А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Library of the Huron: gurongl@rambler.ru
«Белый шайен»: 2002
ISBN 5-901510-07-0
Аннотация
В романе «Белый шайен» в увлекательной форме повествуется о «золотом веке» американского Запада, когда индейские племена прерий сражались за свою независимость.
Сергей Юров
Белый шайен
Часть I
Глава 1
Пыльный причал Канзас-Сити кипел жизнью, когда я ступил на него в полдень 15 апреля 1865 года. Пароход «Дальний Запад» доставил на эту окраину цивилизации и меня, молодого двадцатипятилетнего парня, вознамерившегося увидеть жизнь границы собственными глазами.
Родной Сент-Луис остался далеко позади. После того как скончался долго болевший отец, ничто больше не удерживало меня в нем. Моя мать умерла в родах с первым моим криком. Дальние родственники жили на восточном побережье, и у меня не возникало никакого желания топтать тротуары шумного Бостона. Работа же клерка мне опротивела настолько, что я смотрел на свои обязанности как на нескончаемую пытку.
В отрочестве все свободное время я проводил в окрестных лесах и долинах с ружьем в руках, или на ранчо богатого Гарри Триппла, занимаясь объездкой молодых скакунов. В последние годы из-за болезни отца мне пришлось ограничить эти приятные занятия, но тогда же я открыл для себя целый мир увлекательных книг о Дальнем Западе, населенном отважными горцами, дикими индейцами, капитанами караванов и речными пиратами.
Любовь к охотничьим странствиям и лошадям досталась мне в наследство от деда по отцовской линии. Я немного помнил этого высокого, плечистого здоровяка и балагура, любившего рассказывать внуку русские сказки. Да, мой дед был чистокровным русским. Григорием Петровичем Козленковым, крепостным крестьянином князей Голицыных. Служил он псарем у молодого князя Дмитрия Голицына, чей отец. Дмитрий Алексеевич, был известнейшим российским дипломатом. Отвергнув богатое наследство и сложив с себя княжеский титул, младший Голицын покинул Россию в сопровождении нескольких слуг, чтобы переплыть океан и стать в глухих лесах штата Пенсильвания простым миссионером. В числе этих слуг был и мой дед. Позже Голицын отпустил его на волю, и неугомонный русский крестьянин отправился искать счастья в девственных землях Америки. Он прошел Огайо и Кентукки, Индиану и Иллинойс, пока судьба не занесла его в Сент-Луис. Тут скиталец, наконец, врос корнями в землю, женившись на симпатичной шотландке, Мэри Макферсон. По мере того как дед продвигался вглубь континента, менялась и укорачивалась на американский лад его русская фамилия. Сначала он был Котленкофф. потом стал Котлином, и уже в Сент-Луисе его все знали как Грегори Кэтлина.
Вылитый дед! — часто говорил мне отец, когда я вместо того, чтобы впитывать в себя школьные знания, уставшим возвращался с охоты и валился на кровать.
Однако здесь надо заметить, что неотесанным увальнем и отшельником меня никак нельзя было назвать. Даже пропуская занятия, я неизменно числился в списке преуспевающих учеников сначала в школе, а потом в престижном Уэбстеровском колледже Сент-Луиса. И именно поэтому отец смотрел на мои лесные отлучки сквозь пальцы, надеясь, что в будущем я образумлюсь и стану главой какой-нибудь коммерческой фирмы, а не вечным, как дед, скитальцем.
Мой интерес к Западу подогревался еще и тем, что по соседству с нами жил старый Том Уокер, бывший служащий Американской Пушной Компании. Его интереснейшие рассказы сбегались слушать мальчишки со всей округи, ну а самым благодарным слушателем был конечно я. Я приходил к нему запросто, и он считал меня своим юным другом. Он нередко пророчествовал: «Нет, мальчик, не здесь твое место. Наступит время, и тебя унесет из Сент-Луиса неудержимый ветер прерий».
Том был траппером, исходившим вдоль и поперек все Скалистые горы. По правде сказать, я ему завидовал. Мне казалось тогда, что я опоздал родиться, что мне уже не суждено увидеть Запад таким, каким он остался в памяти Уокера.
И еще одно обстоятельство, может быть, самое главное. Моим однокашником по Уэбстеровскому колледжу был Джордж Бент, метис из племени южных шайенов. Вот уж с кем довелось всласть наговориться об интересующей меня теме! Джордж умел неплохо рисовать, и подкреплял свои рассказы добротными рисунками, которые, конечно, не могли соперничать с замечательными работами Джорджа Кэтлина, моего американского однофамильца, но чувствовалось, что в них вложена его индейская душа. В его коллекции можно было увидеть пейзажи рек Рипабликен и Смокки-Хилл. бытовые зарисовки, сценки из охотничьей жизни и портреты знаменитых вождей, нарисованные по памяти. Облаченные в красивые одежды из замши и украшенные воинскими регалиями с рисунков на меня смотрели Черный Котел и Белая Антилопа, Тощий Медведь и Белая Лошадь. Римский Нос и Высокий Бизон. Все это было просто восхитительно.
Уезжая из Сент-Луиса на родину, Джордж Бент тепло распрощался со мной и, зная о моих желаниях, приглашал к себе. Но сыновний долг обязывал находиться дома. Я искренне любил отца и был подле него до конца. Жестокий туберкулез в те дни собирал богатую жатву.
Я похоронил отца на кладбище Святого Петра рядом с могилами русского деда и матери.
Итак, передо мной открылась дорога на Запад. Однако к 1865 году отношения между индейцами прерий и белыми жителями границы резко обострились. Об этом ходили слухи, об этом наперебой шумели газеты. Я понимал, что отправляюсь навстречу совершенно неизведанному будущему. Но понимать — не значит соглашаться, и я, отбросив все сомнения, собрался в путь. Я решил доплыть на пароходе до Канзас-Сити, а уж там поискать возможность присоединиться к охотникам на бизонов, или к походному каравану, чтобы не в одиночку добираться до фермы Бентов на притоке Арканзаса.
Мне удалось выгодно продать свой дом, и на часть вырученных денег купил себе карабин системы «спенсер» и шестизарядный «кольт».
Покидая родной город, я счел нужным нанести прощальный визит старине Тому. Часто навещая Уокера, я заставал его за чисткой ружья. Это был длиннющий дальнобойный «шарпс», с которым он скитался по Скалистым горам. И сейчас он занимался своим любимым делом.
— Неужели уезжаешь, мальчик? — светло голубые глаза старика скользнули по моей фигуре и остановились на походной сумке. — Ну, что я говорил, а? — Он широко улыбнулся. — Запад набросил-таки на тебя лассо!
Тронув его ружье, я сказал с юмором:
— Да и ты, дядюшка Том, не прочь пострелять из этой музейной редкости где-нибудь на Западе, да тетя Джейн не пускает.
Старая супруга Уокера вечно ворчала, когда тот брал в руки оружие или вспоминал былые дни. Как будто и впрямь боялась, что страдающий ревматизмом муж сбежит из дома.
— Тс-с! — Том прижал палец к губам. — Она в соседней комнате. Не дай Бог услышит о Западе, так будет ворчать весь день и следующий прихватит в придачу. — Он вдруг вскинул брови и гаркнул: — О чем я говорю? Что ж нам, шептаться, если ты, дружище Джо, как раз туда и собрался!
На его зов из соседней комнаты вышла тетя Джейн, как всегда в своем неизменном голубом чепчике. Услышав, что я отправляюсь в путь, она всплеснула руками, пустила слезу, обняла меня и с тяжким вздохом уселась рядом с мужем.
— И куда же ты направишься, мальчик? — спросил Уокер, откладывая шарпс в сторону.
— До Канзас-Сити. а там видно будет.
— Да-да, Канзас-Сити, — вздохнул старик. — Бывал я там. Тогда в этом Сити не насчитывалось и дюжины домов. А теперь, я слышал, это настоящий улей.
— Столица Запада, говорят.
— А чем будешь заниматься?
— Не знаю. Может быть, примкну к какой-нибудь партии охотников на бизонов. Ты помнишь, дядя Том, я всегда мечтал увидеть прерии.
Старик качнул головой и поскреб заросший седой щетиной подбородок.
— Жаль, Джо, что я ничем не могу тебе помочь. В смысле того, чтобы определить тебя к моим давнишним друзьям… Но где они теперь? Бог весть. Был моложе, не терял с ними связи. Все думал еще малость побаловаться с этим ружьецом. — Он развел руками. — А сейчас мне уже не сдюжить… Вот ребятки мои, те еще в седле. Они ж, поди, все помоложе… Ну да, конечно. И Джимми Бриджер, и Билли Уильяме, и Кит Карсон, все они.
Старик помолчал немного и закончил:
— Но ты молод, сынок, и это главное. Будут у тебя и друзья и недруги. Такова уж жизнь. Только всегда оставайся человеком!
С этим напутствием и оставил я уютный домик старого ловца бобров.
…Канзас-Сити шестидесятых был самым оживленным местом на Западе. Этот пестрый приграничный город стоял на пересечении всех малых и больших путей как с Востока на Запад, так и обратно Из него вверх по Миссури уходили пароходы в страну индейцев тетонов-сиу, и еще дальше в места кочевий ассинибойнов и черноногих. Отсюда начинали свой путь караваны, которым предстояла долгая дорога по знаменитой Тропе Санта-Фе, оканчивающейся в далеком мексиканском штате Чиуауа. Из Канзас-Сити отправлялись в прерии и охотники на бизонов.
После завершившихся сезонов сюда стекались все пограничные люди. Здесь бывали трапперы и торговцы, охотники и ковбои, разведчики и проводники, лесорубы и погонщики мулов. Они превращали этот город в место бесконечного веселья, а также жестоких драк и перестрелок. Здесь ковбои, зарабатывающие большие деньги за доставку скота из Техаса, спускали их в салунах за считанные дни. Трудно добытое золото старателей быстро перекочевывало в карманы картежников и барменов.
Одним словом Канзас-Сити был воротами на Запад, распахнутый для бесконечного потока путешественников, среди которых оказался и я.
Сойдя на берег, я немного задержался на нем, чтобы осмотреться, и в спокойной обстановке вступить на главную улицу Столицы Запада. Я отошел к большому стеллажу сосновых бревен, на одном из которых сидел какой-то пожилой человек. Мельком взглянув на него, я присел рядом.
Толчея и суматоха на берегу понемногу стихали. Встречающие нашли своих знакомых или родственников и отправились в город. Остальные пассажиры «Дальнего Запада», не задерживаясь подобно мне, у причала, длинной вереницей шли по направлению к Мэйн-стрит. Вскоре лишь грузчики остались на берегу.
— Черт возьми! — раздался зычный голос моего соседа по бревну, — Пропади все пропадом! Сколько мне еще торчать в этом битком, набитом людьми городе? — Он встал и с силой хлопнул ладонями по бедрам. — Проклятье!
Я внимательно всмотрелся в старика и с удивлением обнаружил, что где-то встречал это крупное лицо с характерным твердым подбородком, синими глазами и внушительным кадыком.
— Ба!.. — непроизвольно вырвалось у меня. — Джимми Бриджер!
Я вспомнил, где видел это интересное лицо. Оно красовалось на обложках многих дешевых книжечек, повествующих о легендарном времени первых трапперов.
Старик окинул меня взглядом и произнес:
— Мне кажется, мы с тобой не знакомы, парень.
— Верно, — сказал я. — Но я десятки раз видел твое изображение на обложках. Я много читал о трапперах.
— Хм, — самодовольно хмыкнул Бриджер. — Вон оно что. Эти писаки, к слову сказать, большие плуты. Марают бумагу, врут, приписывая Бриджеру подвиги, которые ему и не снились.
— Ну не всегда же они врут. Кстати, я знаю о подлинной жизни Бриджера больше, чем все писатели вместе взятые.
— Вот как! — Старик с интересом посмотрел на меня.
— Сам я из Сент-Луиса. Моим соседом по улице был Том Уокер…
Услышав это имя, Бриджер заулыбался, его глаза лучились теплом.
— Что ты говоришь?! Старина Томас — твой сосед?!.
Он снова уселся на бревно и, взяв меня за локоть, принялся расспрашивать об Уокере. Я с охотой отвечал на все его вопросы. Видно было, что Бриджеру доставляет немалое удовольствие видеть и слушать человека, который лично знал его давнишнего приятеля. Потом он сам разошелся и долго рассказывал мне о том, как они вместе с Уокером осваивали охотничьи пространства Скалистых гор. Многое из того, что мне довелось услышать от Бриджера, я уже знал, но из уважения к прославленному горцу не перебивал его, про себя радуясь, что этот великий траппер встретился на моем пути.
Когда он угомонился, я счел нужным рассказать о себе и своих намерениях.
— Во-первых, — предложил он мне, — тебе нужна гостиница. И та, в которой я поселился, подойдет для тебя. Она называется «Париж», расположена в тихом месте и отличается скромной платой за жилье. Во-вторых, вечером я познакомлю тебя кое с кем из своих приятелей. И последнее, коли Джим Бриджер, помогает тому, кто дружил с Томом Уокером, то делает это от чистого сердца… А теперь, пойдем.
Прежде чем тронуться с места, я поинтересовался у траппера:
— Ты, кажется, ждал сегодня кого-то?
Бриджер нахмурился и буркнул:
— Одного типа, который думает, что мое терпение беспредельно. Мне надоело каждый день ходить к причалу. — Он сплюнул на песчаный берег. — Не люблю, когда не держат своих обещаний… Но для тебя это не интересно. Идем!
Вскоре мы уже шагали по главной улице Канзас-Сити. В это полуденное время она была почти пуста. Довольно жаркое солнце апреля загнало обитателей города под крыши домов и салунов. Последних было, как мне показалось, чересчур много даже для Столицы Запада. Хотя, надо признаться, ни один из них не пустовал. Видно, трезвенниками в этом городе и не пахло.
Мы собрались было свернуть в переулок, ведший к гостинице «Париж», когда с дальнего конца Мэйн-стрит послышался грохот несущегося на всех парах конного экипажа. Невольно мы остановились. В тучах пыли к нам приближалась шестерка бешено скачущих лошадей, запряженных цугом. Перепуганный вид старого возницы ясно говорил о том, что лошади понесли. Редкие прохожие шарахались в стороны, в изумлении провожая взглядами дикую запряжку.
Я стоял в нерешительности до тех пор, пока до моего слуха не донеслись громкие крики женщин, находившихся в экипаже. Затем меня сорвало с места. В следующие мгновение я уже висел в упряжи передовой, ближней ко мне лошади. Меня трясло и швыряло, как камень в трещотке индейского шамана, но моя хватка не
Сначала экипаж катился с прежней скоростью. Потом моя лошадь стала притормаживать, задерживая остальных животных.
Я стал надеяться на благоприятный исход этого инцидента, как вдруг вся шестерка лошадей резко сдала влево, в мою сторону. Чтобы не оказаться под копытами и колесами экипажа, я всем телом рванулся назад. Моя голова ударилась обо что-то твердое, и я потерял сознание…
Чувства медленно возвращались ко мне. В голове гудело. Сквозь полу прикрытые веки я различил фигуры двух девушек склонившихся надо мной. Они о чем-то говорили. Я прислушался к их разговору, все ещё не в силах разогнать окутавший мою голову туман.
— Он, кажется, приходит в себя.
После этих слов я почувствовал на своем лице прикосновение.
— Этот молодой человек спас нам жизнь, Элизабет.
— Ох, Лаура, если бы не он, наш экипаж разнесло бы в щепки… Негодный кучер, негодные лошади! Я сегодня же скажу отцу, чтобы он выгнал старого бездельника и сменил лошадей.
— Извините меня, мисс Карстерс. — Голос принадлежал, по-видимому, вознице. — Я делал все возможное…
— Замолчите, Питер! Я не желаю слушать ваших оправданий… Лаура, посмотри, нет ли у него раны на голове.
Мягкие женские пальцы пробежали по моим вискам, лбу, темени.
— Есть, кажется, ссадина и на темени растет великолепная шишка.
— Ну, это полбеды, — рассмеялась Элизабет.
Я шире открыл глаза и увидел над собою лицо Лауры. Оно меня поразило сразу. Красота его была ошеломляющей. Представьте себе большие карие глаза в обрамлении длинных густых ресниц, высокий чистый лоб, тонкий нос с едва заметной горбинкой, полные яркие губы, твердый округлый подбородок, высокие скулы, и все это в сочетании с матово-смуглой экзотической кожей, и вы были бы очарованны не меньше моего.
— С вами все в порядке, мисс? — Я едва узнал свой голос — так он дрожал от перенесенного шока.
— Девушки-то отделались легким испугом, — послышался густой бас Джима Бриджера. — А вот как ты себя чувствуешь?
Я кивнул Бриджеру и огляделся. Я лежал у веранды какого-то салуна. Толпа посетителей высыпала на улицу, обсуждая случившееся. Мне стало не ловко.
— Думаю, что ничего серьёзного, Джимми, — сказал я и попытался встать.
На удивление сильные руки девушки прижали мои плечи к земле.
— Лежите смирно, — категорично заявила Лаура. — Вы еще слабы. Сейчас перевяжем вам голову, тогда и поднимитесь.
— О, не стоит волноваться, — возразил я, мягко отстраняя руки девушки. — Мне вполне по силам самому дойти до стенки.
Я встал на ноги, отряхнул с грязной и изодранной одежды пыль, и, взглянув на Лауру, едва сумел сдержать возглас удивления. Передо мной стояла ну просто индеанка, с бирюзовыми бусами на шее, в расшитом многочисленными лосиными зубами платье из тонко выделанной оленьей замши, отороченном густой бахромой, в высоких, до колен мокасинах, сплошь украшенных стежками бисера. Так вот откуда и матово-смуглая экзотическая кожа и чуть выступающие скулы!
1 2 3 4 5 6