Прежде чем он сообразил, что Викки уже похрапывает, зазвонил стоявший возле кровати телефон.
Поколебавшись секунду, он снял трубку и с облегчением вздохнул, услышав не своего букмекера, а отдел рекламы. Сегодня ему предстояло встретиться с Мэгготом в гостинице и вручить ему золотую пластинку, разошедшуюся миллионным тиражом, с последним и величайшим хитом Мэггота «Мугга-Мугга Блинк-Бланк».
– Мэггот согласен? – спросил Биг Бэнг.
– С ним все обговорено, – заверил сотрудник отдела рекламы.
– Нужно трахнуться с этим Мэгготом, – пробормотала Викки во сне, услышав заветное имя.
– Хорошо, – сказал Бентон. – Когда и где? – Он вслух повторил ответ: – Гостиница «Карлтон», в половине шестого. Понятно.
Положив трубку, он было потянулся к Викки, но тут телефон зазвонил вновь.
Не было никаких сомнений по поводу того, кто звонил на этот раз. Биг Бэнг тяжело вздохнул, взял трубку и, выпрямившись, сидя в кровати, приготовился слушать в такой позе, боясь, что его неуважительная поза может как-то проявиться по телефону.
– Да, Фрэнки. Да. Я понимаю. – Бэнг попытался выдавить смешок, чтобы разрядить напряжение. Он почувствовал, как Викки Стоунер зашевелилась, и потянулся к ней, но она, ускользнув от его руки, встала с постели и начала одеваться. Продолжая слушать Фрэнки, он жестом показал ей, чтобы она не уходила. Он подмигнул Викки. – Фрэнки, ты звонишь в ужасно неподходящий момент. Я тут прилег с одной милой девчушкой – «группи» по имени Викки и… Я не знаю. Погоди, я спрошу. Эй, Викки, а как твоя фамилия?
– Мне надо трахнуться с Мэгготом, – ответила Викки, открывая дверь.
– Я знаю. Как твоя фамилия?
– Стоунер, – невнятно бросила она.
Когда дверь за ней закрылась, Бентон сказал в трубку:
– Не знаю. Не разобрал. – Он помолчал. – Что-то непонятное, типа «Стоунер».
Потом Биг Бэнг стал внимательно слушать и понял, кто у него только что был в гардеробной, понял, чего она стоила, понял, что любые сведения о Викки Стоунер могли бы не только помочь ему расплатиться со всеми долгами, но и обеспечить состоятельную жизнь. Выслушав все до конца, он положил трубку и нагишом бросился в холл в поисках Викки, которой уже и след простыл. Лишь приехавший на экскурсию отряд девочек-скаутов из Керни, штат Нью-Джерси, с восторгом уставился на обнаженного Бит Бэнга, однако их начальница, решив, что это омерзительное зрелище, поспешила с жалобой к руководству радиостанции.
К этому времени Викки уже была на улице. Что-то подсказывало ей, что Мэггот находился в гостинице «Карлтон», но она не могла сообразить, откуда она это знала. «Должно быть, – думала она, – подействовала какая-то супертаблетка. С секретом ясновидения. Химия улучшает жизнь!»
Хотя и нетвердо держась на ногах, она решительно направилась в «Карлтон».
В студии Биг Бэнг, вернувшись в гардеробную, стал звонить по телефону. Он назвал оператору номер и, когда после гудка трубку сняли, сказал:
– Это Бэнг. Попросите к телефону Мэггота.
Глава двенадцатая
Кэлвин Кэдуолладер положил трубку с чувством раздражения, пронзившим все его существо до глубины души. Это его обрадовало. Он дал себе обещание рассказать своему психиатру об испытанном им гневе и раздражении все до мельчайших и ярчайших подробностей. По любопытной теории, если испытавшему стресс человеку дать выговориться, то отрицательные эмоции вроде как исчезают.
Но сейчас он был рассержен.
«Если тебе попадется рыжеволосая „группи“ по имени Викки Стоунер, не упускай ее. Это очень важно».
Возможно, подобные вещи имели значение для Биг Бэнга Бентона, но не для Кэлвина Кэдуолладера.
Он провел пальцами по рукавам парчового халата, потом по своим только что завитым светлым волосам, вытер пальцы об рукава и вернулся в столовую занимаемых ими восьмикомнатных апартаментов. «Уолл-стрит джорнал» была открыта на странице с ценами на фондовой бирже, и, до того как его прервали, Кэлвин Кэдуолладер смотрел, как идут его дела.
Все шло хорошо. Это был один из плюсов того, что он – Мэггот. Но, с другой стороны, и головные боли, и нервные встряски, и чувство потерянной личности тоже происходили оттого, что он – Мэггот.
Психиатр сказал ему, что это вполне естественно для того, кто ведет двойную жизнь. Кэлвин Кэдуолладер верил ему. Он был единственным человеком на всем белом свете, который любил Кэлвина Кэдуолладера таким, каким он был на самом деле, а не за то, что семь раз в неделю по ночам, а иногда и днем Кэлвин Кэдуолладер облачался в ужасную одежду, накладывал омерзительный грим и украшал себя на манер витрины мясной лавки, чтобы предстать перед публикой в роли Мэггота, лидера группы «Дэд Мит Лайс».
Мэггот натянул белые хлопчатобумажные перчатки и вновь принялся водить пальцем по колонкам с цифрами. Он то и дело выписывал в лежавший перед ним светло-зеленый блокнот какие-то цифры и вслед за этим пускался в стремительные подсчеты – то, в чем он преуспел во время учебы в Ренсселерском политехническом институте. Именно там он впервые взялся за гитару, заставив себя научиться на ней играть, в надежде, что это поможет преодолеть ему жуткую робость, от которой он мучился с того самого момента, когда сообразил, что его родители – любители путешествовать – ненавидели его и желали ему смерти.
Для Мэггота и «Дэд Мит Лайс» все началось с шутки, с пародии, с номера в одном из эстрадных концертов. Но кто-то из зрителей знал кого-то, кто знал еще кого-то, и никто еще не успел сказать, что «от такой музыки лопаются барабанные перепонки», а Мэггот и «Дэд Мит Лайс» уже подписали контракт.
Далее последовали успех, слава и шизофрения. Теперь Кэлвин Кэдуолладер рассматривал Кэлвина Кэдуолладера и Мэггота как двух совершенно разных людей. Он в неизмеримо большей степени предпочитал Кэлвина Кэдуолладера. Тем не менее с Мэгготом порой тоже было неплохо, так как благодаря его музыке он разбогател, и Мэггот не мешал Кэлвину Кэдуолладеру распоряжаться деньгами по своему усмотрению.
Кэдуолладер вкладывал деньги умно и расчетливо, специализируясь на нефти и других полезных ископаемых, исключая, однако, те компании, которыми полностью или частично владел его отец. Он надеялся, что рано или поздно их постигнет крах, и несмотря на то, что это обошлось бы ему в сотни тысяч, он то и дело писал в Конгресс, требуя прекратить выплату субсидий на расхищение нефтяных запасов, на чем построил свое состояние его родитель.
Завершив утренние расчеты, Мэггот встал из-за стола и подошел к стоявшему в углу маленькому похожему на бар холодильнику. Он извлек оттуда шесть пузырьков с таблетками и, раскрыв их, начал отсчитывать таблетки на чистое блюдечко, которое он достал из шкафчика.
Шесть витаминок "е", восемь "с", две поливитаминки, четыре капсулы «В-12» и многие другие снадобья, включая пилюли с высоким содержанием протеина.
Тщательно закрыв пузырьки, он поставил их на место в холодильник. Потом стянул с себя перчатки, чтобы на таблетках не оказалось ворсинок, и начал глотать их одну за другой, не запивая водой, демонстрируя незаурядное искусство потребления лекарств.
Он был ростом пять футов одиннадцать дюймов. Вес – сто пятьдесят фунтов и пульс – как он считал, благодаря таблеткам – пятьдесят ударов в минуту. Он не пил и не курил; никогда не употреблял наркотиков; каждое воскресенье посещал англиканскую церковь. Без «мэгготовского» грима и жуткого парика, без свисавших с костюма кусков мяса вряд ли кто признал бы в высоком худощавом белом молодом человеке певца, которого журнал «Тайм» окрестил «клоакой декаданса».
Мэггот направился было в комнаты, где разместились трое «Дэд Мит Лайс», в настоящий момент наверняка игравших в карты, когда в дверь робко позвонили.
Оглядевшись в поисках прислуги и никого не обнаружив, он взял белые перчатки, вновь надел их и сам открыл дверь, потому что не выносил звона дверных звонков и телефонов.
За дверью стояла стройная рыжая девушка. Она как во сне посмотрела на него и тихо вымолвила:
– Ты ведь Мэггот, да?
– Да, но не прикасайся ко мне, – ответил ценивший правду превыше всего Кэдуолладер.
– Я не хочу прикасаться, – сказала Викки Стоунер. – Я хочу трахнуться. – С этими словами она рухнула на пол.
Кэдуолладер, едва успевший отпрянуть, чтобы она не задела его, стал звать на помощь своих «Вшей»:
– Помогите! Посторонняя женщина! Помогите. Скорее!
– Прокричав еще раз то же самое, Мэггот бросился к холодильнику за таблетками кальция, которые, по его глубокому убеждению, были очень полезны для нервов.
Глава тринадцатая
«Лэндровер» мчался всю ночь; горючее в запасном десятигаллоновом баке было израсходовано, и только теперь, когда машина поднялась на перевал и лучи утреннего солнца ударили водителю в глаза, тот почувствовал, насколько устал.
Гуннар Нильсон съехал на обочину узкой каменистой проселочной дороги. Выпрыгнув из открытого «ровера», он подошел к ближайшему дереву, достал из кармана носовой платок, собрал им утреннюю росу с листвы и аккуратно протер платком глаза и лицо. Чувство прохлады длилось лишь мгновение, платок стал влажным, горячим и потным, но Нильсон вновь смочил его росой и еще раз протер лицо, после чего ему полегчало.
Ласе потребовалось время, чтобы заинтересовать Гуннара своим проектом, но теперь Гуннар Нильсон был решительно настроен выполнить контракт на миллион долларов. Миллион долларов!.. На это он мог бы купить целую больницу. Он мог бы купить нормальное медицинское оборудование и медикаменты, вместо тех крох, что ему перепадали. Миллион долларов мог бы сделать его жизнь осмысленной, а в его возрасте только это и необходимо.
Они с Ласой были последними из Нильсонов. Больше никого не будет. Не будет продолжателей фамилии и мрачной традиции, но трудно представить себе более достойный финал, чем заключительное убийство во имя жизни, во имя человечества, во имя исцеления.
Цель оправдывала средства, по крайней мере в данном случае, так же как и двенадцать лет назад, когда он вырезал у Ласы аппендицит, и пока младший брат находился под наркозом, стерилизовал его, дабы пресечь продолжение рода Нильсонов-убийц.
Как старший, Гуннар был хранителем традиции, и он решил, что продолжать традицию не стоило. За исключением этого контракта. Ради добра людям.
Гуннар Нильсон сел в «ровер», уже не боясь уснуть за рулем, и, преодолев крутой трехмильный спуск, подъехал к маленькому поселку на берегу реки, где было все необходимое для жизни, включая телефон в доме у одного из британских офицеров.
Предполагалось, что к этому времени уже придет ответ. От этого зависело, становится ли Гуннар миллионером и врачом-миссионером или останется ученым лекарем без гроша в кармане, пытающимся лечить аборигенов, которые, в общем-то еще не готовы принять иное лечение, кроме традиционного, составной частью которого являются маска, танец и песня.
Лейтенант Пепперидж Барнз был дома и искренне обрадовался встрече с доктором Нильсоном. Он частенько беспокоился о добром безобидном джентльмене, жившем в горах среди этих грубых безумцев, и все собирался как-нибудь проведать его.
Нет, никакого сообщения для доктора Нильсона не было. Что-нибудь важное? Просто весточка от брата, уехавшего отдохнуть? Ну, разумеется, пользуйтесь телефоном сколько угодно. Лейтенант Барнз собирался прогуляться до своего офиса, взглянуть, не натворили ли что-нибудь за ночь недоразвитые обитатели этой отсталой страны. Может быть, после того как доктор Нильсон позвонит и отдохнет, он зайдет в офис к лейтенанту Барнзу, и они сыграют партию в шахматы?
После ухода Барнза Гуннар Нильсон долго сидел, глядя на телефон, надеясь, что он зазвонит. Он и не представлял, что у Ласы могут возникнуть трудности. В конце концов он же был Нильсоном, имевшим нильсоновские инстинкты. Гуннар объяснил ему, как это делается, а Нильсоны действовали без промаха. И все-таки он уже должен был позвонить.
Гуннар ждал и ждал, но по прошествии часа стал тщательно набирать номер в Швейцарии, который сообщил ему Ласа.
Он просидел еще час рядом с телефоном, разглядывая свою ладонь, с удовольствием думая о том, что именно эта старая и загорелая рука по доброй воле сложила оружие, передававшееся в семье Нильсонов по наследству шестьсот лет, из поколения в поколение, от отца к сыну, через века.
Больше никаких убийств. Только это, последнее, – и все.
Он почувствовал, как под его рукой завибрировал, телефон, и снял трубку.
– Ваш номер в Швейцарии, – возвестил женский голос.
– Благодарю вас, – ответил он.
– Говорите, – сказала она.
– Алло, – раздался мужской голос.
– Я бы хотел узнать насчет денег, причитающихся мистеру Нильсону за выполнение одной работы, – сказал Гуннар.
– С кем я говорю? – после некоторой паузы поинтересовался мужской голос.
– Я – доктор Гуннар Нильсон. Я брат Ласы Нильсона.
– А, да-да. К сожалению, должен вам сообщить, доктор Нильсон, что деньги по этому контракту не выплачены.
Рука Нильсона сжала трубку.
– Почему?
– Потому что условие контракта не было выполнено.
– Понятно, – медленно произнес Нильсон. – А от Ласы ничего не слышно?
– И вновь должен вас огорчить, доктор. С вашим братом я не беседовал, однако слышал о нем. Мне неприятно вам об этом сообщать, но вашего брата нет в живых.
Нильсон моргнул и, поймав себя на этом, широко раскрыл глаза.
– Понятно, – медленно повторил он. – Вам известны какие-нибудь подробности?
– Да. Ноя не могу обсуждать их по телефону.
– Разумеется. Я понимаю, – сказал Нильсон. Он откашлялся, прочищая горло. – Я позвоню вам через несколько дней Но сейчас я хочу вас кое о чем попросить. – Он откашлялся.
– О чем же?
– Закройте контракт. Я беру его на себя.
– Вы твердо решили?
– Закрывайте контракт, – сказал Нильсон и, не прощаясь, положил трубку.
Его морщинистая загорелая рука лежала на телефоне. Он снова взял трубку. Гладкая и прохладная на ощупь, она напоминала рукоятку револьвера.
Он продолжал сидеть, представляя, как держит в руке теплый револьвер, думая о детях, которые могли бы быть у Ласы, которые заставили бы расплатиться мир, погубивший их отца. Но у Ласы не было детей. Гуннар позаботился об этом.
И что же оставалось теперь?
Сжав телефонную трубку, он медленно поднял ее в вытянутой руке, нацелившись микрофоном куда-то в стену. Указательным пальцем он нажал на воображаемый курок. В какое-то мгновение он вдруг почувствовал, что ему хочется моргнуть, но подавил это желание. Как легко возвращаются старые привычки! Кашлянув, он нажал пальцем в середину трубки. И улыбнулся этому звуку.
Ласа будет отмщен и без детей.
Глава четырнадцатая
– Да, именно, – сказал Римо. – Мы ее потеряли.
Он услышал, как Смит на другом конце провода закашлялся.
– Надеюсь, у вас что-нибудь неизлечимое, – сказал Римо.
– Не беспокоитесь, – ответил Смит. – У вас есть какие-нибудь соображения, где найти девушку?
– Кажется, да, – сказал Римо. – Существует нечто под названием «Мэггот», очевидно являющееся певцом. Она его искала. Думаю, что ее можно будет найти где-нибудь там.
– Необходимо сохранить ей жизнь.
– Разумеется, – ответил Римо.
– Возникли новые осложнения.
– Помимо старых?
– Вы уже столкнулись с Ласой Нильсоном?
– Да.
– Значит, контракт уже стал международным.
– Не имеет значения, – ответил Римо.
– Может, и имеет, – возразил Смит. – Семейство Нильсонов весьма необычное.
– В каком смысле?
– Они занимаются этим делом уже шестьсот лет.
– Под «этим делом» подразумевается убийство?
– У них репутация людей, никогда не совершавших ошибок.
– Тот «жмурик», что лежит у меня в шкафу, подпортил им репутацию, – сказал Римо.
– Вот это-то меня и беспокоит, – ответил Смит. – Не верится, что на этом все кончится.
– А я сказал вам, что это не имеет значения. Сколько бы их там ни было. Один Нильсон или сто Нильсонов. Какая разница? Если мы разыщем девчушку, она будет в безопасности.
– Вы в самом деле настолько самонадеянны? – спросил Смит.
– Послушайте, – раздраженно сказал Римо. – Если вы очень беспокоитесь обо всех Нильсонах, можете беспокоиться о них сколько вам угодно. Неужели вы думаете, что они хоть в какой-то мере могут сравниться с Домом Синанджу?
– Они пользуются широкой известностью.
– Загляните ко мне в шкаф и поглядите, что там делает ваша известная личность.
– Я лишь хочу, чтобы вы реально смотрели на вещи и проявляли осторожность. Противник очень опасен, а вы своими высказываниями напоминаете Чиуна. Не хватает только, чтобы вы начали нести всякую ерунду о величии и благородстве Дома Синанджу.
– Знаете, – сказал Римо, – вы не заслуживаете того, что имеете. Вам нужен какой-нибудь робот-громила, которому нужны два помощника, чтобы прочесть имя жертвы.
– Просто не будьте Чиуном.
– Не буду. Но не ждите, что гора задрожит от дуновения ветерка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16