- Приведу пример из личного опыта. Как-то отравилась моя сестра Асмик. Врачи выяснили - сливечным маслом. Дома за завтраком его ели все. И я, и родители, и дедушка... Просто был испорчен край масла, который и съела Асмик. Остальное было съедобно.
Инспектор говорила с чуть заметным акцентом. И это ей шло.
- Личный опыт - серьезная штука, - улыбнулся Агеев. - И все же, дорогой товарищ инспектор, я настаиваю на своей версии.
- Поживем - увидим, - ответила ему с улыбкой Карапетян. - Тем более ждать осталось недолго.
- Да, результаты анализов обещали сообщить не позже завтрашнего дня, сказал Виктор Сергеевич.
- Что удалось выяснить об этой четверке? - спросил я. - О пострадавших и хозяине палаты Лещенко?
На этот вопрос ответила Кармия Тиграновна:
- Народ, как сами понимаете, разный. Приехали из разных городов. Начну с Лещенко. Живет в Шостке, работает химиком-технологом на знаменитом комбинате, где выпускают кино - и фотопленку. Женат. Имеет дочку восьми лет. Приехал лечиться от истощения нервной системы. Так объясняет его недуг Воропаев.
- Сколько же Лещенко лет? - спросил я.
- Тридцать один год.
- И уже нервное истощение, - покачал головой Агеев.
- Воропаев намекал, что Лещенко, кажется, выпивает. Печень сильно увеличена, и другие признаки...
- Тогда понятно, - кивнул следователь.
- Вачнадзе, - продолжала Карапе-тян, - из Чиатуры. Сорок три года. Женат, четверо детей...
- Столько сирот! - вырвалось у меня.
- Да, - сочувственно вздохнула инспектор. - Горе в семье, конечно, огромное...
- Родственникам сообщили? - спросил я.
- Я звонила вчера коллегам в Чиа-туру. Вачнадзе в их райотделе знают очень хорошо. Говорят, отличный был мужик, спортсмен. Он там даже вроде героя...
- По какому случаю? - поинтересовался Агеев.
- О, эта история прогремела на всю республику, - сказала Кармия Тигра-новна. - Прямо диву даешься, на что способен человек! Понимаете, с дамбы в водохранилище сорвался микроавтобус. А в нем - семь человек. Включая двоих детей. Чистая случайность, что этот самый Вачнадзе оказался рядом. Ну и, не раздумывая, бросился спасать людей. Глубина - больше десяти метров...
- Ничего себе! - воскликнул Агеев. - Это же только спортсмену под силу, тренированному...
- Вот именно, - кивнула Карапе-тян. - Будто сам Бог послал Вачнадзе. Он был в свое время чемпионом республики по подводному плаванию... Дело было зимой, вода ледяная, дверцы в микроавтобусе заклинило. Пришлось выбить стекло. Представляете, как ему было тяжело! Но справился. Всех вытащил. Сам получил серьезные порезы, подхватил двустороннее воспаление легких. Еле-еле врачи выцарапали его. А семь человек спас!
- Какое горе будет для них узнать о его смерти, - сказал Агеев.
- Несомненно! Эти семь человек и все их близкие считают его, я уверена, своим родственником!
- А что, он действительно директор комиссионного магазина? - спросил я.
- Да. И довольно крупного. Коллеги из Чиатуры говорят, что он честнейший человек. До него трех директоров сняли за всякие махинации. Одного посадили. Вачнадзе уже пять лет работал, и все отзывались о нем только хорошо.
- Да, деляга и хапуга не полез бы спасать других, рискуя собственной жизнью, - заметил следователь. - От чего он приехал лечиться?
- Радикулит, - ответила Карапетян. - После той спасательной операции заработал...
- Следующий там кто? - спросил я.
- Николай Иванов, - продолжила Карапетян. - Из Омского речного пароходства. Капитан буксира. Холост.
- Выходит, капитан не прозвище, а должность, - сказал Агеев.
- Да. Несколько лет назад переболел энцефалитом, клещ в тайге укусил. Остаточные явления и так далее. В санаторий приезжает второй год подряд. Воропаев говорит, что в прошлом году помогли Иванову здорово...
- Теперь уже ничем не поможешь, - вздохнул следователь.
- Сколько ему было лет?
- Тридцать восемь, - ответила Карапетян. - Компанейский мужчина. Веселый, заводной, на аккордеоне играл... Очень к нему бабенки липли... Пойдем дальше. Ольга Ватутина, двадцать семь лет, из Москвы. Работает в отделе рукописей Государственной биб-с лиотеки СССР имени Ленина.
- О, в знаменитой Ленинке! - ска - зал с уважением следователь.
- Да, - кивнула инспектор. - Семейное положение непонятно. По паспорту замужем. Лещенко говорит - разведенка...
- Может, в Москве она замужем, а в санатории - разведенная, - заметил следователь.
- Кто знает, - пожала плечами Карапетян. - Но возможно, что действительно не живет с мужем, а развод ещё не оформила. Такое сплошь и рядом...
- А у неё какой диагноз? - поинтересовался я.
- Нервное переутомление, - ответила Кармия Тиграновна. - Ну вот пока и все, что удалось установить о пострадавших и Лещенко, - закончила Карапетян, словно закрыла блокнот с записями. Но никаких бумаг в руках у инспектора не было, говорила она по памяти.
- Что ж, - сказал Агеев, - будем ждать ответа из лаборатории.
Мы обсудили, чем ещё нужно было заняться следователю и инспектору по делу, и я отпустил их.
Позвонил Белле Григорьевне. На этот раз в её голосе уже не было того спокойствия и властности. Проскальзывала хрипотца, которая бывает после плача.
- Что-нибудь случилось? - с тревогой спросил я.
- В санатории, слава Богу, все тихо, - ответила она. - Только что были родственники Вачнадзе. Прилетели утренним рейсом... При них ещё как-то крепилась, а ушли - не выдержала, разревелась... У него четверо детей, два почти взрослых паренька - двойняшки. Вы бы видели их глаза!..
- Да, вполне понимаю ваше состояние, - сказал я. - Понимаю и сочувствую...
- Знаете, я ожидала бурных сцен. На Кавказе ведь люди эмоциональные... Но они проявили столько достоинства и выдержки. И сколько скорби было в их молчании...
Не успели мы закончить разговор с Беллой Григорьевной, как секретарь доложила, что меня ждет шеф-повар столовой санатория имени Семашко.
Так повелось, что при одном лишь слове "шеф-повар" в воображении нашем возникает полный розовощекий мужчина или женщина. И обязательно солидного возраста.
Черпаков, как отрекомендовался мужчина, был совсем ещё молодой, не больше двадцати пяти лет, среднего роста, сухощавый. Одет по самой последней моде - в джинсах и рубашке сафари.
- Товарищ прокурор, - заявил шеф-повар неестественно громко, хотя было видно, что он с трудом скрывает волнение, - я ни в чем не виноват!
- А разве вас кто-нибудь обвиняет? - спросил я.
- Что я, без ушей? Или ничего не понимаю? - продолжал Черпаков. - Воропаев на меня напустился, высказался... Надо, мол, лучше следить за санитарным состоянием... Да и не только он. Няни за моей спиной шушукаются, отдыхающие. Спросите любого повара, раздатчицу, посудомойку в столовой... За чистоту-то я всех гоняю беспощадно каждый день, каждый час! Ни одного замечания от санитарного надзора!
Чернаков все больше и больше горячился.
- И за продукты ручаюсь! У нас они И содержатся в холодильнике! Если и было что испорченное, так это, значит, доставили с базы!
Я пытался как мог успокоить его, ч сказал, что следствие разберется. Кажется, мне это удалось.
- Я очень, очень надеюсь на вас, - о произнес он прочувственно. И спросил:
- Неужели мне придется уйти из санатория?
- Если у вас в столовой все окажется в порядке, зачем же уходить? - в свою очередь задал я вопрос.
- Конечно, в порядке! - воскликнул Черпаков. - Понимаете, меня приглашают в "Прибой", в "Маяк", но я хочу остаться в санатории. С Беллой Григорьевной...
Рестораны "Прибой" и "Маяк" были самыми престижными в городе.
Шеф-повар рассказал мне о своей жизни. В детстве он, неудачно нырнув в море с волнореза, повредил себе позвоночник. И быть бы ему инвалидом всю жизнь, если бы не Белла Григорьевна. Как он выразился, она сделала его полноценным человеком.
Черпаков окончил ПТУ, стал поваром. И тут же пошел в санаторий мастером по вторым блюдам. Мастер, насколько я понял, он был хороший. Занимал первые места на конкурсах поваров, городском и областном. В прошлом году ушел на пенсию прежний шеф-повар, и Белла Григорьевна назначила Чернако-ва на его место.
После нашей беседы Чернаков ушел из прокуратуры в куда более хорошем настроении, чем пришел.
В конце того же дня у меня опять побывал следователь Агеев.
- Я ещё беседовал с Лещенко, - сказал Виктор Сергеевич. - Странный он человек. То мрачный, как вчера, помните? То вдруг оживился, прочел мне лекцию о минералах, вернее - о драгоценных камнях. Одни, говорит, отнимают у человека рассудок - алмазы, например, изумруды. Другие - гранаты, обладают даром предвидения, охраняют от насильственной смерти... Куприна цитировал. Прямо помешан на самоцветах. И не выпускает из рук то сверкающее яичко... Уж не псих ли?
Я вспомнил, как этот камень буквально завораживал всех на допросе в кабинете Воропаева.
- Может, хобби? - сказал я. - Одни увлекаются марками, другие - морскими раковинами... А чем хуже минералогия?.. По делу что-нибудь новенькое установили?
- Он рассказал, как познакомился с Ватутиной. И о ссоре с Вачнадзе... По словам Лещенко, в купе с Ольгой они оказались случайно. Он купил билет на проходящий поезд Москва - Южно-морск... Разговорились, оказалось, что едут в один санаторий. В купе, помимо Ольги, был ещё мужчина. Фамилия его Карасик. Администратор вокально-инструментального ансамбля. Говорит, этот Карасик пригласил их с Ватутиной на концерт. Прямо с вокзала. Ватутина не могла: её кто-то встречал, кажется тетка. А Лещенко поехал. И ещё якобы помог администратору погрузить в такси радиоусилительную аппаратуру... После концерта Лещенко приехал в санаторий.
- Какие взаимоотношения сложились у Лещенко и Ватутиной в поезде?
- Вот здесь он, кажется, темнит. То говорит, что никаких взаимоотношений не было, то вдруг проговорился, что пили шампанское... Но раз доходит до шампанского...
- А какая кошка пробежала между ним и Вачнадзе?
- Оказывается, первым палату номер тринадцать занял Вачнадзе. Он приехал утром и расположился в этой злополучной комнате. А вечером его перевели в другую палату, двухместную, к Иванову... Лещенко говорит, что ничего об этом не знал...
- Почему так произошло? - Фамилия! Понимаете, фамилия и имя! Дежурная говорит: часов в семь вечера прибежал к ней Воропаев и сообщил, что звонил Лев Лещенко, предупредил - сейчас он на концерт, а потом в санаторий... Путевка у него. Представляете, какой переполох поднялся? Сам Лев Лещенко будет отдыхать в санатории!
- Подумали, что певец?
- Ну да! Афиши по всему городу! И главное, он сказал, что с вокзала отправляется на концерт... Стали соображать, как бы перед знаменитым артистом не ударить лицом в грязь. Лучшая палата в санатории - тринадцатая...
- Да, но вот номер, - заметил я. - Для суеверного человека - страсть Божья!
- Воропаев говорит, специально сделали эту комнату под номером тринадцать. В порядке борьбы с суевериями. Ведь сама палата отличная! Какой вид из окна, телефон, отдельная туалетная комната...
- И каким же образом они спрова-дили Вачнадзе?
- Якобы в палате что-то испортилось, нужен ремонт... Вачнадзе оказался покладистым человеком. И предполо - ч жить не мог, что его переселяют из-за московского певца. ?
- Конечно, администрация поступила не очень-то красиво, - заметил я. Неэтично.
- Какая уж там этика! - усмехнулся следователь. - Просто безобразие... Вообще, я понял, там есть один нюан-сик... Помните, как охал и ахал Воропаев? Тот ещё деятель! Как я узнал, его больше всего во вчерашней истории волновало, как бы это ЧП не помешало защите. Кандидатскую он написал. Один раз уже прокатили... И вообще, спит и видит, как бы занять место главврача.
- Ну, по-моему, Воропаеву с Беллой Григорьевной не совладать.
- Как сказать. Такие действуют исподтишка. Угождают кому следует, создают в коллективе соответствующую обстановочку. Своих привечают, других зажимают... Ждут момента. И кто-то, говорят, поддерживает Воропаева в Минздраве.
- Господи! - вырвалось у меня. - Врачи ведь! И туда же, интригуют...
Я вспомнил визит Чернакова. Выходит, Воропаев копает под парня, потому что шеф-повар - человек Беллы Григорьевны.
- А мне показалось, что Воропаева интересуют лишь новые прогрессивные методы лечения, - сказал я. - Он так увлеченно говорил об этом...
- Насчет прогрессивных методов, научного поиска - это все Белла Григорьевна. А остальные врачи греются в лучах её достижений и славы... Впрочем, Захар Петрович, мы, кажется, отвлеклись, - спохватился Агеев. Вернемся к Вачнадзе и Лещенко... Значит, Вачнадзе перебрался в двухместную палату, к Иванову. А утром обнаружил, что оставил в тринадцатой палате бритвенный прибор и зубную щетку. Знаете, как бывает впопыхах... Он пошел в тринадцатую палату, думал, там ремонт, и открыл ему Лещенко. Ну, Вачнадзе и не сдержался: мол, по знакомству эту комнату занял. Лещенко, конечно, в недоумении. Вачнадзе говорит, что, наверное, взятку дал... Лещенко возьми и ляпни, что это, мол, может, у них там привыкли всех покупать. Ну, слово за слово, пошло-поехало. Крепко сцепились, чуть ли не до драки дело дошло. Дежурная их разняла...
- И как же помирились?
- Лещенко говорит, что недоразу - h мение уладила Ватутина... По этому случаю и решили устроить в тринадцатой палате посиделки...
- Что, Ватутина была знакома с Вачнадзе?
- Нет, она знала Иванова.
- Откуда?
- В санатории существует обычай.
В первый день, когда приезжает новая смена, устраивается нечто похожее на бал. Для того, чтобы отдыхающие познакомились друг с другом. На танцплощадке играет музыка. Сначала кавалеры приглашают дам, потом - белый танец... Идея Беллы Григорьевны. Чтобы сразу создать обстановку отдыха, курорта... Кто помоложе, танцует. Пожилым тоже приятно... Так вот, Иванов весь вечер танцевал с Ватутиной.
- Понятно, - кивнул я.
- Тут, Захар Петрович, обращаю ваше внимание, тоже нюансик, - задумчиво произнес Агеев. - Лещенко застал самое окончание бала... Кажется, у него произошла стычка с Ивановым.
- Из-за Ватутиной?
- Похоже...
- Это сам Лещенко сказал?
- Нет, отдыхающие, Карапетян выяснила.
- И что вас насторожило?
- Лещенко этот факт посчитал нужным почему-то скрыть.
- Какой вывод?
Виктор Сергеевич пожал плечами.
- Жизнь есть жизнь. У кого-то к кому-то возникает симпатия. Ревность. Мелкие или крупные обиды. Недоразумения. Все это естественно, когда кончается спокойно. Без трагедий и трупов. - Агеев серьезно посмотрел на меня. - А тут их два.
- А если несчастный случай?
- То есть пищевое отравление?
- Ну да. Ведь мы пока не знаем точной причины смерти Иванова и Вачнадзе, сказал я.
- Пока не знаем. - Агеев глянул на часы. - Сегодня уже вряд ли позвонят из лаборатории. Признаюсь честно, Захар Петрович, очень не терпится узнать...
Когда я вечером, после работы, устроился на балконе в шезлонге с номером "Огонька", который принесли с последней почтой, жена позвала меня к телефону.
- Захар Петрович! - буквально прокричал Агеев. - Дело совсем не в продуктах! Анализы показали, что еда со и стола Лещенко и в столовой абсолютно "ч доброкачественная! Я звоню из лаборатории...
- А что же? - нетерпеливо спросил я.
- В начатой бутылке горилки с перцем обнаружен сильнейший яд - цианистый калий! Этот же яд обнаружен в о трех стаканах, там, где были остатки горилки. Причем в одном из стаканов, помимо горилки, были обнаружены остатки пепси-колы.
- В другой бутылке горилки, не начатой, тоже яд?
- Нет.
- А в шампанском?
- И в шампанском яда нет. Ни в бутылке, ни в стакане.
Возникли вопросы. Но по телефону их не обсудишь. А Виктор Сергеевич продолжал:
- Эксперты заканчивают свою писанину. - Видимо, рядом кто-то был, потому что Агеев шутливо сказал кому-то: - Ладно, ладно, за мной не пропадет, бутылку поставлю. Пепси-колы, разумеется. Нет, нормальную, без яда. - И уже мне: - Тут требуют магарыч за сверхурочную работу.
Шутит - значит, на деловой волне.
- Буду через полчаса в прокуратуре, - сказал я.
- А может, сразу в санаторий? - предложил следователь. - Горилку выставил Лещенко. Понимаете?
- Считаете, его необходимо срочно допросить?
- Возможно, не только допросить...
- Хорошо, я сейчас заеду за вами. Я вызвал машину.
Когда Агеев подсел ко мне в пути, я сказал шоферу, чтобы он ехал в санаторий имени Семашко. И спросил Виктора Сергеевича:
- Не слишком ли вы гоните лошадей?
- Черт знает, что у этих психов на уме! - ответил следователь.
- Допрашивать на ночь глядя... - покачал я головой.
- Закон разрешает. Случай исключительный. И потом, мне не нравится поведение Лещенко. Нервничает. Мрачен...
- Кармия Тиграновна работает?
- Она, - кивнул Агеев. - Попросила нянечек присматривать за этим химиком... Я знаете о чем жалею? Что не произвел обыск у него в палате. А надо было!
- Думаете, хранит яд?
- Может быть! Ведь цианистый калий попал в горилку не из воздуха! Его туда подмешала человеческая рука. И скорее всего - заранее...
- Но почему именно заранее? Это могли сделать, когда горилку уже разлили. Сыпанули в стаканы и в саму бутылку, - сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Инспектор говорила с чуть заметным акцентом. И это ей шло.
- Личный опыт - серьезная штука, - улыбнулся Агеев. - И все же, дорогой товарищ инспектор, я настаиваю на своей версии.
- Поживем - увидим, - ответила ему с улыбкой Карапетян. - Тем более ждать осталось недолго.
- Да, результаты анализов обещали сообщить не позже завтрашнего дня, сказал Виктор Сергеевич.
- Что удалось выяснить об этой четверке? - спросил я. - О пострадавших и хозяине палаты Лещенко?
На этот вопрос ответила Кармия Тиграновна:
- Народ, как сами понимаете, разный. Приехали из разных городов. Начну с Лещенко. Живет в Шостке, работает химиком-технологом на знаменитом комбинате, где выпускают кино - и фотопленку. Женат. Имеет дочку восьми лет. Приехал лечиться от истощения нервной системы. Так объясняет его недуг Воропаев.
- Сколько же Лещенко лет? - спросил я.
- Тридцать один год.
- И уже нервное истощение, - покачал головой Агеев.
- Воропаев намекал, что Лещенко, кажется, выпивает. Печень сильно увеличена, и другие признаки...
- Тогда понятно, - кивнул следователь.
- Вачнадзе, - продолжала Карапе-тян, - из Чиатуры. Сорок три года. Женат, четверо детей...
- Столько сирот! - вырвалось у меня.
- Да, - сочувственно вздохнула инспектор. - Горе в семье, конечно, огромное...
- Родственникам сообщили? - спросил я.
- Я звонила вчера коллегам в Чиа-туру. Вачнадзе в их райотделе знают очень хорошо. Говорят, отличный был мужик, спортсмен. Он там даже вроде героя...
- По какому случаю? - поинтересовался Агеев.
- О, эта история прогремела на всю республику, - сказала Кармия Тигра-новна. - Прямо диву даешься, на что способен человек! Понимаете, с дамбы в водохранилище сорвался микроавтобус. А в нем - семь человек. Включая двоих детей. Чистая случайность, что этот самый Вачнадзе оказался рядом. Ну и, не раздумывая, бросился спасать людей. Глубина - больше десяти метров...
- Ничего себе! - воскликнул Агеев. - Это же только спортсмену под силу, тренированному...
- Вот именно, - кивнула Карапе-тян. - Будто сам Бог послал Вачнадзе. Он был в свое время чемпионом республики по подводному плаванию... Дело было зимой, вода ледяная, дверцы в микроавтобусе заклинило. Пришлось выбить стекло. Представляете, как ему было тяжело! Но справился. Всех вытащил. Сам получил серьезные порезы, подхватил двустороннее воспаление легких. Еле-еле врачи выцарапали его. А семь человек спас!
- Какое горе будет для них узнать о его смерти, - сказал Агеев.
- Несомненно! Эти семь человек и все их близкие считают его, я уверена, своим родственником!
- А что, он действительно директор комиссионного магазина? - спросил я.
- Да. И довольно крупного. Коллеги из Чиатуры говорят, что он честнейший человек. До него трех директоров сняли за всякие махинации. Одного посадили. Вачнадзе уже пять лет работал, и все отзывались о нем только хорошо.
- Да, деляга и хапуга не полез бы спасать других, рискуя собственной жизнью, - заметил следователь. - От чего он приехал лечиться?
- Радикулит, - ответила Карапетян. - После той спасательной операции заработал...
- Следующий там кто? - спросил я.
- Николай Иванов, - продолжила Карапетян. - Из Омского речного пароходства. Капитан буксира. Холост.
- Выходит, капитан не прозвище, а должность, - сказал Агеев.
- Да. Несколько лет назад переболел энцефалитом, клещ в тайге укусил. Остаточные явления и так далее. В санаторий приезжает второй год подряд. Воропаев говорит, что в прошлом году помогли Иванову здорово...
- Теперь уже ничем не поможешь, - вздохнул следователь.
- Сколько ему было лет?
- Тридцать восемь, - ответила Карапетян. - Компанейский мужчина. Веселый, заводной, на аккордеоне играл... Очень к нему бабенки липли... Пойдем дальше. Ольга Ватутина, двадцать семь лет, из Москвы. Работает в отделе рукописей Государственной биб-с лиотеки СССР имени Ленина.
- О, в знаменитой Ленинке! - ска - зал с уважением следователь.
- Да, - кивнула инспектор. - Семейное положение непонятно. По паспорту замужем. Лещенко говорит - разведенка...
- Может, в Москве она замужем, а в санатории - разведенная, - заметил следователь.
- Кто знает, - пожала плечами Карапетян. - Но возможно, что действительно не живет с мужем, а развод ещё не оформила. Такое сплошь и рядом...
- А у неё какой диагноз? - поинтересовался я.
- Нервное переутомление, - ответила Кармия Тиграновна. - Ну вот пока и все, что удалось установить о пострадавших и Лещенко, - закончила Карапетян, словно закрыла блокнот с записями. Но никаких бумаг в руках у инспектора не было, говорила она по памяти.
- Что ж, - сказал Агеев, - будем ждать ответа из лаборатории.
Мы обсудили, чем ещё нужно было заняться следователю и инспектору по делу, и я отпустил их.
Позвонил Белле Григорьевне. На этот раз в её голосе уже не было того спокойствия и властности. Проскальзывала хрипотца, которая бывает после плача.
- Что-нибудь случилось? - с тревогой спросил я.
- В санатории, слава Богу, все тихо, - ответила она. - Только что были родственники Вачнадзе. Прилетели утренним рейсом... При них ещё как-то крепилась, а ушли - не выдержала, разревелась... У него четверо детей, два почти взрослых паренька - двойняшки. Вы бы видели их глаза!..
- Да, вполне понимаю ваше состояние, - сказал я. - Понимаю и сочувствую...
- Знаете, я ожидала бурных сцен. На Кавказе ведь люди эмоциональные... Но они проявили столько достоинства и выдержки. И сколько скорби было в их молчании...
Не успели мы закончить разговор с Беллой Григорьевной, как секретарь доложила, что меня ждет шеф-повар столовой санатория имени Семашко.
Так повелось, что при одном лишь слове "шеф-повар" в воображении нашем возникает полный розовощекий мужчина или женщина. И обязательно солидного возраста.
Черпаков, как отрекомендовался мужчина, был совсем ещё молодой, не больше двадцати пяти лет, среднего роста, сухощавый. Одет по самой последней моде - в джинсах и рубашке сафари.
- Товарищ прокурор, - заявил шеф-повар неестественно громко, хотя было видно, что он с трудом скрывает волнение, - я ни в чем не виноват!
- А разве вас кто-нибудь обвиняет? - спросил я.
- Что я, без ушей? Или ничего не понимаю? - продолжал Черпаков. - Воропаев на меня напустился, высказался... Надо, мол, лучше следить за санитарным состоянием... Да и не только он. Няни за моей спиной шушукаются, отдыхающие. Спросите любого повара, раздатчицу, посудомойку в столовой... За чистоту-то я всех гоняю беспощадно каждый день, каждый час! Ни одного замечания от санитарного надзора!
Чернаков все больше и больше горячился.
- И за продукты ручаюсь! У нас они И содержатся в холодильнике! Если и было что испорченное, так это, значит, доставили с базы!
Я пытался как мог успокоить его, ч сказал, что следствие разберется. Кажется, мне это удалось.
- Я очень, очень надеюсь на вас, - о произнес он прочувственно. И спросил:
- Неужели мне придется уйти из санатория?
- Если у вас в столовой все окажется в порядке, зачем же уходить? - в свою очередь задал я вопрос.
- Конечно, в порядке! - воскликнул Черпаков. - Понимаете, меня приглашают в "Прибой", в "Маяк", но я хочу остаться в санатории. С Беллой Григорьевной...
Рестораны "Прибой" и "Маяк" были самыми престижными в городе.
Шеф-повар рассказал мне о своей жизни. В детстве он, неудачно нырнув в море с волнореза, повредил себе позвоночник. И быть бы ему инвалидом всю жизнь, если бы не Белла Григорьевна. Как он выразился, она сделала его полноценным человеком.
Черпаков окончил ПТУ, стал поваром. И тут же пошел в санаторий мастером по вторым блюдам. Мастер, насколько я понял, он был хороший. Занимал первые места на конкурсах поваров, городском и областном. В прошлом году ушел на пенсию прежний шеф-повар, и Белла Григорьевна назначила Чернако-ва на его место.
После нашей беседы Чернаков ушел из прокуратуры в куда более хорошем настроении, чем пришел.
В конце того же дня у меня опять побывал следователь Агеев.
- Я ещё беседовал с Лещенко, - сказал Виктор Сергеевич. - Странный он человек. То мрачный, как вчера, помните? То вдруг оживился, прочел мне лекцию о минералах, вернее - о драгоценных камнях. Одни, говорит, отнимают у человека рассудок - алмазы, например, изумруды. Другие - гранаты, обладают даром предвидения, охраняют от насильственной смерти... Куприна цитировал. Прямо помешан на самоцветах. И не выпускает из рук то сверкающее яичко... Уж не псих ли?
Я вспомнил, как этот камень буквально завораживал всех на допросе в кабинете Воропаева.
- Может, хобби? - сказал я. - Одни увлекаются марками, другие - морскими раковинами... А чем хуже минералогия?.. По делу что-нибудь новенькое установили?
- Он рассказал, как познакомился с Ватутиной. И о ссоре с Вачнадзе... По словам Лещенко, в купе с Ольгой они оказались случайно. Он купил билет на проходящий поезд Москва - Южно-морск... Разговорились, оказалось, что едут в один санаторий. В купе, помимо Ольги, был ещё мужчина. Фамилия его Карасик. Администратор вокально-инструментального ансамбля. Говорит, этот Карасик пригласил их с Ватутиной на концерт. Прямо с вокзала. Ватутина не могла: её кто-то встречал, кажется тетка. А Лещенко поехал. И ещё якобы помог администратору погрузить в такси радиоусилительную аппаратуру... После концерта Лещенко приехал в санаторий.
- Какие взаимоотношения сложились у Лещенко и Ватутиной в поезде?
- Вот здесь он, кажется, темнит. То говорит, что никаких взаимоотношений не было, то вдруг проговорился, что пили шампанское... Но раз доходит до шампанского...
- А какая кошка пробежала между ним и Вачнадзе?
- Оказывается, первым палату номер тринадцать занял Вачнадзе. Он приехал утром и расположился в этой злополучной комнате. А вечером его перевели в другую палату, двухместную, к Иванову... Лещенко говорит, что ничего об этом не знал...
- Почему так произошло? - Фамилия! Понимаете, фамилия и имя! Дежурная говорит: часов в семь вечера прибежал к ней Воропаев и сообщил, что звонил Лев Лещенко, предупредил - сейчас он на концерт, а потом в санаторий... Путевка у него. Представляете, какой переполох поднялся? Сам Лев Лещенко будет отдыхать в санатории!
- Подумали, что певец?
- Ну да! Афиши по всему городу! И главное, он сказал, что с вокзала отправляется на концерт... Стали соображать, как бы перед знаменитым артистом не ударить лицом в грязь. Лучшая палата в санатории - тринадцатая...
- Да, но вот номер, - заметил я. - Для суеверного человека - страсть Божья!
- Воропаев говорит, специально сделали эту комнату под номером тринадцать. В порядке борьбы с суевериями. Ведь сама палата отличная! Какой вид из окна, телефон, отдельная туалетная комната...
- И каким же образом они спрова-дили Вачнадзе?
- Якобы в палате что-то испортилось, нужен ремонт... Вачнадзе оказался покладистым человеком. И предполо - ч жить не мог, что его переселяют из-за московского певца. ?
- Конечно, администрация поступила не очень-то красиво, - заметил я. Неэтично.
- Какая уж там этика! - усмехнулся следователь. - Просто безобразие... Вообще, я понял, там есть один нюан-сик... Помните, как охал и ахал Воропаев? Тот ещё деятель! Как я узнал, его больше всего во вчерашней истории волновало, как бы это ЧП не помешало защите. Кандидатскую он написал. Один раз уже прокатили... И вообще, спит и видит, как бы занять место главврача.
- Ну, по-моему, Воропаеву с Беллой Григорьевной не совладать.
- Как сказать. Такие действуют исподтишка. Угождают кому следует, создают в коллективе соответствующую обстановочку. Своих привечают, других зажимают... Ждут момента. И кто-то, говорят, поддерживает Воропаева в Минздраве.
- Господи! - вырвалось у меня. - Врачи ведь! И туда же, интригуют...
Я вспомнил визит Чернакова. Выходит, Воропаев копает под парня, потому что шеф-повар - человек Беллы Григорьевны.
- А мне показалось, что Воропаева интересуют лишь новые прогрессивные методы лечения, - сказал я. - Он так увлеченно говорил об этом...
- Насчет прогрессивных методов, научного поиска - это все Белла Григорьевна. А остальные врачи греются в лучах её достижений и славы... Впрочем, Захар Петрович, мы, кажется, отвлеклись, - спохватился Агеев. Вернемся к Вачнадзе и Лещенко... Значит, Вачнадзе перебрался в двухместную палату, к Иванову. А утром обнаружил, что оставил в тринадцатой палате бритвенный прибор и зубную щетку. Знаете, как бывает впопыхах... Он пошел в тринадцатую палату, думал, там ремонт, и открыл ему Лещенко. Ну, Вачнадзе и не сдержался: мол, по знакомству эту комнату занял. Лещенко, конечно, в недоумении. Вачнадзе говорит, что, наверное, взятку дал... Лещенко возьми и ляпни, что это, мол, может, у них там привыкли всех покупать. Ну, слово за слово, пошло-поехало. Крепко сцепились, чуть ли не до драки дело дошло. Дежурная их разняла...
- И как же помирились?
- Лещенко говорит, что недоразу - h мение уладила Ватутина... По этому случаю и решили устроить в тринадцатой палате посиделки...
- Что, Ватутина была знакома с Вачнадзе?
- Нет, она знала Иванова.
- Откуда?
- В санатории существует обычай.
В первый день, когда приезжает новая смена, устраивается нечто похожее на бал. Для того, чтобы отдыхающие познакомились друг с другом. На танцплощадке играет музыка. Сначала кавалеры приглашают дам, потом - белый танец... Идея Беллы Григорьевны. Чтобы сразу создать обстановку отдыха, курорта... Кто помоложе, танцует. Пожилым тоже приятно... Так вот, Иванов весь вечер танцевал с Ватутиной.
- Понятно, - кивнул я.
- Тут, Захар Петрович, обращаю ваше внимание, тоже нюансик, - задумчиво произнес Агеев. - Лещенко застал самое окончание бала... Кажется, у него произошла стычка с Ивановым.
- Из-за Ватутиной?
- Похоже...
- Это сам Лещенко сказал?
- Нет, отдыхающие, Карапетян выяснила.
- И что вас насторожило?
- Лещенко этот факт посчитал нужным почему-то скрыть.
- Какой вывод?
Виктор Сергеевич пожал плечами.
- Жизнь есть жизнь. У кого-то к кому-то возникает симпатия. Ревность. Мелкие или крупные обиды. Недоразумения. Все это естественно, когда кончается спокойно. Без трагедий и трупов. - Агеев серьезно посмотрел на меня. - А тут их два.
- А если несчастный случай?
- То есть пищевое отравление?
- Ну да. Ведь мы пока не знаем точной причины смерти Иванова и Вачнадзе, сказал я.
- Пока не знаем. - Агеев глянул на часы. - Сегодня уже вряд ли позвонят из лаборатории. Признаюсь честно, Захар Петрович, очень не терпится узнать...
Когда я вечером, после работы, устроился на балконе в шезлонге с номером "Огонька", который принесли с последней почтой, жена позвала меня к телефону.
- Захар Петрович! - буквально прокричал Агеев. - Дело совсем не в продуктах! Анализы показали, что еда со и стола Лещенко и в столовой абсолютно "ч доброкачественная! Я звоню из лаборатории...
- А что же? - нетерпеливо спросил я.
- В начатой бутылке горилки с перцем обнаружен сильнейший яд - цианистый калий! Этот же яд обнаружен в о трех стаканах, там, где были остатки горилки. Причем в одном из стаканов, помимо горилки, были обнаружены остатки пепси-колы.
- В другой бутылке горилки, не начатой, тоже яд?
- Нет.
- А в шампанском?
- И в шампанском яда нет. Ни в бутылке, ни в стакане.
Возникли вопросы. Но по телефону их не обсудишь. А Виктор Сергеевич продолжал:
- Эксперты заканчивают свою писанину. - Видимо, рядом кто-то был, потому что Агеев шутливо сказал кому-то: - Ладно, ладно, за мной не пропадет, бутылку поставлю. Пепси-колы, разумеется. Нет, нормальную, без яда. - И уже мне: - Тут требуют магарыч за сверхурочную работу.
Шутит - значит, на деловой волне.
- Буду через полчаса в прокуратуре, - сказал я.
- А может, сразу в санаторий? - предложил следователь. - Горилку выставил Лещенко. Понимаете?
- Считаете, его необходимо срочно допросить?
- Возможно, не только допросить...
- Хорошо, я сейчас заеду за вами. Я вызвал машину.
Когда Агеев подсел ко мне в пути, я сказал шоферу, чтобы он ехал в санаторий имени Семашко. И спросил Виктора Сергеевича:
- Не слишком ли вы гоните лошадей?
- Черт знает, что у этих психов на уме! - ответил следователь.
- Допрашивать на ночь глядя... - покачал я головой.
- Закон разрешает. Случай исключительный. И потом, мне не нравится поведение Лещенко. Нервничает. Мрачен...
- Кармия Тиграновна работает?
- Она, - кивнул Агеев. - Попросила нянечек присматривать за этим химиком... Я знаете о чем жалею? Что не произвел обыск у него в палате. А надо было!
- Думаете, хранит яд?
- Может быть! Ведь цианистый калий попал в горилку не из воздуха! Его туда подмешала человеческая рука. И скорее всего - заранее...
- Но почему именно заранее? Это могли сделать, когда горилку уже разлили. Сыпанули в стаканы и в саму бутылку, - сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9