— Мольке словно забыл о своей роли. Голос его был грубым, почти рычащим.
«Что-то тут не так, — мелькнуло в мозгу у Дербиро. — Какую-то хитрую игру затевают гестаповцы, а ему неизвестны правила этой игры». Но ему показалось, что в данный момент игры инициатива находится уже не в руках майора. Кто-то диктует ему темп. Скорее инстинктивно он сказал:
— Мне думается — хороший поэт.
— А вы могли бы написать по памяти несколько его стихотворений?
— Если дадите карандаш и бумагу.
— Правильно, — примирительно проговорил Мольке. — И одновременно напишите, с каким заданием вас перебросили в Венгрию и как вы поддерживали связь с Табором Деаком.
Но Дербиро уже не понимал смысла слов Мольке, вновь накатилась боль, и он потерял сознание.
Мольке позвал лейтенанта.
— Отведите обратно в камеру. Пусть врач вернет его в чувство. А затем дадите ему бумагу и карандаш. Кончит писать — принесите его показания сюда.
Шимонфи с ужасом слышал распоряжения Мольке и где-то в глубине души завидовал ему — его решительности и покоряющему волю поведению. Когда они остались одни, он негромко спросил:
— А что, вы в самом деле арестовали его жену?
— Деак подал великолепную идею, — сказал Мольке. — Мне нужно заставить заговорить Дербиро. Он ключ к разгадке.
— А чего вы намерены добиться с помощью стихов Ласло Деака?
Мольке многозначительно улыбнулся.
— Вы не понимаете?
— Я что-то совершенно сбился. Сейчас я уже не понимаю и того, зачем вы поручили Деаку допрашивать ненастоящего Дербиро?
— Не хочу вас обидеть, дорогой Шимонфи, — сказал Мольке, — но мне думается, вы совсем не владеете тонкой механикой допросов. Вот, к примеру, мой московский агент донес: Габор Деак не знает Ференца Дербиро. Дальше я рассуждаю так: и хорошо, что не знает, тогда я могу подменить Дербиро своим хорошо подготовленным агентом. И я поручаю агенту заучить биографию Дербиро. Делаю это вот с какой целью: если Деак — русский разведчик Ландыш, то обязательно попытается установить контакт с Дербиро.
— Но он не установил его, — заметил Шимонфи.
— Не установил. Скорей всего заподозрил что-то неладное, хотя конкретно ничего не знает. Или слишком осторожен. На это указывает и тот факт, что он попросил Дербиро написать ему несколько стихотворений Ласло Деака. Наверняка хотел проверить, знает ли мой агент его брата.
— Понял, — сказал Шимонфи. — У вас блестящее чутье, когда вы избираете тактику допроса, господин майор. Настоящий Дербиро напишет настоящие стихи Ласло Деака и передаст их вашему агенту.
— Совершенно верно. И вокруг нашего друга Деака еще туже затянется петля.
Шимонфи задумчиво посмотрел в пространство.
— Еще один вопрос, господин майор, — сказал он. — Истинный Дербиро не выдал имени своего товарища. Значит, ваш агент выдумал, когда сказал, что его напарник — Ласло Деак.
— Он сказал правду. Ласло Деак в Будапеште. Так радировал мой агент из Москвы. А вот почему я сказал об этом прапорщику, я думаю, вам понятно? Теперь он сделает все, чтобы встретиться со своим братом.
Мольке взял со стола список вещей и еще раз пробежал его глазами:
— Скажите, вы все записали? Не пропустили случайно чего-нибудь?
— Кажется, все, — отвечал Шимонфи.
— Может быть, прочитаете еще раз письмо вашей супруги? — посоветовал майор.
Шимонфи ощупал карманы.
— Я, вероятно, оставил его у себя в комнате.
Мольке с улыбкой выдвинул ящик стола и небрежно заметил:
— Случайно у меня есть копия. Прошу.
Шимонфи с изумлением уставился на него. Он чувствовал себя униженным до такой степени, что ему хотелось заплакать. Мольке наслаждался его беспомощностью и издевательски улыбался, хотя тон у него по-прежнему был вежливым, приятельским.
— Увы, увы, отказывает вам память, господин капитан. Ваша милая супруга писала только о пяти килограммах мыла. Между прочим, она весьма дружески отзывается о нас, немцах: «Эти негодяи совершенно меня обобрали…» Бросив на стол копию письма, Мольке Взглянул на Шимонфи.
Заикаясь, капитан спросил:
— Вы что, не доверяете мне?
Вместо ответа Мольке включил магнитофон. Шимонфи узнал свой собственный голос: «По приказу вождя нации руководство разведывательным отделом принял майор Мольке. — Тебя сместили?»
«Да, это Деак», — подумал Шимонфи.
«Еще нет. Для виду я остался руководителем отдела, а Мольке — моим советником. Конечно, с правом отдавать распоряжения и всеми полномочиями. А я стал подставным лицом…»
— Слушайте меня внимательно, Шимонфи, — сказал Мольке, выключая аппарат. — Я не хотел бы, чтобы Деаку стало известно о том, что он находится под следствием. За сегодняшнюю вечернюю операцию персональную ответственность несете вы.
В Шимонфи пробудилась какая-то доля гордости.
— Господин майор, это оскорбление!
Мольке презрительно улыбнулся.
— Пока мы еще не можем вызвать друг друга на дуэль, Шимонфи. И потом, насколько я понимаю, вы хотели бы вновь встретиться с вашей супругой. А визу на поездку в империю нужно еще заслужить. Теперь идите!
И он насмешливо посмотрел вслед трясущемуся от страха капитану.
5
Габор Деак сидел у рояля и негромко наигрывал. В ресторане «Семь князей» было многолюдно. Под низким потолком веселились солдаты-отпускники, завсегдатаи, молодые влюбленные, гуляки, проститутки. А Деак разглядывал Шааша и его жену и гадал, почему же опаздывает Анита.
Руди, официант, худощавый пятидесятилетний мужчина, извиваясь змеей, пробирался между столиками. Не выдавалось свободной минуты, а ему обязательно нужно было поговорить с Деаком. Руди устал, но, хоть и с трудом, скрывал эту усталость. За прилавком бара стояла толстая госпожа Щюц и усердно наполняла рюмки ромом и водкой, взглядом указывая Руди, где его ожидают. Старый аккордеонист дядя Лайош стоял возле рояля и по обыкновению грыз спичку.
Деак оборвал игру. В зале захлопали. Он застенчиво улыбнулся и пересел к своему столику. Разминая пальцы, сказал:
— Больше не идет. Разучился, дядя Лайош.
— Да что вы, господин учитель. Вот вернетесь из армии, сколотим с вами хороший оркестрик!
Один фронтовик поманил к себе Лайоша, старик отошел от Деака и заиграл на аккордеоне. Возле бара поднялся такой шум, что сидевшие в зале гости уже с трудом понимали друг друга. Дым плыл по залу густыми клубами, но по условиям светомаскировки нельзя было открыть окно, чтобы проветрить помещение.
Деак мрачно смотрел на горланящую песни публику. В семидесяти километрах фронт, а здесь и повсюду в городе — веселье, беспробудное пьянство. Сейчас бы самая пора всем им быть в лесах, драться с фашистами, стрелять нилашистов. «Эх, какой же я дурак-идеалист! — подумал он. — И очень устал. Это тоже нужно принять во внимание».
Руди на мгновение остановился у его стола, негромко сказал:
— Все в порядке.
— Дай меню, — сказал ему Деак.
Руди положил на стол меню.
— Немедленно сообщи Тарноки: завтра в полночь Дербиро расстреляют. Мой брат в Будапеште. Нужно разыскать его. Таубе назвал мне пароль, но я ему не ответил. Послал его к тебе с кольцом и с обычной для таких случаев легендой.
— Он уже был у меня, пока не занимайся им. Скорее всего провокатор. Шааши чем-то очень обеспокоены.
Деак посмотрел в сторону столика профессора и его жены. Они негромко разговаривали. Профессорше было на вид не больше двадцати пяти. На роскошной копне ее белокурых волос красовалась модная шляпка — «тюрбан». Деаку показалось, что откуда-то он уже знает профессора.
— Ну заказывай что-нибудь, — заторопил его Руди.
— Аппетита нет, Руди. Принеси мне только коньяк.
За соседним столом громко заспорили. Маленький человечек, силясь перекричать музыку, хвалил Гитлера и Салаши и требовал, чтобы Лайош сыграл для него «Эрику». Многие закричали на него, но фронтовик пьяным голосом запел:
Везли меня в Галицию,
Деревья плакали навзрыд…
Кто-то подхватил песню, другой, третий, а дядя Лайош — в надежде на чаевые — старательно подыгрывал им.
Дым уже щипал глаза, и Деаку хотелось выйти на свежий воздух, но он не мог покинуть своего места за столиком. Страшила его эта операция. Деак боялся, что Тарноки окажется прав, и тогда он уже окончательно разуверится в Аните.
Он задумался. Воскресил в памяти милые воспоминания минувших месяцев. Нет, не мог он так ошибиться! Анита любит его. Конечно, если он сумеет осуществить свой замысел, то очень быстро узнает, где же правда. Нужна только выдержка.
В зал вошла Анита. Она сразу же заметила Деака и поспешила к нему. Прапорщик встал, поцеловал ей руку, помог снять пальто и повесил его на вешалку, изобразив на лице улыбку. Анита, озабоченная, но и не скрывающая своего волнения, села к столу.
— Принес документы?
— Все в порядке, — еще приветливее улыбнулся Габор, желая успокоить ее.
— Позвать их сюда?
— Подожди. — Деак взял девушку за руку. — Выпьешь чего-нибудь? — спросил он и сделал знак Руди. — Принесите один коньяк. Да перестань ты нервничать, Анита.
— Ох, скорее бы все это кончилось.
Руди принес коньяк и безмолвно удалился.
— Выпей, — сказал Деак. — Лучше будет.
Анита приподняла рюмку, но пить не стала.
— После полудня у меня был Мольке, — сказала она и поставила рюмку на стол, так и не пригубив. — Он сказал, что твой брат будто бы жив и находится сейчас в Будапеште. Думаешь, это возможно?
— Все возможно, Анита. Твое здоровье!
Он буквально заставил девушку выпить коньяк.
— Передай мне документы, — сказала Анита, — я отнесу им.
Деак сочувственно посмотрел на нее. Пододвинувшись поближе, шепнул:
— Ты, конечно, знаешь, если Шааши провалятся, они нас продадут. Тогда нам с тобой конец.
— Не продадут, — неуверенно возразила девушка и помрачнела. — Так хочется умереть! С утра, с самого утра только об одном и думаю и не нахожу никакого выхода. Наверное, с ума сойду скоро.
Деак сжал ей руку.
— Погоди, соберись. Первым делом нужно время выиграть. Пока еще живы мы оба, и твой отец, и я тоже. И есть надежда, что оба уцелеем. Когда у тебя встреча с Мольке?
Анита провела по лбу тыльной стороной ладони.
— Он вечером будет звонить. — Пересиливая слабость и заставив себя сохранить спокойствие, предложила: — Передадим им документы и уйдем. Ладно?
Но до этого очередь уже не дошла, потому что в дверях выросли нилашистские штурмовики. Музыка мгновенно оборвалась, певичка умолкла, и в неожиданно наступившей тишине какой-то грубый, хриплый голос сказал:
— Облава! Всем оставаться на своих местах! Приготовить документы!
Вооруженные нилашисты заняли все выходы.
Трое начали проверку документов. Анита побледнела, ее бил озноб, с выражением ужаса на лице она посмотрела на Деака. Тот ободряюще взял девушку за руку.
— Добрый вечер, — подойдя к ним, сказал тучный мужчина лет пятидесяти, начальник патруля. — Прошу извинить. Предъявите, пожалуйста, документы.
Деак достал свое удостоверение и безмолвно протянул его нилашисту. Тот неторопливо раскрыл его, начал читать, как вдруг взгляд его остановился на вложенном в удостоверение листке бумаги.
— Извините, — сказал Деак, — эту бумагу я попрошу вернуть мне.
— После того, как я ее прочитаю.
— Дайте сюда! — Деак протянул руку за бумагой, но нилашист оттолкнул его.
— Молчать!
— За грубость вы еще поплатитесь, — сказал прапорщик.
— Коммунистическая листовка? — воскликнул нилашист. — Как она у вас оказалась?
— Взгляните на мое удостоверение.
Нилашист еще раз развернул удостоверение, презрительно скривил рот. Знаком подозвав одного из своих патрульных, державших автомат на изготовку, он сказал:
— Отведите-ка господина прапорщика.
Анита вцепилась в руку Деака.
— Габор!..
— Успокойся, милая, — сказал он. — Сейчас уладим это недоразумение.
— Давай, давай!
Нилашист ткнул его в бок дулом автомата.
Деак двинулся к выходу.
6
Они стояли у стены. Мужчина украдкой осматривался. Подвальное помещение было обставлено предельно просто: железная койка, прикрытая солдатским одеялом, готовый развалиться стол, чугунная печка, несколько бог весть откуда собранных стульев, на стене фотография Ференца Салаши.
За столом сидел Ковач и молча просматривал документы. Мужчину явно тяготило затянувшееся молчание.
— Да поймите же вы…
Ковач поднял на него взгляд.
— Потрудитесь заткнуться и не мешайте мне работать.
— Но простите, я…
— Если еще раз пикнешь, получишь по зубам.
Некоторое время Ковач в упор разглядывал стоящего у стены, затем негромким голосом принялся читать вслух данные из его удостоверения.
— Словом, вы доктор Петер Шааш? Родились в четырнадцатом году в Будапеште, мать — Ольга Шпитцер, занятие — экстраординарный профессор университета. Какой профессор? — крикнул он на стоявшего у стены.
— Экстраординарный. Я юрист. Специальность — международное право. Но уже много лет не преподаю.
— Ваше счастье, — сказал Ковач. Встав из-за стола, он прочитал профессору блестящую короткую лекцию, что такие вот типы разлагают венгерскую нацию, после чего принялся внимательно разглядывать красивую, молодую женщину, стоявшую рядом с профессором у стенки. Проверил ее личность по удостоверению, не упуская случая сделать мимоходом несколько милых комплиментов. Женщине явно не нравились эти знаки внимания. Профессор тоже чувствовал себя отвратительно, но едва снова собрался заговорить, как Ковач звонкой затрещиной заставил его замолчать.
— Я что, стенке говорю? — заревел он. — Сказал: молчать, значит — молчать!
Вошел Габор Деак в коротком военном плаще, приветствовав присутствующих на нилашистский манер. Ковач также резко вскинул руку кверху, отвечая на его приветствие.
— Дали показания, где они до сих пор скрывались? — спросил Деак и перевел взгляд с Ковача на профессора.
— Еще нет.
— Ну ладно, сейчас я ими займусь… — Ковач попытался запротестовать, но прапорщик повысил голос: — Выйдите и никого сюда не пускайте. — Вынув из кобуры пистолет, он подошел к профессору. — Ну что, голубок, вот мы и поговорим…
Ковач, как видно, понял, что прапорщик знает дело, и без возражений удалился.
— Я жених Аниты, — шепнул Деак профессору. — Извините, что в «Семи князьях» я не мог вмешаться. Но вы же видели, меня и самого забрали. А теперь все в порядке. Я предъявил документы и все уладил… Но на всякий случай руки все-таки поднимите вверх. — И профессор и женщина рядом с ним повиновались. — О чем идет речь?
— Нужны документы, — взволнованно затараторил мужчина. — Если нас поймают — смерть.
— Сегодня же ночью я переброшу вас через линию фронта. Это самое простое и надежное. Все подготовлено.
Такое предложение прапорщика было явно неожиданным для Шаашей. Они в замешательстве переглянулись.
— Нам нужно остаться в Будапеште, — неуверенно проговорила женщина.
— Да, пожалуйста, — подхватил мужчина. — У нас особое задание, и мы должны остаться здесь.
Деаку все это показалось странным.
— Нам нужно остаться, — повторила женщина. — Анита обещала, что мы получим от вас надежные документы.
— Мне все равно, — задумчиво проговорил Деак. — Могу выдать и такие… — И, словно вспомнив что-то, добавил: — Вы давно знаете мою невесту?
Мужчина чуточку опустил руки.
— Несколько дней. Мне кажется, сейчас это неважно. Дайте нам хорошие документы, и мы не останемся в долгу.
Деак подошел к столу.
— Сколько вы заплатите за документы?
Мужчина и женщина переглянулись.
— Вы хотите помогать нам за деньги, — разочарованно протянула женщина.
— Отнюдь. Деньги меня не интересуют. Только золото. Целую ручку, — цинично заметил Деак. — Что стоят сегодня деньги? Ничего.
— Извините, — пробормотал мужчина, — произошло какое-то недоразумение… Анита говорила…
Деак не дал ему закончить фразу. Мило улыбнувшись, он перебил:
— Неправильно она сказала, товарищ Шааш. Вас я ненавижу, но золотишко люблю. Два комплекта документов, с учетом, что вы все же знакомые моей невесты, стоят ровно килограмм золота.
Замешательство супругов Шааш все нарастало. Они то и дело переглядывались.
— Где же я возьму килограмм золота? — спросил подавленный и разочарованный мужчина.
— Вот чего не знаю, того не знаю, — ответил Деак, небрежной походкой отошел от стола и приветливым тоном продолжал: — Если мы проиграем войну, во что я, конечно, не верю, и мне понадобится ваша помощь, уверяю, я верну вам ваш килограмм золота. — Он посмотрел на часы. — Ну, решайте, потому что время не ждет.
— Господин учитель, — попытался снова вступить в разговор мужчина, но прапорщик оборвал его:
— Торговаться не будем! Нет золота — я вам не помощник. И хоть мне это неприятно, но ради спасения собственной жизни я вынужден буду вас расстрелять, потому что о нашем разговоре не должен знать никто. Прапорщик Деак не занимается продажей липовых документов!
Женщина поинтересовалась, как он выведет их отсюда, из штаба нилашистов, если получит запрошенную сумму золота?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11