Жидкость стала ядовито-желтой, в ней плавали лохмотья мякоти. Всыпав туда по пол-ложки красного и черного молотого перца, он все это перемешал, и, подняв на уровень лица, опрокинул в рот, осушив стакан одним большим глотком.
Это был своего рода ритуал, каждое утро Краух употреблял стакан насыщенной водки, считая, что таким образом защищает свой организм от местных инфекций.
Через несколько минут на него наваливалась алкогольная депрессия, тогда Ганс вспоминал фильмы о русских белогвардейцах, которые, потеряв свою родину, где-то в парижских кабаках играли с жизнью в «русскую рулетку». Вспоминая это, он смотрел в дверной проем, откуда была видна вешалка с его полевой формой, поверх которой висел ремень с кобурой и автоматическим пистолетом в ней.
Для игры в «русскую рулетку» русский «токарев» не годился. У него не бывало осечек.
Сейчас размышления Крауха о «русской рулетке» прервал зуммер телефона.
В гостиной перед диваном стояла уродливая коробка полевого телефона.
– Да, слушаю, – произнес Ганс, снимая трубку с аппарата.
– Капитан Краух, через полчаса за вами прибудет машина. Срочный вызов к полковнику Мюллеру. – На другом конце повесили трубку.
– Ну вот, кажется, и обо мне вспомнили, – прежде чем положить трубку, сам для себя произнес Ганс. Депрессию как рукой сняло. Пора было собираться.
Ровно через тридцать минут перед коттеджем Крауха остановилось два советских джипа «УАЗ». В первом находилось трое негров в кубинской полевой форме. Один сидел за рулем, два других с «калашниковыми» на изготовку занимали заднее сиденье автомобиля.
Второй джип с крупнокалиберным пулеметом на турели оккупировали шестеро чернокожих бойцов в касках советского образца, устаревшей советской форме и «древними» дисковыми автоматами «ППШ».
Несмотря на официальное прекращение гражданской войны, на дорогах было неспокойно.
Уже одетый в полевую форму, с короткими рукавами, перетянутый ремнями портупеи и большой кобурой на бедре, Ганс нахлобучил на голову светло-зеленую фуражку с высокой тульей. Прикрыв за собой дверь коттеджа, он сел в джип рядом с водителем.
Больше часа конвой трясся по разбитому войной шоссе, все время въезжая в выбоины и воронки от снарядов и мин.
Наконец, проскочив раскаленную от солнца саванну, конвой въехал на загаженные улицы Луанды. Столица Анголы по-прежнему находилась в постколониальном состоянии, когда вождей всех рангов волнует «светлое будущее» всей страны, но никто не собирается убирать мусор из собственного квартала.
Проехав через центр города, джипы свернули к президентскому дворцу. Напротив президентского дворца, в старых (а потому добротных) португальских казармах размещалось управление военной разведки и контрразведки, охраной которой занималось самое боеспособное подразделение Ангольской армии, бригада особого назначения. Высший офицерский состав состоял полностью из восточных немцев, а младший офицерский прошел обучение в военных заведениях стран соцлагеря.
Бригада особого назначения была не только самой укомплектованной, обученной и боеспособной частью, главное – она была самой лояльной. Держа ее в центре столицы, правительство Анголы знало, что судьба его в надежных руках.
Проехав через пару контрольно-пропускных пунктов, где везде тщательно изучали документы с фотографией на них, Краух наконец добрался до здания управления.
Серое кирпичное здание в два этажа с черепичной крышей находилось во внутреннем дворике, под прикрытием каменных бараков-казарм.
У входа в управление стояли два автоматчика с оружием на караул. Пройдя мимо них, Ганс потянул на себя тяжелую массивную дверь из красного дерева и оказался перед бронированной заслонкой еще одного контрольно-пропускного пункта.
– Капитан Краух, – произнес Ганс, показывая удостоверение, – по вызову полковника Мюллера.
Негр с погонами сержанта сверился со списком, затем блеснул белками глаз и, изобразив на своем лице улыбку каннибала, нажал кнопку пульта управления. С грохотом отодвинулась бронированная заслонка.
Спрятав удостоверение в нагрудный карман, капитан прошел внутрь здания. Быстро пройдя большое фойе, он направился к мраморной лестнице, ведущей наверх.
Кабинет начальника военной разведки полковника Гюнтера Мюллера занимал левое крыло второго этажа. За полированной дверью сидела моложавая женщина-метиска с ореолом из рыжих пушистых волос. Она была одета, как и все служащие здесь, в военную форму без знаков различия.
Когда вошел Краух, секретарь лишь на мгновение оторвалась от пишущей машинки и произнесла два слова:
– Вас ждут.
Полковник Мюллер был среднего роста, худощавого телосложения. Всегда гладко выбритый, с аккуратно зачесанным пробором на голове, он больше походил на школьного учителя, чем на шефа разведки. В его открытом лице с тощими губами, прямым носом и ямочкой на подбородке не было ничего таинственного. Однако этот человек был сама тайна. Его водянисто-голубые глаза излучали доброту, тем самым скрывая холодный изощренный ум разведчика, благодаря которому за последние десять лет ангольская разведка провела не одну дюжину успешных операций по всему югу Африки.
Кабинет полковника был просторный, но темный. Три небольших окна находились под самым потолком, почти не давая света, поэтому электрическое освещение здесь горело постоянно. Большой полированный стол буквой Т занимал весь центр кабинета. Вдоль стола стояло полторы дюжины стульев, это было место совещания всех отделов управления. В центре восседал сам шеф – Мюллер, за его спиной в стене торчал гвоздь. Когда-то на нем висел портрет вождя мирового пролетариата. Но во времена смены ориентиров портрет Ленина сняли. Кого же взамен вешать – не придумали. Так гвоздь сиротливо и торчит из стены.
– Разрешите? – спросил Ганс, входя в кабинет.
– Заходи, садись, – без приветствия отозвался половник.
В отличие от кубинцев и ангольцев, которые, в свою очередь, переняли и традицию «старших» советских товарищей, он не здоровался с подчиненными за руку и не целовал в губы, когда случалось награждать их.
Краух сел недалеко от шефа в ожидании, что тот скажет.
– Не засиделся без дела, капитан? – поинтересовался Мюллер.
– Засидеться не засиделся, а вот на пляже залежался, это точно.
– Ну, тогда есть задание. Через десять дней в Мозамбике состоится совещание министров иностранных дел южного региона Африки. Что там будут они решать – не знаю, да это и не столь важно, главное в другом. Президент опасается какой-нибудь выходки со стороны УНИТА. Война вроде бы и закончилась, но автоматы на предохранители никто не ставит.
– Что я должен делать? – поинтересовался Краух.
– Твоя задача более чем деликатная. Провести разведку возле гостиницы, где будет проходить совещание. Если что-то затевается, попытаться предотвратить это самое что-то.
– Я могу связаться с местными службами безопасности или хотя бы охраной министра?
– Нет, – коротко ответил полковник, потом, немного подумав, добавил: – Мозамбикское руководство заявило, что не потерпит чужих спецслужб, потому что они сами могут позаботиться о безопасности совещания. У президента на этот счет другое мнение, поэтому тебя и посылают. Ты получишь пароль, на случай возникновения сложностей, и координаты нашего резидента. Он тебе поможет, но это на самый крайний случай.
– Понятно, – коротко ответил Ганс.
– Подожди, – перебил его полковник, – ты еще не знаком с условиями.
– С условиями? – переспросил Краух, он явно одичал от изоляции на базе, коротая свое изгнание на пару со «Столичной».
– Мы теперь «вольные птицы», – начал пояснять свою мысль Мюллер, – сейчас, как высококлассные профессионалы, не связанные никакими моральными догмами, мы имеем право выбора. Так вот условие: оплата производится по самому высокому тарифу, благо добыча полезных ископаемых в Анголе начала расти. Затем, после окончания этой операции ты получаешь звание майора и переходишь в постоянный состав управления. Тебе больше не придется мотаться по Африке. А если придется, то за очень большие деньги.
И еще, на десять дней получишь пять тысяч долларов. Можешь их потратить как тебе взбредет в голову. Можешь пропить, можешь потратить на шлюх или отложить на «черный день» – твое дело. Сам можешь проваляться на пляже и ни разу даже не вспомнить о задании. Если совещание пройдет без эксцессов, ты вернешься сюда и получишь звание и деньги. Ну, в общем, как договаривались. А вот если произойдет что-то и в этом обвинят Анголу, то тогда не взыщи. Из-под земли тебя найдут. Ну как, такие условия устраивают?
– Вполне, – не задумываясь, ответил Краух.

Жемчуг воспоминаний

После шестичасового перелета на гигантской «каравелле» авиакомпании «Эйр Франс» Ганс Краух оказался в столице Сенегала. Пройдя таможню, он послонялся час по зданию Дакарского аэропорта, затем, зайдя в небольшое кафе, заказал бутылку пива и стал ждать связного.
Потягивая прямо из бутылки пиво, Краух закурил. Пачка «Кэмэла» и золотая зажигалка с символическим верблюдом, лежащая поверх пачки, были условным знаком.
Не успел Ганс докурить сигарету, как за его столик села смуглолицая девица, явно принадлежащая к касте жриц любви. Оглядев ее пышные формы, Краух с безразличием поинтересовался:
– Чего тебе, милая?
– Меня интересуют мужчины-миссионеры, – сверкнув белозубой улыбкой, ответила девица. Это был пароль.
– Я священник, но не миссионер, – последовал ответ.
Они поднялись из-за стола и двинулись к выходу. Со стороны могло показаться, что ночная бабочка нашла клиента и днем. Но, оказавшись вне поля зрения посторонних, девушка открыла сумочку и извлекла из нее заграничный паспорт и авиабилет, вложенный в него. Взяв новые документы, старые Ганс передал девушке. Та сунула их в сумочку, с озорной улыбкой подмигнула ему, и, круто развернувшись, зашагала к выходу, соблазнительно виляя бедрами.
Полюбовавшись танцующей походкой путаны, Ганс раскрыл свой новый паспорт. Теперь он был подданным Королевства Бельгия Карлом Рейнером. По пачке визиток, попавших к Гансу вместе с паспортом, он выяснил, что занимается посредничеством в строительном бизнесе. Желтый авиабилет поведал, что посадка на самолет германской компании «Люфтганза» состоится через сорок минут. Пора было регистрироваться.
Подняв левой рукой чемодан и держа перед собой паспорт с билетом, новоиспеченный бельгиец направился к регистрационной кассе, а оттуда к зоне таможенного контроля.
Тучный негр в облегченной форме сенегальского таможенника, несмотря на беспрерывно работающий кондиционер, сильно потел, каждые несколько минут вытирая носовым платом мокрый лоб. Приняв паспорт у Ганса, он бегло сравнил фотографию в паспорте с оригиналом, поставил штамп и, вернув паспорт, снова взялся за носовой платок.
Германский «Боинг-747», летящий из Лондона через Марсель, Дакар, Канаду, в Мапуту, столицу Мозамбика, был похож на огромную белую рыбину, которую атаковали полчища насекомых.
Высокая блондинка с кукольным лицом Барби провела нового пассажира в салон «люкс» и нежным бархатным голосом спросила:
– Желаете что-то выпить до вылета?
– Нет, благодарю, – последовал скупой ответ.
Девушка уже повернулась, чтобы удалиться, как пассажир ее окликнул:
– Простите, мисс, я решил вздремнуть. Разбудите меня, когда мы будем в Мозамбике.
– Да, конечно.
– Благодарю.
Стюардесса удалилась, а Ганс пробежался взглядом по пассажирам салона «люкс». В основном это были люди среднего возраста, летящие в черную Африку по конкретному делу. Пестрая толпа туристов обосновалась в салонах классом ниже.
Ганс Краух вообще не любил летать, а сегодня ему придется провести между землей и небом больше десяти часов, это уж слишком. Приняв таблетку снотворного, он опустил спинку кресла, собираясь ближайшие восемь часов провести во власти сна.
Через несколько минут он почувствовал слабость во всем теле, веки отяжелели, прикрывая глаза, и разведчик провалился в черную бездну. Сон – это когда человек неподвижен и его мозг отключен. Биологически организм отдыхает. Ганс Краух был неподвижен, но мозг его работал, перебирая эпизоды прошлой жизни, фильтруя их, отбирая из них жемчужины приятных ассоциаций. Что же было приятного в его жизни?
Сколько себя помнил Ганс, он всегда хотел стать путешественником. Неизвестные страны, открытия, слава первооткрывателя. Но с возрастом туман мечтаний стал развеиваться, – все уже давно открыто и изведано. Да и путешествовать можно разве что до Берлинской стены. Но тяга к странствиям не исчезла, только к старшим классам приобрела определенную форму. Теперь уже комсомолец, отличник, Ганс Краух точно знал, чего хотел. Он хотел стать дипломатом.
По окончании средней школы Ганс получил комсомольскую путевку для путешествия в Московский государственный институт международных отношений. Двухнедельная экзаменационная лихорадка, и все. Он зачислен. Еще бы, такой абитуриент! Кроме отличных школьных знаний, он свободно владел двумя языками: английским и французским.
В институте же Ганс решил изучать испанский язык (треть мира говорит на этом языке). Языки ему давались легко. За два года студенчества он выучил не только испанский, но и итальянский, и даже португальский. А пребывание в столице первого в мире социалистического государства также оставило свой след. Ганс Краух общался со старушками, торгующими жареными семечками, на языке великих Толстого и Чехова с акцентом вредного эстонца. Все это не могло пройти незаметно для компетентных органов.
На третьи летние каникулы, когда Ганс с группой студентов отдыхал на пляже в Серебряном Бору, к нему подошла молодая симпатичная девушка с зелеными глазами, веселым вздернутым носиком, пухлыми губами и соблазнительной фигурой гимнастки. Они познакомились. Девушку звали Надя.
Несколько дней повстречались, танцы, кино, поцелуи в подъезде. А когда Надя пригласила его в гости, пообещав, что родителей не будет, Ганс бежал как сумасшедший, в ожидании чуда, но… Вместо возлюбленной в квартире его ожидали трое дородных мужчин. В добротных костюмах с галстуками в тон. Их лица излучали свет доброты. Извинившись за столь циничное вероломство, неизвестные заговорили, перескакивая с одного языка на другой.
– Мы знаем, товарищ Краух, – начал говорить по-английски шестидесятилетний здоровяк, он, видимо, в компании был старшим, – что вы хотите посвятить себя почетному делу социалистической дипломатии. У вас великолепные успехи в изучаемых предметах, особенно в языках.
– Вообще-то да, – согласился Ганс.
– Но дипломатия – это двухсторонняя медаль, – эта фраза звучала уже по-итальянски.
– Кроме подписания международных и исторических договоров, есть еще одна сторона: разведка, добыча, – дальше пошел португальский язык, – ценных сведений, их анализ, работа с внедренной агентурой. Все это тоже часть дипломатической работы.
– Я как-то не задумывался, – пробовал откреститься Ганс, но его никто не слушал.
– Из вашего курса выбраны три кандидата, – по-испански говорил второй по значению в этой команде. Мужчина лет сорока с редкими седеющими волосами и мутными, как у рыбы, глазами. – Вам предлагается сдать экзамен в одно закрытое учебное заведение. В случае успеха мы можем вам гарантировать дипломатическую карьеру.
– А если я не сдам экзамен? – обреченно поинтересовался будущий разведчик.
– В этом случае, – грассировал третий, молодой парень лет двадцати пяти, с аккуратной стриженной головой и гладко выбритым лицом, – вы дадите подписку о неразглашении и продолжите дальнейшую учебу в институте. – Между строк звучало это так: «Но о карьере дипломата забудь».
– Когда экзамен? – только и спросил Ганс.
Через три дня после многочасовых собеседований, где ему задавали сотни вопросов различного толка, от очень умных и заковыристых до примитивно глупых, Ганс узнал, что его приняли…
Три года в закрытой школе КГБ в подмосковном городке Ясенево пролетели как один день. За ворота этой школы Ганс вышел с погонами лейтенанта армии ГДР и вроде бы как сотрудником немецкой спецслужбы «Штази», но полученные в ясеневской разведшколе знания и некоторый жизненный опыт говорили ему, что он навсегда «повязан» с одной шестой земной суши, с родиной великих преобразований.
Первый год он был стажером, сопровождая дородную мадам по странам центральной Европы. Днем она его учила шпионскому мастерству, а ночью мастерству любви. И в том и в другом учении он преуспел, так что через год пришлось работать самостоятельно.
1 2 3 4 5 6 7