Санитары понесли гроб через ту же дверь, через которую совсем недавно, и целую вечность назад, Карташов с Николаем тащили останки водителя Брода. «Печник» был тот же. Он много болтал, суетился вокруг гостей, не помогая, а наоборот, мешая нести гроб.
Карташов обратил внимание, что теперь все печи работали на полную мощность. На подставке, выкрашенной в красный цвет, готовые к сожжению, стояли два гроба, обтянутые фиолетовой тканью. Однако то, что привезли они, «печник» велел поставить на салазки вне очереди. И опять Карташов уловил сладковатый, приторный запах жженого мяса.
Одинец стоял у одной из печей и смотрел на прыгающие отсветы пламени. В его серых немигающих глазах не было обычной беззаботности — что-то новое и непонятное для Карташова появилось в его взгляде.
Жестяной, не по ситуации расхлябанный голос «печника» между тем глаголил:
— Жили людишки, пылили и пых — все в трубу вылетело, — он достал из-под старого грязного халата бутылку вина и, раскрутив, поднес к губам. Отпил несколько мелких глотков и, крякнув, посожалел: «Эх, чертовка, как быстро испаряется… » Надев рабочие рукавицы, он открыл дверцу и стал осторожно вдвигать в зев печки гроб, который они привезли от Блузмана. — Царствие тебе небесное, — с пьяным умилением проговорил «печник» и толкнул гроб в глубину ада. Дверца цокнула, стукнул засов и — все свободны…
— Пошли! — дал команду Одинец.
Санитары уже были на пороге и, кажется, с большим облегчением вышли во двор. Молча сели в машину и так же молча все доехали до Ткацкой улицы. Оттуда Одинец связался с Бродом, после чего направились в сторону Волгоградского проспекта, где находилась Центральная диспетчерская неотложной помощи. Припарковались в конце длинной вереницы санитарных машин.
— Тебе, Мцыри, когда-нибудь вызывали «скорую помощь»? — спросил Одинец.
— Давно это было и неправда… Когда еще учился в школе, ловили с дружком на плотах всю ночь угрей… Воспаление легких… В 1988 году, когда произошла перестрелка с бандитами, которых мы вязали на центральном рынке, потом… В ноябре 1993 года, возле Белого дома получил снайперскую порцию свинца…
— Извини, а на какой стороне ты там был?
— Это неважно… Впрочем, сам догадаешься, если скажу, что Бандо был с Баркашовцами…
— Значит, защищал демократию?
— Как хочешь так это и называй.
— А чего ж тогда за тебя не вступился президент? Почему он тебя не вырвал из лап латвийской Фемиды?
— Может потому, что я его об этом не просил…
Одинец с сомнением покачал головой.
— Вон, кажется, наша помощница идет.
Но Карташов видел только цветной зонтик и перебирающие мокрый тротуар женские ноги.
Одинец открыл дверцу.
— Наташа, мы здесь, — и соскочил на землю.
И снова Карташов увидел удаляющиеся ноги на изящной танкетке.
— Сегодня у нас день зарплаты, — устроившись на сиденье, сказал Одинец. — Работа у девчонки не пыльная, но рискованная. Злоупотребление служебным положением — от трех до восьми лет…
Карташов взглянул на часы.
— Надо бы смотаться к Татарину, посмотреть, кто за ним приезжает…
— Ну ты даешь, Мцыри! Тебе мало своих приключений?
— Я тебя не зову, съезжу один. Какой здесь ходит транспорт?
Одинец покрутил пальцем у виска.
— Ты что, с умственными завихрениями? Какой здесь ходит транспорт… Если устал, давай я сяду за баранку, а то совсем разучусь ездить по Москве.
Они поменялись местами.
В половине седьмого вечера они подъехали к месту работы Татаринова. Накрапывал мелкий дождик и прохожие редко останавливались, чтобы поделиться с калекой содержимым своих кошельков.
Время тянулось долго. В кабине от сигаретного дыма стоял такой смог, который более чувствительных людей легко мог сбить с катушек.
— Скажи, Мцыри, как на исповеди: в том деле, на литовской границе, есть твоя кровь? Ты ведь знаешь, я в свидетели не пойду. Здесь родится, здесь и умрет.
Карташов смотрел за окно, думал какую-то свою думу и вопрос Одинца как бы проигнорировал. Но так только казалось: две небольшие складки у переносицы вроде бы стали глубже, темные брови слетелись, сжались, словно им было неприютно.
— А что это тебе даст? Был-не-был, какая для тебя разница? Это мой вопрос…
— Не совсем так. Мне тоже важно знать, с кем я работаю, с кем играю в нарды и пью из одного стакана. Верно? А может, завтра я нарвусь на пулю, так будет ли у меня уверенность, что ты сдержись свое слово и не позволишь меня потрошить.
Оба замкнулись. Понимали — момент ответственный для их отношений.
— О том, что тогда произошло на латвийско-литовской границе, писали все, кому только не лень.
— Но не все об этом читали. Я, например, тогда на мир смотрел исключительно через прицел автомата. Не до газет было…
Карташов кисло улыбнулся, бросил быстрый взгляд на Одинца, и каким-то простуженным голосом начал рассказ.
— Все шло, как обычно. Ты понимаешь, рутина… Вшестером мы выехали в рейд, ловить всякую шушеру. Где-то в районе Нереты увязались за КАМАЗом, который по оперативной информации перевозил из Литвы цветной металл. Человек, который сидел с водителем в кабине, дал литовцам в лапу и после этого мы машину задержали и с ней вернулись на таможенный пункт. И как назло, в этот момент подъехал на «уазике» экипаж Бандо. Как потом мы узнали, на белорусской границе они сожгли два таможенных поста и, заметая следы, возвращались в Ригу через Нерету. И вот я, сержант Кротов и примкнувший к нам лейтенант Бандо, пошли на переговоры с литовской таможней. Их было пятеро. В основном молодые пацаны, конечно, безоружные, и когда увидели, кто к ним идет в гости, от страха заклацали зубами. К тому времени мы с Бандо уже были довольно известными лицами…
— По центральному телевидению ваши физии показывали чуть ли не каждый вечер… Я лично вам завидовал…
— Бандо тут же приказал всем вывернуть карманы. Более пожилой мужик — ни в какую. Говорит, обыск дело противозаконное. «А взятка, — возразил ему Бандо, — дело законное?» Короче, Бандо вытащил нож и разрезал у таможенника карманы, и нашел 60 долларов. Три десятки, двадцать и две купюры по пять долларов. Тогда была дикая инфляция и все были помешаны на зелени… Водитель КАМАЗа подтвердил, что именно такие купюры он давал в виде взятки…
— Стоп, Мцыри, потом доскажешь свою быль… Кажется, голуби сизокрылые прибыли…
В метрах десяти от них припарковался красный «ниссан». Со стороны пассажирского места открылась дверца, и на землю опустилась кроссовка. Карташов увидел его со спины — бритый, светлый затылок, кожаная коричневая куртка и зеленого цвета широкие штаны.
Они подошли к Татаринову и, подхватив его вместе с ящиком, понесли в машину. Сдвинув в сторону боковую дверь, они кинули неполноценное тело Татарина вглубь салона.
— Дешевки, ответят по полной программе… — Одинец включил зажигание.
Один из парней вернулся к коммерческому ларьку и купил две бутылки водки. Дальше началась езда по Москве. Дважды «ниссан» останавливался и забирал с точек таких же, как Татаринов, обрубленных войнами попрошаек. У одного из них были парализованы обе ноги и вместо двух рук — одна рука, у другого, который сидел у трех вокзалов, не доставало ноги и руки. Его лицо хранило следы ожогов — вся правая часть лица и часть головы были обезображены белыми рубцами.
— Что будем делать с этими козлами, которые издеваются над калеками? — не унимался Одинец.
— Устроим суд Линча…
— Хоть сейчас… Смерть немецко-фашистским оккупантам!
Слежка за «ниссаном» не представляла особой сложности — отчетливо заметный в автопотоке, он вел их за собой до самой железной дороги. Это, видимо, была одна из пригородных веток, по которой как раз прошел электропоезд.
— Татарин не ошибался, когда говорил, что слышал сигналы электричек, — сказал Карташов. Однако его напарник был озабочен другим.
— Что будем делать? — снова спросил он.
— Будем действовать по обстоятельствам.
— В гробу я видел твои обстоятельства. У тебя с Бандо тоже были обстоятельства. Я говорю о другом — что мы сделаем с этими друганами? Суд Линча это хорошо, но меня интересует, что ты, как бывший сотрудник уголовного розыска, должен в такой ситуации предпринять?
— Формально? Арестовать за принуждение к нищенствованию и за сутенерство. Предъявить обвинение в применении пыток и покушений на чужую собственность… А если по совести — придавить и растереть.
— Но ты учти, что это лишь казарага, а нам нужны сами барракуды. И их гнезда и то, на чем они делают бешеные деньги. Или я сказал что-то не то?
— Нет, Саня, ты как всегда абсолютно прав… »Ниссан» сворачивает, немного тормозни, пусть проедет трейлер.
Они миновали микрорайон из нескольких 16-этажек и выехали к развилке. Микроавтобус направился вправо, к видневшимся домам старой застройки. Это уже было Замоскворечье, куда Лужковские стройки еще не дошли. Припарковался «ниссан» возле высокого, полинявшего забора и тот, что был в коричневой куртке, вышел и ключом открыл ворота. В проеме они увидели оштукатуренный одноэтажный дом, стены которого были в больших трещинах. «Ниссан» подрулил вплотную к невысокому крыльцу.
Татарина вместе с ящиком внесли в открытую дверь. Затем развозящие вернулись и по одному отнесли в дом остальных двух калек.
— Ты заметил, на окнах решетки? — спросил Одинец. — Неплохая тюряга для Татарина.
В двух, серединных, окнах зажегся свет. Вскоре вышли «хозяева», один из них на ходу пересчитывал деньги. Перед тем как сесть в кабину, он отстегнул на куртке молнию и спрятал в карман выручку. Водитель, не выпуская изо рта сигареты, стал причесываться.
— Которого будем брать? — спросил Одинец.
— Который в кожанке. Заодно узнаем, сколько защитники Отечества собрали для них денег… Мне надоело быть пассажиром, может, поменяемся местами?
— Идет, кандидатура одобрена, — Одинец с удовольствием затянулся сигаретой. — Он, правда, бугаёк, но ведь и мы с тобой еще не таких лошаков осаживали, верно?
Не выходя из кабины, они поменялись местами.
— Согласен, но у него под полой может оказаться дура.
— Они уже трогаются.
Несмотря на вечер, движение было интенсивное и они, теряясь в потоке машин, повели красный «ниссан» по улицам окраинной Москвы. Ехали недолго. Парень в кожанке покинул машину перед самой церковью Казанской Божьей матери и дальше пошел пешком в сторону Садовой улицы. Очевидно, ему надо было миновать часть территории музея-заповедника, чтобы выйти к искомой точке. Карташов свернул на гаревую дорожку с таким расчетом, чтобы выехать преследуемому наперерез.
Когда они сравнялись, Одинец сильным тычком откинул дверцу и сшиб парня на землю. Когда Саня выскочил из машины и попытался заломить ему руку, тот перевернулся на спину и ногой отбил нападение. В глазах жертвы плясали недоумение и страх. «Ты мой!» — крикнул Одинец незнакомцу и придавил того коленом к гаревой дорожке. Однако сопротивление было сломлено только после того, как он нанес сильнейший удар в челюсть поверженного.
— Мцыри, давай сюда наручники! — крикнул Одинец.
Карташов пошарил в «бардачке», но там наручников не оказалось. Они лежали за сиденьем, вместе с фонариком и перчатками.
Он вышел из машины и сам защелкнул браслеты на запястьях пленника.
— Ручки-то у мальчишки интеллигентные, — сказал Одинец и подхватил парня под мышки. — Мцыри, давай сюда мешок…
— Куда его повезем? — уже из кабины спросил Карташов.
— На бывшую целлюлозно-бумажную фабрику. На Учинское водохранилище, там с ним и обсудим международное положение.
Ехали долго. Несколько раз за их спиной слышалась возня и тогда Одинец брал фонарик и светил на резиновый мешок, в котором находился похищенный.
— Он меня, падла, саданул ногой в пах… Если оставит без потомства, я из него сделаю майонез…
— В таких случаях надо заходить с головы, — сказал Карташов.
— Да знаю я, откуда надо заходить, — раздраженно бросил Одинец. — У нас же не было времени, чтобы все сделать грамотно.
Дорога была знакомая и Карташов довольно уверенно вел машину. И к ЦБФ свернул без подсказки Одинца. Два, стоящих друг против друга огромных корпуса, напоминали то, что обычно остается от сильнейшего землетрясения. Ни одного целого стекла, ни одной двери — темные зияющие провалы… .
— Тормози! — сказал Одинец и выбрался из машины. Прошел в здание.
Карташов смотрел на всеобщую запущенность и подумал о своей бывшей рижской казарме. Наверное, ее тоже постигла столь же печальная судьба.
Показавшийся в проеме дверей Одинец крикнул:
— Подай задом, тут есть довольно укромный уголок.
Парень был тяжелый и дважды резиновый мешок выскальзывал у них из рук. Минуя длинный, пронизанный сквозняками коридор, они завернули за угол и уперлись в ржавые металлические двери. В свете фонаря на табличке можно было прочесть: «Генераторная». Комнатушка два на два метра, пол которой сплошь усыпан битым стеклом, пластмассой, на стенах узоры старой паутины.
Они вытряхнули пленного из мешка и обыскали. На пол легли сигареты, зажигалка, портмоне, набитое российской валютой, нож-кастет и записная книжка, которую Одинец сразу же положил себе в карман. Однако главным трофеем были связка ключей — возможно, от подвала, где сидел Татаринов, и новенький пистолет «глок-19» на пятнадцать патронов.
— Возьми себе, — сказал Одинец и протянул оружие Карташову. — Этот фраер имеет неплохой вкус к таким игрушкам.
Одинец принялся допрашивать плененного.
— Кто твой хозяин? — вот, пожалуй, и все, что нам от тебя надо узнать. — Одинец сунул в губы парню зажженную сигарету. Парень затянулся, закашлялся. Сигарета выпала из его губ…
— И что дальше? — спросил он.
— В любом случае ты останешься здесь, но все завесит от тебя — в каком виде ты тут останешься…
— Сегодня с ним говорить бесполезно, — сказал Карташов.
— Я думаю, и завтра тоже будет бесполезно, — поддакнул Одинец. — А вот через неделю мы к этому вернемся. Верно, кент?
Парень не прореагировал. Играл в молчанку. И Одинец, не сдержавшись, наотмашь ударил его в челюсть. И снова отключил. На подбородке блеснула сукровица — вытекла из разбитого рта.
— Такие не колются… Во всяком случае, не сразу, — подвел черту Карташов.
— Это в ментовке они не колются, а на природе и перед такими, как сами, с удовольствием делают явку с повинной. Посмотришь, сколько завтра будет соплей и чистосердечных признаний.
Карташов взял в руки паспорт и открыл его: «Сучков Руслан Иванович, 1974 года рождения, Москва… » — Перелистал странички документа. — Не женат, прописан по улице Садовая, дом 15… Что еще?»
Забрав трофеи и, закрыв дверь с помощью куска проволоки, они вышли из генераторной.
Уже в машине пересчитали деньги. Трое нищих калек за один день собрали 6788 рублей, о чем свидетельствовала приложенная к деньгам записка.
— Ё… .е олигархи! — выругался Одинец. — Эти денежки им отольются кровавыми слезами.
— Я зверски хочу напиться, — Карташов включил зажигание. — С точки зрения буквы закона, мы не правы — презумпция невиновности еще не отменена…
— Хотел бы я видеть тебя с твоей презумпцией, когда этот нож по самую рукоятку вошел бы в твое горячее ментовское сердце… Неужели ты не видел его глаза? Это же взгляд убийцы…
— Возможно, ты прав, но в жизни чего только не бывает, — Карташов жадно курил, время от времени стряхивая пепел в форточку. — Самая точная наука — это наука забывать ненужное…
— Во-во, это как раз тебя касается, а то — презумпция невиновности, презумпция невиновности… Все виноваты и… никто не виноват. Жизнь такая и хоть умри, но ее не переспоришь…
* * *
После нескольких партий, сыгранных в нарды, Карташов отправился в душ. Одинец вышел на балкон и сделал полсотни приседаний. Потом они вместе пили на кухне чай с крекерами. Но перед этим употребили бутылку «Кристалла». То ли водка, то ли крепкий чай сподвигли их на сумбурный обмен мнениями.
Одинцу не давала покоя информация, которую он услышал по телевизору: американские астрофизики открыли зарождение новой Вселенной на расстоянии двенадцати миллиардов световых лет от земли.
— Я этого не могу представить, — горячился Саня и было видно, что сообщение, казалось бы, далекое от повседневной жизни, его страшно поразило. — По-моему, все это фигня, на таком расстоянии ни черта нельзя разглядеть…
Карташов вяло втягивался в тему.
— Если бы, допустим, там кто-то зажег карманный фонарик, тогда, конечно, никакой телескоп этого не уловил бы, — сказал Карташов и пальцем нарисовал на столе невидимую окружность. — Может, ты что-то не так понял? И речь идет не о Вселенной, а о новом созвездии, а это разные вещи…
— Если врет телевизор, значит, вру и я… Но что интересно: пока свет дошел до Земли, прошли миллиарды лет и не исключено, что на данный момент той Вселенной уже нет и в помине — рассыпалась или улетела к черту на кулички.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34