..
Теперь Голубков знал почти все, что ему было необходимо знать: что сейчас Пастух играет в прятки с рязанской милицией, что всех членов его отряда знают в лицо и что это не мешает им по-прежнему оставаться невидимыми для контрразведки. Знал он и главное: пока он не перехватит Пастуха и не возьмет под свою опеку, над ним будет висеть карающий меч спецназа армейской контрразведки.
Взяв с собой парочку нужных ему документов прикрытия, Голубков вышел во двор. Он сел в служебную «Волгу» управления со спецсигналами на крыше и тремя нулями на номере, завел ее, газанул, проверяя работу форсированного двигателя, и выехал за ворота УПСМ.
Стояло время утреннего часа пик: центр Москвы был запружен автомобилями до предела. Но генерал предусмотрел и это: он специально сел в служебную машину управления, а не в собственную иномарку. Включив мигалки и время от времени подсигналивая сиреной, Голубков за пять минут выбрался на Садовое кольцо, спустился по нему к Таганке, затем, игнорируя красные сигналы светофоров, вылетел на Волгоградский проспект, а еще через десять минут генерал уже несся по новому Рязанскому шоссе. Единственное, о чем он думал в эти минуты, было: «Лишь бы Пастух прорвался под Рязанью. Дай-то бог, чтобы все обошлось без жертв...»
* * *
Муха затормозил «форд» прямо посреди трассы. Впереди загораживал дорогу блокпост, охраняемый солдатами, одетыми в камуфляж и голубые десантные береты. У блокпоста скопилось несколько машин, ожидающих своей очереди на проверку. Я вспомнил предупреждение Голубкова о том, что нашу машину наверняка уже вычислили, и понял, что к блокпосту никак нельзя: нас тут же повяжут.
— Олег, давай к лесу! Живо! — крикнул я.
Муха рванул «форд» с места и направил его к еле заметной тропинке, ведущей прямо от обочины в глубь леса. Я оглянулся — посмотреть, заметили на блокпосту наш маневр или нет, — но, кажется, нам в очередной раз повезло: никто нас преследовать не стал. Мы, нещадно трясясь на кочках и выступающих на поверхность корнях, несколько минут ехали по тропе, потом Муха по моему приказу свернул налево и, объезжая деревья, повел машину параллельно трассе. Сейчас мне ничего так больше не хотелось, как чтобы наша иномарка не застряла в какой-нибудь выбоине. Но, как оказалось, это было не самое страшное, что могло с нами случиться: буквально через несколько сотен метров Муха снова резко затормозил и сразу же заглушил мотор.
— Слезай, приехали!.. — хмуро произнес он.
— Что там? — спросил Боцман с заднего сиденья.
— Кажется, на нас целую армию двинули... — ответил Муха. — Впереди сплошная цепь из ОМОНа. Они тут весь лес обложили, незаметно нам не пройти. Что делаем, командир?
— Надо разделиться, — сказал я. — Двое отвлекут внимание, возьмут погоню на себя. Остальные на машине попробуют прорваться в образовавшееся окно. Затем встретимся где-нибудь за Рязанью на шоссе, — скажем, на пятнадцатом километре в сторону Москвы...
— Я пойду с тобой! — сказал Боцман.
— Нет... Извини, но на тебе по-прежнему генерал. Пойдем мы с Доком. Олег — с машиной, Семен из-за своей головы марш-бросок не одолеет. Так что остаемся мы двое... Иван, ты готов?
— Я всегда готов...
— Тогда вылезай. Автомат не бери — не станем же мы по своим стрелять, да и легче бежать будет... Ну мы пошли. Олег, ты все понял? Как только омоновцы за нами двинут, давай по газам — и вперед. Встречаемся через час на пятнадцатом километре Московского шоссе.
— А вы успеете за час? — засомневался Муха.
— Ничего, нам только по лесу их немного помотать, а потом мы себе машину найдем. Впрочем, давай накинем еще час — контрольное время.
— Годится! Ни пуха вам...
— К черту! Ваня, пошли...
И мы, прикрываясь деревьями, пошли вперед, к еле заметной отсюда цепи солдат, двигающейся по нашу душу.
"...Господи, помоги мне и друзьям моим! Не собственного блага ради рискуем мы жизнями своими, а во имя Твое... Кто-то же должен остановить зло и не дать ему вырваться на волю из этой проклятой бочки. Нам пришлось много плохих людей лишить жизни, но если мы сделали это, то только для того, чтобы еще больше хороших людей смогли жить и работать спокойно. Нам не нужна благодарность их, хватит того, что Ты поймешь нас и простишь грехи наши. Мы бываем злы, бываем ожесточенны. Но это случается лишь тогда, когда нас вынуждают к тому. Прости нас, ибо мы — меч Твой. И да не заржавеет клинок, не затупится сталь, не сломается рукоять! Сделай это, и больше ничего не прошу у Тебя — все остальное ты уже дал нам...
Человек способен вынести почти все, что угодно, если у него нет выбора. Но настоящее мужество начинается тогда, когда у вас есть выбор, а вы все равно делаете то, что должны делать. Ведь долг — это не вообще какой-то долг, а именно ваш — то, что в эту минуту никто, кроме вас, не сделает. Не про это ли говорится в Екклесиасте: «Кто наблюдает ветер, тому не сеять. И, кто смотрит на облака, тому не жать».
Вот что приходит в голову, когда просто бежишь от опасности...
Когда мы с Доком, нарочно громко хрустя валежником, вышли на цепь омоновцев, по нас сразу же открыли огонь, — похоже, у этих ребят была такая инструкция: мочить!.. Но, слава богу, реакция нас с Доком не подвела. Они еще только поднимали в нашу сторону свои короткоствольные автоматы, а мы уже рухнули в траву и кубарем покатились под прикрытие деревьев. Затем следовало самое страшное — встать и на виду у них побежать, отвлекая цепь от нашего «форда». Мы с Доком понимали друг друга с полуслова или даже с полвзгляда. Док посмотрел на меня, я — на него, и вскочить нам удалось почти одновременно. Тут же последовал рывок: он стал забирать вправо, я — вглубь. По стволам деревьев, выщелкивая кору и обрезая ветки, засвистели посланные в нашу сторону пули. Велик был соблазн отбежать на безопасное расстояние, но нам нельзя было слишком отрываться от наших преследователей: они постоянно должны были видеть нас, иначе они вернулись бы на свое прежнее место и тогда с треском провалилась вся наша затея.
Так, под свист пуль и трескотню уничтожаемых ими сучьев, мы двигались минут пятнадцать. Док давно уже был где-то далеко в стороне от меня; я слышал, как метрах в трехстах правее по нему стреляют из нескольких стволов, а по тому, как перемещаются эти звуки, я мог догадаться, где примерно сейчас Док находится. Мне, как и ему, было совсем несладко — как еще выразить словами свое состояние, когда по тебе шпарят из пяти или шести автоматов Калашникова?..
Я решил, что пора это прекращать: оставшиеся в «форде» члены нашей команды наверняка уже проникли на другую сторону оцепления. Ну, а если не проникли... Все равно тащить за собой дальше целое отделение молодых вооруженных бойцов, с азартом гончих идущих по твоему следу, было бессмысленно. Я огляделся, выбрал подходящее дерево, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, сделал подъем переворотом, затем поднялся по стволу чуть выше и здесь удачно устроился в разветвлении ствола. Через минуту на том месте, где я только что стоял, появились мои преследователи — их черные береты было отлично видны с моего наблюдательного поста.
— Володь, ты его видишь? — негромко спросил один милиционер у своего соседа. — Он, кажется, в ту сторону двигался... — Омоновец показал рукой куда-то впереди себя.
— Да нет же, он левее брал... — заспорил с ним его приятель. — Давай погодим наших, пусть догонят.
Они остановились неподалеку от того самого дерева, на котором я сидел. Через мгновение неподалеку раздался топот бегущих людей — и на полянку выскочили еще четверо омоновцев. Я порадовался их физической подготовке: никто из них тяжело не дышал и совсем не устал от трехкилометрового лесного рывка. Видно, прилично их гоняют инструктора по физподготовке. Что ж, если у них и с единоборствами дело так же хорошо поставлено, как с легкой атлетикой, мне придется туговато — сразу всех шестерых я вряд ли осилю.
— Ну, чего встали? — спросил один из вновь подбежавших, с двумя лычками младшего сержанта на погонах.
— Да пропал он куда-то, — ответил Володя, мордастый, здоровый парень, в руках которого автомат казался детской игрушкой. — До этого места мы его еще видели, а потом он как сквозь землю провалился...
Володя хотел еще что-то объяснить сержанту, но тот оборвал его:
— Тихо! Слушать всем! Он, наверное, где-то рядом затаился.
Все немедленно замолчали. Я давно уже восстановил дыхание, поэтому мог сидеть в своем «гнезде» абсолютно бесшумно. Омоновцы с минуту вслушивались в лесные шорохи, время от времени настороженно выкидывая свои автоматы то на звук неожиданно вспорхнувшей птицы, то на скрип дерева, закачавшегося от порыва ветра; затем все тот же сержант — наверное, у него за плечами было побольше опыта — скомандовал:
— Так, встаем в цепь на расстояние видимости соседа и движемся вон в том направлении. — Он показал стволом автомата на деревья впереди себя. — И помните: поодиночке с ним в бой не вступать, возможно, у него спецназовское прошлое, а возможно, даже и какая-нибудь западная диверсионная школа...
— А автоматы нам на что? — возразил один из курсантов. — Подумаешь, спецназ! Дал очередь по нему — и всех делов.
«Эх, я бы сейчас показал этому сопляку, как давать очередь по безоружному!..» — подумал я. Впрочем, подумал совсем беззлобно.
— Слушай, что тебе говорят! — прикрикнул на него сержант. — Опытный боец тебя и близко к себе не подпустит с твоим автоматом. А если он и окажется рядом, то ты этого просто не успеешь заметить... Ладно, хорош болтать! Рассредоточились и пошли...
Они снова растянулись цепочкой и двинулись в глубь леса.
«И откуда ты такой умный взялся? — подумал я о сержанте. — Все-то ты знаешь, а вот умеешь ли?..»
Дождавшись, когда милиционеры отойдут на достаточное расстояние, я осторожно сполз по дереву на землю и направился в противоположную их направлению сторону — туда, где совсем недавно мы расстались с Доком. Я надеялся, что ему тоже удалось без особых проблем избавиться от преследователей. Но тут я ошибался...
Я увидел Дока через десять минут. Он сидел на земле со связанными сзади руками. Рядом стояли два омоновца. На плечах одного из них висела рация. Когда я подошел на расстояние, достаточное, чтобы услышать, о чем он говорит, тот уже заканчивал разговор:
— ...Есть, товарищ капитан! Да, я все понял. Есть повторить приказ! Берем задержанного и доставляем к блокпосту. В случае нападения ликвидируем террориста, вступаем в бой и ждем подкрепления... Есть смотреть в оба! Отбой.
Радист снял с головы наушники и убрал их в кармашек чехла от рации. Затем он потянул за ворот Дока и сказал:
— Пошли! Только без глупостей. Побежишь — буду стрелять без предупреждения!
Омоновец старался выглядеть круче, чем был на самом деле. Кажется, он побаивался Дока даже связанного: наверняка командиры наплели им о нас с три короба. В принципе командиры правильно сделали: испуганный человек злее. Но тут тоже перебарщивать нельзя, всему есть пределы: напугаешь вот так какого-нибудь малоопытного молокососа с пушкой в руках, а он с перепугу начнет палить во все стороны, не разбирая, где свои, а где чужие...
Док встал и пошел между двумя омоновцами — тот, который с рацией, чуть впереди, а второй — рядом с Доком, придерживая его за руку. Я спрятался за широкий ствол сосны и подал наш условный сигнал — дважды свистнул.
Человеку неопытному он мог показаться, скажем, криком сойки, только сойка никогда не повторяет свой свист в одной тональности. В любой скрытно работающей группе обязательно есть подобные сигналы на все оговоренные заранее случаи. Без них ни в разведку, ни на диверсионную акцию не пойдешь — не перекрикиваться же в присутствии противника открытым текстом! Говорят, что в некоторых подразделениях спецназа используются специальные свистки, звук которых нетренированным ухом уловить трудно, но я лично подобных средств связи еще не видел.
Мой сигнал означал «здесь свой». Я видел, как Док легонько кивнул головой, показывая, что услышал мой свист. Что касается омоновцев, то они, как и следовало ожидать, на сигнал не среагировали, просто не обратили на него внимания.
Я крадучись подобрался к Доку и его конвоирам на максимально близкое расстояние; до спины моего друга было всего метра три, не больше. Что ж, настала пора освобождать старого боевого товарища... Я легонько цокнул губами, давая сигнал «атакую», и, сделав быстрый шаг вперед, нанес удар кончиками пальцев под затылок идущему рядом с Доком милиционеру. В принципе это смертельный удар. Но если нанести его чуть слабее, то человека просто на несколько минут парализует.
Не зря мы столько времени делали дело бок о бок — пока я управлялся с задним омоновцем, Док крутанулся на пятке и провел ногой знаменитый удар «мельница» в висок идущему впереди него радисту. И вовремя, потому что тот уже готов был обернуться на шум сзади. А теперь он лишь обхватил голову руками и упал на землю. Док тут же уселся на него, для верности придавив его шею коленом. Я поспешил освободить Доку руки.
— Как тебя угораздило? — спросил я.
— "Как", «как»... — поморщился Док. — Шел в отрыве, все вроде нормально было. Выбежал на полянку, а там в кустах меня человек десять встречают — их, наверное, по рации вызвали, мне наперерез послали. Открытое место, автоматы в упор и все такое. Куда денешься? Пришлось сдаваться... И главное, они, мальчишки, обрадовались и побежали тебя искать! Думали, наверное, сейчас поймаем по-быстрому второго — и домой...
— Ладно, не переживай, — успокоил я его. — Хорошо все, что хорошо кончается...
— Еще ничего не кончилось... — возразил мне Док. — Посмотри малого, не перестарался я?
Я нагнулся над радистом — артерия на шее пульсировала под моим пальцем. «Жив!» — обрадовался я. И так уж нас нарисовали какими-то людоедами, не хватало нам еще своих же мальчиков гробить... Вообще-то Док, конечно, прав: еще неизвестно, где и какой будет конец у этой нашей несложившейся рыбалки...
Освободившейся веревкой мы прикрутили обоих омоновцев спинами друг к другу, заткнули им рты их же беретами и двинулись дальше. Через несколько минут мы снова вышли на оцепление. Кажется, командир облавы оказался хитрее, чем я думал: похоже, он уже перебросил часть оставшихся в цепи милиционеров в те места, где они нас засекли. Ну что ж, логично. Но были в этом решении и несомненные плюсы для нас — цепь облавы стала заметно реже. Мы определили место, где расстояние между омоновцами было самым большим, и выбрали себе точку прорыва: в центре облюбованного нами участка стоял, вертя головой по сторонам, парень, явно удовлетворяющий нашим не очень сложным требования, — судя по всему, он явно попал в ОМОН сразу после армии. Он конечно же был крепок и даже кое в чем соображал (без этого бы его, наверно, и не взяли), но ему явно не хватало оперативного опыта. Это сказывалось во всем: как он, постоянно дергаясь, зыркал глазами по сторонам, как вздрагивал, хватаясь за автомат при любом новом звуке, как плохо он выбрал свою позицию — стоял, опершись спиной на дерево, чем фактически создал мертвую зону в секции своего обзора...
Мы с Доком долго ждали, затаившись в кустах неподалеку от него, и дождались: омоновец полез в нагрудной карман за сигаретами. Ну вот, что и требовалось: сейчас он станет прикуривать, а стало быть, на мгновение отвлечется от того, что происходит вокруг. Удобнее момента и не придумать.
— Давай, — шепнул я Доку, когда омоновец чиркнул зажигалкой и наклонился к ней. Док мгновенно исчез, но я знал: сейчас он уже подбирается к дереву за его спиной. Милиционер прикурил, с наслаждением глубоко затянулся и выпустил длинную дымную струйку. Ну вот, теперь настала моя очередь. Я встал во весь рост, поднял руки и, шагнув к парню, сказал, стараясь выглядеть совсем обреченным: — Не стреляй, я сдаюсь!
— А ну стоять на месте! — оторопело приказал милиционер, решительно отбрасывая сигарету в траву и направляя на меня автомат.
Похоже, он собирался позвать к себе кого-нибудь в подкрепление — он даже повернул голову, чтобы крикнуть, и это было его последнее движение: Док, воспользовавшись тем, что омоновец целиком переключил внимание на меня, мгновенно приблизился к омоновцу на расстояние удара. Остальное было делом техники...
— Извини, парень, — сказал я, впихивая ему в рот беретку.
Док тем временем стягивал руки служивого ремнем от его же автомата. Вытаращенные то ли от боли, то ли от удивления глаза омоновца несколько раз моргнули.
— Отдыхай... — сказал я ему на прощание, и мы ускоренным шагом двинулись через образовавшееся в оцеплении окно.
Итак, одно опасное место нам миновать удалось. Теперь надо было догонять ушедших вперед своих — если они прошли, конечно. Как бы то ни было, наша задача — вовремя оказаться в точке рандеву. Мы с Доком отмахали по лесу еще с километр параллельно трассе, а потом резко свернули влево и минут через десять вышли на обочину Московского шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Теперь Голубков знал почти все, что ему было необходимо знать: что сейчас Пастух играет в прятки с рязанской милицией, что всех членов его отряда знают в лицо и что это не мешает им по-прежнему оставаться невидимыми для контрразведки. Знал он и главное: пока он не перехватит Пастуха и не возьмет под свою опеку, над ним будет висеть карающий меч спецназа армейской контрразведки.
Взяв с собой парочку нужных ему документов прикрытия, Голубков вышел во двор. Он сел в служебную «Волгу» управления со спецсигналами на крыше и тремя нулями на номере, завел ее, газанул, проверяя работу форсированного двигателя, и выехал за ворота УПСМ.
Стояло время утреннего часа пик: центр Москвы был запружен автомобилями до предела. Но генерал предусмотрел и это: он специально сел в служебную машину управления, а не в собственную иномарку. Включив мигалки и время от времени подсигналивая сиреной, Голубков за пять минут выбрался на Садовое кольцо, спустился по нему к Таганке, затем, игнорируя красные сигналы светофоров, вылетел на Волгоградский проспект, а еще через десять минут генерал уже несся по новому Рязанскому шоссе. Единственное, о чем он думал в эти минуты, было: «Лишь бы Пастух прорвался под Рязанью. Дай-то бог, чтобы все обошлось без жертв...»
* * *
Муха затормозил «форд» прямо посреди трассы. Впереди загораживал дорогу блокпост, охраняемый солдатами, одетыми в камуфляж и голубые десантные береты. У блокпоста скопилось несколько машин, ожидающих своей очереди на проверку. Я вспомнил предупреждение Голубкова о том, что нашу машину наверняка уже вычислили, и понял, что к блокпосту никак нельзя: нас тут же повяжут.
— Олег, давай к лесу! Живо! — крикнул я.
Муха рванул «форд» с места и направил его к еле заметной тропинке, ведущей прямо от обочины в глубь леса. Я оглянулся — посмотреть, заметили на блокпосту наш маневр или нет, — но, кажется, нам в очередной раз повезло: никто нас преследовать не стал. Мы, нещадно трясясь на кочках и выступающих на поверхность корнях, несколько минут ехали по тропе, потом Муха по моему приказу свернул налево и, объезжая деревья, повел машину параллельно трассе. Сейчас мне ничего так больше не хотелось, как чтобы наша иномарка не застряла в какой-нибудь выбоине. Но, как оказалось, это было не самое страшное, что могло с нами случиться: буквально через несколько сотен метров Муха снова резко затормозил и сразу же заглушил мотор.
— Слезай, приехали!.. — хмуро произнес он.
— Что там? — спросил Боцман с заднего сиденья.
— Кажется, на нас целую армию двинули... — ответил Муха. — Впереди сплошная цепь из ОМОНа. Они тут весь лес обложили, незаметно нам не пройти. Что делаем, командир?
— Надо разделиться, — сказал я. — Двое отвлекут внимание, возьмут погоню на себя. Остальные на машине попробуют прорваться в образовавшееся окно. Затем встретимся где-нибудь за Рязанью на шоссе, — скажем, на пятнадцатом километре в сторону Москвы...
— Я пойду с тобой! — сказал Боцман.
— Нет... Извини, но на тебе по-прежнему генерал. Пойдем мы с Доком. Олег — с машиной, Семен из-за своей головы марш-бросок не одолеет. Так что остаемся мы двое... Иван, ты готов?
— Я всегда готов...
— Тогда вылезай. Автомат не бери — не станем же мы по своим стрелять, да и легче бежать будет... Ну мы пошли. Олег, ты все понял? Как только омоновцы за нами двинут, давай по газам — и вперед. Встречаемся через час на пятнадцатом километре Московского шоссе.
— А вы успеете за час? — засомневался Муха.
— Ничего, нам только по лесу их немного помотать, а потом мы себе машину найдем. Впрочем, давай накинем еще час — контрольное время.
— Годится! Ни пуха вам...
— К черту! Ваня, пошли...
И мы, прикрываясь деревьями, пошли вперед, к еле заметной отсюда цепи солдат, двигающейся по нашу душу.
"...Господи, помоги мне и друзьям моим! Не собственного блага ради рискуем мы жизнями своими, а во имя Твое... Кто-то же должен остановить зло и не дать ему вырваться на волю из этой проклятой бочки. Нам пришлось много плохих людей лишить жизни, но если мы сделали это, то только для того, чтобы еще больше хороших людей смогли жить и работать спокойно. Нам не нужна благодарность их, хватит того, что Ты поймешь нас и простишь грехи наши. Мы бываем злы, бываем ожесточенны. Но это случается лишь тогда, когда нас вынуждают к тому. Прости нас, ибо мы — меч Твой. И да не заржавеет клинок, не затупится сталь, не сломается рукоять! Сделай это, и больше ничего не прошу у Тебя — все остальное ты уже дал нам...
Человек способен вынести почти все, что угодно, если у него нет выбора. Но настоящее мужество начинается тогда, когда у вас есть выбор, а вы все равно делаете то, что должны делать. Ведь долг — это не вообще какой-то долг, а именно ваш — то, что в эту минуту никто, кроме вас, не сделает. Не про это ли говорится в Екклесиасте: «Кто наблюдает ветер, тому не сеять. И, кто смотрит на облака, тому не жать».
Вот что приходит в голову, когда просто бежишь от опасности...
Когда мы с Доком, нарочно громко хрустя валежником, вышли на цепь омоновцев, по нас сразу же открыли огонь, — похоже, у этих ребят была такая инструкция: мочить!.. Но, слава богу, реакция нас с Доком не подвела. Они еще только поднимали в нашу сторону свои короткоствольные автоматы, а мы уже рухнули в траву и кубарем покатились под прикрытие деревьев. Затем следовало самое страшное — встать и на виду у них побежать, отвлекая цепь от нашего «форда». Мы с Доком понимали друг друга с полуслова или даже с полвзгляда. Док посмотрел на меня, я — на него, и вскочить нам удалось почти одновременно. Тут же последовал рывок: он стал забирать вправо, я — вглубь. По стволам деревьев, выщелкивая кору и обрезая ветки, засвистели посланные в нашу сторону пули. Велик был соблазн отбежать на безопасное расстояние, но нам нельзя было слишком отрываться от наших преследователей: они постоянно должны были видеть нас, иначе они вернулись бы на свое прежнее место и тогда с треском провалилась вся наша затея.
Так, под свист пуль и трескотню уничтожаемых ими сучьев, мы двигались минут пятнадцать. Док давно уже был где-то далеко в стороне от меня; я слышал, как метрах в трехстах правее по нему стреляют из нескольких стволов, а по тому, как перемещаются эти звуки, я мог догадаться, где примерно сейчас Док находится. Мне, как и ему, было совсем несладко — как еще выразить словами свое состояние, когда по тебе шпарят из пяти или шести автоматов Калашникова?..
Я решил, что пора это прекращать: оставшиеся в «форде» члены нашей команды наверняка уже проникли на другую сторону оцепления. Ну, а если не проникли... Все равно тащить за собой дальше целое отделение молодых вооруженных бойцов, с азартом гончих идущих по твоему следу, было бессмысленно. Я огляделся, выбрал подходящее дерево, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, сделал подъем переворотом, затем поднялся по стволу чуть выше и здесь удачно устроился в разветвлении ствола. Через минуту на том месте, где я только что стоял, появились мои преследователи — их черные береты было отлично видны с моего наблюдательного поста.
— Володь, ты его видишь? — негромко спросил один милиционер у своего соседа. — Он, кажется, в ту сторону двигался... — Омоновец показал рукой куда-то впереди себя.
— Да нет же, он левее брал... — заспорил с ним его приятель. — Давай погодим наших, пусть догонят.
Они остановились неподалеку от того самого дерева, на котором я сидел. Через мгновение неподалеку раздался топот бегущих людей — и на полянку выскочили еще четверо омоновцев. Я порадовался их физической подготовке: никто из них тяжело не дышал и совсем не устал от трехкилометрового лесного рывка. Видно, прилично их гоняют инструктора по физподготовке. Что ж, если у них и с единоборствами дело так же хорошо поставлено, как с легкой атлетикой, мне придется туговато — сразу всех шестерых я вряд ли осилю.
— Ну, чего встали? — спросил один из вновь подбежавших, с двумя лычками младшего сержанта на погонах.
— Да пропал он куда-то, — ответил Володя, мордастый, здоровый парень, в руках которого автомат казался детской игрушкой. — До этого места мы его еще видели, а потом он как сквозь землю провалился...
Володя хотел еще что-то объяснить сержанту, но тот оборвал его:
— Тихо! Слушать всем! Он, наверное, где-то рядом затаился.
Все немедленно замолчали. Я давно уже восстановил дыхание, поэтому мог сидеть в своем «гнезде» абсолютно бесшумно. Омоновцы с минуту вслушивались в лесные шорохи, время от времени настороженно выкидывая свои автоматы то на звук неожиданно вспорхнувшей птицы, то на скрип дерева, закачавшегося от порыва ветра; затем все тот же сержант — наверное, у него за плечами было побольше опыта — скомандовал:
— Так, встаем в цепь на расстояние видимости соседа и движемся вон в том направлении. — Он показал стволом автомата на деревья впереди себя. — И помните: поодиночке с ним в бой не вступать, возможно, у него спецназовское прошлое, а возможно, даже и какая-нибудь западная диверсионная школа...
— А автоматы нам на что? — возразил один из курсантов. — Подумаешь, спецназ! Дал очередь по нему — и всех делов.
«Эх, я бы сейчас показал этому сопляку, как давать очередь по безоружному!..» — подумал я. Впрочем, подумал совсем беззлобно.
— Слушай, что тебе говорят! — прикрикнул на него сержант. — Опытный боец тебя и близко к себе не подпустит с твоим автоматом. А если он и окажется рядом, то ты этого просто не успеешь заметить... Ладно, хорош болтать! Рассредоточились и пошли...
Они снова растянулись цепочкой и двинулись в глубь леса.
«И откуда ты такой умный взялся? — подумал я о сержанте. — Все-то ты знаешь, а вот умеешь ли?..»
Дождавшись, когда милиционеры отойдут на достаточное расстояние, я осторожно сполз по дереву на землю и направился в противоположную их направлению сторону — туда, где совсем недавно мы расстались с Доком. Я надеялся, что ему тоже удалось без особых проблем избавиться от преследователей. Но тут я ошибался...
Я увидел Дока через десять минут. Он сидел на земле со связанными сзади руками. Рядом стояли два омоновца. На плечах одного из них висела рация. Когда я подошел на расстояние, достаточное, чтобы услышать, о чем он говорит, тот уже заканчивал разговор:
— ...Есть, товарищ капитан! Да, я все понял. Есть повторить приказ! Берем задержанного и доставляем к блокпосту. В случае нападения ликвидируем террориста, вступаем в бой и ждем подкрепления... Есть смотреть в оба! Отбой.
Радист снял с головы наушники и убрал их в кармашек чехла от рации. Затем он потянул за ворот Дока и сказал:
— Пошли! Только без глупостей. Побежишь — буду стрелять без предупреждения!
Омоновец старался выглядеть круче, чем был на самом деле. Кажется, он побаивался Дока даже связанного: наверняка командиры наплели им о нас с три короба. В принципе командиры правильно сделали: испуганный человек злее. Но тут тоже перебарщивать нельзя, всему есть пределы: напугаешь вот так какого-нибудь малоопытного молокососа с пушкой в руках, а он с перепугу начнет палить во все стороны, не разбирая, где свои, а где чужие...
Док встал и пошел между двумя омоновцами — тот, который с рацией, чуть впереди, а второй — рядом с Доком, придерживая его за руку. Я спрятался за широкий ствол сосны и подал наш условный сигнал — дважды свистнул.
Человеку неопытному он мог показаться, скажем, криком сойки, только сойка никогда не повторяет свой свист в одной тональности. В любой скрытно работающей группе обязательно есть подобные сигналы на все оговоренные заранее случаи. Без них ни в разведку, ни на диверсионную акцию не пойдешь — не перекрикиваться же в присутствии противника открытым текстом! Говорят, что в некоторых подразделениях спецназа используются специальные свистки, звук которых нетренированным ухом уловить трудно, но я лично подобных средств связи еще не видел.
Мой сигнал означал «здесь свой». Я видел, как Док легонько кивнул головой, показывая, что услышал мой свист. Что касается омоновцев, то они, как и следовало ожидать, на сигнал не среагировали, просто не обратили на него внимания.
Я крадучись подобрался к Доку и его конвоирам на максимально близкое расстояние; до спины моего друга было всего метра три, не больше. Что ж, настала пора освобождать старого боевого товарища... Я легонько цокнул губами, давая сигнал «атакую», и, сделав быстрый шаг вперед, нанес удар кончиками пальцев под затылок идущему рядом с Доком милиционеру. В принципе это смертельный удар. Но если нанести его чуть слабее, то человека просто на несколько минут парализует.
Не зря мы столько времени делали дело бок о бок — пока я управлялся с задним омоновцем, Док крутанулся на пятке и провел ногой знаменитый удар «мельница» в висок идущему впереди него радисту. И вовремя, потому что тот уже готов был обернуться на шум сзади. А теперь он лишь обхватил голову руками и упал на землю. Док тут же уселся на него, для верности придавив его шею коленом. Я поспешил освободить Доку руки.
— Как тебя угораздило? — спросил я.
— "Как", «как»... — поморщился Док. — Шел в отрыве, все вроде нормально было. Выбежал на полянку, а там в кустах меня человек десять встречают — их, наверное, по рации вызвали, мне наперерез послали. Открытое место, автоматы в упор и все такое. Куда денешься? Пришлось сдаваться... И главное, они, мальчишки, обрадовались и побежали тебя искать! Думали, наверное, сейчас поймаем по-быстрому второго — и домой...
— Ладно, не переживай, — успокоил я его. — Хорошо все, что хорошо кончается...
— Еще ничего не кончилось... — возразил мне Док. — Посмотри малого, не перестарался я?
Я нагнулся над радистом — артерия на шее пульсировала под моим пальцем. «Жив!» — обрадовался я. И так уж нас нарисовали какими-то людоедами, не хватало нам еще своих же мальчиков гробить... Вообще-то Док, конечно, прав: еще неизвестно, где и какой будет конец у этой нашей несложившейся рыбалки...
Освободившейся веревкой мы прикрутили обоих омоновцев спинами друг к другу, заткнули им рты их же беретами и двинулись дальше. Через несколько минут мы снова вышли на оцепление. Кажется, командир облавы оказался хитрее, чем я думал: похоже, он уже перебросил часть оставшихся в цепи милиционеров в те места, где они нас засекли. Ну что ж, логично. Но были в этом решении и несомненные плюсы для нас — цепь облавы стала заметно реже. Мы определили место, где расстояние между омоновцами было самым большим, и выбрали себе точку прорыва: в центре облюбованного нами участка стоял, вертя головой по сторонам, парень, явно удовлетворяющий нашим не очень сложным требования, — судя по всему, он явно попал в ОМОН сразу после армии. Он конечно же был крепок и даже кое в чем соображал (без этого бы его, наверно, и не взяли), но ему явно не хватало оперативного опыта. Это сказывалось во всем: как он, постоянно дергаясь, зыркал глазами по сторонам, как вздрагивал, хватаясь за автомат при любом новом звуке, как плохо он выбрал свою позицию — стоял, опершись спиной на дерево, чем фактически создал мертвую зону в секции своего обзора...
Мы с Доком долго ждали, затаившись в кустах неподалеку от него, и дождались: омоновец полез в нагрудной карман за сигаретами. Ну вот, что и требовалось: сейчас он станет прикуривать, а стало быть, на мгновение отвлечется от того, что происходит вокруг. Удобнее момента и не придумать.
— Давай, — шепнул я Доку, когда омоновец чиркнул зажигалкой и наклонился к ней. Док мгновенно исчез, но я знал: сейчас он уже подбирается к дереву за его спиной. Милиционер прикурил, с наслаждением глубоко затянулся и выпустил длинную дымную струйку. Ну вот, теперь настала моя очередь. Я встал во весь рост, поднял руки и, шагнув к парню, сказал, стараясь выглядеть совсем обреченным: — Не стреляй, я сдаюсь!
— А ну стоять на месте! — оторопело приказал милиционер, решительно отбрасывая сигарету в траву и направляя на меня автомат.
Похоже, он собирался позвать к себе кого-нибудь в подкрепление — он даже повернул голову, чтобы крикнуть, и это было его последнее движение: Док, воспользовавшись тем, что омоновец целиком переключил внимание на меня, мгновенно приблизился к омоновцу на расстояние удара. Остальное было делом техники...
— Извини, парень, — сказал я, впихивая ему в рот беретку.
Док тем временем стягивал руки служивого ремнем от его же автомата. Вытаращенные то ли от боли, то ли от удивления глаза омоновца несколько раз моргнули.
— Отдыхай... — сказал я ему на прощание, и мы ускоренным шагом двинулись через образовавшееся в оцеплении окно.
Итак, одно опасное место нам миновать удалось. Теперь надо было догонять ушедших вперед своих — если они прошли, конечно. Как бы то ни было, наша задача — вовремя оказаться в точке рандеву. Мы с Доком отмахали по лесу еще с километр параллельно трассе, а потом резко свернули влево и минут через десять вышли на обочину Московского шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28