карту, что я тебе нарисовал, когда-то мне нарисовал отец, а ему — его отец, и так далее, в глубь веков. Это тайна нашей семьи. Мы хранили ее для истинных апачей.
— Подожди, — прервал его Маккенна. — Но ведь эту тайну хранила семья вождя Наны…
— Верно, — откликнулся старик. — Я кровный брат Наны.
— Мадре! — задохнулся старатель. — Что, серьезно?
Но старый апач по имени Эн, изборожденный морщинами, забытый всеми Койот из клана вождя Наны забормотал последние слова индейской молитвы, и когда Маккенна позвал его и потряс за плечо, он не откликнулся. Темные сияющие глаза в последний раз оглядели так любимые им бесплодные земли, и на сей раз их взгляд остановился навсегда.
— Иди с миром, — пробормотал Маккенна и прикрыл ему веки.
Опустив обмякшее тело на старое одеяло, он поднялся на ноги. У него было три возможности. Первая: закидать старика камнями. Вторая: отнести апача дальше в пробитую ручьем расселину по обнаженному руслу в Яки-Хиллс и там устроить ему более достойные похороны. Третья: просто оставить тело неприкрытым, чтобы его погребли проходящие мимо апачи.
Именно обдумывая эти три возможности, он и услышал тихое перекатывание камешков по выступу, отделявшему русло ручья от тела пустыни. Очень осторожно Маккенна повернулся на звук. Как раз вовремя, чтобы увидеть с полдюжины бандитов, замерших в полуприседе, с вичестерами в руках.
Старатель понял, что за ним наблюдали издалека, а затем потихоньку окружили, чтобы проверить, что одинокий белый делает в этой забытой богом земле. А вот почему его не пристрелили после того, как он развернулся, этого Маккенна не понял. Как и того, чего бандиты ждут сейчас. Видимо, была причина, сомнений в этом не осталось. Она — как и смерть — физически ощущалась в повисшей тягостной тишине.
Перед ним, словно красные волки пустыни, замерли готовые к броску бандиты. Губы их поддергивались вверх, обнажая крепкие белые зубы. Раскосые глаза жадно полыхали в сгущающихся сумерках.
Долго, долго они так стояли; наконец Маккенна осторожно кивнул их предводителю.
— Привет, Пелон. Приятно увидеть тебя снова. Почему ты не выстрелил мне в спину? У тебя же была отличная возможность. И почему не стреляешь в живот? Неужели ты так постарел?
БАЛАНСИРОВКА НА КРАЮ ПРОПАСТИ
Пелон улыбнулся. Маккенне сразу захотелось, чтобы он этого не делал.
— Знаешь, — ответил бандит, — я бы не сказал. Хотя, конечно, теперь я старше, чем в нашу последнюю встречу. Но ведь ты тоже постарел, Маккенна…
— Естественно, — пожал плечами старатель. — Хотя, только вино со временем становится лучше. Так почему ты меня не пристрелил?
— На то есть причина.
Маккенна кивнул, намеренно затягивая разговор, чтобы оценить ситуацию и посмотреть, что он может сделать.
Он знал Франсиско Лопеса, по прозвищу Пелон в течение одиннадцати лет. Это был полуапач, полумексиканец — метис из Монты, длинного необычайно красивого горного хребта, тянущегося в Мексику с юго-запада Соединенных Штатов. В сердце Пелона жила двойная ненависть к белым, унаследованная от обеих родительских составляющих. Свою ненависть он превратил в профессию, только ею жил; был только ей предан. Из этого Маккенна сделал вывод, что товарищи по оружию, избравшие Пелона вожаком, должны разделять его неприятие людей со светлой кожей. Бросив один-единственный взгляд в их сторону, Маккенна понял, что его худшие опасения полностью подтверждаются; двое бандитов были мексиканцами, трое — апачами. Все они казались разбойниками по призванию и одеты были соответственно ремеслу: мягкие сонорские легины, кожаные патронташи крест-накрест на вылинявших хлопчатобумажных рубашках, на головах либо сомбреро величиной с тележное колесо, либо яркая индейская повязка. Каждый вооружен винтовкой и двумя револьверами.
— Думаю, — наконец проронил Маккенна, — что у тебя действительно есть причина не убивать меня сразу. И могу догадаться какая.
Последнее предложение повисло в воздухе. Высказанное на изысканном испанском, оно привлекло внимание Пелона, который с удовольствием оценил возникшую паузу. В течение некоторого времени они с Гленом Маккенной заново примерялись друг к другу, вспоминая старое, стряхивая пыль с прежних оценок.
К удовольствию Пелона Маккенна все еще не расстался со своей рыжей бородой, а его дружелюбные голубые глаза все так же чисто сияли на лице. Изящные манеры и мягкий взгляд, совершенно неуместные в этих диких краях, все так же неприятно поражали воображение. Если Маккенна и прибавил в весе, то Пелону не удалось разглядеть, в какой именно части тела скрывается жирок. Белый был строен и узок в бедрах, а в плечах — широк и мускулист. И в тридцать лет белый старатель остался тем же спокойным, острым на язык человеком, каким был в двадцать. Правда, его восточное происхождение и образование за прошедшее время здорово иссушила и выветрила эта проклятая земля, но тем не менее Пелон почти физически ощущал ту громадную пропасть, которая отделяла его от стоявшего перед ним и ждущего ответного хода шестифутового гиганта.
Со своей стороны Маккенна видел сорокалетнего мужчину широкого как сверху, так и снизу. От плоских, повернутых носками внутрь ступней, до жирной макушки Пелон был воплощением самого жуткого зла, какое встречалось Глену в жизни. Пелон, на что указывало его прозвище, был редкостной особью среди своих сородичей — совершенно лысым мужчиной. Неимоверный череп с толстой, кряжистой шеей, жирные морщины и уши размером в хорошую плошку придавали ему вид темной приземистой горгульи, вырезанной из пустынной скалы. Грубые черты лица, нос, одновременно перебитый и укороченный «розочкой» винной бутылки, рот, перекошенный многочисленными шрамами и обнажавший зубы в постоянной, бессмысленной ухмылке, массивная, выдающаяся вперед нижняя челюсть, — все это придавало лицу выражение неизбывной жестокости, что в отличие от обезоруживающей кротости Маккенны ясно указывало на характер этого человека и род его занятий.
Пелон казался полной противоположностью Маккенны. Он не имел ни церковного, ни мирского образования. Неграмотный, невежественный, оскверняющий все и вся, он, кроме денег, ничем не интересовался и постепенно скатывался ниже самого низкого уровня никчемушности. И все же оставалось в пресловутом бандите что-то хорошее, какое-то воспоминание о нормальных, здоровых привычках и чувствах, которые со временем были порушены, оболганы и осмеяны в том мире, в котором он жил; этим-то скудным намеком на былую порядочность и намеревался воспользоваться в своей защите Маккенна.
— Тебе не кажется, Пелон, — начал белый вежливо, — что для сегодняшней беседы мы выбрали чересчур благородный тон? Давай просто отметим, что ни ты, ни я почти не изменились. Что возвращает нас к моему вопросу: почему ты меня не пристрелил? И почему не делаешь этого сейчас? Мадре! Может быть, ты все-таки изменился?
— Ничего подобного, — откликнулся бандит. — Можешь не сомневаться, когда придет время, ты все получишь сполна. Даю слово. Но нам пока необходимо разобраться с телом этого мертвого апача, что лежит у твоих ног.
Упоминание об Эне застудило улыбку Маккенны. Теперь он понял, что появление бандита в Яки-Спринг было неслучайным. Спокойный взгляд, которым он окидывал стоящую перед ним компанию, оледенел.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Глен.
Бандит тяжело посмотрел на него.
— Ты прекрасно знаешь, в чем. Мы пришли сюда по той же, что и ты, причине: выслеживали этот мешок с костями. Так что не беси меня. Тебе прекрасно известно, что семейка этого старика хранила тайну Сно-та-эй.
Маккенна кивнул, выдавив безразличное восклицание.
— Точно так же, как и любой другой индейский клан в этих проклятых Богом землях. Мой, твой, кланы твоих товарищей — все хранят этот идиотский секрет. Тайну Сно-та-эй можно купить в любой сонорской кантине, любом аризонском салуне.
Пелон ответно кивнул, взведя курок ружья.
— Чего у меня никогда не хватало, так это терпения. Сосчитаю до трех, а может до четырех, а потом выстрелю.
Маккенна знал, что так он и сделает. А если не он, то кто-нибудь из его пятерых зверюг, также взведших курки винчестеров и двинувшихся вперед. Но старатель все еще не был уверен в том, что в точности понял причину злости Пелона, а отсутствие в руках оружия не позволяло ему спорить с бандитами. Его «спенсер» торчал из седельной кобуры в тридцати футах от него. Таким образом, единственным средством защиты была мескитная ветка, которую он отломил, чтобы дать старому Эну. Мысль о том, что ему придется обороняться колючей палкой, заставила его лицо перекоситься в злобной усмешке, но она же и принесла ему надежду на спасение.
— Хорошо, — сказал он, делая два шага вперед и становясь таким образом, чтобы вторая — самая важная карта, нарисованная апачем на песке, оказалась позади него. — Ты прав, говоря о том, что я гонялся за стариком. Но, как видишь, я опоздал: нашел его здесь, на одеяле, умершего от старости и жажды. К тому же день сегодня, что твое пекло.
— Не очень уверенно врешь, — отметил Пелон. — Придется постоянно напоминать себе, что с тобой следует держать ухо востро. Застрелить тебя прежде чем удостовериться, что тебе не известна тайна старого Эна, было бы с моей стороны величайшей глупостью.
— Я не собираюсь тебя обманывать, Пелон. Все верно, я подоспел к старому мошеннику еще до того, как он испустил последний вздох, но мы всего лишь немного поговорили.
— И о чем?
— Ну ты же знаешь, о чем говорят старики, когда приходит время умирать. Вспоминают молодость и всякое такое.
— И что он тебе ответил на вопрос о золотом каньоне?
— Ты имеешь в виду Сно-та-эй, Золотой Каньон?
— Хватит переспрашивать, Маккенна.
— Почему? Я просто хотел убедиться… Когда я спросил старика о руднике с золотом, он повел себя так, словно перегрелся на солнце и ничего не соображает. Я-то уверен, что он отлично меня понял, но ведь ты знаешь этих стариков — им в голову может взбрести все, что угодно.
— Знаю, — сказал Пелон, поднимая иссеченную верхнюю губу вверх, — только про этого старика; например, то, что он был единственным братом Наны и всю последнюю неделю таскался по пустыне, не зная кому передать тайну рудника Погибшего Эдамса. Это мне сказали люди из клана Наны. Как и то, что старик пошел в пустыню умирать и что тайна каньона умрет вместе с ним.
— Теперь ничего не поправить, — пожал плечами Маккенна. — Зачем ты мне все это говоришь?
— Потому что, как я уже упоминал, мы здесь по одному и тому же делу, и я смогу использовать тебя в собственных интересах.
— Это как?
— Я расскажу тебе, как апачи хранят свои тайны. Еще месяц назад никто из племени не знал, что Нана в свое время передал тайну золотого каньона Эну. Представляешь?! Какая неблагодарность, какое недоверие к собственному народу! Эти индейцы, ей богу, чокнутые.
— Скажем так: некоторые, — отозвался Маккенна. — Как и некоторые белые.
Пелона перекосило.
— Но не ты и не я, ведь так, амиго? Мы знаем то, что нам нужно знать.
— Иногда, — сказал Маккенна.
— На сей раз, — усмехнулся вожак шайки, — мы это знаем совершенно точно.
— Неужели? — удивился Маккенна. — Откуда?
— Оттуда. — Приземистый полукровка кивнул на труп. — Ты каким-то образом прознал о тайне Эна и пришел сюда почти одновременно со мной, надеясь отыскать апача до того, как он умрет, и вытянуть из него историю о потерянном каньоне, и если понадобится, то вместе с его душой.
Маккенна постарался успокоиться.
— Хорошо, давай остановимся на том, что мы встретились в поисках рудника Погибшего Эдамса, — сказал он. — Как и на том, что старому Эну была известна тайна и мы хотели извлечь ее из него, неважно каким способом. И раз мы забрались в такие дебри, давай попробуем задаться таким вот вопросом: если американец Маккенна заставил старика расколоться, то каким образом мексиканец Франциско Лопес сможет этот факт проверить?
— Я могу тебя прикончить! — прорычал бандит.
— Получать знания таким странным способом?.. — удивился Маккенна. — Никогда не слышал о том, чтобы мертвяк давал информацию, а ты?
— Я тоже. Вот почему ты до сих пор жив. Я пока не решил, выложил тебе старик тайну или нет.
— Что ж, — проговорил Маккенна, — позволь мне удовлетворить твое любопытство. Он не просто рассказал о каньоне, но даже нарисовал карту, как туда добраться. Она здесь, на песке, за моей ногой.
— Еще одна неуклюжая ложь, — фыркнул Пелон. — Как-то ты неубедительно врешь, тебе бы даже ребенок дал сто очков форы.
Маккенна пожал плечами и быстро указал рукой на песок позади своей левой ноги, отступив в то же самое время немного в сторону.
— Тогда давай сделаем вот как, — сказал он. — Видишь, сейчас даже тебе нетрудно убедиться в свидетельстве моей честности. Хотя света и недостаточно, я думаю, ты можешь узнать руку старого Эна и карту каньона Дель Оро, Погибшего Эдамса?
В последовавшем моменте всеобщей напряженности и замешательства Пелон и его товарищи обменялись удивленными взглядами, а Маккенна пробормотал короткую молитву и крепче сжал мескитовую ветку.
— Пор Диос! — загрохотал Пелон. — Не может быть! — И с этими словами вместе с остальными бандитами бросился к нарисованной на красноватом песке Яки-Спринг карте. Бородатый старатель позволил им подойти поближе, смотря прямо в обезумевшие от алчности глаза, дал ровно столько времени, чтобы в их головах запечатлелась общая картинка, но не детали. После этого мгновенным зигзагообразным движением он, не обращая внимания на вопли, вырвавшиеся у Пелона и его пятерых товарищей, смел карту мескитовой веткой.
СПОДВИЖНИКИ ПЕЛОНА
Так как Маккенна был в своем роде философом и немного поэтом, то он решил, что если бы не обстоятельства, этот вечер можно было бы назвать просто очаровательным. Луна цвета спелой тыквы вызывающе светила своими тремя четвертями. От пустыни после одуряюще жаркого дня веяло прохладой. Воздух, без резких и пронизывающих ветров, как на излюбленных Маккенной плоскогорьях, был напоен ароматом, которого в горах не наблюдалось. И вот пойманный в ловушку старатель с наслаждением вдыхал оживающие к ночи запахи: лавандовый — пустынной ивы; желтого цвета пало верде, щекочущий ноздри аромат пиньона и можжевельника — и гадал: дано ли ему будет вновь когда-нибудь насладиться этим благоуханием?
Немного поодаль, но в пределах слышимости, его начальники решали тот же самый вопрос. Высказывалось несколько мнений, слегка отличающихся друг от друга по разным причинам. Один из мексиканцев, в крови которого оказалась изрядная доля ирландской крови, ненавязчиво, но решительно настаивал на том, чтобы белого сейчас же убить. Его приятель, на вид очень деловой сонорец, по коммерческим причинам возражал. Из трех индейцев двое были американскими апачами. Возможность принимать решения они предоставили Пелону: выбрав раз предводителя, они не вмешивались в его дела. Но третий был родом из мексиканского племени яки и думать предпочитал своей головой. Темнокожий силач с гротесково-длинными руками и короткими обезьяньими ногами не был ни красноречивым обаяшкой, ни купцоподобным жуликом, а скорее упрямым и несгибаемым. Самое интересное, что прозвище его было Моно, что означало Манки — Обезьяна, и действовал он просто: хотел есть — ел, если уставал — ложился спать, а поймав в пустыне белого — убивал. Медленно, разумеется. Так вот и жил.
Сейчас он как раз объяснял товарищам, как следует поступить с Маккенной.
— Начну я, — говорил он, — надрезав ему икры ног. Затем, на подошвах и сгибах бедер есть такие места, проткнув которые можно свести человека от боли с ума, не позволив ему при этом преждевременно истечь кровью. После этих мелочей я…
— Пор Диос! — вскричал Пелон. — Да у тебя мозги мясника! Что за черт в тебя вселился, Манки? Мы не собираемся здесь разделывать тушу!..
— Верно, — подал голос один из апачей — симпатичный, стройный воин из клана чирикауа, внук вождя Кочиза. — Давайте не забывать о главной цели. Ты это хотел сказать, Хачита?
Он обращался к своему товарищу, апачу из клана мимбрено. Имя последнего означало Маленький Топорик. Слово «маленький» отлично соотносилось с мозгом индейца, но не с ростом этого поистине гигантского создания. Это был двоюродный правнук Мангаса Колорадаса, знаменитого убийцы белых, и он сильно напоминал прадядю своими шестью с половиной футами роста и крайне несимпатичным лицом. На этом сходство заканчивалось, потому что если Колорадо был известен как белоненавистник, то Хачита наоборот казался довольно добродушным малым. И вот непохожий на своего знаменитого жестокого прадядю племянничек покачал массивной головой и прогрохотал в ответ на вопрос приятеля:
— Айе, Беш, именно так. Ты высказал мои мысли вслух! Не знаю, что ты имел в виду, но все сказанное тобой — верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Подожди, — прервал его Маккенна. — Но ведь эту тайну хранила семья вождя Наны…
— Верно, — откликнулся старик. — Я кровный брат Наны.
— Мадре! — задохнулся старатель. — Что, серьезно?
Но старый апач по имени Эн, изборожденный морщинами, забытый всеми Койот из клана вождя Наны забормотал последние слова индейской молитвы, и когда Маккенна позвал его и потряс за плечо, он не откликнулся. Темные сияющие глаза в последний раз оглядели так любимые им бесплодные земли, и на сей раз их взгляд остановился навсегда.
— Иди с миром, — пробормотал Маккенна и прикрыл ему веки.
Опустив обмякшее тело на старое одеяло, он поднялся на ноги. У него было три возможности. Первая: закидать старика камнями. Вторая: отнести апача дальше в пробитую ручьем расселину по обнаженному руслу в Яки-Хиллс и там устроить ему более достойные похороны. Третья: просто оставить тело неприкрытым, чтобы его погребли проходящие мимо апачи.
Именно обдумывая эти три возможности, он и услышал тихое перекатывание камешков по выступу, отделявшему русло ручья от тела пустыни. Очень осторожно Маккенна повернулся на звук. Как раз вовремя, чтобы увидеть с полдюжины бандитов, замерших в полуприседе, с вичестерами в руках.
Старатель понял, что за ним наблюдали издалека, а затем потихоньку окружили, чтобы проверить, что одинокий белый делает в этой забытой богом земле. А вот почему его не пристрелили после того, как он развернулся, этого Маккенна не понял. Как и того, чего бандиты ждут сейчас. Видимо, была причина, сомнений в этом не осталось. Она — как и смерть — физически ощущалась в повисшей тягостной тишине.
Перед ним, словно красные волки пустыни, замерли готовые к броску бандиты. Губы их поддергивались вверх, обнажая крепкие белые зубы. Раскосые глаза жадно полыхали в сгущающихся сумерках.
Долго, долго они так стояли; наконец Маккенна осторожно кивнул их предводителю.
— Привет, Пелон. Приятно увидеть тебя снова. Почему ты не выстрелил мне в спину? У тебя же была отличная возможность. И почему не стреляешь в живот? Неужели ты так постарел?
БАЛАНСИРОВКА НА КРАЮ ПРОПАСТИ
Пелон улыбнулся. Маккенне сразу захотелось, чтобы он этого не делал.
— Знаешь, — ответил бандит, — я бы не сказал. Хотя, конечно, теперь я старше, чем в нашу последнюю встречу. Но ведь ты тоже постарел, Маккенна…
— Естественно, — пожал плечами старатель. — Хотя, только вино со временем становится лучше. Так почему ты меня не пристрелил?
— На то есть причина.
Маккенна кивнул, намеренно затягивая разговор, чтобы оценить ситуацию и посмотреть, что он может сделать.
Он знал Франсиско Лопеса, по прозвищу Пелон в течение одиннадцати лет. Это был полуапач, полумексиканец — метис из Монты, длинного необычайно красивого горного хребта, тянущегося в Мексику с юго-запада Соединенных Штатов. В сердце Пелона жила двойная ненависть к белым, унаследованная от обеих родительских составляющих. Свою ненависть он превратил в профессию, только ею жил; был только ей предан. Из этого Маккенна сделал вывод, что товарищи по оружию, избравшие Пелона вожаком, должны разделять его неприятие людей со светлой кожей. Бросив один-единственный взгляд в их сторону, Маккенна понял, что его худшие опасения полностью подтверждаются; двое бандитов были мексиканцами, трое — апачами. Все они казались разбойниками по призванию и одеты были соответственно ремеслу: мягкие сонорские легины, кожаные патронташи крест-накрест на вылинявших хлопчатобумажных рубашках, на головах либо сомбреро величиной с тележное колесо, либо яркая индейская повязка. Каждый вооружен винтовкой и двумя револьверами.
— Думаю, — наконец проронил Маккенна, — что у тебя действительно есть причина не убивать меня сразу. И могу догадаться какая.
Последнее предложение повисло в воздухе. Высказанное на изысканном испанском, оно привлекло внимание Пелона, который с удовольствием оценил возникшую паузу. В течение некоторого времени они с Гленом Маккенной заново примерялись друг к другу, вспоминая старое, стряхивая пыль с прежних оценок.
К удовольствию Пелона Маккенна все еще не расстался со своей рыжей бородой, а его дружелюбные голубые глаза все так же чисто сияли на лице. Изящные манеры и мягкий взгляд, совершенно неуместные в этих диких краях, все так же неприятно поражали воображение. Если Маккенна и прибавил в весе, то Пелону не удалось разглядеть, в какой именно части тела скрывается жирок. Белый был строен и узок в бедрах, а в плечах — широк и мускулист. И в тридцать лет белый старатель остался тем же спокойным, острым на язык человеком, каким был в двадцать. Правда, его восточное происхождение и образование за прошедшее время здорово иссушила и выветрила эта проклятая земля, но тем не менее Пелон почти физически ощущал ту громадную пропасть, которая отделяла его от стоявшего перед ним и ждущего ответного хода шестифутового гиганта.
Со своей стороны Маккенна видел сорокалетнего мужчину широкого как сверху, так и снизу. От плоских, повернутых носками внутрь ступней, до жирной макушки Пелон был воплощением самого жуткого зла, какое встречалось Глену в жизни. Пелон, на что указывало его прозвище, был редкостной особью среди своих сородичей — совершенно лысым мужчиной. Неимоверный череп с толстой, кряжистой шеей, жирные морщины и уши размером в хорошую плошку придавали ему вид темной приземистой горгульи, вырезанной из пустынной скалы. Грубые черты лица, нос, одновременно перебитый и укороченный «розочкой» винной бутылки, рот, перекошенный многочисленными шрамами и обнажавший зубы в постоянной, бессмысленной ухмылке, массивная, выдающаяся вперед нижняя челюсть, — все это придавало лицу выражение неизбывной жестокости, что в отличие от обезоруживающей кротости Маккенны ясно указывало на характер этого человека и род его занятий.
Пелон казался полной противоположностью Маккенны. Он не имел ни церковного, ни мирского образования. Неграмотный, невежественный, оскверняющий все и вся, он, кроме денег, ничем не интересовался и постепенно скатывался ниже самого низкого уровня никчемушности. И все же оставалось в пресловутом бандите что-то хорошее, какое-то воспоминание о нормальных, здоровых привычках и чувствах, которые со временем были порушены, оболганы и осмеяны в том мире, в котором он жил; этим-то скудным намеком на былую порядочность и намеревался воспользоваться в своей защите Маккенна.
— Тебе не кажется, Пелон, — начал белый вежливо, — что для сегодняшней беседы мы выбрали чересчур благородный тон? Давай просто отметим, что ни ты, ни я почти не изменились. Что возвращает нас к моему вопросу: почему ты меня не пристрелил? И почему не делаешь этого сейчас? Мадре! Может быть, ты все-таки изменился?
— Ничего подобного, — откликнулся бандит. — Можешь не сомневаться, когда придет время, ты все получишь сполна. Даю слово. Но нам пока необходимо разобраться с телом этого мертвого апача, что лежит у твоих ног.
Упоминание об Эне застудило улыбку Маккенны. Теперь он понял, что появление бандита в Яки-Спринг было неслучайным. Спокойный взгляд, которым он окидывал стоящую перед ним компанию, оледенел.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Глен.
Бандит тяжело посмотрел на него.
— Ты прекрасно знаешь, в чем. Мы пришли сюда по той же, что и ты, причине: выслеживали этот мешок с костями. Так что не беси меня. Тебе прекрасно известно, что семейка этого старика хранила тайну Сно-та-эй.
Маккенна кивнул, выдавив безразличное восклицание.
— Точно так же, как и любой другой индейский клан в этих проклятых Богом землях. Мой, твой, кланы твоих товарищей — все хранят этот идиотский секрет. Тайну Сно-та-эй можно купить в любой сонорской кантине, любом аризонском салуне.
Пелон ответно кивнул, взведя курок ружья.
— Чего у меня никогда не хватало, так это терпения. Сосчитаю до трех, а может до четырех, а потом выстрелю.
Маккенна знал, что так он и сделает. А если не он, то кто-нибудь из его пятерых зверюг, также взведших курки винчестеров и двинувшихся вперед. Но старатель все еще не был уверен в том, что в точности понял причину злости Пелона, а отсутствие в руках оружия не позволяло ему спорить с бандитами. Его «спенсер» торчал из седельной кобуры в тридцати футах от него. Таким образом, единственным средством защиты была мескитная ветка, которую он отломил, чтобы дать старому Эну. Мысль о том, что ему придется обороняться колючей палкой, заставила его лицо перекоситься в злобной усмешке, но она же и принесла ему надежду на спасение.
— Хорошо, — сказал он, делая два шага вперед и становясь таким образом, чтобы вторая — самая важная карта, нарисованная апачем на песке, оказалась позади него. — Ты прав, говоря о том, что я гонялся за стариком. Но, как видишь, я опоздал: нашел его здесь, на одеяле, умершего от старости и жажды. К тому же день сегодня, что твое пекло.
— Не очень уверенно врешь, — отметил Пелон. — Придется постоянно напоминать себе, что с тобой следует держать ухо востро. Застрелить тебя прежде чем удостовериться, что тебе не известна тайна старого Эна, было бы с моей стороны величайшей глупостью.
— Я не собираюсь тебя обманывать, Пелон. Все верно, я подоспел к старому мошеннику еще до того, как он испустил последний вздох, но мы всего лишь немного поговорили.
— И о чем?
— Ну ты же знаешь, о чем говорят старики, когда приходит время умирать. Вспоминают молодость и всякое такое.
— И что он тебе ответил на вопрос о золотом каньоне?
— Ты имеешь в виду Сно-та-эй, Золотой Каньон?
— Хватит переспрашивать, Маккенна.
— Почему? Я просто хотел убедиться… Когда я спросил старика о руднике с золотом, он повел себя так, словно перегрелся на солнце и ничего не соображает. Я-то уверен, что он отлично меня понял, но ведь ты знаешь этих стариков — им в голову может взбрести все, что угодно.
— Знаю, — сказал Пелон, поднимая иссеченную верхнюю губу вверх, — только про этого старика; например, то, что он был единственным братом Наны и всю последнюю неделю таскался по пустыне, не зная кому передать тайну рудника Погибшего Эдамса. Это мне сказали люди из клана Наны. Как и то, что старик пошел в пустыню умирать и что тайна каньона умрет вместе с ним.
— Теперь ничего не поправить, — пожал плечами Маккенна. — Зачем ты мне все это говоришь?
— Потому что, как я уже упоминал, мы здесь по одному и тому же делу, и я смогу использовать тебя в собственных интересах.
— Это как?
— Я расскажу тебе, как апачи хранят свои тайны. Еще месяц назад никто из племени не знал, что Нана в свое время передал тайну золотого каньона Эну. Представляешь?! Какая неблагодарность, какое недоверие к собственному народу! Эти индейцы, ей богу, чокнутые.
— Скажем так: некоторые, — отозвался Маккенна. — Как и некоторые белые.
Пелона перекосило.
— Но не ты и не я, ведь так, амиго? Мы знаем то, что нам нужно знать.
— Иногда, — сказал Маккенна.
— На сей раз, — усмехнулся вожак шайки, — мы это знаем совершенно точно.
— Неужели? — удивился Маккенна. — Откуда?
— Оттуда. — Приземистый полукровка кивнул на труп. — Ты каким-то образом прознал о тайне Эна и пришел сюда почти одновременно со мной, надеясь отыскать апача до того, как он умрет, и вытянуть из него историю о потерянном каньоне, и если понадобится, то вместе с его душой.
Маккенна постарался успокоиться.
— Хорошо, давай остановимся на том, что мы встретились в поисках рудника Погибшего Эдамса, — сказал он. — Как и на том, что старому Эну была известна тайна и мы хотели извлечь ее из него, неважно каким способом. И раз мы забрались в такие дебри, давай попробуем задаться таким вот вопросом: если американец Маккенна заставил старика расколоться, то каким образом мексиканец Франциско Лопес сможет этот факт проверить?
— Я могу тебя прикончить! — прорычал бандит.
— Получать знания таким странным способом?.. — удивился Маккенна. — Никогда не слышал о том, чтобы мертвяк давал информацию, а ты?
— Я тоже. Вот почему ты до сих пор жив. Я пока не решил, выложил тебе старик тайну или нет.
— Что ж, — проговорил Маккенна, — позволь мне удовлетворить твое любопытство. Он не просто рассказал о каньоне, но даже нарисовал карту, как туда добраться. Она здесь, на песке, за моей ногой.
— Еще одна неуклюжая ложь, — фыркнул Пелон. — Как-то ты неубедительно врешь, тебе бы даже ребенок дал сто очков форы.
Маккенна пожал плечами и быстро указал рукой на песок позади своей левой ноги, отступив в то же самое время немного в сторону.
— Тогда давай сделаем вот как, — сказал он. — Видишь, сейчас даже тебе нетрудно убедиться в свидетельстве моей честности. Хотя света и недостаточно, я думаю, ты можешь узнать руку старого Эна и карту каньона Дель Оро, Погибшего Эдамса?
В последовавшем моменте всеобщей напряженности и замешательства Пелон и его товарищи обменялись удивленными взглядами, а Маккенна пробормотал короткую молитву и крепче сжал мескитовую ветку.
— Пор Диос! — загрохотал Пелон. — Не может быть! — И с этими словами вместе с остальными бандитами бросился к нарисованной на красноватом песке Яки-Спринг карте. Бородатый старатель позволил им подойти поближе, смотря прямо в обезумевшие от алчности глаза, дал ровно столько времени, чтобы в их головах запечатлелась общая картинка, но не детали. После этого мгновенным зигзагообразным движением он, не обращая внимания на вопли, вырвавшиеся у Пелона и его пятерых товарищей, смел карту мескитовой веткой.
СПОДВИЖНИКИ ПЕЛОНА
Так как Маккенна был в своем роде философом и немного поэтом, то он решил, что если бы не обстоятельства, этот вечер можно было бы назвать просто очаровательным. Луна цвета спелой тыквы вызывающе светила своими тремя четвертями. От пустыни после одуряюще жаркого дня веяло прохладой. Воздух, без резких и пронизывающих ветров, как на излюбленных Маккенной плоскогорьях, был напоен ароматом, которого в горах не наблюдалось. И вот пойманный в ловушку старатель с наслаждением вдыхал оживающие к ночи запахи: лавандовый — пустынной ивы; желтого цвета пало верде, щекочущий ноздри аромат пиньона и можжевельника — и гадал: дано ли ему будет вновь когда-нибудь насладиться этим благоуханием?
Немного поодаль, но в пределах слышимости, его начальники решали тот же самый вопрос. Высказывалось несколько мнений, слегка отличающихся друг от друга по разным причинам. Один из мексиканцев, в крови которого оказалась изрядная доля ирландской крови, ненавязчиво, но решительно настаивал на том, чтобы белого сейчас же убить. Его приятель, на вид очень деловой сонорец, по коммерческим причинам возражал. Из трех индейцев двое были американскими апачами. Возможность принимать решения они предоставили Пелону: выбрав раз предводителя, они не вмешивались в его дела. Но третий был родом из мексиканского племени яки и думать предпочитал своей головой. Темнокожий силач с гротесково-длинными руками и короткими обезьяньими ногами не был ни красноречивым обаяшкой, ни купцоподобным жуликом, а скорее упрямым и несгибаемым. Самое интересное, что прозвище его было Моно, что означало Манки — Обезьяна, и действовал он просто: хотел есть — ел, если уставал — ложился спать, а поймав в пустыне белого — убивал. Медленно, разумеется. Так вот и жил.
Сейчас он как раз объяснял товарищам, как следует поступить с Маккенной.
— Начну я, — говорил он, — надрезав ему икры ног. Затем, на подошвах и сгибах бедер есть такие места, проткнув которые можно свести человека от боли с ума, не позволив ему при этом преждевременно истечь кровью. После этих мелочей я…
— Пор Диос! — вскричал Пелон. — Да у тебя мозги мясника! Что за черт в тебя вселился, Манки? Мы не собираемся здесь разделывать тушу!..
— Верно, — подал голос один из апачей — симпатичный, стройный воин из клана чирикауа, внук вождя Кочиза. — Давайте не забывать о главной цели. Ты это хотел сказать, Хачита?
Он обращался к своему товарищу, апачу из клана мимбрено. Имя последнего означало Маленький Топорик. Слово «маленький» отлично соотносилось с мозгом индейца, но не с ростом этого поистине гигантского создания. Это был двоюродный правнук Мангаса Колорадаса, знаменитого убийцы белых, и он сильно напоминал прадядю своими шестью с половиной футами роста и крайне несимпатичным лицом. На этом сходство заканчивалось, потому что если Колорадо был известен как белоненавистник, то Хачита наоборот казался довольно добродушным малым. И вот непохожий на своего знаменитого жестокого прадядю племянничек покачал массивной головой и прогрохотал в ответ на вопрос приятеля:
— Айе, Беш, именно так. Ты высказал мои мысли вслух! Не знаю, что ты имел в виду, но все сказанное тобой — верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25