И что может быть связано с Цюрихом, Вашингтоном и Уолл-стрит?— Вероятно, какая-то финансово-политическая петля, — откликнулся Болан. — Похоже на некое расписание движения денег, причем значительных сумм.— Можешь дать мне копию этого разговора?Болан усмехнулся:— Для твоего альбома с вырезками?— А разве это впоследствии не пригодится?— Тебе — нет. Если бы ты всерьез изучала проблему «источников информации», ты бы знала, что ни один суд не примет эти данные к рассмотрению.— Ну, хорошо, к черту источники. Я просто хотела бы иметь копию.— Это я сделаю, можешь не сомневаться.— Их беседа велась внутри фантастического болановского «броневика». Они осуществили незаметное «проникновение» в штаб-квартиру Морелло в пригороде Кливленда и «вытянули» записывающие устройства, установленные там Боланом в первый день его пребывания в городе.Сейчас фургон, превратившись в некое подобие катера, тихо скользил по безмятежной озерной глади.Бортовые системы наблюдения буквально ошеломили Лэндри. С подобными «игрушками» она столкнулась в первый раз.— Нет, я решительно не понимаю, как это все работает, — возбужденно произнесла она. — По твоим словам, ты устанавливаешь в доме «звукозаписывающие устройства», а потом...Болан перебил ее:— В том-то и фокус, что эти устройства являются приемопередатчиками. Их не нужно помещать внутрь. В помещениях обычно устанавливают разные жучки. Но, как ты понимаешь, в штаб-квартиру Морелло я войти пока не в состоянии. Впрочем, мне это и не нужно. Есть и другие способы. Ну, например: вот ответвление телефонного провода. Оно идет снаружи здания, и потому легкодоступно. А вот — межсоединительное ответвление.— Что это значит?— Всего лишь то, что оно соединяется с удаленными детекторами.— Поразительно! Какой-то совершенно новый мир! — воскликнула Лэндри, блестя глазами. — Но давай теперь с самого начала. Что такое звукозаписывающее устройство?— В данном случае — миниатюрный приемопередатчик, иначе говоря, приемник и передатчик в одном корпусе, куда также вставлено маленькое магнитозаписывающее устройство. Оно работает на очень низкой скорости и запускается звуком. То есть включается автоматически, как только раздается звук. И так же отключается по окончании разговора. Вместе с тем я могу запускать приемопередатчик сигналом с моего пульта управления.По соответствующей команде записывающее устройство переключается в режим воспроизведения и с очень высокой скоростью избавляется от накопленного, сбрасывая его на приемопередатчик. А уж дальше всю эту информацию я использую по собственному усмотрению. Таким образом данные, собранные за двенадцать часов, можно уложить в двенадцать минут.— Что-то я не очень понимаю...— Что тебя интересует — быстрое проигрывание? Ладно. Ты, вероятно, слышала запись на ускоренной ленте, когда голоса звучат, как в мультфильме? Тот же самый принцип, но ускорение настолько велико, что можно услышать лишь резкий тонюсенький писк. Словно одна бесконечная нота — в ней как бы сжата вся запись. Моя аппаратура усваивает этот писк и преобразует его в нормальную импульсную запись, для чего нужна, разумеется, особая программа.— Но это только звукозапись? И только здесь, на твоей аппаратуре?— Конечно. Я могу накапливать большие количества данных. У меня в блоках памяти записей — на многие месяцы. Точно так же обстоит дело и с видеоданными.— Что?— Видеоданные. Видеоленты, понимаешь?— Подожди, у меня уже мозги болят. Уж не хочешь ли ты сказать, что можешь втиснуть телевизионные программы в... звук?— Безусловно. Телевидение — это иллюзия. Картинки не посылаются по воздуху, наподобие фотографий. Все эти занятные телевизионные зрелища приходят с электромагнитными волнами как простые электрические сигналы. Хотя и не такие простые, если разобраться. Но уже не за горами день, когда ты сможешь покупать такие записи в виде компакт-дисков. Вставила в проигрыватель, подключенный к телевизору, — и смотри на здоровье. Любая телепередача, любой фильм, любой концерт. Впрочем, и на видеокассетах тоже получается неплохо. Электроника нынче творит чудеса.— И у тебя здесь есть видеодокументы?— Несколько тысяч. Морды преступников, места происшествий и все такое. Запрограммировано в компьютере, мгновенный доступ.— Давай вернемся к звукозаписывающим устройствам, — сказала Лэндри. — Как я поняла, ты можешь записать все, что угодно?— Не совсем. Для этого мне нужно находиться в радиусе действия приемопередатчика. В большинстве мест на земле он равняется примерно миле. Я всего лишь щелкаю тумблером на пульте и — нате вам, утечка мозгов! Они всасываются прямо сюда, в мою коллекцию.— Как при космических полетах, да? — с благоговением спросила Лэндри.— Именно так, Сьюзан. Наши космические зонды имеют очень похожие устройства или даже аналогичные.— Фантастика! Как, впрочем, и ты сам. Ты — фантастический человек. Можешь принять извинения от очень глупой девчонки?— Нет, — ответил Болан. — Просто извинениями ты от меня не отделаешься.— Тогда проваливай к черту!— Благодарю. Уже собрался.Лэндри прижалась к нему и запустила руку под его рубашку. Он погладил ее пальцы сквозь тонкую ткань и вдруг заревел:— Эй, прекрати! Мы летим прямо на дамбу!И действительно, в тот момент, когда она прильнула к нему, они едва не врезались в дамбу.— Ну, хорошо, хорошо, — проворчал Болан, — я принимаю извинения от очень глупой девчонки.— Слишком поздно, — рассмеялась Лэндри. — Я забираю их назад. Просто так ты от меня тоже не отделаешься.— Да, похоже, Болан вновь влюбился. Хотя и понимал, что потерять голову сейчас — смертельный риск.— Но сердцу не прикажешь. В том-то и беда. Глава 12 Лежа в постели рядом с Лэндри, Болан спросил:— Почему ты не сказала мне, что ты газетный корреспондент? Что тут такого?Сьюзан раздраженно повела плечом:— По двум веским причинам. Во-первых, это неправда. И, во-вторых, это вообще не твое дело.— Теперь это мое дело.— Ну, хорошо, пусть так. Но я больше не работаю для газет. Ненавижу эту работу. Ненавижу. Ты когда-нибудь был в газетном издательстве? Шум. Суета. Сидит сотня людей и стучит по пишущим машинкам. Непрестанно звенят телетайпы. Вот я и ушла. Кроме того, мне нравится моя свобода. Сама себе даю задания. Работаю, когда хочу и как хочу. Так гораздо лучше.— Значит, ты пишешь статью?— Конечно.— Ну, а почему ты мне не рассказала?— Смеешься? Что, секретный агент болтает налево и направо, чем он занимается? Я числюсь внештатным сотрудником. Меня это устраивает. А ты — новичок, да к тому же незваный.— Вот о каком соперничестве ты говорила!— Я говорила?— Ну, не я же! Мол, так и так, мы с тобой — соперники.— В определенном смысле — да.— После моей деятельности весьма обширно, — заметил Болан. — Ты была для меня — кот в мешке. А я живу на необитаемом острове, запомни. И потому порой затрудняюсь сразу отличить друзей от недругов.— Так ты действительно думал, что я могла быть врагом?— Было несколько моментов. Поначалу.— А теперь?Он нежно погладил ее бедро.— Наихудший из всех, с которыми я сталкивался. Мне кажется, ты лишаешь меня последних сил.— Называй меня Далилой, — усмехнулась Лэндри.— Как ты докатилась до работы в Пайн Гров?Она тесно прижалась к нему.— Ты допрашиваешь меня?— Вроде того.— Хорошо. Тогда ты, наверное, желаешь знать только правду и ничего, кроме правды?— Как сумеешь.Лэндри удовлетворенно хмыкнула.— В нашей местности произошел ряд насильственных смертей. Однако ничто не указывало на убийства. Несчастные случаи. Самоубийства. И все — в высшем обществе. Люди словно с ума посходили. Затем это прекратилось. И каждый говорил по этому поводу какую-нибудь глупость, ну, вроде: беда никогда не приходит одна, и прочее.— Это прекратилось шесть месяцев назад, — сказал Болан.— Точно, умница. Если ты все знаешь...Болан прервал ее:— Я просто почувствовал, что те события имеют касательство к моим нынешним делам. Но не могу уловить связь.— Не знаю, что привело тебя сюда, но я решила малость присмотреться. Обычное журналистское любопытство, как ты понимаешь. И кое-что я нашла.Это «кое-что» привело меня прямехонько в Пайн Гров.— Что ты нашла?— Список имен. Отпечатанный на машинке список имен. Всего двенадцать. И все — жертвы несчастных случаев или самоубийств. Каждое имя помечено крестиком.— Пайн Гров, — напомнил ей Болан.— Давай сначала выясним наши этические позиции.— О'кей, в чем загвоздка?— В том, что я отказываюсь служить наводчиком убийце. Все, что я тебе говорю, не подлежит использованию в личных целях. Ради... стрельбы по мишеням.— Ты опять за свое? Ладно, я уважаю твою чувствительность. Но уважай и ты мои чувства. То, что ты называешь убийством, я именую долгом. При желании мы могли бы выработать какой-нибудь промежуточный, приемлемый для обоих, рабочий термин. Я готов оставлять в живых всякого, чье имя, сообщенное мне тобой, будет снабжено грифом «не для личного пользования». Ты согласна?— Звучит малоубедительно, господин великан. Ты лучше пообещай, что не будешь убивать вообще никого.— Но ты же знаешь, что этого я не могу сделать. Я исполняю свой долг так, как его понимаю. Речь вовсе не идет о справедливости, Сьюзан. Я не ношу повязку на глазах. У меня нет суровой беспристрастности полицейского или, скажем, прокурора, или судьи. Моя задача — выявить врага и уничтожить его. Если я...— Короче, ты намерен уничтожить всех обнаруженных волков?— Именно так. Но я очень разборчив. Я очень осторожно присматриваю себе мишени.Сьюзан, содрогнувшись, слегка отодвинулась от него:— Как хладнокровно ты говоришь!А ты желаешь, чтобы кровь лилась рекой? Ты считаешь, что цель оправдывает средства?— У меня в голове не укладывается, как можно вот так, запросто...— Кто-то должен, — мрачно отозвался Болан. — Просто так случилось, что именно я стою первым номером в этом списке дежурств.— Смешно!— Хотелось бы. Увы, это не так. Сьюзан, откажись от журналистики.— Пошел к черту.— Серьезно. Ты найдешь хорошего человека, выйдешь замуж и поселишься, где захочешь.— Не надо подталкивать мои ноги к выходу.— Я говорю без шуток.— Можешь шутить или плакать — мне все равно. Но я горжусь своей работой. Она у меня получается. Когда-нибудь я получу Пулитцеровскую премию. Четыре года в университете обошлись мне в кругленькую сумму. Вряд ли стоило просаживать столько денег, чтобы потом всю жизнь заниматься домашним хозяйством. Пойми: то, что я делаю, для меня очень важно.— Ну, хорошо, тогда обратимся к моему примеру, — предложил Болан. — У меня за плечами двенадцать лет очень дорогой подготовки. К тому времени, как я покинул Вьетнам, правительство США вбухало в меня несколько сотен тысяч долларов. Я — один из самых обученных солдат, которых когда-либо готовила наша страна. Я в совершенстве владею любым типом оружия, применяемого в нашей армии. Кроме того, для меня не составляют проблем разработка и создание новых видов вооружения самой невероятной мощности. Я мог бы показать тебе сотню способов, как убивать людей, не оставляя на их теле никаких следов. Путем специальных тренировок я развил у себя фотографическую память, способность по нескольку дней жить без пищи и воды, а также видеть в темноте, как тигр. В джунглях среди разноголосого гомона я слышу треск сломанного сучка на расстоянии в сто ярдов. Я способен рассказать тебе об устройстве и реальных возможностях любого двигателя в наземном, воздушном или водном транспорте. Мне не составило бы труда написать руководство по использованию любых взрывчатых веществ и даже, наверное, по электронным средствам слежения. Я уже не говорю про учебник по военной тактике и стратегии. Если в местонахождении, в костюме или в поведении человека наличествует хоть малейшая несообразность — я подмечаю ее моментально. По сути, подобное умение я довел до уровня настоящего искусства — возможностей для этого было сколько угодно. Во Вьетнаме одной из моих постоянных задач было проникновение на вражескую территорию, выявление тех или иных гражданских и военных руководителей и их уничтожение. А подобраться к ним, как ты понимаешь, было вовсе непросто.— Да, весьма впечатляет, — пробормотала Лэндри.— Я рассказываю это отнюдь не для того, чтобы произвести впечатление. Ты должна уяснить одну простую вещь. Вот перед тобой совершенная боевая машина по имени Мак Болан. И ты говоришь ей: перестань убивать, займись чем-нибудь другим — разводи, к примеру, пчел. А я говорю тебе: исключено. Враг — повсюду враг. И в Европе, и в Азии, и в Америке. И в Кливленде — в том числе. Врагов множество, и все они коварны и опасны. И я не вижу никого, кто пожелал бы, а тем более сумел бы отличить волков и овец. Тогда как я способен на такое, хотя удовольствия от этого не получаю ни на грош. Будь рядом кто-то, способный взвалить мои заботы на себя, я с легким сердцем ушел бы на покой. Но в том-то и беда, что заменить меня некому. Куда ни посмотришь, волки режут овец. Разве можно отвернуться и пустить все на самотек? Нет, Сьюзан, я прагматик и по-своему отвечаю за порядок на земле. Ты считаешь меня слишком хладнокровным. Ничего не понимаешь: прагматизм всегда хладнокровен. И войны хладнокровны. Нельзя иным путем навести чувствительное поражение. Поэтому я действую не импульсивно, отстреливая случайно подвернувшихся волков. Я планирую военные кампании. И у волков нет шансов уцелеть.— Умом я это понимаю, — пробормотала девушка. — Но сердцем!.. Неужто наше перемирие окончено?— Ну, почему же? Я не нуждаюсь в одобрении. Мне довольно и обычного сотрудничества. Как ты с этим списком вышла на Пайн Гров?Лэндри обреченно вздохнула.— В верхней части листа была вписана еще одна фамилия. Соренсон, Мел. Он управляющий в Пайн Гров. Надеюсь, больше вопросов нет?— Я разговаривал с Соренсоном несколько часов назад, — заметил Болан. — Учти: я не трогал его.Этот парень сам себе подписал приговор, спутавшись с Тони Морелло. Если тебя это утешит, то имей в виду: Соренсон даже не подозревал, что Морелло собирается тебя убрать. В твоем списке значился судья Дейли?— Да. Я пыталась предупредить его. Так я и попалась.— Где ты взяла этот список, Сьюзан?— Извини, информация не для посторонних.— О'кей, не буду настаивать. Идем дальше. Что, по-твоему, означает такой список?Сьюзан пожала плечами:— Ума не приложу. Можно гадать сколько угодно. Но, конечно, должно быть и какое-то разумное объяснение. Достаточно простое. То есть без крови и прочей жути. Все, перечисленные в списке, были членами загородного клуба. Возможно, выделили именно тех, кто заслуживал особых знаков внимания. Если так, то не должно удивлять, почему погибшие члены клуба оказались вычеркнуты. И все же что-то меня настораживало. Я чувствовала, что здесь кроется материал для очень серьезной статьи. И потому я решила провести собственное расследование.— И ты устроилась на работу в клуб.— Да. Дважды меня вызывали на ковер из-за моего любопытства. Но на самом деле я не нашла никаких особенных улик. А то, что обнаружила, толковать можно было как угодно. Затем я подслушала беседу Соренсона и Тони Морелло. Я, конечно, знала, кто такой Тони Морелло. Достаточно прислушаться, о чем болтают полицейские. А я ведь в этом городе уже полгода! Так — из беседы — я выяснила, что Соренсон просто вынужден был отправить Эдвина Дейли в этот гнусный плавучий бордель.— Ага, существование «Кристины» перестало быть для тебя секретом.— Ну, о таких вещах узнаешь как раз очень быстро, — ответила Сьюзан. — По-моему, любой в Кливленде знает о «Кристине».— Кто-то строит грандиозные планы относительно этого города, — задумчиво проговорил Болан.— Конечно! Тони Морелло — это очевидно.— Тони Морелло простой бродяга. Такие задачи ему не по плечу.— Боюсь, ты ошибаешься. Но я бы хотела предпринять еще одну попытку и все-таки разобраться в этой истории. Ты мне разрешаешь?Болан неопределенно хмыкнул:— Обычно я стараюсь избегать военных корреспондентов. Они разглашают слишком много секретов.— Ну, мне-то ты можешь довериться. Ты уже достаточно изучил меня. Я всегда стояла на твердых моральных позициях. И свято блюла анонимность своих источников.— Здесь зона боевых действий, — напомнил ей Болан. — Может быть очень жарко. А точнее, уже стало.— Я уже получила крещение, — в тон ему отозвалась Сьюзан. — Так что обещаю быть примерной девочкой.— Все решаю я, — предупредил Болан. — Будешь делать только то, что я скажу и когда скажу. На поле боя демократия умирает первой. Я веду, ты — следуешь. И точка.— О'кей, принимаю.Так и провели Сьюзан Лэндри и Мак Болан это очень пасмурное утро в жилом отсеке «броневика».Болан с самого начала понимал, что допускает ошибку — женщине не место в его войне, слишком велик риск.Но Лэндри уже ступила на тропу войны. Одно утешало: теперь Болан мог контролировать поступки девушки и держать ее, по возможности, перед глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14