илен Сурат взлетели вверх.
— Да неужели? — Растерянная улыбка на ее лице тут же сменилась презрением. — Ах да, но ведь это было много тысяч лет назад! Теперь это не имеет никакого значения.
— Для лоаристов имеет, а те двое, которые собираются высадиться там, лоаристы.
— Вы хотите сказать, — усмехнулась вдова, — что даже в наш просвещенный век сохранились люди, которые заняты изучением «нашей древней культуры»? Ведь именно так они о себе выражаются?
— По крайней мере, Филипп Санат всегда так говорит, — улыбнулся Маронни. — Несколько дней назад он прочитал мне длиннейшую проповедь именно на эту тему. Кстати, было довольно интересно. Что-то есть в его словах. — Маронни добродушно кивнул и продолжал: — А голова у Филиппа Саната хорошая. Из него вышел бы неплохой ученый или бизнесмен.
— Помянешь метеор — и услышишь его свист, — неожиданно заметил капитан и кивнул направо.
— О, — изумленно выдохнул Маронни, — это он! Но, клянусь пространством, что он делает _здесь_?
Филипп Санат производил неуместное впечатление, когда стоял, прислонившись к дальней двери. Его длинная темно-пурпурная туника знак лоариста — казалась мрачным грязным пятном на фоне собравшихся. Угрюмые глаза скользнули по Маронни, и он тут же помахал рукой в знак приветствия.
Удивленные танцоры инстинктивно расступились, когда Филипп Санат пошел вперед, а потом долго, растерянно смотрели ему вслед. Послышался возбужденный шепоток, который Филипп Санат вызвал своим появлением, но он просто не обратил на него внимания, его глаза каменно смотрели перед собой, лицо было бесстрастным, когда он подошел к капитану Дрейку, Саммелу Маронни и Илен Сурат.
Филипп Санат тепло поздоровался с обоими мужчинами, потом — в ответ на официальное представление сухо наклонился вдове, которая взирала на него с удивлением и открытым пренебрежением.
— Прошу прошения, капитан Дрейк, за то, что я вас потревожил, низким голосом произнес молодой лоарист, — но я хотел бы узнать, когда мы покинем гиперпространство.
Капитан рывком извлек из кармана массивный хронометр.
— Через час, не более.
— И тогда мы окажемся…
— Немного за орбитой девятой планеты.
— Это, должно быть, Плутон. Солнце будет видно, когда мы окажемся в нормальном пространстве?
— Если посмотрите в верном направлении — в направлении носа корабля — то будет.
— Благодарю вас.
Филипп Санат сделал движение, намереваясь уйти, но Маронни остановил его.
— Побудьте с нами, Филипп, ведь вам нет необходимости покидать нас, верно? Я уверен, что мадам Сурат умирает от желания задать вам несколько вопросов. Она проявляет величайшую заинтересованность в лоаризме. — В глазах лактонца было нечто большее, чем подозрительное мерцание.
Филипп Санат вежливо повернулся к вдове, которая, будучи захваченной врасплох, потеряла дар речи, но тут же вновь обрела его.
— Скажите мне, молодой человек, — ринулась она в бой, — неужели до сих пор сохранились люди вроде вас? Я имею в виду лоаристов.
Филипп Санат почти невежливо пялился на вопрошавшую, но словно язык проглотил, потом с мягкой настойчивостью произнес:
— До сих пор существуют люди, которые стремятся сохранить культуру и образ жизни древней Земли.
Капитан Дрейк не смог воздержаться от изрядной доли иронии:
— Даже под грузом культуры хозяев с Ласинука?
— Вы хотите сказать, — приглушенно воскликнула Илен Сурат, — что Земля — ласинукский мир? Так?
Ее высокий голос поднялся до пугающего визга.
— Ну да, разумеется, — удивленно ответил капитан. Он был уже не рад, что заговорил. — Разве вы не знали?
— Капитан, вы обязаны не садиться! — закричала в истерике женщина. — Если вы это сделаете, я вам такие неприятности устрою, такую массу неприятностей… Я не желаю торчать напоказ перед ордами ужасных ласинуков — этих омерзительных рептилий с Веги…
— Вам нечего бояться, мадам Сурат, — холодно заметил Филипп Санат. — Подавляющее большинство земного населения похоже на людей, и только один процент — правители — составляют ласинуки.
— Ох… — Последовала пауза, затем Илен Сурат произнесла в оскорбительной манере: — Нет уж, я и думать не могу, что Земля может быть настолько важной, если на ней правят даже не люди. И лоаризм не лучше! Просто напрасная трата времени, вот что я могу вам сказать!
К лицу Саната внезапно прилила кровь. Казалось, какой-то момент он тщетно пытался заговорить, а когда обрел дар речи, то сказал тоном проповедника:
— Ваша точка зрения весьма поверхностна. Тот факт, что Ласинук управляет Землей, ничего не значит для фундаментальных проблем самого лоаризма… — Он резко повернулся и ушел.
Саммел Маронни тяжело вздохнул, глядя на удаляющуюся фигуру.
— Вы сразили его наповал, мадам Сурат. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы он увиливал от аргументов или пускался в спор подобным образом.
— Он производит впечатление неплохого парня, — заметил Дрейк.
— Отнюдь, — хмыкнул Маронни. — Мы с одной планеты. Он — типичный лактонец, ничуть не лучше меня.
Вдова сварливо откашлялась.
— Ах, умоляю вас, давайте попытаемся сменить тему разговора. Этот тип словно навел тень на всех присутствующих. И чего ради они рядятся в эти омерзительные пурпурные робы? Никакого стиля!
Лоара Брюс Порин поднял глаза, когда вернулся юный служитель.
— Итак?..
— Менее чем через сорок пять минут, Лоара Брюс.
Бросившись в кресло, Санат подался вперед и оперся подбородком на стиснутый кулак.
Порин поглядел на него с любящей улыбкой.
— Опять поспорил с Саммелом Маронни, Филипп?
— Нет, не совсем. — Резким движением Санат выпрямился. — Но какая в этом польза, Лоара Брюс? Там, на верхнем этаже, сотни человеческих существ, бездумных, ярко разодетых, смеющихся, веселящихся, а к тому, что снаружи Земля — равнодушие. Из всех пассажиров корабля только мы двое останавливаемся, чтобы посетить мир нашего прошлого. — Его глаза избегали взгляда пожилого собеседника, в голосе послышалась горечь. А раньше тысячи людей из всех уголков Галактики ежедневно прибывали на Землю. Великие дни лоаризма прошли.
Лоара Брюс рассмеялся. Никто бы не подумал, что в его длинной тощей фигуре может таиться такой душевный смех.
— Я уже, наверное, в сотый раз выслушиваю от тебя все это. Глупости! Придет такой день, когда о Земле будут не просто помнить. Люди массами начнут посещать ее. И будут их тысячи, миллиарды.
— Нет! Все это в прошлом!
— Ха! Эти пророки гибели каркают, что все в истории повторяется, все возвращается на круги своя. Однако им еще предстоит доказать свою правоту.
— Им это удастся. — Глаза Саната неожиданно вспыхнули. — И знаете почему? Потому что Земля осквернена захватчиками-рептилиями, женщина мерзкая, глупая, пустая женщина — только что заявила мне: «Не думаю, что Земля может быть настолько важной, если ею правят даже не люди». Она высказала то, что миллиарды людей должны повторять про себя бессознательно, и я не нашел слов, чтобы ее опровергнуть.
— И каким бы могло быть твое решение, Филипп? Ну, что бы ты сам мог предложить?
— Изгнать их с Земли, сделать ее снова планетой людей! Нам уже приходилось сражаться с ними во время Первого Галактического Нашествия две тысячи лет назад, и мы смогли их остановить, когда казалось, что они готовы прибрать к рукам всю Галактику. Теперь нам самим следует начать Второе Нашествие и отбросить их на Вегу.
Порин вздохнул и покачал головой.
— Ты еще молод и горяч. Не найдется юного лоариста, который не метал бы молнии по этому поводу. Ты это перерастешь! Послушай меня, мой мальчик! — Лоара Брюс поднялся и положил руки на плечи собеседнику. — Люди и ласинуки наделены разумом. В нашей Галактике всего две расы разумных существ. Они — братья мысленно и духовно. Они должны жить в мире, а не в ненависти. Ненависть — самая безрассудная эмоция. Постарайся понять это.
Филипп Санат каменно уставился в пол, не подавая вида, что он услышал сказанное.
Наставник с ласковым упреком прищелкнул языком.
— Ладно, станешь постарше — сам начнешь понимать, а пока забудь обо всем этом, Филипп. Помни, что стремления любого подлинного лоариста для тебя уже близки к осуществлению. Через два дня мы будем на Земле, ее трава окажется у тебя под ногами. Разве этого недостаточно, чтобы ты чувствовал себя счастливым? Только подумай об этом! Когда ты вернешься, тебе будет присвоен титул «Лоара». Ты станешь одним из тех, кто посетил Землю. Золотое солнце будет приколото к твоему плечу. — Рука Порина скользнула к ярко-желтому кругу на тунике, немому свидетельству трех его предыдущих визитов на Землю.
— Лоара Филипп Санат, — медленно произнес Филипп, глаза его заблестели. — До чего превосходно звучит, верно? И ведь до этого совсем недолго.
— Ну, вот ты и почувствовал себя лучше. Но приготовься, мы вот-вот покинем гиперпространство и увидим Солнце.
Как только он сказал это, мутная, давящая пелена гиперматерии, прилегавшая чуть ли не вплотную со всех сторон к бортам «Пламени сверхновой», начала претерпевать странные изменения, которые знаменовали начало выхода в нормальное пространство. Тьма несколько просветлела, концентрические круги разных оттенков серого цвета понеслись с возрастающей скоростью друг за другом в иллюминаторах. Это была поразительная и прекрасная оптическая иллюзия, которую наука так и не смогла объяснить.
Порин выключил в помещении свет, и они сидели в темноте, наблюдая за слабой фосфоресценцией, бегущей рябью, пока они меняли скорость. Затем с ужасающей, безмолвной внезапностью вся структура гиперпространства, казалось, взорвалась крутящимся, ослепительным безумием. И сразу все успокоилось.
Спокойно заискрились звезды на изогнутом заднике нормального пространства. В верхнем углу иллюминатора засверкала самая яркая искра в небе, засияла желтыми лучами, превратившими лица двоих людей в бледные яростные маски. Это было Солнце!
Родная звезда человечества была так далека, что не имела ярко выраженного диска, и все же, без сомнения оставалась самым ярким видимым объектом. В ее мягком желтом свете два человека предались неторопливым размышлениям, и Филипп Санат почувствовал, как на него нисходит умиротворение.
Два дня спустя «Пламя сверхновой» совершило посадку на Землю.
Филипп Санат позабыл о восторженном трепете, охватившем его, как только его сандалии соприкоснулись с твердым дерном земли, стоило ему увидеть ласинукских чиновников.
Они выглядели совсем как люди — во всяком случае, как гуманоиды.
На первый взгляд, преобладание человекоподобных характеристик затмевало все остальное. Строение тела ничем существенным не отличалось от человеческого.
Тело с четырьмя конечностями, двуногое, пропорция рук и ног довольно хорошие, шея четко обозначена — все это изумляло, бросалось в глаза.
Потребовалось несколько минут, прежде чем отдельные нюансы, свидетельствовавшие о разнице между двумя расами, вообще начали замечаться.
Основными из них были чешуйки, покрывавшие голову, и тусклые линии на коже, идущие вдоль позвоночника вниз, до середины бедер.
1 2 3 4 5 6 7