«Выведение Человека»:
Айзек Азимов
Выведение Человека
Сержант полиции Манкевич разговаривал по телефону и удовольствия от этого не получал. Точнее, не разговаривал, а с тоской выслушивал исполненный негодования голос на другом конце провода.
– Да, все было именно так! - устало отбивался сержант. - Он вошел и сказал: "Посадите меня в тюрьму, потому что я хочу покончить с собой"... Что поделаешь? Да, он произнес именно эти слова. Мне тоже они кажутся странными... Послушайте, мистер, внешность этого парня подходит под ваше описание. Вы мне задали вопрос, и я вам на него отвечаю... Да, у него действительно есть шрам на правой щеке, и он сообщил, что его зовут Джон Смит. Он не говорил, что он доктор... Ну, естественно, неправда. На свете нет людей по имени Джон Смит. Во всяком случае, в полицейский участок они не попадают... Сейчас он в тюрьме... Да я вовсе не шучу! Сопротивление офицеру полиции; нападение и оскорбление действием; умышленное нанесение ущерба. Как минимум три причины для задержания... Меня не интересует, кто он такой... Хорошо, я подожду у телефона.
Манкевич посмотрел на офицера Брауна и закрыл рукой микрофон телефонной трубки. В его ладони вполне мог бы поместиться и весь телефонный аппарат. Грубоватое лицо сержанта под густой шапкой светлых волос покраснело и покрылось испариной.
– Неприятности! - проворчал сержант Манкевич, - Ничего, кроме неприятностей в полицейском участке! Уж лучше бы я нес обычную патрульную службу.
– Кто это? - спросил Браун.
Он только что вошел, и его не слишком интересовало происходящее. К тому же Браун тоже считал, что сержант гораздо лучше выглядел бы не за письменным столом, а на посту, под дождем или снегом, где-нибудь в пригороде.
– Тип по имени Грант. Из Оук-Ридж. По междугородной. Глава какого-то учреждения - не понял какого - а теперь пошел звать еще кого-то... и это по семьдесят пять центов за... Алле!
Манкевич поудобнее перехватил трубку.
– Послушайте, - заговорил сержант, - давайте я расскажу вам все с самого начала. Я хочу, чтобы вы знали, как оно было, а если вам что-то не по нраву, так пришлите сюда кого-нибудь из своих людей. Этот парень не хочет адвоката. Он утверждает, что желает остаться в тюрьме, и меня это вполне устраивает, мистер.
Вы будете меня слушать или нет? Он явился вчера, подошел прямо ко мне и заявил: "Офицер, посадите меня в тюрьму, потому что я собираюсь покончить с собой". Ну а я ему ответил: "Мистер, не стоит этого делать, иначе вам придется жалеть до конца жизни".
...А я совершенно серьезен. Просто передаю дословно, что я тогда сказал. Я и не утверждаю, что это было очень остроумно, но у меня здесь достаточно своих проблем, если вы понимаете, о чем я говорю. Неужели вы думаете, что мне больше делать нечего, как выслушивать всяких там психов, которые приходят и...
...Вы дадите мне закончить? Так вот, я сказал, что не могу посадить его в тюрьму за то, что он хочет покончить с собой, поскольку это не является преступлением. А он ответил: "Но я не хочу умирать". На что я заявил: "Послушайте, дружище, идите-ка вы отсюда". Понимаете, если кто-то хочет покончить с собой, ладно, не хочет - хорошо, его дело, но меня вовсе не привлекает перспектива утирать чужие слезы.
...Да, а что же я еще делаю?.. Тогда он спросил: "А если я совершу преступление, вы меня арестуете?" Я ответил: "Если вас поймают и кто-нибудь выдвинет обвинение, а вы не сможете собрать достаточно денег для залога, мы посадим вас за решетку. А теперь оставьте меня в покое". Тогда он схватил чернильницу и, прежде чем я успел ему помешать, вылил чернила прямо на стол.
...Совершенно верно! Иначе почему бы мы обвинили его в нанесении умышленного ущерба? Чернила перепачкали мне брюки!
...Да, нападение и оскорбление действием тоже! Я встал, чтобы немного его вразумить, а он лягнул меня по голени и поставил синяк под глаз. Нет, я ничего не выдумываю. Приезжайте и посмотрите на мое лицо!
...В ближайшие дни он предстанет перед судом. Думаю, во вторник. Получит не менее трех месяцев, если только в дело не вмешается психиатр. Я и сам считаю, что ему в сумасшедшем доме самое место.
...Считается, что его зовут Джон Смит. Другого имени он не называл.
...Нет, сэр, его нельзя отпустить, не предприняв определенных официальных шагов.
...Ладно, поступайте, как считаете нужным, приятель! Я всего лишь делаю свою работу.
Сержант Манкевич со стуком положил трубку на место, а потом, бросив на телефон свирепый взгляд, начал набирать какой-то номер.
– Что такое КАЭ? Я тут разговаривал по телефону с одним типом, и он утверждает... Нет, я не шучу, болван! Когда я захочу пошутить, подам тебе специальный знак. Что означает это сокращение?
Он выслушал ответ, слегка побледнел, а потом тихо пробормотал: "Спасибо" и повесил трубку.
– Второй тип оказался главой Комитета по атомной энергии, сообщил он Брауну. - Наверное, они переключили меня на Вашингтон.
Браун вскочил на ноги:
– Может быть, нашим Джоном Смитом интересуется ФБР. Может быть, он из этих лунатиков-ученых. - Брауна вдруг потянуло на философию. Им не следует подпускать подобных типов к секретным материалам и данным. Все шло отлично, пока про атомную бомбу знал только генерал Гроувз. Стоило же им связаться с учеными...
– А заткнулся бы ты! - прорычал Манкевич.
Доктор Освальд Грант не сводил глаз с белой линии, отмечавшей границу скоростной дороги. Он вел машину так, словно она была его смертельным врагом. Впрочем, он всегда так ездил. Грант был высоким угловатым человеком с отсутствующим выражением лица. Его колени почти касались руля, а костяшки пальцев становились белыми от напряжения всякий раз, когда ему приходилось совершать поворот.
Инспектор Дэррити сидел рядом, скрестив ноги так, что носок левого ботинка упирался в дверь. Когда он уберет ногу, на двери останется песочного цвета след. Инспектор ловко перебрасывал коричневый перочинный нож из одной руки в другую. Несколько минут назад он раскрыл кривое сверкающее лезвие и начал чистить ногти, но резкий поворот чуть не стоил ему пальца, тогда Дэррити пришлось закрыть нож.
– Расскажите мне о Рэлсоне.
Доктор Грант на мгновение оторвал глаза от дороги и тут же снова уставился в ветровое стекло.
– Я знаком с ним с тех пор, как он защитил докторскую диссертацию в Принстоне. Блестящий ученый.
– Да? Блестящий? Почему ученые называют друг друга "блестящими"? Неужели среди них нет заурядных людей?
– Множество. Я, например. Но Рэлсон не из этого числа. Спросите Оппенгеймера. Спросите Буша. Он был одним из младших наблюдателей в Аламогордо.
– Хорошо. Он блестящий ученый, А как насчет личной жизни?
Грант немного помолчал.
– Мне об этом ничего не известно.
– Вы знаете его еще со времен Принстона. Сколько лет прошло с тех пор?
Вот уже два часа, как они ехали по скоростной дороге из Вашингтона на север, и за это время обменялись лишь несколькими фразами. Теперь Грант почувствовал, что обстановка изменилась, и твердая рука закона взяла за воротник его пальто.
– Он получил степень в сорок третьем году.
– Значит, вы с ним знакомы восемь лет.
– Верно.
– И ничего не знаете о его личной жизни?
– Жизнь человека принадлежит только ему самому, инспектор. Рэлсон всегда неохотно общался с другими людьми. Многие так себя ведут. Ученые работают с большим напряжением, а когда у них появляется свободное время, предпочитают проводить его с теми, кто не имеет отношения к науке.
– Рэлсон принадлежит к какой-нибудь известной вам организации?
– Нет.
– Не говорил ли он что-нибудь такое, что могло бы вызвать сомнения в его лояльности? - поинтересовался инспектор.
– Нет! - вскричал Грант
Они снова замолчали.
– Насколько важен Рэлсон для атомных исследований? - спросил после долгой паузы Дэррити.
Грант еще сильнее сгорбился над рулем и ответил:
– Это ключевая фигура. Конечно, незаменимых людей не бывает, но Рэлсон всегда занимал особое положение. Он обладает поразительным инженерным мышлением.
– Что вы имеете в виду?
– Как теоретик он не слишком силен, зато в состоянии вдохнуть жизнь в устройства, теоретическое существование которых обосновано другими. В этом и заключается его уникальность. Раз за разом мы сталкиваемся с проблемой, которую необходимо решить в самое короткое время. Никто ничего не может предложить, потом появляется Рэлсон и говорит: "А почему бы вам не попробовать сделать так?" И уходит. Его даже не интересует, будет ли работать его изобретение. Однако еще не было случая, чтобы он ошибся. Он всегда прав! Всегда! Может быть, со временем мы бы и сами решили задачу, но на это ушли бы месяцы кропотливой работы. Не представляю, как у него это получается. Да и спрашивать Рэлсона совершенно бесполезно. Он просто посмотрит на тебя и скажет: "Это же очевидно" - и уйдет. Конечно, после того как он все расскажет, ситуация действительно становится очевидной.
Инспектор не прерывал Гранта, но сразу задал следующий вопрос:
– А с головой у него все в порядке? За ним не замечалось никаких странностей?
– Когда имеешь дело с гением, постоянно ждешь от него необычных поступков, не так ли?
– Может быть. Но насколько необычно вел себя этот конкретный гений?
– Этот, конкретный, ни с кем не разговаривал. А иногда и вовсе не работал.
– Оставался дома или отправлялся порыбачить?
– Нет. Приходил в лабораторию, садился за свой стол и просто сидел. Временами так продолжалось по несколько недель. Рэлсон не отвечал на вопросы, даже не поднимал взгляда, если кто-нибудь пытался с ним заговорить.
– А бывало так, что он совсем не приходил на работу?
– Вы хотите сказать, до настоящего случая? Никогда!
– Он не упоминал о намерении покончить с собой? Не заявлял, что будет чувствовать себя спокойно только в тюрьме?
– Нет.
– Вы уверены, что этот Джон Смит и есть Рэлсон?
– Почти. У него на правой щеке след от химического ожога, который ни с чем не перепутаешь.
– Хорошо. Пожалуй, мне все ясно. Теперь остается только переговорить с ним.
На этот раз тишина наступила надолго. Доктор Грант следовал за извивающейся линией дороги, а инспектор Дэррити перебрасывал перочинный нож из одной руки в другую.
Дежурный охранник открыл окошко и посмотрел на посетителей.
– Мы можем привести его сюда, инспектор.
– Не надо, - Доктор Грант покачал головой. - Лучше мы сами его навестим.
– Вы считаете такое поведение нормальным для Рэлсона, доктор Грант? - поинтересовался Дэррити. - Он что, способен напасть на охранника, когда тот будет выводить его из камеры?
– Не знаю, - ответил Грант.
Охранник развел в стороны мозолистые ладони. Наморщил толстый нос.
– Мы даже не входили к нему после того, как получили телеграмму из Вашингтона. Однако, по-моему, это совсем не наш клиент. Я буду только рад, если вы его заберете.
– Мы переговорим с ним в камере, - заявил Дэррити.
Они шли по узкому коридору, по обеим сторонам которого находились зарешеченные камеры. На них смотрели пустые, равнодушные глаза. Доктору Гранту стало немного не по себе.
– И все это время его держали здесь? - спросил он.
Дэррити промолчал.
Наконец охранник, который вел их за собой, остановился:
– Вот его камера.
– Это доктор Рэлсон? - спросил Дэррити.
Доктор Грант молча посмотрел на человека, лежащего на койке. Когда они подошли к камере, тот приподнялся на локте; казалось, он пытается вжаться в стену, чтобы стать невидимым. Редкие, песочного цвета волосы, хрупкое тело, пустые, голубые глаза. На правой щеке розоватый шрам в форме головастика.
– Да, - наконец сказал доктор Грант, - это Рэлсон.
Охранник открыл дверь и вошел внутрь, но инспектор Дэррити жестом предложил ему выйти.
Рэлсон молча наблюдал за происходящим. Он подобрал под себя ноги и еще сильнее попытался прижаться к стене. На горле отчаянно заходил кадык.
– Доктор Элвуд Рэлсон? - негромко спросил Дэррити.
– Что вам нужно? - К удивлению инспектора, у Рэлсона оказался густой баритон.
– Может, перейдем в другое помещение? Мы хотели бы задать вам несколько вопросов.
– Нет! Оставьте меня в покое!
– Доктор Рэлсон, - вмешался Грант, - я приехал сюда, чтобы попросить вас вернуться на работу.
Рэлсон посмотрел на ученого, и в его глазах промелькнуло какое-то чувство, отличное от страха.
– Привет, Грант. - Он встал с койки. - Послушайте, я пытался убедить их перевести меня в камеру, где стены обиты каким-нибудь мягким материалом. Походатайствуйте за меня, а? Грант, вы же меня знаете, я не стал бы настаивать, если бы отчаянно в этом не нуждался. Только жестокая необходимость заставляет меня обратиться к вам с такой просьбой. Я не могу находиться рядом с этими твердыми стенами, все время возникает желание... начать биться... - Он с силой ударил ладонью по серой каменной стене.
Дэррити задумался, вытащил свой перочинный нож и открыл сверкающее лезвие. Потом тщательно поскреб ноготь большого пальца и спросил:
– Вы бы не хотели встретиться с врачом?
Рэлсон ничего не ответил. Он, не отрываясь, следил за сверкающим металлом - рот чуть приоткрылся, губы стали влажными, неровное дыхание с хрипом вырывалось из груди.
– Уберите это! - с трудом выговорил он наконец.
– Что убрать? - удивленно спросил Дэррити.
– Нож. Не держите его передо мной. Я не могу на него смотреть.
– А почему? - Дэррити выставил перед собой нож. - С ним что-нибудь не так? Это хороший нож.
Рэлсон прыгнул вперед. Дэррити сделал быстрый шаг назад и левой рукой перехватил кисть ученого. Поднял нож высоко в воздух.
– В чем дело, Рэлсон? Что вам нужно?
Грант начал было протестовать, но Дэррити только отмахнулся от него.
– Что вы хотите, Рэлсон?
Рэлсон тянулся вверх, за ножом, однако сильная рука инспектора заставила его согнуться.
– Дайте нож, - прошептал он.
– Зачем, Рэлсон? Что вы собираетесь с ним делать?
– Пожалуйста. Я должен... - В его голосе звучала мольба. - Я должен покончить счеты с жизнью.
– Вы хотите умереть?
– Нет. Но я должен.
Дэррити сильно толкнул его. Рэлсон отлетел назад, плюхнулся на койку так, что та протестующе заскрипела. Медленно, глядя Рэлсону в глаза, Дэррити сложил перочинный нож и засунул его в карман. Рэлсон молча закрыл лицо руками, его плечи задрожали.
Из коридора послышались крики - другие заключенные начали реагировать на шум, возникший в камере Рэлсона. Вбежал охранник.
Дэррити повернулся к нему:
– Все в порядке.
Он вытирал руки большим белым носовым платком.
– Я думаю, придется пригласить врача.
Доктор Готфрид Блуштейн был смуглым невысоким человеком, говорящим с легким австрийским акцентом. Ему не хватало лишь маленькой козлиной бородки - так обычно изображают на карикатурах психиатров. Доктор Блуштейн внимательно изучал Гранта, оценивал его, делая лишь одному ему понятные выводы - теперь это происходило машинально, всякий раз, когда он знакомился с новым человеком.
– Вы нарисовали довольно любопытную картину. Рассказали об очень талантливом ученом, может быть, даже гении. Он чувствовал себя неловко, общаясь с другими людьми, не вписывался в научную среду, хотя его успехи ни у кого не вызывали сомнений. Возможно, он нашел иное окружение, в котором ему было комфортно.
– Я вас не понимаю.
– Мало кому удается отыскать близких по духу людей в том месте, где приходится работать. Достаточно часто люди пытаются компенсировать недостаток общения, играя на музыкальных инструментах, отправляясь в горы или вступая в какой-нибудь клуб. Иными словами, создается совсем другой круг общения, в котором такой человек чувствует себя как дома. И это окружение может не иметь ни малейшего отношения к его основной работе. Так человек пытается вносить разнообразие в свою жизнь далеко не худший способ. - Психиатр улыбнулся и добавил: - Я, например, собираю марки и являюсь активным членом Американского общества филателистов.
Грант покачал головой:
– Я не знаю, чем Рэлсон занимался вне стен лаборатории. Сомневаюсь, что у него была своя компания.
– Ничего не поделаешь, жаль. Все мы находим самые разные возможности расслабиться и получить от жизни удовольствие. Он же должен был отдыхать, не так ли?
– Вы беседовали с доктором Рэлсоном?
– Относительно его проблем? Нет.
– А собираетесь?
– Конечно. Однако он провел здесь всего неделю. Необходимо дать ему возможность прийти в себя. Рэлсон находился в состоянии крайнего возбуждения, когда прибыл к нам; практически бредил. Дадим ему возможность отдохнуть и привыкнуть к нашему санаторию. После этого я с ним поговорю.
– Вы сможете вернуть его на работу?
– Ну откуда мне знать? - Блуштейн улыбнулся. - Пока я даже еще не понял, чем он болен.
– А не могли бы вы избавить его от желания покончить с собой - с остальными проблемами можно было бы разобраться позднее?
– Не исключено. Но я вряд ли скажу вам что-нибудь определенное до тех пор, пока несколько раз подробно с ним не поговорю.
1 2 3 4 5