— Обратите внимание на саму роспись. Как правило, при гравировке кубков используются сюжетные или же предметные картины. Здесь же Куницин предпочел ограничиться узорами.
— Может быть, у них есть своя символика? — предположила я.
— Вы знаете, Ольга Юрьевна, я занимался расшифровкой этого рисунка, но ничего символического в гравировке не обнаружил. В том числе и культовой символики. По моим данным, Куницин не отличался большой религиозностью, хотя и был верующим человеком. По всей вероятности, эти узоры — плод его воображения, просто абстрактная композиция.
Я просматривала фотографии, где был заснят практически каждый сантиметр поверхности кубка. На одной из фотографий я обнаружила изящно выгравированные буквы "к" и "н", почти еле заметные среди витиеватых узоров.
— Вензель мастера? — уточнила я у собеседника.
— Да, конечно, — поддержал меня Владимир Вениаминович. — Эти буквы как знак автора очень часто используются, так как с этих букв начинаются многие фамилии и имена. Куницин украшал свой множеством завитков, характерных только для него.
— А как вы сами оцениваете стоимость похищенного? — спросила я, немного смутившись, так как понимала, что для коллекционера любой его экспонат является бесценным.
— Если не брать в расчет, что кубок сделан в восемнадцатом веке, то стоимость его не так велика — около трех тысяч долларов, — ответил Владимир Вениаминович. — Авторство кубка не увеличивает его стоимости. Никто из знаменитых особ, имена которых дошли до наших дней, не пользовался этим кубком, поэтому и это тоже не может стать причиной повышения его цены.
Просмотрев остальные фотографии и не найдя больше ничего заслуживающего внимания, я отдала их Владимиру Вениаминовичу, оставив себе только одну — с кубком.
— А еще какие-нибудь работы Куницина вам известны? — поинтересовалась я.
— Та-ак, — задумчиво протянул Владимир Вениаминович. — Колье… Затем кубок… По-моему, где-то у одного английского коллекционера хранится перстень самого Куницина, но точно не знаю. По крайней мере, я заметил его на одной из его выставок. Может быть, он его сейчас и поменял на нечто более ценное… Еще есть у одного нашего соотечественника два-три браслета работы этого автора, но я не знаю, у кого… Да, еще серьги из набора с колье тоже где-то…
— Значит, ни один ваш знакомый коллекционер не имеет его произведений? — уточнила я.
— Нет, — твердо сказал Владимир Вениаминович.
— А кому, по вашему мнению, могут понадобиться работы Куницина?
— Боюсь даже предположить что-то, так как могу повести вас по неверному следу, — ответил Владимир Вениаминович. — Нет, не знаю!
В кабинете воцарилось молчание, тема разговора исчерпалась. Все, что мне было интересно, я узнала, а выслушивать еще одну лекцию по ювелирному делу у меня не было охоты. Пауза затянулась, но тишину нарушил голос Климачева.
— Я могу оставить вам номер своего телефона, если вам понадобится еще какая-нибудь информация, — предложил собеседник.
— Да, пожалуй, это пригодится, — ответила я, записывая номер телефона в свой ежедневник, куда я вложила и фотографию кубка.
Владимир Вениаминович уложил в «дипломат» фотографии и последний номер «Свидетеля», я проводила его до двери своего кабинета и, попрощавшись с ним, возвратилась на свое место.
Маринка заскочила ко мне сразу же, как только Владимир Вениаминович вышел из здания.
— Нажаловался? — полюбопытствовала подруга, усаживаясь на то место, с которого только что встал Владимир Вениаминович.
— Нет, просил помощи, — ответила я.
— В чем?
— Найти украденный кубок!
— Он — спортсмен? — удивилась Маринка, так как Владимир Вениаминович хоть и был подтянут, но его фигуру нельзя было назвать спортивной. — Чемпион России по шахматам?
— Нет, коллекционирует вещички из драгоценных металлов, — объяснила я.
— Что-то я не заметила у него перстенька на пальце, — сказала Маринка.
— Коллекционеры никогда не носят свои экспонаты на пальцах или на шее, а выставляют их на выставках, — заметила я. — И человек с высшим образованием должен бы об этом знать.
Маринка немного обиделась на меня и надула губки. Я же достала из ежедневника фотографию кубка и протянула ее подруге.
— Золотой! — протянула она. — Стоит бешеных денег, да и вещь, наверное, раритетная.
— Раритет не раритет, а стоит дорого, — заметила я.
— Сколько?
— Тысячи три долларов!
— Это недорого, — подумав, сказала Маринка. — Мне вот один кавалер говорил, что подарит колечко стоимостью около тысячи.
— Какой кавалер?
— Да так, один, — задумчиво произнесла Маринка.
— Опять любовь? — с издевкой спросила я, намекая на любвеобильность Маринки.
Маринка, впрочем, как и я, относится к клану одиноких женщин, как говорится — старая дева. Я не испытывала по этому поводу никаких комплексов, Маринка же просто мучилась от одиночества и была в перманентном поиске подходящей кандидатуры для брака. Подруга отличалась еще и тем, что периодически впадала в романтическое состояние, ежели появлялся на примете подходящий объект.
— Кто он? — переспросила я.
— Порядочный, состоятельный мужчина, — обтекаемо описала мне она своего кавалера.
— Возвратимся к теме дня, — предложила я Маринке, боясь, что сейчас она примется рассказывать очередную романтическую историю с ней, любимой, в главной роли. — Кубок хоть и не такой дорогой и ценности исторической особой не имеет, хотя сделан он в восемнадцатом веке, но кому-то очень понадобился, как и колье из столичного музея.
— Это как-то связано с попыткой кражи колье с выставки столичного музея, о чем мы писали в прошлом номере «Свидетеля»?
— Да, — я утвердительно кивнула. — И мне предстоит раскрутить это дельце.
— Ольга, обед скоро, — напомнила Маринка. — Может быть, и обмозгуем все вместе с остальными сотрудниками за чайным столиком.
Маринка собрала все пустые чашки из-под кофе и чая на поднос и вышла из моего кабинета. Пока сотрудники соберутся на запоздавшее утреннее совещание, у меня оставалось несколько минут, за которые я навела порядок на своем рабочем столе, освободив его от большого количества ненужных бумаг — беспощадно выбросив их в мусорку.
Глава 2
Маринка догадалась не только сварить свежий кофе, но и разложить по вазочкам песочное печенье и шоколад. Все члены нашей редакции собрались за чайным столиком у меня в кабинете. Кряжимский уже рассматривал фотографию, которую дал мне Владимир Вениаминович, Виктор сидел молча, а Ромка положил перед собой молодежный журнал и пролистывал его.
— Ольга Юрьевна, я могу сказать с уверенностью, что попытка кражи колье из коллекции музея и ограбление загородного дома Климачева — дело рук одного человека, — сделал вывод Кряжимский, как только я подробно рассказала ему о своей беседе с Владимиром Вениаминовичем.
— В этом и я уже не сомневаюсь, так как интерес у грабителей вызывают произведения одного мастера, да и их непрофессионализм налицо, — добавила я.
— Оль, а, по-моему, украсть вещицу из загородного дома Климачева не так уж и сложно, — заметила Маринка. — Он практически не охранялся, если не считать сигнализации.
— То, что в доме есть сигнализация, грабители могли предполагать, но если бы в доме еще находился охранник, о котором они, по-видимому, не знали, то это осложнило бы дело, — решила я.
— Вы знаете, Ольга Юрьевна, — вступил в разговор Кряжимский, — мне кажется, что Владимир Вениаминович не очень хорошо организовал охрану своего загородного дома, тем более что там содержатся предметы из драгоценных металлов.
— Хотя некоторые экспонаты заслуживают достойного места в музеях, как объяснил мне сам Владимир Вениаминович, но стоимость их не является баснословной, — пояснила я. — В доме, конечно же, были сейфы, но в эту ночь преступникам повезло, так как интересующая их вещица находилась практически на виду.
— Ольга Юрьевна, а почему вы всегда употребляете множественное число при упоминании о преступниках? — поинтересовался Сергей Иванович. — Ведь ничего, указывающего на то, что это дело рук группы людей, я не заметил. Даже сотрудники правоохранительных органов при осмотре витрины и сигнализации музея нашли отпечатки пальцев только одного человека.
— Не знаю, — немного растерялась я. — Может быть, интуиция.
— На одну интуицию полагаться нельзя, поэтому рассматривать следует все варианты, — укорил меня Сергей Иванович.
— Сергей Иванович, если удастся поймать хотя бы одного, то другого он выложит со всеми потрохами, поэтому мне лично неважно количество бандитов, будь их хоть вообще двадцать, — вставила свою реплику Маринка, после чего обсуждение предполагаемого количества участников ограбления закончилось.
— В результате получается, что некто пытается завладеть произведениями Куницина не совсем законным путем, совершая несколько попыток краж, одна из которых увенчалась успехом, с целью… — Сергей Иванович замялся, так как не нашел, что сказать дальше.
— Продажи! — закончила за него Маринка.
— Кому? — удивился Сергей Иванович.
— Знакомому коллекционеру! — не задумываясь, ответила Маринка.
— А разве согласится коллекционер взять себе, например, тот же кубок, который разыскивает милиция? — заметил Кряжимский.
— Но его никто не ищет, ведь Владимир Вениаминович не обращался в милицию! — Маринка нашла ответ и на этот вопрос.
— Следовательно, грабители знали о том, что Климачев не станет обращаться к сотрудникам правоохранительных органов, — догадался Сергей Иванович.
— Но если бы им удалось украсть колье, то владелец колье обязательно бы заявил о пропаже в милицию, — предположил Ромка, отодвигая в сторону журнал. — Об этом они не могли не знать.
— Предположим, что они и не хотели красть колье, а просто припугнули владельцев московской коллекции, чтобы они увезли выставленные материалы обратно в Москву, — размышлял вслух Кряжимский, — для того, чтобы, например… — Он опять не нашелся, что сказать, и запнулся.
Но, к сожалению, Маринка не смогла в этот раз так ловко окончить его фразу, поэтому в кабинете воцарилось молчание, и только Виктор громко крякнул, издав не совсем приличный звук.
— Нет, дело не в этом, — неожиданно резко продолжил Кряжимский. — Для того чтобы припугнуть работников музея, можно было бы, например, просто разбить стекло и влезть внутрь или же разбить одну из витрин. Но в таких случаях не отключают сигнализацию, а наоборот, стараются обратить на себя внимание. А если уж грабители и решили обезопасить себя, то второй рубеж сигнализации тоже был бы отключен. Непрофессионализм налицо!
— А также то, что они на самом деле пытались вытащить из выставочного зала колье! — напомнила Маринка.
— К сожалению, Сергей Иванович, нет достаточных оснований принять вашу версию, — сделала я вывод.
— Вы что, действительно думаете, что вам удастся, сидя за чашечкой кофе, распутать это дельце?! — заметил Ромка, улыбаясь.
— Хорошо, тогда пойдем другим путем, — предложил Кряжимский. — По моему мнению, заинтересоваться работами Куницина мог бы какой-нибудь коллекционер подобных вещичек, который решил собрать все работы этого мастера у себя. Но хранить в своем сейфе кубок он может абсолютно безнаказанно, а вот колье ему пришлось бы прятать, так как его разыскивала бы милиция. Значит, он считает, что сможет хорошо спрятать колье или же вообще переправить его за границу, где без особого риска оно может быть использовано в качестве экспоната частной коллекции.
— А как вам упоминание о том, что колье когда-то было в паре с серьгами, которые в настоящий момент уже находятся за границей? — вдруг вспомнила я.
— Это только доказывает мое предположение, что в какой-нибудь Франции уже знакомы с творчеством Куницина и знают его истинную цену, — объяснил Кряжимский.
— А мне кажется, что версия о том, что колье попытался приобрести хозяин серег, более удачна, — заметила Маринка.
— Выйти на этого человека мы не сможем, так как работники столичного музея несколько лет пытались проследить за судьбой этих украшений, но все тщетно. До настоящего момента их обладатель остается не известен никому, — сообщила я.
— Тогда начнем с тех коллекционеров, которые находятся поближе, например, с Прядилина.
— Кто это? — удивилась я.
— Он, по-моему, занимается коллекционированием женских украшений из драгоценных металлов, — пояснил Сергей Иванович. — Я с ним познакомился около пяти лет назад, когда готовил материал о найденном у одного пенсионера после его смерти перстне баснословной стоимости. Тогда Прядилин был моим консультантом и очень помог мне. Его коллекцию я сам не видел, но много слышал о ней, так как он периодически выставляет ее.
— Вы подозреваете, что этому Прядилину могут понадобиться работы Куницина? — догадалась я.
— Все может быть, хотя он показался мне вполне интеллигентным и порядочным человеком, — заметил Сергей Иванович. — Но я знаю, что любой коллекционер способен дойти до безумия, чтобы обогатить свою коллекцию, и даже совершить убийство, я не говорю уже об ограблении.
— Тогда, значит, мне следует встретиться с Прядилиным, — задумчиво сказала я, делая записи в своем ежедневнике. — Как, кстати, его зовут?
— Мне надо заглянуть в свои старые бумаги, и тогда я отвечу на ваш вопрос, — сказал Кряжимский и вышел из кабинета.
Мы спокойно пили кофе, обдумывая каждый свое. Я взглянула на Виктора, лицо которого по-прежнему оставалось невозмутимым. Он не отличался разговорчивостью, точнее говоря, предпочитал молчать в любой ситуации. Но не из-за своей скромности, а в силу прирожденной способности своевременно действовать. Это отличало его от Маринки, которая могла часами рассказывать какую-нибудь ерунду.
Сергей Иванович вернулся буквально через несколько минут и положил передо мной листок бумаги, аккуратно исписанный его почерком.
— Прядилин Дмитрий Михайлович! — сообщил Кряжимский. — Коллекционер! Как я и говорил, занимается только изделиями из драгоценных металлов.
— Сергей Иванович, а еще в нашем городе есть коллекционеры, помимо Климачева и Прядилина? — поинтересовалась я у Кряжимского, переписывая себе адрес Прядилина с листочка.
— Не знаю даже… — ответил Сергей Иванович, пожимая плечами.
— Зато я знаю, где это можно узнать, — вспомнила я, взглянув на номер телефона Климачева, который был записан у меня в ежедневнике.
— Владимир Вениаминович? Это Ольга Юрьевна из «Свидетеля»! — сказала я, как только абонент взял трубку.
— Да, да! Я вас слушаю.
— Я хотела бы выяснить у вас, знаете ли вы кого-нибудь из коллекционеров нашего города?
— Конечно, — обнадежил меня собеседник. — Я совсем забыл вам об этом рассказать, извините.
— Ничего страшного, — успокоила я Владимира Вениаминовича.
— В Тарасове есть еще два коллекционера изделий из драгоценных металлов, — сказал Владимир Вениаминович. — Прядилин Дмитрий Михайлович, который интересуется украшениями из золота и серебра прошлых веков. У него очень богатая коллекция, которую он иногда даже выставляет в залах для общественного посещения.
— А другой?
— Якушев Олег Борисович, — ответил Владимир Вениаминович. — Но с его коллекцией я менее знаком, так как он переехал в наш город совсем недавно, и я еще не успел ознакомиться с его вещицами. По-моему, у него тоже есть стоящие экземпляры прошлых веков.
— А работ Куницина в их коллекциях нет? — поинтересовалась я, надеясь, что Климачев вспомнит что-то интересное, хотя я уже спрашивала у него насчет изделий этого мастера.
— Не знаю, Ольга Юрьевна, — честно признался он. — По крайней мере, у Прядилина ничего подобного я не видел. Хотя постойте-ка! — вдруг раздумчиво сказал Климачев. — У Якушева есть! Как же я мог об этом забыть! Диадема работы Куницина! Якушев упоминал о ней в одном из интервью, когда перечислял предметы своей коллекции. Эта диадема из низкопробного золота с гравировкой и вензелем мастера содержит также несколько полудрагоценных камней и стоит не так дорого, как можно было предполагать.
— Хорошо, что вы об этом вспомнили, — немного разочарованно сказала я.
Климачеву нечего было ответить на мое замечание, поэтому мы оба замолчали.
— Да, мне еще нужно встретиться с вашим охранником и хотелось бы самой посмотреть вашу коллекцию, — вспомнила я.
— Если вам не сложно, то вы можете подъехать к моему загородному дому, — предложил Владимир Вениаминович и назвал адрес. — Тот же охранник дежурит сегодня.
— Он не уволен?
— Нет, ведь я уже говорил, что не сомневаюсь в его надежности, — повторил Владимир Вениаминович.
— Смогу быть только во второй половине дня, — пообещала я Климачеву и попрощалась.
Коллеги наблюдали за моим разговором молча, стараясь не мешать мне. Но" как только я положила трубку, Маринка спросила, что же мне удалось узнать.
1 2 3 4