– Из мусора.
– Простите, как вы сказали?
– Из мусора, – повторил Римо. – Пищевые отходы, падаль, ветки, щепки – все, что выбрасывают из урн по вторникам и пятницам везде, кроме Нью-Йорка, где мусороуборочная машина появляется, дай бог, раз в году.
– Это немыслимо, – сказал Клогг. – Я не верю.
– И тем не менее это так, – сказал Римо, стараясь припомнить объяснения Смита. – Что такое, в сущности, нефть? Останки животных, остатки растений, разложившиеся под большим давлением. А из чего состоит мусор? По большей части из того же самого. Я нашел простой и дешевый способ создавать нужное давление и превращать отбросы в нефть.
– Это крайне интересно, мистер Гольдберг. Я слыхал о подобных экспериментах.
– Да, кое-кто этим занимался. Но большинство из них уже мертвы.
– Очень жаль, – сказал Клогг.
– Конечно, – согласился Римо.
– Евреев надо убивать, всех без исключения, – пробормотал позади них отец Гарриган и бросил себе в рот пилюлю.
Глава десятая
– Так вы получили его? – спросил Барака у министра транспорта.
– Да, сэр, получил. Это было не так уж и трудно. Я позвонил во французское посольство, а они связались с Парижем; оттуда запросили аэропорт, и уже из аэропорта направили список пассажиров в посольство. Я потребовал доставить его лично мне: я им не мальчик, чтобы стоять и ждать, пока они примут соответствующее решение – я исполняю личное поручение великого Бараки.
– Хватит! – загремел полковник. – Мне неинтересно слушать про вашу гениальную тактику, которую вы употребили, чтобы перехитрить французское правительство и получить список пассажиров авиалайнера. Вам не пришло в голову просто-напросто позвонить в аэропорт и попросить, чтобы вам прочитали этот список?
– А если бы они отказали?
– Прочь с моих глаз! – взревел Барака. – Вон отсюда!
Министр направился к двери.
– Оставь список, кретин! – прорычал полковник.
– Да, сэр конечно, сэр, – засуетился министр, не понимая, чем он мог так рассердить президента. Поспешно вернувшись к столу, он положил бумагу, отдал честь и начал пятиться к двери, не сводя глаз с полковника. Что, как тому вздумается выхватить револьвер и пальнуть в него?
Барака подождал, пока за ним закроется массивная дверь, и нажал маленькую красную кнопку. Тяжелый металлический засов, вделанный в косяк, медленно вошел в паз, выдолбленный в торце двери. Над ней автоматически зажегся красный свет, сигнализирующий секретарше Бараки, лобинийке, о том, что глава государства занят и никто, решительно никто, независимо от важности вопроса, не должен его беспокоить – под страхом смерти.
Барака проявил чудеса упорства и настойчивости, приучая секретаршу к порядку. Поистине ему можно воздвигнуть за это памятник. Сначала он приказал установить только красную лампочку. В день вступления в должность он нажал на кнопку – знак того, что он занят, – но уже через три минуты секретарша была в кабинете.
Он мягко попенял ей, напомнив, что его нельзя беспокоить, когда горит красная лампочка; она сказала, что не заметила ее.
Он попросил секретаршу, прежде чем войти к нему, обращать внимание, горит или нет над дверью красный свет.
В тот день она врывалась в его кабинет еще дважды, полностью проигнорировав его просьбу.
В другой раз Барака предупредил ее, что она проведет остаток жизни в борделе, обслуживая кобелей, если не научится замечать красную лампочку.
Она, видать, сочла это пустой угрозой, так как начала следующее утро с прохода на красный свет. В ответ Барака всадил ей пулю в мягкую часть левой икры.
Она вышла на работу через две недели с забинтованной ногой. В тот день Барака приехал в офис раньше нее. Услышав в приемной шаги секретарши, он нажал на кнопку и стал ждать. Через пять минут она проковыляла в его кабинет с кипой бумаг в руках.
Тяжело вздохнув. Барака позвонил дворцовому электрику и велел срочно установить засов.
Электрик обещал лично проследить за этим. Засов был установлен ровно через шесть недель. Это был новый рекорд для Лобинии, потому что красный свет над дверью делали четыре месяца…
Барака услышал, как задвинулся засов. Дверь была надежно заперта. Немного погодя открылась боковая дверь, и вошел маленький азиат Нуич.
– Список у меня, – предупредительно сказал полковник человеку, все еще внушавшему ему ужас.
– Я знаю. – Голос Нуича прозвучал спокойно, без угроз, что вполне соответствовало его строгому черному костюму, белой рубашке и полосатому галстуку.
– Я дал поручение министру транспорта, – пояснил Барака.
– Мне нет дела до того, как ты его достал. – Нуич уселся на кушетку у задней стены кабинета. – Давай его сюда, чумазая харя, да поживей!
Барака поспешно вскочил с места и чуть не вприпрыжку побежал к кушетке, держа список перед собой, точно это было подношение разгневанному божеству.
Ни слова не говоря, Нуич выхватил у него бумагу и быстро ее просмотрел.
– Ага, вот! – сказал он, усмехнувшись.
– Вы кого-нибудь ищете?
– Да, ищу. Вот они оба: мистер Парк и Римо Гольдберг.
– Гольдберг? Что делать в Лобинии человеку с такой фамилией?
– Не беспокойтесь, – сказал Нуич. – На самом деле у него другая фамилия. Он не представляет угрозы для чистоты лобинийской крови, – презрительно добавил он, снова просматривая список. – А что собой представляют другие пассажиры?
– Одного из них зовут Клогг. Он президент нефтяной компании «Оксоноко». Остальные – делегаты Третьего международного Конгресса молодежи. Законченные кретины.
– Чего хочет этот Клогг?
– Не знаю. Можно предположить, что он собирается вести переговоры о снятии эмбарго на поставки нефти. А подлинной целью его приезда могут быть малолетние мальчики в наших борделях.
На лице Нуича отразилось омерзение.
– А эти делегаты на Конгресс?
– Они ничего собой не представляют, – сказал Барака. – Обычное дело для Соединенных Штатов. Богатые, раскормленные и избалованные, с комплексом вины за то, что не все на земле знают вкус устриц. Они наделают много шума и примут резолюции, осуждающие Израиль и Запад. Если кому-то очень повезет, его изобьют на наших улицах, и они будут счастливы, потому что это станет неопровержимым доказательством того, что они поистине бесценные создания, обреченные на хулу и поношение всего мира.
– Вы разрешите им свободно передвигаться но стране?
– Ну нет, клянусь бородой пророка, – сказал Барака. – Я буду держать их взаперти. Охрана получила указание не церемониться с ними. Им это понравится.
– Почему? – не понял Нуич.
Барака пожал плечами.
– Они тратят свои жизни на то, чтобы продемонстрировать собственную значимость. А солдаты помогают им в этом. Они благодарны солдатам. Они улыбаются в черные глаза. Они громко смеются при виде собственной крови. Я думаю, они благодарны и за сломанные кости – это что-то вроде полового извращения.
– Знаешь, Барака, ты вовсе не такой глупец, каким иногда кажешься.
– Спасибо. Будут какие-нибудь распоряжения относительно тех двоих?
– Никаких! – быстро и твердо сказал Нуич. – У тебя не хватит для них солдат. Я займусь ими сам, когда придет время.
– Они из легенды?
– Да. Не трогай их.
– Как вам будет угодно.
– Верно, – согласился Нуич. – И запомни это: как будет угодно мне.
Когда самолет компании «Эйр Франс» совершил посадку, у трапа выстроились вооруженные охранники.
– Смотри, карабины! – удивился один из делегатов Третьего международного Конгресса молодежи. – Настоящие! Совершенно настоящие!
Он спускался первым. При виде четырнадцати солдат, образовавших коридор для прохода пассажиров, молодой человек усмехнулся и сунул палец в дуло карабина. Стоявший рядом охранник шагнул вперед и с размаху ударил юношу прикладом прямо в челюсть. Тот упал на землю. По подбородку потекла кровь. Охранник занял свое место в ряду, даже не взглянув на раненого и не издав ни звука.
Между двумя рядами солдат к трапу прошел молодой армейский капитан.
– Я – советник по культурным связям, – заявил он. – Вы все пойдете со мной. Кто не подчинится, будет пристрелен.
– Ну и дела! Вы такое видели? – обратился темнокожий юноша к девушке с прыщеватым лицом и прямыми темными волосами, стоявшей рядом с ним на верхней ступеньке трапа.
– Так ему и надо! Он получил то, что заслужил. Я убеждена, великий лобинийский народ знает, что делает. Мы абсолютно не знакомы со здешними порядками и потому должны беспрекословно подчиняться.
Юноши кивнул в знак согласия. Разве поспоришь с девушкой, которая, еще учась в нью-йоркском колледже, была избрана председателем Комитета по гласности, президентом Ассоциации защиты животных, заместителем председателя организации по борьбе с фашизмом, была видным деятелем в Комитете борьбы за рассекречивание действий правительства, а также в специальном отделе в администрации президента, занимающимся военными преступлениями. Четырнадцать раз она пикетировала Белый дом и Капитолий, много раз втыкала цветы в оружейные дула солдат, получая в ответ всего лишь сердитые взгляды. И всем этим она занималась совершенно всерьез – у нее не было времени на юмор. Сейчас она прилетела в Лобинию, чтобы на личном примере показать американцам, какими бы они тоже могли стать, если бы действительно этого захотели.
Молодежь сбежала по трапу и зашагала между двумя рядами солдат, едва не наступая на пятки советнику по культурным связям. Избитый юноша поднялся на ноги и потащился в хвосте колонны.
Последним вышли отец Гарриган, Клогг и Римо с Чиуном.
Отец Гарриган задержался на верхней ступеньке трапа и принял эффектную позу, воздев руки к небу:
– Благодарю тебя, Создатель, что ты сподобил меня ступить перед смертью на свободную землю Лобинии. Ты слышишь меня, Господи? Я с тобой говорю!
Услыхав его вопли, солдаты, стаявшие у последней ступеньки, вскинули карабины и направили их на аббата.
Римо втолкнул Чиуна обратно в салон.
– Подождем здесь, пока этот проповедник спустится вниз или пока его не убьют.
Наконец отец Гарриган, успевший еще раз громко и витиевато воззвать к Господу Богу, требуя его безраздельного внимания к своей особе, сошел по ступеням трапа. Римо стоял в дверях, наблюдая за ним. Если бы отец Гарриган носил соломенную шляпу, он походил бы на Страшилу из детской книжки «Волшебник из страны Оз».
Наконец Римо и Чиун покинули самолет. Клогг вышел последним. Внизу все еще стояла охрана, построившаяся в два ряда, по семь солдат в каждом.
К трапу подошел еще один офицер в униформе, его лицо расплылось в неудержимой улыбке.
– Мистер Клогг! – воскликнул он. – Я почитаю одной из приятнейших обязанностей министра энергетики поздравить вас с прибытием. Вы у нас такой редкий гость!..
– Да, да, да! – нетерпеливо перебил его Клогг. – Пошли. После такой шумной поездки мои нервы на пределе.
– Охотно верю, – сказал министр. Он взял Клогга под руку, и они повернулись уходить.
– А как же мы? – окликнул их Римо.
– Я полагаю, вы присоединитесь к своим. – Министр показал рукой на группу из семидесяти делегатов Всемирного конгресса молодежи. – Страже, я думаю, уже надоело здесь стоять.
Он кивнул им и повел Клогга к лимузину, стоявшему у края посадочной площадки.
Римо пожал плечами.
– Ну что ж, пойдем, папочка. Нам не остается ничего другого.
– А как же мой багаж?
– Его привезут позднее. Должно быть, у них есть специальная служба доставки.
– Оглянись вокруг, Римо, а потом повтори то, что ты сказал. Ты же знаешь: здесь нет ничего специального.
– Но не можем же мы стоять тут целые сутки!
– А мы и не будем стоять.
Чиун отстранил Римо, легко сбежал но трапу и приблизился к первому охраннику в правом ряду.
– Кто здесь главный? – строго спросил он.
Охранник смотрел прямо перед собой и молчал.
– Отвечай, когда тебя спрашивают, нефтяная клякса! – приказал Чиун.
Рядом стоявший солдат вышел вперед, как он сделал незадолго перед этим в случае с не в меру шаловливым юношей, аккуратно, не торопясь, снял с плеча карабин, ухватил его левой рукой за дуло, а правой послал приклад вперед, метя Чиуну в лицо.
Однако на этот раз приклад не достиг цели. Тонкая, хрупкая с виду рука Чиуна перехватила деревянное ложе, оно с глухим стуком упало на размягченный гудрон дорожки и осталось лежать на ней. Охранник изумленно взирал на оставшийся в его руке металлический ствол.
Чиун шагнул к охраннику, протянул руку и положил ее на его левое плечо. Солдат открыл рот, чтобы закричать. Чиун слегка пошевелил пальцами, и охранник понял, что не может издать ни звука.
– Я повторю тебе свой вопрос, но только один раз. Кто здесь главный?
Он немного ослабил хватку, чтобы охранник смог ответить.
– Я – сержант, старший по званию.
– Очень хорошо, – сказал Чиун. – А теперь смотри мне в глаза и запоминай: твои люди возьмут мой багаж. Это – ценные старинные сундуки, с ними надо обращаться очень бережно. Если они уронят хотя бы один сундук, тебе придется худо. Если они не сумеют выполнить мое поручение, тебе будет еще хуже. А если они сделают все, как надо, ты останешься жить и увидишь зарю нового дня своей бесполезной жизни. Ты понял меня? – спросил Чиун, для большей убедительности сжав плечо охранника.
– Понял, сэр! Понял!..
– Пойдем, Римо, – позвал Чиун. – Этот любезный джентльмен предлагает нам свою помощь.
Римо спрыгнул с трала и последовал за Чиуном, который решительно зашагал вслед за группой делегатов Третьего всемирного Конгресса молодежи.
– Люди всегда готовы помочь, если их попросить как следует, – сказал Чиун.
За его спиной старший по званию сержант с поломанным карабином отдавал приказания охранникам:
– Живее, кретины! Шагом марш в зал! Пользуйтесь случаем оказать услугу этому любезному старому джентльмену из Третьего мира. Пошевеливайтесь, а не то я вам покажу!
Солдаты, сдерживая улыбки, построились в колонну по двое и направились строевым маршем к аэровокзалу: шестеро слева, шестеро справа, один посредине. Незадачливый сержант, старший по званию, подобрал обломки своего оружия и, не переставая удивляться, зашагал следом. По пути в здание вокзала он бросил их в мусорную корзину. По правде сказать, потеря невелика. Все равно из этого карабина никогда нельзя было попасть в цель. А после того как он побывал в ремонте, сержант вообще боялся нажимать на курок. Последний, кто стрелял из этого оружия, обнаружил, что в ремонтных мастерских умудрились заполнить ствол оловом, и, когда человек нажал на спуск, пуля полетела прямо в «яблочко» – ему в лицо.
Лобинийский аэропорт 1 – названный так во времена всеобщего ликования, когда лобинийцы думали, что им потребуется еще и второй аэродром, – находился в миле от столицы.
Прибывшим пассажирам предстояло покрыть это расстояние пешком, так как автобус был неисправен уже три недели – никак не могли заменить свечи в двигателе.
Семьдесят молодых американцев бодро маршировали в сопровождении вооруженных охранников. Чуть поодаль шли Римо и Чиун, а позади них один за другим вышагивали четырнадцать солдат, несущих дорожные сундуки – кто на голове, кто на плечах.
Эту фантастическую процессию возглавлял офицер по культурным связям. Он задавал темп и ритм движения, выкрикивая во весь голос:
– Раз, два, три, четыре! Раз, два…
Отец Гарриган, неотразимый в своем комбинезоне, рубашке и воротнике, был настроен по-боевому.
– Держать ногу! – закричал он и, выскочив вперед, начал скандировать:
Мы войне закроем двери,
Навсегда войну похерим.
Раз, два, три, четыре, пять!
Не хотим мы воевать!
– Рота, стой! – скомандовал советник по культурным связям.
Группа остановилась, смешав ряды. Советник повернулся к американцам, чтобы сказать речь.
– У меня не было случая посетить Соединенные Штаты Америки, и я не представляю, что это за страна, из которой вы прибыли.
– Херовая страна! – закричал отец Гарриган.
– Точно! – выкрикнул еще кто-то.
Советник по культуре поднял руку, требуя тишины.
– Однако Лобиния – страна цивилизованная. У нас на улицах вы не услышите ругательств. Тому, кто позволяет себе непристойные выражения в общественном месте, отрезают язык тупым ножом. Так, – гордо сказал он, – заботятся в Лобинии о добропорядочности человеческой натуры и оберегают чувства других людей.
– Хорошо бы вырвать язык у аббата, – сказал Римо.
– Он отрастит себе новый, – возразил ему Чиун. – Бесполезный придаток всегда отрастает снова.
– Поэтому я должен вас просить не ругаться в общественных местах. – Советник по культуре скользнул взглядом по лицам американцев. – Конечно, вам разрешается произносить ругательства про себя, в глубинах вашего сознания, – любезно разрешил он.
– Ура великому лобинийскому народу! – закричал отец Гарриган. – Гип, гип! Ура!
Делегаты поддержали его порыв.
Советник удовлетворенно кивнул, повернулся и со словами «шагом марш!» повел гостей своей страны дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17