Там есть любопытные фамилии и телефонные номера.
– Например?
Гейб достал из кармана пиджака голубую адресную книгу.
– Некоторые фамилии мне знакомы, но есть и просто инициалы. Вот, например: «Г. 546-3646».
– Это номер Гвен Бауэре. Ты ее знаешь.
– Да, но не знаю, почему ее номер оказался в книге у Стоуна.
– Постараюсь узнать.
– Узнавая, старайся быть похитрее. Вот еще: «Р. 456-7236».
– «45б» – это Белый дом. А кто такой «Р.» – не представляю.
– Сегодня я звонил туда. Секретарша ответила: «Кабинет мистера Макнейра».
– Это Клэй Макнейр. Работает на Эда Мерфи. Недели две назад я познакомился с ним.
– Как он выглядит?
– Примерно моего возраста. Высокий, симпатичный. Носит костюмы в тонкую полоску и запонки. Типичный младший служащий. Я познакомился с ним, когда стал наводить справки о Донне. Эд поручил ему следить за ходом расследования.
– Может, он заодно информирует Уита Стоуна?
– Вряд ли. Макнейр не тот человек, которому Эд Мерфи доверит что-то серьезное. Типичный американский парень. Носит студенческий перстень и жует «джуси фрут».
Нортон нахмурился, потом вскинул голову.
– Постой, постой! Макнейр занимает крохотный кабинет в цоколе Белого дома и делит его с человеком по имени Байрон Риддл. Это странный тип. Макнейр говорит, что он какой-то консультант, выполняющий особые задания. Зайдя к Макнейру, я сел за стол Риддла, он вошел, увидел меня и чуть не взорвался. Псих.
Лицо Гейба оживилось.
– Как выглядит этот Риддл? – требовательно спросил он.
– Среднего роста. Худощавый. Волосы темные. Лет сорока с лишним.
– Должно быть, тот самый. – Гейб вздохнул.
– Тот самый?
– Что был вчера ночью в фирме. С пистолетом. Он говорит резко, как гангстеры в кино? Одной стороной рта?
– Да! Значит, это он.
– Надо будет поинтересоваться мистером Байроном Риддлом, – сказал Гейб.
Нортон принялся расхаживать по гостиной.
– Слушай, я кое-что вспомнил. С неделю назад я был на вечеринке у Гвен Бауэре. Там все набрались, я тоже, и в конце концов вышел на воздух, смотрю – в кустах прячется какой-то тип. Я погнался за ним, но он удрал. Наверно, это был Риддл.
– Наверно, он, – сказал Гейб. – Нужно будет взглянуть на этого Риддла. Покажешь его мне.
– Как?
– Если будем наблюдать за Белым домом, в конце концов увидим, как он входит или выходит.
– Если он войдет или выйдет, Макнейр сказал, что он часто разъезжает.
– Например, в Палм-Спрингс, украсть рукопись? В Кармел, столкнуть с обрыва старика сенатора? Похоже, у этого Риддла много разъездов.
Нортон сел в кресло и хмуро уставился на свои босые ноги.
– Это уже слишком, Гейб, – пробормотал он. – Неужели ты и вправду считаешь, что человек, работающий в Белом доме, в уитморовском Белом доме, может быть взломщиком и убийцей?
Гейб рассмеялся и провел рукой по волосам, осыпав плечи перхотью.
– Друг мой, об этом и речь. В каком мире ты живешь?
– Ладно, ладно, допускаю. Все возможно. Но если так, наверно, пора сообщить властям обо всем, что мы знаем.
– Каким властям? Чаку Уитмору? Эду Мерфи? Этому болвану министру юстиции? Или, может, Уиту Стоуну, раз он сменит его?
– Нет, не им. Но ведется расследование убийства Донны, у Стоуна оказалась ее рукопись, значит, он здесь как-то замешан. Сообщим все, что знаем, в прокуратуру, и пусть они действуют дальше.
– Во-первых, нельзя доказать, что рукопись была в столе у Стоуна, не поставив меня под удар. Во-вторых, знаешь ты, кто новый прокурор округа Колумбия?
– Конечно. Фрэнк Кифнер. Только вряд ли он лично занимается убийством Донны. Скорее, кто-то из его помощников.
– Опять ошибка. Он лично руководит расследованием. И, как я слышал, ему не терпится предъявить обвинение. Только тут одна маленькая загвоздка: не на кого навесить это дело.
– А тот парень? Ненормальный?
– Никаких улик. Да и все равно вряд ли удастся его засудить. Они фабрикуют обвинение, он ссылается на психическое заболевание, и его отправляют в лечебницу, где ему и без того место. Все довольны.
– Я не думаю, что Фрэнк на такое способен.
– Ты его знаешь? – спросил Гейб.
– Познакомились в Капитолии лет пять назад. Он помоложе меня.
– Верно. Самый молодой прокурор в стране. И хочет стать самым молодым федеральным судьей или самым молодым помощником министра юстиции, если Уит Стоун станет во главе министерства. И вот еще что. В адресной книге Стоуна телефонный номер Кифнера, не внесенный в справочники, обозначен буквой «Ф».
– Ничего странного, что у крупного вашингтонского юриста есть телефон прокурора.
– Ничего, однако все фамилии в книге записаны полностью, только вместо «Гвен» – «Г.», вместо «Риддл» – «Р.» и «Ф.» – вместо Фрэнк Кифнер. Прокурор находится в избранном обществе.
– Я неплохо знаю Фрэнка и могу доверительно поговорить с ним. Не упоминая ни о тебе, ни о рукописи. Просто расскажу о том, что происходят странные вещи.
– Кифнер проведет тебя. Ты только выболтаешь ему все, что нам известно, а потом все остальные двери будут захлопываться у нас перед носом.
– По-моему, Кифнер честен. И, несомненно, умен. Слишком умен, чтобы не шутить с расследованием убийства.
– О господи, – застонал Гейб, – понятно, почему южане проиграли войну. Неужели ты не можешь понять своей тупой башкой, что всем, кроме тебя, наплевать, кто убил Донну? Уитмор хочет выгородить себя. Мерфи хочет выгородить Уитмора. Кифнер мечтает угодить Белому дому и получить повышение. Сержант, ведущий расследование, стремится в начальники полиции. Так все и идет. Каждый думает только о себе.
– А ты, Гейб? – раздраженно спросил Нортон. – Тебя волнует то, что случилось с Донной? Или только хочешь найти святой Грааль, который ты именуешь «досье Гувера»?
Гейб усмехнулся.
– Вот теперь ты попал в точку, – сказал он. – Само собой, я помогаю тебе, потому что ты можешь помочь мне. Так устроен мир. Но ты никому не можешь помочь, если не начнешь работать головой. Слушай, позвони Джеффу Филдсу, скажи, что хочешь снова поговорить с ним. Поговори с Гвен Бауэре, узнай, что сможешь, о Стоуне. И найди предлог наведаться к Макнейру. Если он сидит в одном кабинете с Риддлом, то должен что-то знать о нем.
Гейб поднялся и стряхнул с плеч перхоть.
– Мне надо идти, – сказал он. – Слушай, ты по-прежнему со мной? Игра становится серьезной. Вчера на меня был наведен не детский пистолет.
Нортон принялся снимать галстук. Мокрая рубашка липла к спине.
– С тобой, Гейб. Хотел бы я знать, к чему нас все это приведет.
– Я скажу тебе, к чему, – ответил Гейб. – В ближайшее время мы расколем этот орешек. Посмотри!
Он протянул руки. Нортон посмотрел на них и не увидел ничего примечательного, кроме грязных ногтей.
– Смотри, – сказал Гейб и указал на запястья. – Видишь? Пятна!
Нортон пригляделся и увидел на запястье Гейба несколько бледно-розовых пятен.
– Так всегда, – сказал Гейб. – Когда я приближаюсь к раскрытию загадки, появляются пятна. Потом, когда уже совсем близок, весь покрываюсь сыпью. Это у меня шестое чувство.
Нортон молчал.
– Так что не волнуйся, дружище, – сказал Гейб. – Мы разоблачим этих гадов. Пригвоздим к позорному столбу.
Подмигнув, он дружески ткнул Нортона кулаком в плечо и выскользнул из комнаты.
Нортон облегченно вздохнул, запер дверь, выключил приемник и пошел в ванную принять витамин С. Он легко простужался и чувствовал, что болезнь начинается.
22
Нортон открыл дверь, и Пенни бросилась к нему в объятия.
– Осторожно, – сказал он, – я простужен.
– Ну и пусть, – ответила Пенни, поцеловала его и заплакала, уткнувшись ему в кашемировый свитер.
– Проходи в комнату, – сказал Нортон. – Ты ела? Могу пожарить яичницу.
– Спасибо, не надо, – угрюмо отказалась Пенни. – Что-то аппетита нет.
– Может, горячего пунша? Эту неделю я живу на пунше и таблетках.
– Разве что кока-колы. Я уже попала в такой переплет, что боюсь и пить, и курить, и переходить улицу не там, где положено.
Пенни попыталась улыбнуться, но лицо ее скривилось, и она заплакала снова.
Нортон принес кока-колу и сел на диван рядом с ней.
– Ну, рассказывай, в чем беда.
– Я даже не знаю, в чем, – всхлипнула Пенни. – Познакомилась в самолете с этим типом, а потом вдруг фараоны пристали с расспросами, грозили судом, тюрьмой, я прямо с ума схожу. Она выпалила все залпом, и это встревожило Нортона.
– Не спеши, Пенни. Начни сначала. Она полезла в сумочку и достала сигарету. Когда прикуривала, рука ее дрожала.
– Видимо, это началось в самолете, – сказала она. – На маршруте Лос-Анджелес – Вашингтон. Я работала в салоне первого класса и разговорилась с очень странным типом. Все расписывал, что за выдающаяся он личность, всякие там приключения. В конце концов я сказала, что не верю ему, тут он вскинулся и показал мне пропуск в Белый дом со своей фотографией, так что, похоже, то был не просто треп.
– Он представился тебе?
– Сказал, что его зовут Уэнделл Бэкстер, но, показывая пропуск, закрыл фамилию рукой. А на запонках у него буква «Р.». Так что делай вывод сам.
Нортон даже не удивился. Он начал склоняться к мысли, что Гейб прав: весь мир представляет собой один сплошной заговор.
– Пенни, ему лет сорок пять, худощавый, короткие темные волосы и диковатый взгляд?
Глаза у нее округлились, как блюдца.
– Откуда ты знаешь?
– Это долгая история. Расскажи подробнее, о чем он говорил.
– Послушать его – прямо какой-то международный шпион. Много говорил о пистолетах. Сказал, что у него есть пистолет, стреляющий за угол, но это, конечно, была шутка. Рассказывал о частных клубах в Лондоне, где играл в карты, сказал, что лично знаком с иранским шахом, сыпал фамилиями киноактеров. Видимо, так разговор у нас перешел на Джеффа.
– Филдса?
– Да. Я сдуру и ляпнула, что бывала у Джеффа на вечеринках, а он уцепился за это. Стал расспрашивать о Джеффе, что там за вечеринки у него, потом я ушла от этой темы, и он снова принялся за свои подвиги.
– Он не сказал, почему у него пропуск в Белый дом?
– Говорил что-то о специальных заданиях. Звучало это так, будто он делает им одолжение. Мнения об Уитморе он не очень высокого. Говорил о политике, о том, что стране нужно новое руководство и «конституционные принципы», не могу взять в толк, что это значит. Слушать его было дико. То есть он нес сплошную чушь, но я не могла отвести от него глаз. Прямо гипнотизер.
Она отпила кока-колы.
– В общем, когда мы приземлились в Далласе, он пригласил меня пообедать; делать мне все равно было нечего, я согласилась; прилетев в Вашингтон, мы отправились в какой-то арабский ресторан; короче говоря, я напилась, он привез меня в какую-то грязную квартиру на Капитолийском холме и, вместо того чтобы тискать меня – к этому по крайней мере я была готова, – стал расспрашивать о Джеффе, принимают ли у него на вечеринках наркотики. Я выложила ему все, что знаю, лишь бы он отстал. Потом он среди ночи вызвал такси и отвез меня в дом своего друга, где я и ночевала.
– Пенни, сможешь ты найти этот дом?
– Вряд ли. Сам знаешь, все дома на холме похожи. Наверно, узнала бы, если бы оказалась рядом.
– Завтра нужно будет погулять по холму, может, найдем. Согласна?
– Конечно, Бен.
– Ну и что было дальше?
– Примерно с неделю ничего. Потом как-то утром я готовлюсь к вылету, тут двое типов отзывают меня, показывают серебряные значки, говорят, что они агенты бюро по борьбе с наркотиками, грозят мне неприятностями и хотят задать несколько вопросов. Я им: «Что вы, ребята, я ничего не знаю. Мне нужно на самолет поспеть». Тогда они говорят, что, если хочу, они могут договориться с моим начальником – вежливо так, будто делают мне одолжение, но при мысли, что они явятся к начальнику, меня в дрожь бросило.
– Они знали это заранее.
– Должно быть. Ну, я спросила, что они хотят узнать, тут пошли расспросы о наркотиках, употребляю ли я их, знаю ли кого, кто употребляет. Смех да и только. Я говорю: «Слушайте, ребята, о чем тут говорить, все покуривают травку, все нюхают порошок счастья». Честное слово, Бен, почти все стюардессы, кого я знаю, курят или нюхают перед полетом, только тогда они способны улыбаться щипкам тех болванов, которых должны обслуживать. Но эти типы не отставали и вскоре перешли к Джеффу Филдсу: кто употребляет наркотики у него на вечеринках, откуда наркотики берутся и все такое, и в конце концов я заявила им, что ничего больше не скажу.
Пенни умолкла и допила кока-колу. Нортон чихнул.
– Выпей пунша, – сказала Пенни. – Может, я тоже выпью.
– Хорошая мысль, – сказал Нортон. Он пошел на кухню, вскипятил воды, налил в кофейные чашки по стаканчику виски, долил их кипятком, добавил меду и по два мускатных орешка.
Пенни пригубила напиток и усмехнулась.
– Это годится, – сказала она. – Если бы я только выпивала, то не влипла бы в такую передрягу. А может, и влипла бы, при моей-то невезучести.
– Пенни, говорили эти люди, что ты не обязана отвечать на их вопросы? Что ты можешь вызвать адвоката? Что все сказанное тобой может быть обращено против тебя?
– В общем-то нет. То есть один заикнулся, что отвечать я не обязана, тут вмешался другой и сказал, что мне лучше не отмалчиваться, потому что положение мое и без того скверное. Я совсем растерялась. Один завел речь, как ужасно в тюрьме девушке вроде меня, я даже ударилась в слезы, а другой так, по-хорошему говорил, что им нужна от меня только правда, а правдой нельзя причинить зло.
Нортон застонал.
– Пенни, пожалуйста, если полицейский спросит у тебя хотя бы который час, отвечай: «Обращайтесь к моему адвокату».
– Конечно, нужно было позвонить тебе, – сказала она. – Но я улетела в Лос-Анджелес, пробыла там несколько дней и успокоилась. Думала, что все позади. А когда вернулась в Вашингтон, оба эти типа ждали меня, теперь они сказали, что меня хочет видеть прокурор. У меня даже челюсть отвисла. Тут я хотела вызвать тебя, но они уже поговорили с моим инспектором, и тот сказал, что если я не буду содействовать им, то останусь без работы. А работа, как ты знаешь, в наши дни на дороге не валяется, и многим девушкам приходится туго; я поняла, что лучше всего будет пойти к прокурору. И пошла.
– К Фрэнку Кифнеру?
– Ты знаешь его?
– Знаю, – ответил Нортон. – Что он сказал?
– Вначале мягко, по-хорошему говорил, что я правильно поступила, приехав к нему, что нужно только прояснить некоторые детали, а потом у нас опять началась игра в Двадцать Вопросов. Главным образом о Джеффе и кокаине. Он спрашивал, употребляю ли я кокаин. «Только для чистки зубов», – ответила я, но он даже не улыбнулся. Спрашивал, нюхаю ли кокаин на вечеринках у Джеффа. Я сказала, что да. А сам Джефф? Да. Но они старались вытянуть из меня, что это кокаин Джеффа, что он торгует им. Я сказала, что этого не знаю, и тут они заговорили о большом жюри. Я опять ударилась в слезы; в конце концов они меня отпустили, но сказали, что, может, я понадоблюсь снова. Несколько дней назад они позвонили, сказали, что Кифнер опять хочет меня видеть. После этого я и позвонила тебе. Я больше не могу встречаться с этим человеком, Бен, у него такой холодный взгляд.
– Господи, как жаль, что ты не позвонила мне раньше!
– Извини, – сказала Пенни. – Я такая дура.
– Нет, ты просто средний человек, которого любой полуграмотный полицейский, тем более такой юрист, как Кифнер, может сбить с толку.
– Мои дела очень плохи?
– Не думаю. Мне кажется, их интересуешь не ты. По-моему, они стряпали дело для нажима на Филдса, вынуждая его тем самым оказать им небольшую любезность, поэтому и вымогали у тебя и, видимо, кое у кого еще соответствующие показания. Это называется «обработка». Давят на маленьких людей, чтобы добраться до больших.
– Я не понимаю, – сказала Пенни. – Что им нужно от Джеффа?
– Кто его знает, – ответил Нортон, хотя был почти уверен, что делом о кокаине Филдса принудили сказать, будто Донна забеременела от него.
– С какой же стати вызывать меня снова?
– Не знаю. Видимо, хотят, чтобы это выглядело законным расследованием, а не дешевым политическим нажимом. Пенни в замешательстве захлопала глазами.
– Судя по твоим словам, это шантаж? – сказала она. – Правительство стращает законом, как преступники оружием. Неужели такое возможно?
– Такое делается сплошь и рядом, – ответил Нортон. – А законы о наркотиках облегчают эту задачу. Запомни, Пенни, всякий раз, когда куришь марихуану, тем более нюхаешь кокаин, ты отдаешься на милость властей. А милости у них не так уж много.
Пенни содрогнулась и закрыла лицо руками.
– Уже поздно, – сказал ей Нортон. – Ты где остановилась?
Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться.
– Нигде. Если у тебя есть комната, останусь здесь.
Нортон покачал головой.
– Так не пойдет, Пенни.
– Мы можем ничего не делать, – сказала она. Нортон почувствовал себя неловко.
– Видишь ли, Пенни, после той нашей встречи я… ну…
– У тебя появилась женщина, – сказала она.
– В общем, да. Все произошло внезапно, однако же…
Пенни усмехнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Например?
Гейб достал из кармана пиджака голубую адресную книгу.
– Некоторые фамилии мне знакомы, но есть и просто инициалы. Вот, например: «Г. 546-3646».
– Это номер Гвен Бауэре. Ты ее знаешь.
– Да, но не знаю, почему ее номер оказался в книге у Стоуна.
– Постараюсь узнать.
– Узнавая, старайся быть похитрее. Вот еще: «Р. 456-7236».
– «45б» – это Белый дом. А кто такой «Р.» – не представляю.
– Сегодня я звонил туда. Секретарша ответила: «Кабинет мистера Макнейра».
– Это Клэй Макнейр. Работает на Эда Мерфи. Недели две назад я познакомился с ним.
– Как он выглядит?
– Примерно моего возраста. Высокий, симпатичный. Носит костюмы в тонкую полоску и запонки. Типичный младший служащий. Я познакомился с ним, когда стал наводить справки о Донне. Эд поручил ему следить за ходом расследования.
– Может, он заодно информирует Уита Стоуна?
– Вряд ли. Макнейр не тот человек, которому Эд Мерфи доверит что-то серьезное. Типичный американский парень. Носит студенческий перстень и жует «джуси фрут».
Нортон нахмурился, потом вскинул голову.
– Постой, постой! Макнейр занимает крохотный кабинет в цоколе Белого дома и делит его с человеком по имени Байрон Риддл. Это странный тип. Макнейр говорит, что он какой-то консультант, выполняющий особые задания. Зайдя к Макнейру, я сел за стол Риддла, он вошел, увидел меня и чуть не взорвался. Псих.
Лицо Гейба оживилось.
– Как выглядит этот Риддл? – требовательно спросил он.
– Среднего роста. Худощавый. Волосы темные. Лет сорока с лишним.
– Должно быть, тот самый. – Гейб вздохнул.
– Тот самый?
– Что был вчера ночью в фирме. С пистолетом. Он говорит резко, как гангстеры в кино? Одной стороной рта?
– Да! Значит, это он.
– Надо будет поинтересоваться мистером Байроном Риддлом, – сказал Гейб.
Нортон принялся расхаживать по гостиной.
– Слушай, я кое-что вспомнил. С неделю назад я был на вечеринке у Гвен Бауэре. Там все набрались, я тоже, и в конце концов вышел на воздух, смотрю – в кустах прячется какой-то тип. Я погнался за ним, но он удрал. Наверно, это был Риддл.
– Наверно, он, – сказал Гейб. – Нужно будет взглянуть на этого Риддла. Покажешь его мне.
– Как?
– Если будем наблюдать за Белым домом, в конце концов увидим, как он входит или выходит.
– Если он войдет или выйдет, Макнейр сказал, что он часто разъезжает.
– Например, в Палм-Спрингс, украсть рукопись? В Кармел, столкнуть с обрыва старика сенатора? Похоже, у этого Риддла много разъездов.
Нортон сел в кресло и хмуро уставился на свои босые ноги.
– Это уже слишком, Гейб, – пробормотал он. – Неужели ты и вправду считаешь, что человек, работающий в Белом доме, в уитморовском Белом доме, может быть взломщиком и убийцей?
Гейб рассмеялся и провел рукой по волосам, осыпав плечи перхотью.
– Друг мой, об этом и речь. В каком мире ты живешь?
– Ладно, ладно, допускаю. Все возможно. Но если так, наверно, пора сообщить властям обо всем, что мы знаем.
– Каким властям? Чаку Уитмору? Эду Мерфи? Этому болвану министру юстиции? Или, может, Уиту Стоуну, раз он сменит его?
– Нет, не им. Но ведется расследование убийства Донны, у Стоуна оказалась ее рукопись, значит, он здесь как-то замешан. Сообщим все, что знаем, в прокуратуру, и пусть они действуют дальше.
– Во-первых, нельзя доказать, что рукопись была в столе у Стоуна, не поставив меня под удар. Во-вторых, знаешь ты, кто новый прокурор округа Колумбия?
– Конечно. Фрэнк Кифнер. Только вряд ли он лично занимается убийством Донны. Скорее, кто-то из его помощников.
– Опять ошибка. Он лично руководит расследованием. И, как я слышал, ему не терпится предъявить обвинение. Только тут одна маленькая загвоздка: не на кого навесить это дело.
– А тот парень? Ненормальный?
– Никаких улик. Да и все равно вряд ли удастся его засудить. Они фабрикуют обвинение, он ссылается на психическое заболевание, и его отправляют в лечебницу, где ему и без того место. Все довольны.
– Я не думаю, что Фрэнк на такое способен.
– Ты его знаешь? – спросил Гейб.
– Познакомились в Капитолии лет пять назад. Он помоложе меня.
– Верно. Самый молодой прокурор в стране. И хочет стать самым молодым федеральным судьей или самым молодым помощником министра юстиции, если Уит Стоун станет во главе министерства. И вот еще что. В адресной книге Стоуна телефонный номер Кифнера, не внесенный в справочники, обозначен буквой «Ф».
– Ничего странного, что у крупного вашингтонского юриста есть телефон прокурора.
– Ничего, однако все фамилии в книге записаны полностью, только вместо «Гвен» – «Г.», вместо «Риддл» – «Р.» и «Ф.» – вместо Фрэнк Кифнер. Прокурор находится в избранном обществе.
– Я неплохо знаю Фрэнка и могу доверительно поговорить с ним. Не упоминая ни о тебе, ни о рукописи. Просто расскажу о том, что происходят странные вещи.
– Кифнер проведет тебя. Ты только выболтаешь ему все, что нам известно, а потом все остальные двери будут захлопываться у нас перед носом.
– По-моему, Кифнер честен. И, несомненно, умен. Слишком умен, чтобы не шутить с расследованием убийства.
– О господи, – застонал Гейб, – понятно, почему южане проиграли войну. Неужели ты не можешь понять своей тупой башкой, что всем, кроме тебя, наплевать, кто убил Донну? Уитмор хочет выгородить себя. Мерфи хочет выгородить Уитмора. Кифнер мечтает угодить Белому дому и получить повышение. Сержант, ведущий расследование, стремится в начальники полиции. Так все и идет. Каждый думает только о себе.
– А ты, Гейб? – раздраженно спросил Нортон. – Тебя волнует то, что случилось с Донной? Или только хочешь найти святой Грааль, который ты именуешь «досье Гувера»?
Гейб усмехнулся.
– Вот теперь ты попал в точку, – сказал он. – Само собой, я помогаю тебе, потому что ты можешь помочь мне. Так устроен мир. Но ты никому не можешь помочь, если не начнешь работать головой. Слушай, позвони Джеффу Филдсу, скажи, что хочешь снова поговорить с ним. Поговори с Гвен Бауэре, узнай, что сможешь, о Стоуне. И найди предлог наведаться к Макнейру. Если он сидит в одном кабинете с Риддлом, то должен что-то знать о нем.
Гейб поднялся и стряхнул с плеч перхоть.
– Мне надо идти, – сказал он. – Слушай, ты по-прежнему со мной? Игра становится серьезной. Вчера на меня был наведен не детский пистолет.
Нортон принялся снимать галстук. Мокрая рубашка липла к спине.
– С тобой, Гейб. Хотел бы я знать, к чему нас все это приведет.
– Я скажу тебе, к чему, – ответил Гейб. – В ближайшее время мы расколем этот орешек. Посмотри!
Он протянул руки. Нортон посмотрел на них и не увидел ничего примечательного, кроме грязных ногтей.
– Смотри, – сказал Гейб и указал на запястья. – Видишь? Пятна!
Нортон пригляделся и увидел на запястье Гейба несколько бледно-розовых пятен.
– Так всегда, – сказал Гейб. – Когда я приближаюсь к раскрытию загадки, появляются пятна. Потом, когда уже совсем близок, весь покрываюсь сыпью. Это у меня шестое чувство.
Нортон молчал.
– Так что не волнуйся, дружище, – сказал Гейб. – Мы разоблачим этих гадов. Пригвоздим к позорному столбу.
Подмигнув, он дружески ткнул Нортона кулаком в плечо и выскользнул из комнаты.
Нортон облегченно вздохнул, запер дверь, выключил приемник и пошел в ванную принять витамин С. Он легко простужался и чувствовал, что болезнь начинается.
22
Нортон открыл дверь, и Пенни бросилась к нему в объятия.
– Осторожно, – сказал он, – я простужен.
– Ну и пусть, – ответила Пенни, поцеловала его и заплакала, уткнувшись ему в кашемировый свитер.
– Проходи в комнату, – сказал Нортон. – Ты ела? Могу пожарить яичницу.
– Спасибо, не надо, – угрюмо отказалась Пенни. – Что-то аппетита нет.
– Может, горячего пунша? Эту неделю я живу на пунше и таблетках.
– Разве что кока-колы. Я уже попала в такой переплет, что боюсь и пить, и курить, и переходить улицу не там, где положено.
Пенни попыталась улыбнуться, но лицо ее скривилось, и она заплакала снова.
Нортон принес кока-колу и сел на диван рядом с ней.
– Ну, рассказывай, в чем беда.
– Я даже не знаю, в чем, – всхлипнула Пенни. – Познакомилась в самолете с этим типом, а потом вдруг фараоны пристали с расспросами, грозили судом, тюрьмой, я прямо с ума схожу. Она выпалила все залпом, и это встревожило Нортона.
– Не спеши, Пенни. Начни сначала. Она полезла в сумочку и достала сигарету. Когда прикуривала, рука ее дрожала.
– Видимо, это началось в самолете, – сказала она. – На маршруте Лос-Анджелес – Вашингтон. Я работала в салоне первого класса и разговорилась с очень странным типом. Все расписывал, что за выдающаяся он личность, всякие там приключения. В конце концов я сказала, что не верю ему, тут он вскинулся и показал мне пропуск в Белый дом со своей фотографией, так что, похоже, то был не просто треп.
– Он представился тебе?
– Сказал, что его зовут Уэнделл Бэкстер, но, показывая пропуск, закрыл фамилию рукой. А на запонках у него буква «Р.». Так что делай вывод сам.
Нортон даже не удивился. Он начал склоняться к мысли, что Гейб прав: весь мир представляет собой один сплошной заговор.
– Пенни, ему лет сорок пять, худощавый, короткие темные волосы и диковатый взгляд?
Глаза у нее округлились, как блюдца.
– Откуда ты знаешь?
– Это долгая история. Расскажи подробнее, о чем он говорил.
– Послушать его – прямо какой-то международный шпион. Много говорил о пистолетах. Сказал, что у него есть пистолет, стреляющий за угол, но это, конечно, была шутка. Рассказывал о частных клубах в Лондоне, где играл в карты, сказал, что лично знаком с иранским шахом, сыпал фамилиями киноактеров. Видимо, так разговор у нас перешел на Джеффа.
– Филдса?
– Да. Я сдуру и ляпнула, что бывала у Джеффа на вечеринках, а он уцепился за это. Стал расспрашивать о Джеффе, что там за вечеринки у него, потом я ушла от этой темы, и он снова принялся за свои подвиги.
– Он не сказал, почему у него пропуск в Белый дом?
– Говорил что-то о специальных заданиях. Звучало это так, будто он делает им одолжение. Мнения об Уитморе он не очень высокого. Говорил о политике, о том, что стране нужно новое руководство и «конституционные принципы», не могу взять в толк, что это значит. Слушать его было дико. То есть он нес сплошную чушь, но я не могла отвести от него глаз. Прямо гипнотизер.
Она отпила кока-колы.
– В общем, когда мы приземлились в Далласе, он пригласил меня пообедать; делать мне все равно было нечего, я согласилась; прилетев в Вашингтон, мы отправились в какой-то арабский ресторан; короче говоря, я напилась, он привез меня в какую-то грязную квартиру на Капитолийском холме и, вместо того чтобы тискать меня – к этому по крайней мере я была готова, – стал расспрашивать о Джеффе, принимают ли у него на вечеринках наркотики. Я выложила ему все, что знаю, лишь бы он отстал. Потом он среди ночи вызвал такси и отвез меня в дом своего друга, где я и ночевала.
– Пенни, сможешь ты найти этот дом?
– Вряд ли. Сам знаешь, все дома на холме похожи. Наверно, узнала бы, если бы оказалась рядом.
– Завтра нужно будет погулять по холму, может, найдем. Согласна?
– Конечно, Бен.
– Ну и что было дальше?
– Примерно с неделю ничего. Потом как-то утром я готовлюсь к вылету, тут двое типов отзывают меня, показывают серебряные значки, говорят, что они агенты бюро по борьбе с наркотиками, грозят мне неприятностями и хотят задать несколько вопросов. Я им: «Что вы, ребята, я ничего не знаю. Мне нужно на самолет поспеть». Тогда они говорят, что, если хочу, они могут договориться с моим начальником – вежливо так, будто делают мне одолжение, но при мысли, что они явятся к начальнику, меня в дрожь бросило.
– Они знали это заранее.
– Должно быть. Ну, я спросила, что они хотят узнать, тут пошли расспросы о наркотиках, употребляю ли я их, знаю ли кого, кто употребляет. Смех да и только. Я говорю: «Слушайте, ребята, о чем тут говорить, все покуривают травку, все нюхают порошок счастья». Честное слово, Бен, почти все стюардессы, кого я знаю, курят или нюхают перед полетом, только тогда они способны улыбаться щипкам тех болванов, которых должны обслуживать. Но эти типы не отставали и вскоре перешли к Джеффу Филдсу: кто употребляет наркотики у него на вечеринках, откуда наркотики берутся и все такое, и в конце концов я заявила им, что ничего больше не скажу.
Пенни умолкла и допила кока-колу. Нортон чихнул.
– Выпей пунша, – сказала Пенни. – Может, я тоже выпью.
– Хорошая мысль, – сказал Нортон. Он пошел на кухню, вскипятил воды, налил в кофейные чашки по стаканчику виски, долил их кипятком, добавил меду и по два мускатных орешка.
Пенни пригубила напиток и усмехнулась.
– Это годится, – сказала она. – Если бы я только выпивала, то не влипла бы в такую передрягу. А может, и влипла бы, при моей-то невезучести.
– Пенни, говорили эти люди, что ты не обязана отвечать на их вопросы? Что ты можешь вызвать адвоката? Что все сказанное тобой может быть обращено против тебя?
– В общем-то нет. То есть один заикнулся, что отвечать я не обязана, тут вмешался другой и сказал, что мне лучше не отмалчиваться, потому что положение мое и без того скверное. Я совсем растерялась. Один завел речь, как ужасно в тюрьме девушке вроде меня, я даже ударилась в слезы, а другой так, по-хорошему говорил, что им нужна от меня только правда, а правдой нельзя причинить зло.
Нортон застонал.
– Пенни, пожалуйста, если полицейский спросит у тебя хотя бы который час, отвечай: «Обращайтесь к моему адвокату».
– Конечно, нужно было позвонить тебе, – сказала она. – Но я улетела в Лос-Анджелес, пробыла там несколько дней и успокоилась. Думала, что все позади. А когда вернулась в Вашингтон, оба эти типа ждали меня, теперь они сказали, что меня хочет видеть прокурор. У меня даже челюсть отвисла. Тут я хотела вызвать тебя, но они уже поговорили с моим инспектором, и тот сказал, что если я не буду содействовать им, то останусь без работы. А работа, как ты знаешь, в наши дни на дороге не валяется, и многим девушкам приходится туго; я поняла, что лучше всего будет пойти к прокурору. И пошла.
– К Фрэнку Кифнеру?
– Ты знаешь его?
– Знаю, – ответил Нортон. – Что он сказал?
– Вначале мягко, по-хорошему говорил, что я правильно поступила, приехав к нему, что нужно только прояснить некоторые детали, а потом у нас опять началась игра в Двадцать Вопросов. Главным образом о Джеффе и кокаине. Он спрашивал, употребляю ли я кокаин. «Только для чистки зубов», – ответила я, но он даже не улыбнулся. Спрашивал, нюхаю ли кокаин на вечеринках у Джеффа. Я сказала, что да. А сам Джефф? Да. Но они старались вытянуть из меня, что это кокаин Джеффа, что он торгует им. Я сказала, что этого не знаю, и тут они заговорили о большом жюри. Я опять ударилась в слезы; в конце концов они меня отпустили, но сказали, что, может, я понадоблюсь снова. Несколько дней назад они позвонили, сказали, что Кифнер опять хочет меня видеть. После этого я и позвонила тебе. Я больше не могу встречаться с этим человеком, Бен, у него такой холодный взгляд.
– Господи, как жаль, что ты не позвонила мне раньше!
– Извини, – сказала Пенни. – Я такая дура.
– Нет, ты просто средний человек, которого любой полуграмотный полицейский, тем более такой юрист, как Кифнер, может сбить с толку.
– Мои дела очень плохи?
– Не думаю. Мне кажется, их интересуешь не ты. По-моему, они стряпали дело для нажима на Филдса, вынуждая его тем самым оказать им небольшую любезность, поэтому и вымогали у тебя и, видимо, кое у кого еще соответствующие показания. Это называется «обработка». Давят на маленьких людей, чтобы добраться до больших.
– Я не понимаю, – сказала Пенни. – Что им нужно от Джеффа?
– Кто его знает, – ответил Нортон, хотя был почти уверен, что делом о кокаине Филдса принудили сказать, будто Донна забеременела от него.
– С какой же стати вызывать меня снова?
– Не знаю. Видимо, хотят, чтобы это выглядело законным расследованием, а не дешевым политическим нажимом. Пенни в замешательстве захлопала глазами.
– Судя по твоим словам, это шантаж? – сказала она. – Правительство стращает законом, как преступники оружием. Неужели такое возможно?
– Такое делается сплошь и рядом, – ответил Нортон. – А законы о наркотиках облегчают эту задачу. Запомни, Пенни, всякий раз, когда куришь марихуану, тем более нюхаешь кокаин, ты отдаешься на милость властей. А милости у них не так уж много.
Пенни содрогнулась и закрыла лицо руками.
– Уже поздно, – сказал ей Нортон. – Ты где остановилась?
Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться.
– Нигде. Если у тебя есть комната, останусь здесь.
Нортон покачал головой.
– Так не пойдет, Пенни.
– Мы можем ничего не делать, – сказала она. Нортон почувствовал себя неловко.
– Видишь ли, Пенни, после той нашей встречи я… ну…
– У тебя появилась женщина, – сказала она.
– В общем, да. Все произошло внезапно, однако же…
Пенни усмехнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29