Обладай Липпинкотт способностью рассуждать более здраво, он счел бы их вид виноватым.Бирс высморкался в платок и украдкой протер лицо. Глория выглядела не так безупречно, как обычно: бретелька ночной рубашки сползла у нее с плеча, почти вся левая грудь торчала наружу, губная помада была размазана. Впрочем, Липпинкотт не замечал мелочей.Бирс встал, вытерев лицо. Он был молод, высок и широкоплеч.— Как самочувствие пациентки, доктор? — осведомился Липпинкотт.— Прекрасно, сэр! Лучше не придумаешь.— Хорошо. — Липпинкотт улыбнулся жене и сказал, не глядя на врача: — Прошу нас извинить, доктор.— Разумеется. Доброй ночи, миссис Липпинкотт, доброй ночи, сэр.Когда он затворил за собой дверь, Липпинкотт проговорил:— Славный малый.— Это кому кто правится, — ответила Глория и раскрыла объятия, приглашая супруга к себе в постель.Приближаясь к ней, Липпинкотт сбросил на спинку стула пиджак. О, как он ее любил! Скоро она подарит ему ребенка. Он надеялся, что это будет сын. Сидя на постели и испытывая сильное желание оказаться у нее в объятиях, он опять содрогнулся, вспомнив, зачем пришел. Его большая костлявая рука сжала ее руку.— Что случилось, Элмер? — испуганно спросила она.— Ты видишь меня насквозь, не правда ли?— Не знаю. Но я вижу, когда ты бываешь озабочен. Когда ты приходишь угрюмым, я знаю, что тебя что-то беспокоит.Он невольно улыбнулся, но улыбка была лишь вспышкой, которая мгновенно погасла, не оставив на его лице ничего, кроме боли.— Выкладывай все начистоту, — сказала Глория. — Неужели стряслась беда? У тебя такой вид, будто...— Да, беда, — подтвердил Липпинкотт.Он ждал ее ответа, однако она молчала. В спальне воцарилась невыносимая тишина. Он отвернулся и заговорил, глядя в пол:— Прежде всего я хочу заверить тебя, что я люблю тебя и нашего ребенка.— Это мне известно, — ответила Глория и погладила его но густым седым волосам на затылке.— Точно так же я любил своих... мальчиков. Но потом я узнал от доктора Гладстоун, что они мне не родные. Моя жена родила троих сыновей, и всех от другого мужчины. Или от других. — Он поперхнулся.— Элмер, все это давно поросло быльем, — сказала Глория. — Зачем возвращаться к старому? Прошлое не исправить. Эта женщина жестоко обманывала тебя, но теперь она мертва. Прости же ее и все забудь.Он повернулся к ней. В углу его правого глаза блеснула слеза.— Хотелось бы мне простить и забыть! Но это невозможно. Моя гордость слишком сильно уязвлена. Я был в гневе, я мечтал о мести. Ты знаешь об экспериментах в лаборатории доктора Гладстоун?— Толком нет, — ответила Глория. — Меня не интересует наука.— Так вот, она работает с животными, чтобы получить вещество, способное влиять на поведение человека. В частности, она вылечила меня от импотенции. И вот я попросил ее применить эти вещества... на Лэме, Рендле и Дугласе.Глаза Глории расширились. Липпинкотт удрученно покачал головой.— На самом деле я не хотел причинить им вреда. Я просто хотел... отплатить им той же монетой, показать, что без фамилии «Липпинкотт» они — пустое место.— Разве это их вина, Элмер? Они не имеют никакого отношения к поступкам своей матери.— Теперь я это понимаю. Но уже поздно. Я хотел поставить их в затруднительное положение. Но Лэм не вынес действия препарата и погиб. А сегодня вечером в больницу угодил Рендл. Он при смерти. И в этом виноват я. Я только что оттуда.Глория обняла Липпинкотта и положила его голову себе на плечо.— Дорогой, как это ужасно! Но выбрось из головы мысли о своей вине. Они не помогут.— Но ведь Лэм мертв!— Верно. Мертв. И с этим ничего не поделаешь. Остается только убиваться.— И сознавать свою вину, — добавил Липпинкотт. Теперь по его лицу вовсю бежали слезы, преодолевая складки старческой кожи.— Нет! — отрезала Глория. — Осознанием вины делу не поможешь. Зато ты можешь посодействовать выздоровлению Рендла. Что до Лэма, то, как ни жестоко это звучит, ты должен его забыть. Ты сам знаешь, что со временем это произойдет. Так попробуй приблизить этот момент! Зачем напрасно мучаться? Забудь его. Сделай это ради меня, ради своего будущего сына. Собственного сына.— Думаешь, у меня получится?— Получится, я знаю, — сказала Глория.Липпинкотт обнял жену. Потом он, оставив ее на подушках, потянулся к телефону.— Я велел доктору Гладстоун остановиться, — пояснил он. — Хорошенького понемножку.— Я рада, — сказала она.— Доктор Бирс? — сказал Липпинкотт в трубку. — Прошу вас зайти.Бирс появился через несколько секунд.— Доктор Бирс, мой сын Рендл лежит в клинике Верхнего Вест Сайда, на Манхэттене. Езжайте туда и сделайте совместно с вашей коллегой доктором Гладстоун все необходимое для выздоровления Рендла.— Что с ним, сэр? — спросил Бирс и в деланном недоумении перевел взгляд с Липпинкотта на юную и прекрасную Глорию.— Доктор Гладстоун в курсе дела, — ответил Липпинкотт. — Не теряйте времени.— А как же миссис Липпинкотт?— Здесь побуду я. С ней ничего не случится. В случае необходимости я вас немедленно вызову.— Еду, — сказал Бирс и покинул спальню.— Теперь все будет хорошо, — сказала Глория мужу. — Снимай одежду и ложись в постель. Я иду в ванную.Запершись в ванной, она отвернула кран, после чего сняла трубку телефона, висевшего над раковиной, и набрала трехзначный номер. Ответившему на звонок она отдала приказ из двух слов:— Убейте его.Повесив трубку, она вымыла руки и вернулась к мужу.После Рендла, думала она, осталось разделаться всего с двумя Липпинкоттами: с третьим сыном, Дугласом, и, разумеется, с самим старикашкой.Новость, сообщенная доктором Бирсом, сразила Элмера Липпинкотта: ночью его сын Рендл скончался. Ни Бирс, ни доктор Гладстоун не смогли ему помочь.— Его состояние как будто не вызывало тревоги, но в следующее мгновение он перестал дышать. Простите, мистер Липпинкотт.— Это не ваша вина, а моя, — ответил Липпинкотт.На сердце его лежала невыносимая тяжесть. К счастью, молодая жена Глория сумела его утешить. Потом она уснула.Крепким сном. Глава одиннадцатая Руби не могла сомкнуть глаз. Даже в 2 часа ночи за окном гостиницы не утихал уличный шум. К нему добавлялся вой обогревателя. К тому же мучила мысль о том, что Римо может обогнать ее в расследовании дела.Она включила лампу и позвонила Смиту. В спальне у Смита был установлен особый телефон: вместо звонка на нем мигала красная лампочка. Смит, работавший в юности в секретной службе, а потом в ЦРУ, спал так чутко, что мигание красной лампочки мгновенно будило его.Он снял трубку, оглянулся на похрапывающую жену и шепнул:— Не вешайте трубку.Перейдя в ванную комнату, он снял трубку там и сказал:— Смит.— Это Руби. Простите за поздний звонок, но я не могу заснуть.— И я, — солгал он. Он не любил ставить людей в неудобное положение, поскольку, испытывая замешательство, они дольше не переходят к сути. — Вы что-нибудь выяснили?— Я рада, что не разбудила вас, — сказала Руби. — Помните Мидоуза, частного детектива? Письмо написал он. Две недели назад он пропал. Заговор против Липпинкоттов как-то связан с лабораторией «Лайфлайн» в Ист-сайде. С Мидоузом был еще один человек.— Как вы это узнали? — спросил Смит.— Я раздобыла черновики Мидоуза. В них было больше информации, чем осталось в письме.— Как вы думаете, что произошло с Мидоузом?— Скорее всего, он сыграл в ящик, — ответила Руби.— Весьма вероятно.— А как наш балбес? Что-нибудь раскопал?— Римо? Не очень много, но его сведения согласуются с вашими. — Он коротко поведал о попытке убить Римо и Чиуна, предпринятой людьми в больничной форме, и о том, что Римо предположил существование заговора медиков.— Он близок к истине, — буркнула Руби.— Я заложил информацию в компьютер, прежде чем выехать из Фолкрофта, — сказал Смит. — Не вешайте трубку.Он набрал помер прямого выхода на огромные банки данных санатория Фолкрофт — штаб-квартиры КЮРЕ. Ему ответил механический голос. Смит набрал комбинацию цифр, запускающую автоматическое считывание компьютерной информации. Тот же голос сообщил нечто Смиту, который, учтиво поблагодарив машину, сказал Руби:— Вы правы: лаборатория существует на деньги Липпинкотта. Там заправляют двое медиков: Елена Гладстоун и Лорен Бирс. Они же — врачи, пользующие семейство Липпинкоттов.— Чем занимается лаборатория? — спросила Руби.— Какими-то сложными опытами по изучению поведения.— Понятно. Где остановился наш балбес?Смит назвал ей отель.— Что вы сделаете теперь? — спросил он.— Собираюсь побывать в лаборатории.— Не советую ходить туда одной. Свяжитесь с Римо, — посоветовал Смит.— С этим недоумком? Он ни на что не способен. Он во все лезет и все запутывает. Ломает мебель, дурачится... С ним никогда не докопаешься до истины.— Теперь вы понимаете, какой крест мне приходится нести, — терпеливо проговорил Смит. — Просто мне не хочется подвергать вас опасности.Сказав это, он умолк. На другом конце тоже молчали.— Ладно, — сказала, наконец, Руби, — объединяюсь с Римо.— Вот и хорошо, — сказал Смит. — Держите меня в курсе событий.Оба повесили трубки. Руби выругалась и села на край постели. На самом деле Римо вовсе не был ей неприятен. Более того, думая о нем, она часто заливалась краской. Если бы не Чиун, который вечно пытался уложить их в постель, чтобы они произвели для него на свет желто-коричневого ребеночка, они с Римо давно нашли бы общий язык.А ведь какой получился бы ребенок! Сверхчеловеческий! В том случае, разумеется, если бы от Римо он унаследовал физическое, а от нее — умственное совершенство. А вдруг у него будут мозги Римо? Разве можно подвергать судьбу ребенка такой опасности?Она решила позаботиться об этом в свой срок. Сейчас же она поспешно оделась и проверила, имеется ли в ее объемистой сумке нужное удостоверение. Выйдя на улицу, она подозвала такси и сказала водителю:— Городской морг.— Забудьте о самоубийстве, леди. Лучше выходите за меня замуж.— Один растяпа у меня уже есть, — ответила Руби — Поехали.Удостоверение сотрудницы министерства юстиции позволило ей преодолеть заслон из служащих, орудовавших в морге даже среди ночи. Невзирая на хроническое банкротство, Нью-Йорк неизменно находил деньги, чтобы нанимать все больше бездельников. Они располагались между входом и «складом» в добрые семь слоев.Скучающий полицейский внимательно изучил ее удостоверение, шевеля губами, после чего осведомился, кого она ищет. От полицейского пахло дешевым виски. Ремень врезался в его необъятный живот, как нож в свежий пирог. Руби подумала, что он приходится родственником какому-нибудь шишке, раз торчит в помещении в зимнюю стужу.Она показала фотографию Зака Мидоуза.— Вот этого.— Что-то не узнаю, — ответил полицейский. — Но они тут сами на себя не похожи. Когда он поступил?— Неделю-две тому назад.— Нельзя ли поточнее?— Нельзя. А что, за последние две педели к вам поступило много неопознанных тел?— Пару дюжин. Это вам не Коннектикут, это Нью-Йорк.— Знаю, — вздохнула Руби. — Что ж, будем искать.Трупы хранились в ячейках за тяжелыми дверями из нержавеющей стали. Лежали они головами к двери. Каждый труп был накрыт простыней, к большому пальцу левой ноги была привязана бирка. Если тело прошло опознание, об этом свидетельствовала надпись на бирке имя, возраст, адрес. В противном случае на бирке было проставлено время и место обнаружения тела и номер дела, заведенного в полиции. Большинство неопознанных погибли от огнестрельного оружия.— Разве вы не посылаете отпечатки пальцев в Вашингтон для опознания? — спросила Руби полицейского, в очередной раз качая головой.Полицейский задвинул тело обратно в ячею морозильного шкафа. Помещение было ярко освещено, ошибиться здесь было невозможно.— Посылаем, — ответил полицейский. — Когда до этого доходят руки. Просто у нас много дел, и руки доходят до этого своим чередом, без спешки. Это Нью-Йорк, знаете ли.— Знаю, — сказала Руби. — Не Коннектикут же это!— Вот-вот.Зак Мидоуз дожидался ее в шестом по счету пенале. Она сразу узнала его обрюзгшую физиономию. Глядя на укрытое простыней тело и облепленную волосами голову, словно он скончался на пороге душевой. Руби не могла не подумать, что даже мертвым Зак Мидоуз имел глупый вид. Она закусила губу. Мать всегда учила ее не говорить дурно о мертвых, иначе ее покарает Господь. Она тщательно осмотрела тело. Кончики пальцев на обеих руках были изуродованы, словно их искромсали ножом.— Не очень обычно, да? — спросила она у полицейского.— Что? — не понял тот.Она указала на пальцы. Полицейский пожал плечами.— Вот уж не знаю!Судя по надписи на бирке, Мидоуза и еще одного утопленника вытащили из озера в Центральном парке две недели тому назад.— Где другое тело? — спросила Руби.— Сейчас поглядим. — Полицейский повертел бирку. — Это должно было быть написано здесь. Что за люди здесь работают? От них нет ни малейшего проку. Не могут даже толком заполнить бирку.— Так где же другое тело? — терпеливо повторила Руби.— Где-то тут! — сердито ответил полицейский. — С этим все?— Все.Полицейский впихнул носилки с телом обратно в пенал. Носилки с лязгом стукнулись о заднюю стенку. Помилуй Боже Зака Мидоуза! Кажется, он попал в лапы неисправимому кретину! — подумала Руби.Полицейский принялся по очереди выдвигать носилки, довольствуясь надписями на бирках. Искомое обнаружилось с четвертой попытки.— Нашелся, голубчик! Озеро в Центральном парке, та же дата. Хотите на него взглянуть?— Хочу.Полицейский выдвинул носилки до упора и откинул с лица простыню. Руби увидела безобидную мышиную мордашку, реденькие волосенки. Кончики пальцев трупа претерпели ту же операцию.— Наверное, набрались, решили посоревноваться в плавании и пошли на дно, — выдвинул полицейский собственную версию.— В декабре?— А что? Не забывайте, это...— Знаю, не Коннектикут. Как вы поступаете с такими изуродованными пальцами?— Никак не поступаю, — ответил полицейский.Неудивительно, что город напоминает становище апачей. Руби ласково похлопала тщедушный труп по голой ноге и улыбнулась полицейскому.— Спасибо. Вы мне очень помогли.— Пожалуйста. Может, и вы мне когда-нибудь поможете.— Надеюсь, — ответила Руби и мысленно добавила: «Чтоб тебе так же лежать с биркой на большом пальце!»На улице Руби снова поймала такси и назвала адрес отеля, где поселился Римо. Портье посмотрел на нее, как на уличную проститутку, явившуюся по вызову к клиенту, загоревшемуся среди ночи, неодолимой похотью. Она поднялась в скрипучем лифте на 23-й этаж, нашла дверь с нужным номером и написала записку.Чиун услышал шум. Под дверь их номера подсунули бумажку. Он тихо поднялся с соломенной циновки, на которой по обыкновению спал. Римо почивал в спальне. Чиун развернул записку и прочитал начало: «Дорогой балбес». Это не ему. Он бросил листок на пол и снова улегся на циновку, надеясь заснуть. Лишь бы лифт не скрипел всю ночь.Дежурный портье снова с омерзением взглянул на Руби. Один раз такой взгляд еще можно было простить, но во второй раз с наглецом необходимо было расквитаться.Руби подошла к стойке и со всей силы прихлопнула ладонью звонок ночного вызова, хотя портье стоял прямо перед ней. По вестибюлю разнесся пронзительный звон.— С какой стати? — пробурчал портье как можно более угрюмо.— Просто чтобы удостовериться, что вы живы, — ответила Руби.— Ну, удостоверились?— С чего вы взяли? Просто передо мной торчит какой-то длинноносый тип, издающий нечленораздельные звуки.Портье остолбенел.— Что вам угодно, мисс? Мы не любим, когда по вестибюлю околачиваются посторонние. Вам понятно, куда я клоню?Руби вынула из сумочки удостоверение сотрудницы нью-йоркской полиции.— Вой тот лифт, вопреки правилам, ни разу не проверяли за последние полгода.Портье заморгал и, заикаясь, пробормотал:— Простой недосмотр...— По вашему недосмотру могут погибнуть люди. Наверное, и остальные ваши лифты в таком же состоянии?— Не знаю...— Ладно, облегчаю вам задачу. Я вернусь после полудня. Потрудитесь к тому времени организовать проверку лифтов, в противном случае я все их закрою, и ваши постояльцы будут карабкаться по лестнице. Вам понятно, куда я клоню?— Понятно, мэм. Глава двенадцатая Доктор Елена Гладстоун не могла сомкнуть глаз в своей квартире, расположенной над лабораторией «Лайфлайн». Она с облегчением вздохнула, когда Джесс Бирс позвонил и сказал ей, что «разобрался» с Рендлом, прежде чем тот заговорил. «Лучше поздно, чем никогда», — был ее ответ.Однако она ждала еще одного звонка, а его все не было. Стрелка приближалась к 4 часам, и она уже сомневалась, что вообще услышит доклад тех двоих, которых она послала следом за азиатом и молодым американцем. Им давно уже пора вернуться, а их все не было, телефон молчал, и в ней зрела уверенность, что два правительственных агента — кажется, их зовут Римо и Чиун — на самом деле более крепкие орешки, чем кажется на первый взгляд. Они сумели оживить Рендла Липпинкотта, хотя по всем правилам медицины он был смертником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13