Он негодовал. Все, что требовалось для запуска «Кассандры» — это стапятидесятипятимиллиметровая пушка, которая была у индейцев Апова. Они готовы пустить ее в ход, если Римо не доставит им завтра утром членов Партии Революционных Индейцев.Римо разыскал Брандта в супермаркете «Биг Эй», где он отчитывал нескольких женщин за то, что они мяли рулоны туалетной бумаги. Гора рулонов возвышалась почти до самого потолка.— А почему нельзя ее менять? Она же мягкая? — поинтересовался Римо.— Нельзя, — ответил Брандт, — мягкого в ней только воздух между оберткой и рулоном. Сама по себе она похожа на наждак.Глядя на гигантскую гору, Римо заметил:— Ты должно быть, продал уже много.— Нет, — ответил Брандт. — Но парень, у которого я ее купил, продал действительно много.Он засмеялся, довольный своей шуткой, а потом поинтересовался:— Ну как дела?— Я как раз хотел поговорить об этом.— У меня нет времени, — ответил Брандт. — Я занят делом.— К черту дела, нам надо решать мировые проблемы.— Ты и решай. А я буду думать, как мне получить недельную выручку. Если я не буду следить за прилавками, мои служащие обдерут меня, как липку. Завтра утром эти слюнтяи из Партии должны быть у меня, или мы взорвем все к чертовой матери.— Сколько человек тебе надо?— Всех, — сказал Брандт.— А что ты собираешься с ними делать?— Сначала устроить хорошую головомойку. А потом повесить.— Но это противозаконно, — сказал Римо.— Плевать мне на закон. Эй, там, не трогайте бумагу! Плевать на закон.Они оскверняют нашу церковь, и закон позволяет им это. Но меня бесит еще больше то, что на них смотрят люди со всего мира и думают: вот они какие, индейцы. Мы должны прекратить безобразие. Они нужны мне все до единого человека. Хороший партиец — мертвый партиец.— Может, тебе хватит Пети и Косгроув?— Нет. У меня трещит башка от танцев и пения Косгроув. А Пети будет так пьян, что не почувствует, что его повесили. Мне нужны и все остальные.— Ладно, я постараюсь. Но что, если у меня не получится? Вообще-то твоя пушка стреляет?— Хочешь поспорить?— Как это пушка, из которой никогда не стреляли, может выстрелить?— Из нее стреляли, — сказал Брандт.— Да?— Целый год раз в неделю.— А для чего?— Мы купили ее у военных. Мы смотрели в теленовостях на все эти демонстрации и безобразия в городах и решили, что они могут докатиться и до нас. Мы должны быть готовы защитить наш город от мятежников.— Вот бы взглянуть на эту пушку, — сказал Римо.— Сначала ты услышишь ее. Завтра утром. А потом, если ты будешь здесь, я покажу ее тебе. Слушай, парень со смешным именем, они нужны мне все.До единого.— Хорошо. Ты их получишь, — пообещал Римо.— Не трогайте туалетную бумагу! — заорал Брандт, отворачиваясь от Римо и угрожающе надвигаясь на шестидесятилетнюю индеанку в джинсах и мокасинах. Она подождала немного, затем швырнула в него упаковку бумаги и пошла к выходу.Римо оказался на солнечной улице, испытывая к себе глубокое отвращение. Доставить одного человека в нужное время и в нужное место — для этого требовалась лишь определенная изобретательность. Но доставить Брандту сорок человек среди бела дня — дела явно невыполнимое.Римо зашел в небольшой муниципальный парк с аккуратно подстриженными газонами и цветами, посаженными в геометрическом порядке, в центре которого возвышался большой деревянный памятник ветеранам Апова. Он сел на скамейку и задумался.Парк и супермаркет «Биг Эй» находились на самом краю плоскогорья. В полумиле оттуда Римо мог различить монумент и церковь Вундед-Элк.Гнев индейцев Апова вполне справедлив. У них есть гордость. Они гордились собой и своей страной. И парк, где он сидел, был основан а память тех, кто погиб на войне. Индейские ребятишки играли среди пулеметов, установленных на бетонном цоколе, и пушек, наполовину вросших в землю. Был там и танк без башни и гусениц. Радостные детские голоса звенели в прозрачном воздухе.А внизу, в церкви, собралась всякая шушера, называющая себя революционными индейцами. Мошенники без чести и совести. Дрянные артисты, дурачащие прессу и правительство, которым в один прекрасный день поверит вся страна. Сначала все подумают, что они просто чокнутые. Но власть прессы над умами людей такова, что слушая день за днем, как отважные индейские борцы за свободу противостоят угнетателям, даже умные люди поверят им. Временами пресса становится опасной для страны. Как вода точит камень, она подтачивает традиции, веру, мораль. Для прессы нет ничего святого, единственный Бог для нее — Спаситель, но приспособленный для ее собственных целей.Римо слышал голоса детей, играющих среди орудий прошедших войн.Эти малыши не должны погибнуть. Если такое и случится, то когда-нибудь потом, во имя высшей цели. Нельзя позволить им умереть нелепой смертью, лишь потому, что какие-то подонки собрались вокруг ядерной установки.Римо поднялся и пошел к выходу из парка с прекрасным видом на церковь, памятник и шоссе. Он направлялся в мотель. Он решил доставить Брандту все сорок человек. Любой ценой.Когда Римо вернулся в мотель, он увидел Линн Косгроув сидящей на корточках под дверью. Она посмотрела на него умоляющим взглядом.— Ты совратил меня, бледнолицый, — сказала она.— Конечно.— Ты сделал меня Сакайавеа.— Может быть.— Я уничтожена твоей злой волей. Я ничтожество.— Ну и что?— Теперь мне ничего не остается, как только стать рабыней в твоих руках, запятнанных кровью.— Ужасно, лапонька, но не надо этого делать прямо сейчас.— Я пария среди своих соотечественников. Я твоя рабыня.— Съешь лучше шоколадку.Она вскочила и топнула ногой:— К черту шоколадку! Сожми меня в объятиях, Римо.Римо дотронулся до определенной точки около ее уха, и она мгновенно превратилась из разъяренной пантеры в ласковую кошечку.— О-о-о... — простонала она.— Знаешь, — сказал Римо, — сегодня днем я очень занят. Но в три часа ночи я жду тебя в церкви.— О-о-о... Да. О-о-о...Римо снял руку с ее шеи.— Значит, договорились. Пока!— Ухожу, мой повелитель. Рабыня удаляется, покорная твоей воле.Она ушла. Римо смотрел ей вслед. В три часа ночи в церкви. У него уже сложился план действий. Возможно, банда партийцев скоро окажется в городке. Глава 11 В номере вместо Чиуна оказался Ван Рикер. Сидя в кресле перед телевизором, он внимательно следил за дискуссией, в которой принимали участие два социолога и сенатор по делам национальных меньшинств, выступавший на пресс-конференции Джерри Кэндлера. Они обсуждали важное социальное значение восстания в Вундед-Элк.Когда вошел Римо, Ван Рикер оторвался от телевизора.— Я слишком долго не был в Америке. Что, теперь здесь все такие чокнутые?— Не все, — сказал Римо. — Только самые умные. А заурядные личности мыслят вполне здраво.— Слава Богу! — сказал Ван Рикер, проводя рукой по чисто выбритой, загорелой щеке. — Ты только послушай, что они говорят.Римо присел на краешек кровати и услышал, как один из социологов — чернокожий — заявил, что события в Вундед-Элк — закономерный результат длительного рабства.— Конечно, в конце концов люди должны восстать против правящего класса, — говорил он. — В этом заключается смысл происходящего в Вундед-Элк.Нуждающиеся, обездоленные индейцы восстали против политики правительства, которая граничит, в лучшем случае, с фашизмом и геноцидом. Это пример для все национальных меньшинств.Да, подумал Римо, это пример для индейцев Апова, которые волнуются из-за пустяков, вроде туалетной бумаги в супермаркете «Биг Эй», в городе, который они выстроили собственными руками и где они живут по-человечески.Его утешало лишь то, что, наверно, никто в городке Апова не смотрит эту телепередачу. А если смотрит, то, конечно, катается по полу от смеха.Второй социолог — белый — был настроен крайне самокритично. Он предсказывал еще больший размах насилия, его глаза блестели, как у сумасшедшего, на губах выступила пена. Он был в порыве страсти, его воодушевляла мысль о том, что кто-то начнет борьбу с белыми.Затем выступил сенатор по делам национальных меньшинств.— Политическое решение проблемы потерпело поражение. Правительственная администрация отказалась поддержать мой план дать каждому восставшему десять тысяч долларов. Поэтому, несмотря на то, что я целиком и полностью с восставшими, я умываю руки. Эскалация насилия, которая за этим последует, будет не на моей совести, а на совести тех официальных лиц, В Вашингтоне, которые остались глухи к мольбам обездоленных индейцев.Ведущий, худощавый светловолосы человек, все время подшучивал над собой. Он напоминает, подумал Римо, одного французского генерала, который спрашивал, куда направляется его войско, чтобы успеть возглавить его и повести туда.Ведущий задал вопрос: что за люди заняли мемориал в Вундед-Элк?— Обыкновенные индейцы, — ответил сенатор. — Наши краснокожие братья, тщетно пытавшиеся построить для себя нормальную жизнь, несмотря на всяческие лишения и унижения со стороны властей.Ван Рикер вскочил, разозлившись:— Что они мелют? Или где-нибудь есть еще один Вундед-Элк, о котором мы не знаем?— Ты слишком долго отсутствовал, генерал. Видишь, этот чернокожий оправдывает любое насилие, если оно служит его идеям. Он хочет сделать насилие таким же будничным для Америки, как традиционный пирог с яблоками.А белый оправдывает насилие потому, что он хочет быть наказанным за то, что в детстве ходил в престижную школу. Ему даже в голову не приходит, что он посещал ее благодаря зарплате своих родителей и своим способностям. Он одержим идеей, что полученное им образование у кого-то отняли силой.— А сенатор?Римо пожал плечами.— Он просто марионетка.— Знаешь, я впервые слышу такой сочный социологический анализ происходящего, — сказал Ван Рикер.— Меня научил Чиун, — пожал плечами Римо. — Кстати, он сейчас вернется.Думаю, он не одобрит того, что ты смотришь его телевизор.Ван Рикер выключил телевизор.— Ладно. Я пойду проветрю мозги. Скорее бы назад, на Багамы! Жду не дождусь, когда Комиссия по атомной энергии вернет «Кассандру» в рабочее состояние, и вся эта нервотрепка кончится.— Счастливо прогуляться, — пожелал Римо.Ван Рикер исчез в своем номере, а Римо растянулся на постели обдумывая, стоит делать зарядку или нет.Он решил, что стоит: ведь у него целую неделю не было настоящей работы. Где бы ему поработать сегодня? В Лондоне? В Париже? Алжире? Сан-Франциско? Дейтоне, штат Огайо? Уайт Плейнз? Нью-Йорк? Ни один город его не воодушевлял.Стоп! В Беркширских горах есть небольшой городок, где у Чиуна абонентский почтовый ящик. Однажды он и Римо ездили туда забрать почту, пролежавшую несколько месяцев. Почта грозилась аннулировать ящик, Чиун ожидал предложений от работодателей и был разочарован их отсутствием.Ему не предлагали даже временной работы. Но он бесстрастно отверг предложение Римо выбросить письма.Как назывался городок? Ага: Питтсфилд, штат Массачусетс. Теперь он вспомнил. Там был пруд и лагерь герлскаутов. Девчонки дни и ночи напролет пели жуткие песни, а трубач почти каждое утро выходил на берег пруда и дул в свою трубу, вгоняя в краску птиц.Закрыв глаза, Римо живо представил себе Питтсфилд. Пруд. Он ступил на берег пруда и медленно пошел направо, по самому краю. Была безлунная ночь. Он легко и быстро продвигался вперед, стараясь не производить ни звука.Он услышал, как наступил на ветку, и ветка хрустнула. Он мысленно выругался и побежал по берегу, едва касаясь ступнями деревянных досок лодочных пристаней, встречающихся на пути. Вперед, вперед! Он увеличил скорость. Его шея вспотела. Он прислушался к своим ощущениям. Пульс учащался. Прекрасно. Никакая работа не на пользу, если пульс не учащается.Свежий ветерок с воды обдувал его разгоряченный лоб.Сейчас он бежал так быстро, как только мог. Он обежал ровно половину береговой линии. Но он о чем-то забыл. Конечно же! Он забыл разогреть ноги. Лежа на спине, он подкачал кровь к нижним конечностям и почувствовал, как они стали теплыми, а потом горячими.Хорошо. Он продолжил движение. У лагеря герлскаутов он замедлил бег, под покровом ночи, тайком прокравшись к громкоговорителям, перерезал ведущие к ним провода и побежал дальше.Через десять минут он вернулся туда, откуда начал свой путь.Его сердце бешено колотилось, частота вдохов в минуту возросла с обычных семи до двенадцати. Слегка вспотели шея, подбородок и правый висок.Отлично, подумал Римо, хватая ртом воздух, приводя пульс и дыхание в норму. Неплохая работа! Прекрасный вечер в Питтсфилд, штат Массачусетс.Дверь открылась, и вошел Чиун. Стоя в дверях, он посмотрел на валяющегося в кровати Римо.— Почему ты вспотел?— Я немного поработал, папочка, — ответил Римо.— А вот сейчас настало время поработать по-настоящему, — сказал Чиун. — Не лежать же все время, глядя в потолок.— Я к твоим услугам.Чиун вошел в комнату, ведя за собой кого-то.— Римо, познакомься! Я встретил очень приятного молодого человека. У него дурацкое имя, но сам он далеко не глуп.В номер, пошатываясь, вошел толстый мужчина. Он взглянул на Римо пронзительными блестящими глазами, похожими на осколки синего антрацита. Лицо обладателя глаз напоминало плохо пропеченую булочку.— Как вас зовут? — спросил Римо.— Валашников.— Он говорит правду, — заметил Чиун. — Это его настоящее имя. Но ты можешь называть его «товарищ». Он сказал, что все обращаются к нему именно так. Товарищ, познакомься с моим сыном Римо.Он подошел к Валашникову вплотную и сказал громким шепотом, так, что Римо все слышал.— На самом деле он мне не сын, но я так говорю, чтобы он не чувствовал себя не в своей тарелке.— Рад с вами познакомиться, — сказал Валашников Римо, все еще лежащему в кровати.— Римо, — восхищался Чиун. — Посмотри, как он мил! Он приветствует тебя.Он должен тебе понравиться больше, чем кое-кто из императоров, с какими нам приходилось иметь дело.Римо сразу же понял, что всей душой ненавидит Валашникова. Русский.Вундед-Элк и так был веселеньким местом. Не хватало только русских, чтобы перевернуть все верх дном окончательно.— Что вы здесь делаете, Валашников? — спросил Римо.— Я атташе по делам культуры в посольстве Советского Союза.— И вы прибыли сюда по делам культуры?— Я приехал по обмену культурными достижениями в области музыкального искусства. Мне хотелось бы услышать подлинную индейскую музыку. Матушка-Россия очень интересуется подобными вещами.— Россия интересуется разными вещами, Римо, — сказал Чиун. — Знаешь, в отличие от многих других стран, в России наемные убийцы — уважаемые люди.— Замечательно, — без энтузиазма отозвался Римо.Валашников тяжело опустился на табуретку рядом с трюмо.— Это правда, — сказал он. — Россия ценит всякие таланты. Мы ценим наемных убийц, особенно тех, кто работал долгие годы бесплатно.Он посмотрел на Римо испытующим взглядом. Римо, в свою очередь, посмотрел на Чиуна, который возвел очи горе с видом полнейшего безразличия.Римо заскучал. Значит, Валашников всего-навсего вербовщик! Римо предпочел бы встретиться с настоящим шпионом.Римо тошнило от попыток Чиуна найти работу. Ожидать, что завтра в три часа дня Америка взлетит на воздух — одно, а искать работу в других странах — совсем другое... В это было что-то аморальное. И убежденность Римо в аморальности своего наставника служила лишним доводом в пользу того, что ему не следовало становиться Мастером Синанджу. Чиун был профессиональным ассасином, для него были равны все, кто платил ему звонкой монетой. Римо же чувствовал себя патриотом; он хотел приносить пользу Америке. Он не осуждал Чиуна. Просто они были разными.— Каждого, кто нанимается на работу, ждет радушный прием, — заявил Валашников, глядя на Чиуна. — Всяческие почести.Он посмотрел на Римо.— И высокая оплата.— А служебный автомобиль? — поинтересовался Римо.— Конечно! — с готовностью воскликнул Валашников. — И не только автомобиль. Квартира под Москвой, с двумя спальнями. С телевизором, персональной радиостанцией. Кредит в ГУМе.Улыбка внезапно появилась и исчезла на его лице.— Ваши лидеры назвали бы мое предложение крайне соблазнительным.— Какой человек, Римо! — воскликнул Чиун. — Разве он тебе не нравится?— Он прекрасный человек, папочка. И ты тоже. Надеюсь, вы сработаетесь. — Римо поднялся с кровати. — Пойду прогуляюсь. Мысль о собственном телевизоре так потрясла меня, что мне необходимо подышать свежим воздухом.Римо вышел на улицу с твердым намерением на время выбросить русского из головы. Сейчас у него были другие проблемы.Индейцы Апова готовились пальнуть в памятник из 155-миллиметровой пушки, если Римо не доставит им всю банду революционеров. Как это сделать?Вот в чем заключалась проблема номер один. В случае неудачи Брандт сметет Америку с лица земли.В сравнении с этим русский не заслуживает никакого внимания. Пусть пока Чиун торгуется с Валашниковым. Римо знал, как можно прекратить торг, когда наступит решительный момент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13