В потолок упиралась рождественская елка – огромное тридцатифутовое дерево, украшенное разноцветными фонариками, стеклянными шарами и гирляндами из подарков пациентам, на которых белыми буквами были написаны их имена.
Это было первое, что бросилось в глаза двум мужчинам, вошедшим в вестибюль. Они остановились у дверей.
– Тьфу, – сплюнул пожилой морщинистый кореец, одетый, несмотря на конец декабря, лишь и голубое кимоно.
– Прекрати, Чиун, – сказал его спутник. Это был явно молодой человек, хотя верхнюю часть его лица скрывали темные очки, воротник пальто был поднят до ушей, а низ лица закрыт белым шелковым шарфом. Пожилой кореец поддерживал его под руку.
Чиун опять сплюнул.
– Только посмотри! Вы на Западе умеете все превратить в мусор. Как можно испортить дерево? Очень легко – дайте его украсить белому человеку.
– Чиун, – тихо сказал Римо, – пойди лучше и зарегистрируй нас. И не забудь, кто мы такие.
– Я с удовольствием забыл бы, если бы это избавило меня от созерцания уродства.
Римо вздохнул.
– Иди, иди.
Римо направился к кожаным креслам поодаль и сел.
За столом сидел охранник в форме, заодно выполнявший обязанности регистратора и оператора на пульте связи.
Он взглянул на старика, чья голова едва возвышалась над стойкой.
– Слушаю вас.
– Поздравляю с Рождеством, – сказал Чиун.
– С Рождеством?
– Ну да. Я хотел привнести в вашу жизнь праздничное настроение. Вам нравится это дерево? – спросил Чиун, показывая через плечо.
– Такую здесь ставят каждый год.
– Это не ответ, – сказал Чиун. – Вам нравится это дерево или нет?
– Не знаю, – пожал плечами охранник. – Я никогда внимательно его не рассматривал.
– И правильно делали.
– Вы имеете какое-то отношение к рождественским елкам? – спросил охранник.
– Нет, – сказал Чиун. – Я доктор Парк. Для моего пациента, мистера Уильямса, должна быть приготовлена палата. Я хотел бы узнать ее номер.
– О да, – сказал охранник, выпрямившись на своем высоком табурете. – Это в новом крыле, палата помер пятьсот пятнадцать.
В его голосе зазвучало подчеркнутое уважение. Хотя он понятия не имел, кто такой мистер Уильямс или стоявший перед ним старик, но его предупредили, что должен прибыть важный пациент по имени Уильямс и ему нужно оказывать всяческое почитание.
– Как нам найти палату? – спросил Чиун.
– Я провожу вас. – Охранник поднялся с места.
– Это необязательно. Просто объясните, как туда пройти.
– По этому коридору до конца. Это новое крыло. Там подниметесь на лифте на пятый этаж.
– Благодарю, – сказал Чиун.
– Доктор? – обратился к нему охранник, все еще стоя.
Чиун кивнул, давая понять, что слушает.
– А вам не холодно?
– Холодно?
– Ну, в этой одежде?
– А почему мне должно быть холодно? У вас разве отопление не работает?
– Я имею в виду, что на улице всего пятнадцать градусов.
– Шестнадцать, – сказал Чиун
– Какая разница, – сказал охранник. – Вы не замерзли?
– Я никогда не мерзну при шестнадцати градусах. И запомните: не смотрите на это дерево.
Он отошел от охранника, который почесал в затылке, посмотрел на елку и опять почесался.
– Как у нас дела? – спросил Римо, когда Чиун подошел поближе.
– Прекрасно. Мы в палате пятьсот пятнадцать. Надо быть осторожными, чтобы не подхватить насморк. По-моему, здесь не работает отопление.
– Но тут довольно тепло, – сказал Римо.
– Я знаю, но на улице только шестнадцать.
– По-моему, было пятнадцать, папочка.
– Тебе лучше побеседовать с охранником. У вас найдутся любимые темы – отвратительные елки и погрешности в показаниях термометра.
– Отведи меня в палату, – сказал Римо. – Я болен и слаб и должен лечь в постель.
– Это шутка?
– Отведи меня в палату.
Покои Римо за двести семьдесят пять долларов в день того стоили. Две комнаты – просторная, светлая, с окнами по обеим сторонам гостиная и залитая мягким светом спальня. Вместо обычной больничной тошнотворной зеленой краски стены были оклеены обоями золотисто-желтого цвета.
В гостиной находилась маленькая искусственная елка, стоявшая на ореховом комоде, и две накрашенные блондинки-медсестры.
– Мистер Уильямс, – сказала одна из них, когда Римо вошел в комнату. – Меня зовут мисс Бейнс, а это мисс Маршалл. Мы позаботимся о том, чтобы ваше пребывание здесь было приятным.
Римо хотел ответить, но Чиун вышел вперед и, указав рукой на дверь, сказал:
– Оставьте нас.
– Оставить? – переспросила мисс Бейнс.
– Я доктор Парк. Если нам что-нибудь понадобится, вас позовут.
Сестра натянуто улыбнулась, но вышла вместе с мисс Маршалл.
– Что это ты раскомандовался? – поинтересовался Римо.
– Насколько я понимаю, именно так ведут себя все врачи, – произнес Чиун, оглядывая комнату. – Тебе здесь нравится?
– Лучше, чем в некоторых мотелях, где мы были.
– Лишь одно нарушает гармонию.
Римо удивленно поднял бровь.
– Вот это, – сказал Чиун, сгреб елку с комода и, держа в вытянутой руке, словно нечто заразное, швырнул в стенной шкаф и плотно закрыл дверцу. – Вот так-то лучше.
– Не надо было этого делать, Чиун. Ты мог бы украсить ее теннисными мячами.
– Чтобы потом ты опять отказал мне в обещанном подарке?
– Обещанном, папочка? – спросил Римо. Он что-то не припоминал, что обещал Чиуну Барбру Стрейзанд в качестве белой рабыни.
– В глазах справедливого человека то, что непременно должно быть сделано, является твердым обещанием, данным миру и самому себе. Вот что отличает справедливого человека от бледного куска свиного уха.
– Хорошо, Чиун, хорошо, хорошо, хорошо. – Римо попытался переменить тему разговора. – Тебе ясен наш план?
– Да, ясен, но меня оскорбляет слово «наш». Это твой план. Ты мистер Уильямс, владелец огромного состояния. Я твой врач. Мы должны выяснить, что подозрительного происходит в больнице. Ты намекнешь кое-кому, что у тебя проблемы с налогами, и будешь ждать, когда тобой заинтересуются.
– Ты все правильно понял.
– Я польщен, что ты поделился со мной своей мудростью.
– Ты знаешь, почему мы действуем именно так, Чиун?
– Да. Потому что ты глуп.
– Нет, просто на этот раз мы должны быть очень аккуратны. В Скрэнтоне я все делал по-твоему. Я прошел по цепи и обезвредил верхушку. Это было эффектно. Только вот тот, кого я должен был защитить, умер. Я убрал семь или восемь человек, и все без толку.
– Разве это было по-моему? Куролесить, как пьяный солдат, желая всем веселого праздника Свиньи и оставляя за собой трупы? Нет. Мой способ – это убрать того, кто является источником проблем. Имей дело с кем хочешь, но если не найдешь нужного человека, ты ничего не достигнешь. Нечего сваливать на меня вину за то, что ты не смог правильно выбрать цель. В конце концов, я только бедный слуга, которому не дано знать ваши с доктором Смитом тайны.
– Ладно, на этот раз мы сначала выясним, кто за все это должен ответить, а уж потом начнем ломать кости.
– И для этого нам необходимо разыгрывать из себя доктора и пациента?
– Да, Чиун. И вот что приятно – с нашими деньгами мы здесь будем себя чувствовать свободно. Никто не станет мешать человеку, заплатившему двадцать пять тысяч долларов вперед наличными.
– Это много?
– Очень, – сказал Римо. – Даже для больницы.
– Я пока воздержусь оценивать твой план.
– Сработает как по маслу, – сказал Римо. – Хватит насилия.
Глава девятая
Доктор Деммет вошел в кабинет, бросил золотое кольцо на стол, взял из бара бутылку, налил себе водки, уселся в мягкое кожаное кресло, угрюмо поглядел в стакан и выпил залпом половину.
– Рановато ты сегодня начал, а? – опросила Кэти Хал, сидевшая за столом напротив.
– Это хорошо в любое время дня. – Голос Деммета дрожал.
– Не для врача все же, – сказала она
– Такому врачу, как я, все можно.
– Так вот что не дает тебе покоя!
– Да. Если хочешь знать, я устал от всего этого.
– Ты расстроен из-за миссис Уилберфорс. – Кэти улыбнулась.
– Да, – сказал он. – Отчасти. А что это за кольцо?
– Это просто эксперимент, – сказала Кэти Хал. – Я испытываю кое-что новое. Тебе не о чем беспокоиться.
– Она умрет? – спросил Деммет, допив водку.
– Конечно, – сказала Кэти Хал. – Мы не можем оставить ее в живых, раз она бегает кругами и вопит о том, что мы сделали с ее любимым мальчиком.
– Мне все это перестало нравиться.
– Может быть. Зато понравилось букмекерам, так как твои долги оплачены. На твоем счету в банке после долгого перерыва опять кое-что появилось. И мне это нравится, потому что… это мне нравится.
– Выпей со мной, – предложил Деммет, подняв стакан.
– Не пора ли остановиться? У тебя ведь днем операция?
– Да, – мрачно ответил Деммет. – Но сегодня я могу пить, сколько захочу. Мне не придется никого убивать, а сохранять людям жизнь я могу и трезвым, и пьяным. Трезвость нужна только для убийства.
– Не раскисай. У меня нет времени тебя утешать.
– Нет?
– Нет. В клинику прибыл очень важный пациент.
– Давай отправим его на тот свет, пока он не предъявил претензий по поводу питания.
– Этого надо оставить в живых.
– Чем он лучше других?
– Пока неизвестно, – сказала Кэти Хал. – Он путешествует под именем Уильямса. Он привез с собой собственного врача и заплатил вперед двадцать пять тысяч долларов наличными за пребывание в стационаре.
– Уильямс? Я не знаю никаких знаменитых Уильямсов.
– Конечно, это не настоящее имя. Надо выяснить, кто он на самом деле. Вполне вероятно, что у него возникнет желание завещать клинике определенную сумму в случае его внезапной кончины.
– Ну, пока ты не решишь прикончить его, он меня не интересует. Да и вообще…
– Что вообще?
– Мне все это больше не нравится. Их слишком много. А эта миссис Уилберфорс, старая противная корова, она-то была совсем не при чем.
– Она была опасна, а есть только один способ избавиться от опасности – ликвидировать ее.
– Это также способ утолить жажду. Так ты не выпьешь со мной? – спросил Деммет.
– Нет, – улыбнулась Кэти Хал, но это была холодная, официальная улыбка.
– Ну, тогда выпью с кем-нибудь еще, – сердито буркнул Деммет и вышел из кабинета.
Кэти Хал проводила его взглядом, затем посмотрела на его стакан и на золотое кольцо.
Доктор Деммет, похоже, струсил. Это делало его одновременно опасным и, если эксперимент с миссис Уилберфорс был так же удачен, как с Энтони Стейсом, неудобным.
Она положила кольцо в сумку, чтобы перезарядить при случае.
Глава десятая
Миссис Уилберфорс нашли там, где ее оставил доктор Деммет, в постели ее номера в мотеле.
Он овладел ею под утро. У нее давно не было мужчины. Очень давно. Она презирала мужчин, относилась к ним свысока, а если поблизости не было настоящих мужчин, она вымещала все на своем сыне, пытаясь сломать его дух, желания и тело. Но когда Деммет овладел ею, не интересуясь ее чувствами, как будто его мысли были где-то далеко, она поняла, что всегда хотела, чтобы мужчина бросил ей вызов и победил.
Деммет оставил ее в постели в размышлении о том, сколько удовольствия доставляет секс, и о том, сколь невероятно было бы, если бы такой приятный человек, как доктор Деммет, был как-то причастен к сокрытию истинной причины смерти Натана Дэвида. Он рассказал, как отчаянно пытался спасти ее сына, но ничего не смог поделать.
Она закрыла глаза и решила заснуть, но сон не приходил. Неожиданно возникла боль в левом виске, потом в правом, а потом охватила всю голову, будто раздирая ее изнутри.
Она встала, пошла в ванную и взяла из аптечки флакон с аспирином. Приняла две таблетки и, запрокинув голову, запила водой. В этот момент она заметила в зеркале свое отражение.
Она взглянула на себя, а затем стала внимательно рассматривать свое лицо. Считалось, что секс омолаживает и делает женщину счастливой. Но на ее лице не было и намека на это. В уголках глаз обозначились морщины, под глазами появились мешки. Еще утром ничего подобного не было. Видимо, головная боль оказывала пагубное воздействие на ее нервную систему, что и отражалось на лице. Миссис Уилберфорс оставалось надеяться, что это не начало той страшной болезни, которая унесла Натана Дэвида. Пневмонии. Тем не менее она, конечно, попросит милого доктора Деммета, чтобы он ее подлечил.
Она опять легла, пытаясь забыть о боли, но смогла заснуть только в пять утра.
Она проспала тот час, когда обычно вставала, – шесть сорок пять. В девять тридцать к ней зашла горничная, но, увидев ее в постели, тут же ушла. Когда она опять появилась в половине первого и, не увидев таблички с просьбой не беспокоить, открыла дверь – миссис Уилберфорс все еще спала. Горничной это показалось подозрительным, и она попыталась разбудить ее, но безуспешно.
Горничная вызвала администратора, который зарегистрировал миссис Уилберфорс накануне.
– В чем дело? – спросил администратор, заходя в комнату. – Что случилось?
– Эта женщина не просыпается, – сказала горничная. – Она, видимо, заболела.
Администратор постоял в дверях.
– Посмотрим, – сказал он. – Ах, это миссис Уилберфорс, она приехала вчера. – Он в нерешительности стоял на пороге спальни. – Миссис Уилберфорс, – позвал он.
Ответа не было.
– Миссис Уилберфорс! – Он повысил голос.
– Она не отвечает, – сказала горничная. – По-моему, ей плохо.
– Хорошо если так, а не то твоей заднице не поздоровится, – прошипел администратор, который стал в таком тоне разговаривать с молоденькой горничной-пуэрториканкой после того, как девушка совершила непростительный грех, отказавшись провести с ним время в одном из пустых номеров и, больше того, пригрозила, что если он не перестанет донимать ее, она все расскажет его жене.
Администратор нервно проглотил слюну. Входить в спальни к женщинам не дело администратора.
– Стой здесь, – прошептал он горничной, чтобы иметь свидетеля, быстро прошел к кровати и стал звать миссис Уилберфорс по имени. Ответа не было. Он дотронулся до одеяла там, где, по его мнению, должна была быть рука. – Миссис Уилберфорс!
Послышался слабый хрип. Администратор осторожно отдернул одеяло, замер, вглядываясь в лицо, затем резко отшатнулся.
– Это не миссис Уилберфорс, – сказал он взволнованно.
– Разве нет? – спросила горничная, входя в комнату.
– Нет, посмотри сама, – сказал он, подзывая ее.
Она подошла ближе, сначала робко, потом смелее. Взглянув на лицо, она невольно вздрогнула.
Лицо было отвратительно, как грех, и старо, как время. Сморщенная коричневая кожа была изрезана глубокими морщинами, волосы были совершенно седыми, а из щек и подбородка, как у ведьмы, торчали длинные белые пучки волос.
– Миссис Уилберфорс гораздо моложе, – произнес администратор. – Я сам регистрировал ее вчера. Это не она.
Голова на подушке пошевелилась. Веки дернулись и медленно, словно в ожидании прихода смерти, которая дала временную отсрочку, открылись. Глаза тупо уставились на мужчину и женщину у кровати.
Губы слегка дрогнули, но звука не было. Затем они вновь зашевелились, мышцы в углах рта напряглись, рот приоткрылся и раздался изможденный тихий голос:
– Я миссис Уилберфорс.
Чиун смотрел телевизор, а Римо лежал на диване и медитировал, когда зазвонил телефон, стоявший рядом с зеленой бархатной кушеткой.
– Это Смит, – произнес кислый голос, – я только что узнал, что миссис Уилберфорс… я полагаю, вы встречались с ней… доставлена в клинику Роблера.
– Что с ней?
– Не знаю. Ее нашли совершенно больной в номере пригородного мотеля около часа тому назад. Вы, конечно, улавливаете связь?
– Сначала сын, теперь мать…
– Попытайтесь все разузнать.
– Что-нибудь еще? Есть что-либо новое в деле о налоговой службе?
– Ничего. Все, над чем работал Уилберфорс, он держал в голове. Этого мы, видимо, никогда не узнаем. Не теряйте связи со мной. Между прочим, эта линия не прослушивается. Наши люди контролируют ее.
Римо осторожно положил трубку на рычаг и спрыгнул с дивана. Поглядел на Чиуна, который, казалось, впал в транс, завороженный телеэкраном. Не стоит беспокоить его сейчас, тем более что это бесполезно. Чиун не оторвется от телевизора, пока не кончится очередная серия. В комнате могут происходить взрывы, пожар, наводнение. Когда дым рассеется, вода схлынет, обломки уберут, Чиун все так же будет сидеть в позе лотоса, глядя, как доктор Лэнс Рэвенел находит выход из любой ситуации, благодаря своей мудрости и доброте.
На Римо была коричневая рубашка, коричневые слаксы и свитер.
– Я ухожу, Чиун, – громко сказал он.
Ответа не последовало.
– Я могу не вернуться. Это самое опасное задание, – сказал Римо.
Тишина.
– Но это будет мое лучшее дело, – сказал Римо.
– Это можно сказать о чем угодно, – бросил Чиун и вновь замолк. В комнате звучал лишь голос с телеэкрана.
– Чиун, ну ты и поганец! – крикнул Римо.
Ответа не последовало. Римо надел темные очки, носить которые не любил, но они приводили в ярость Чиуна.
Римо купил их, гуляя как-то днем с Чиуном по улицам Сан-Франциско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14