А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В галерее есть картины дороже и популярнее.
— Разумеется, полиция тоже об этом догадывается.
— Конечно. Но только сделать ничего не может. Не пойман — не вор! Кажется, так звучит ваша пословица.
— Где гарантия, что музейщик не обманет грабителей. По идее он нанимает людей для своего дела. В чем интерес грабителей?
— Картины они оставят у себя. Музейному работнику они их вернут через десять лет по цене страховки в миллионов долларов за каждую и плюс по одному проценту за год хранения. Получается приличная сумма.
— Сколько же получит сам музейщик?
— Можете придумать любую сумму и не ошибетесь. Но когда начинают считать чужие деньги, пропадает главное. Романтика! То, на чем вы строите все свои триллеры. Важен процесс, а не результат.
— Порой весь процесс затевается ради последней фразы последней странице. Смазанный финал разочаровывает Читателя, даже если книга в целом получилась интересной. Финал можно сравнить с фейерверком, с хлопком пробки шампанского в новогоднюю ночь под бой курантов. А в вашей идее кульминация сводится к самому ограблению.
— Не разочаровывайте меня. Вы ведь мастер интриги, вкрутите так, что и про ограбление в конце книги все успеют забыть. Начинаешь читать про Петю, но выясняется что книга про Наташу, а в итоге все дело в Михаиле.
— И еще вопрос. Если картины останутся грабителям, но как они переправят их за границу.
— А зачем? Чтобы потом возвращать обратно. В стране, де находится галерея, места очень много, чтобы спрятать и Законсервировать картины на сотню лет.
Украли, отвезли, спрятали и со спокойной душой возвращайся домой. Пусть полиция хоть на голове тут стоит. Не пойман — не вор! Работник музея спокоен, его заговорить не заставишь, свидетелей нет, а грабители могут только тешить свое самолюбие воспоминаниями об ограблении и следить за расследованием из газет.
Они-то точно знают, что через десть лет, Чтобы ни случилось, свои миллионы они получат. Пожалуй, такое приключение пережить интересней, чем переехать пустыню на велосипеде.
Гортинский глянул на собеседника. Возможно, он и говорил в каком-то интервью о велогонках в пустыне, разве все упомнишь. Швед не глуп, успел немало узнать о случайном курортнике из России, а вот он о нем ничего не знал.
— Как вас зовут?
— Герман Шверник. Мой дед был русским. И вообще, я люблю Россию и ее народ. Удивительная и непредсказуемая страна.
— И сколько, по-вашему, должно быть грабителей?
— Шесть человек. По количеству картин. Дело в том, что работник музея сможет отключить сигнализацию на тридцать секунд. По-другому не получится.
Значит, один человек успеет за это время снять только одну картину и замкнуть провода.
— Любопытный ход. Шесть человек. Значит, роман может строиться на взаимоотношениях шестерых, после пролога, в котором совершается ограбление.
— Ну вот, видите, как лихо вы вывернули сюжет наизнанку. Потрясающий ход.
— Ход будет в другом. Каждый из миллионеров за десять лет разорится. Ведь Россия непредсказуема. И каждый из десятерых захочет сам, один, получить все картины в свои руки, а друзей убрать со своего пути.
— Блестящая мысль. Ведь работнику музея важны картины, а не тот, кто ему их принес. Он выплатит все деньги с процентами тому, кто вовремя и в целости доставил товар!
— Хорошо. Что-то в вашей идее есть. Мне надо подумать. Давайте завтра встретимся в это же время, в этом месте. Я обмозгую ваш сюжет. Возможно у меня возникнут вопросы. И позвольте мне взять этот журнальчик. Я еще не читал собственное интервью. Обычно они фантазируют сами, я не возражаю. Мне жаль времени на репортеров. Кажется, с журналом «Профиль» я дел не имел.
— Вспомните новогоднюю ночь. Кто-то сумел сфотографировать вашу компанию.
— Репортеров в «Метрополе» хватало. Там любят отмечать праздники светские особы.
— До завтра, Вениамин Борисович.
— До завтра, Герман.
Гортинский взял со стола журнал и отправился в свой номер.
2.
В отличие от своего нового знакомого из Швеции, Вениамин Гортинский эту ночь не спал. Он был человеком впечатлительным, с богатым воображением, и, если ему на зуб попадала какая-то неординарная идея, то он ее разжевывал, пока она не стиралась в порошок.
Гортинский над новым замыслом работал круглые сутки. Даже во сне прокручивались сценки, эпизоды и неожиданные решения. Многие не подозревали, беседуя с ним, что он пребывает совсем в другом мире и его мысли далеки от темы разговора. После вчерашнего знакомства с Германом Шверником, он вновь потерял покой. А если высказаться более точно, то вошел в привычное свое состояние.
Многие считали его романы очень кинематографичными. И в этом они не ошибались. Гортинский видел сюжет в голове, словно сидел в кинотеатре и ему прокручивали пленку. Но все дело в том, что он сам проигрывал все роли и был режиссером, подчиняя себе весь творческий процесс. Варианты пролистывались, как книжка с яркими картинками. Он уже видел тот самый музей, картины и перебирал варианты действий. Полночи просидел над журналом, где была напечатана новогодняя фотография его друзей, и отбирал кандидатуры, отводя каждому свою роль. По старой традиции все друзья, а их было девять, Новый год всегда встречали вместе и без жен. Девятого в кадре не оказалось, его место пустовало.
Возможно, отошел отдать распоряжения метрдотелю. Именно он всегда занимался организационными вопросами, так как сам держал ресторан и разбирался в тонкостях застолья. Но пустое место Вениамина Борисовича не смущало. Ему хватало воображения вернуть друга на место и поставить рядом с другими.
Разглядывая лица своих потенциальных сообщников, он давал им точные и однозначные оценки. Все правильно, не один пуд соли съели, вот только гонки на велосипедах в пустыне не устраивали. Успеется еще. Самому старшему среди них исполнилось сорок два, младшему — тридцать три. Сил и энергии еще не на один подвиг хватит. Вопрос состоял в другом. Одно дело — сумасбродные выходки вроде прыжков в Москву-реку с Крымского моста, за что всем пришлось переночевать в ближайшем отделении милиции, другое дело — ограбление. И пока он не почувствовал себя в шкуре грабителя, как в том самом белом смокинге с фотографии, сюжет стопорился. Тут самое важное, считал Гортинский, войти в роль. Представить себе некий образ, вдохнуть в него жизнь, создать характер и даже вообразить его прошлое, вплоть до таких деталей, как биография его родителей. Когда герой готов, необходимо слиться с ним в единое целое.
Соотнести и присвоить! Соотнести свое "я" с его "я", а чужое "я" присвоить себе. Только так может получиться достоверный образ, если, конечно, таланта хватит. В своих талантах Гортинский никогда не сомневался. Писатель без амбиций, что мотогонщик на трехколесном велосипеде. Если ты не считаешь себя по меньшей мере Джеком Лондоном, то нечего и за перо браться.
К утру Гортинский уснул, сидя в кресле и проспал завтрак. Пепельница, перегруженная окурками, источала ядовитое зловоние, а форточка осталась закрытой с вечера, когда дул ледяной ветер.
Их встреча состоялась в то же время и в том же месте. Вениамин Борисович умел скрывать свои чувства и переживания, перевоплощаться в эдакого разгульного повесу с иронией смотрящего на окружающий мир. Впрочем, масок У него на все случаи жизни хватало. Сегодня он немного переиграл, сделав удивленный вид, при встрече со вчерашним знакомым, будто успел забыть о нем. Он и сам понял, что перегнул палку. Никогда не надо недооценивать противника. Не тот случай, когда строят рожи. Швед его тут же поставил на место.
— Доброе утро, Вениамин Борисович.
— Уверены, что утро? Обед на носу.
— Вы не пришли к завтраку, и я решил, что вы проспали после бессонной ночи. Утро для вас началось в полдень. Но это так, одни домыслы.
— Вы прекрасно говорите по-русски, почти без акцента.
— Я очень люблю русскую литературу, а ее надо читать только в первоисточнике. Я рад, что у меня появился новый любимый автор. Снимаю шляпу.
— Приятно слышать. Но на дифирамбы реагируют после первой-второй книги, а потом ты слышишь слова, которые не усваиваются самолюбием. Писатель сам должен знать себе цену, видеть свои плюсы и минусы и уметь делать выводы и исправлять собственные погрешности и ошибки. Если он способен на это, то из него получится хороший ремесленник, в противном случае его вытеснят с прилавка и забудут, как прошлогодний снег. Удел многих скороспелок, любящих мурлыкать, когда их гладят по шерстке.
— Однако вы строги! По вашим меркам можно с уверенностью оценить вас, как добротного ремесленника.
— Я профессионал.
— Это как?
— Человек, не зависящий от вдохновения. Мне полагается писать не меньше десяти страниц в день. Я сажусь и пишу, и мое настроение и желание тут ни при чем. Это работа. Если ты не поймал своего Пегаса, то сотвори его собственными руками. С истинным воодушевлением я написал не более трех книг. Они не лучше или не хуже других. Никто, кроме меня, об этом не знает.
— Я всегда поражался людям вашей профессии. Для меня письмо написать — целое событие и уйма угробленного времени. А вы пишете по десять страниц в день. Вашей рукой водит какая-то неведомая сила?
— Писатели любят так говорить. Но я над подобными проблемами не задумываюсь. Так на чем мы с вами остановились?
— На команде, которая должна состоять из шести человек.
— Правильно. Кандидатуры я подобрал и даже вижу их перед своими глазами.
Люди незаурядные, надежные и отчаянные. У меня появилась любопытная идея. О подлинной сути операции должен знать только главный затейник мероприятия.
Остальные, то есть его сообщники и друзья, должны воспринимать ограбление как очередную игру. Шутку над владельцем галереи. Такой трюк лишит подельников страха перед законом и ответственностью.
— Оригинальный ход. Но не исключена и настоящая опасность, а они будут к ней не готовы. Люди не должны находиться в расслабленном состоянии.
— Они не бывают в расслабленном состоянии, исключая сауну с пивом, раками и девочками. Самые роковые ошибки и глупости преступник совершает от страха, теряя контроль и внимание. Человек, действующий по четкому плану, не думающий о провале и лишенный страха, не может завалить операцию. Если только ему в этом не помогут.
— Что вы имеете в виду?
— Я говорю о том, что наниматель, тот самый работник музея, может выстроить свой план. Ведь он имеет дело с иностранцами, о которых ничего не знает. По одному сценарию они могут стать полноценными партнерами. Это выглаженный утюгом вариант. Но я привык ставить подножки своим героям. Загонять их в экстремальную ситуацию и наблюдать, как они из нее выпутаются. Я ведь не составляю планов и не расписываю действий. Чаще всего герои сами ведут своего автора на веревочке с ошейником. И мне не очень верится в выстиранные и выглаженные ситуации. Повернем наш сюжет по-другому. Хранитель музея ищет не исполнителей, а козлов отпущения. Допустим, он имеет хорошие копии тех оригиналов, что висят в зале. За день до ограбления он подменит оригиналы копиями. Ограбление, как я догадываюсь, должно произойти ночью. Там не поймешь: оригинал ты снимаешь или копию. Да дело даже не в этом. Грабители — дилетанты, они выполняют заказ. Свинью от козы они отличат, а Моне от Мане никогда.
Ситуация первая. Ограбление не удалось. Преступников накрыла полиция. Черт с ними. Связь между заказчиком и исполнителями не доказуема. Хозяин галереи заявляет, что он очень предусмотрительный человек и держит в зале только копии, а оригиналы вывешивает, когда музей посещают царственные особы либо именитые искусствоведы. Ему аплодируют, а воришек сажают в тюрьму.
— Но при этом он теряет картины? — возразил Герман Шверник.
— Но не теряет свободы, а главное — денег. Присмотритесь внимательно к этому варианту. Он беспроигрышный. Если ограбление проходит чисто, каков результат в этом случае? Подлинники остаются в руках смотрителя музея, а грабители с фальшивками тешат свое самолюбие, читая в газетах об ограблении века. Они, наивные, думают, что получили в собственные руки баснословное состояние и надеются через десять лет обменять товар на обещанные деньги. А может, еще и поторгуются и сорвут пару миллионов сверх договоренности. Истинный владелец шедевров лишь усмехается в усы. — При этой фразе взволнованный швед пощупал свои усы, не потерял ли он их в суматохе, а писатель тем временем с легкой ухмылкой продолжал. — Картины в его руках. Иностранцы с гордым видом уезжают в свою сумасшедшую Россию и вернутся через десять лет искать ветра в чистом поле. За такой срок может океан выйти из берегов, учитывая потепление климата, а Россия — исчезнуть с лица земли или финны вобьют новые пограничные столбы с Коммунистической республикой Китай.
Стоит ли говорить о том, что шедевры из музея успеют сменить десяток посредников, пока попадут к истинному ценителю прекрасного, а скромный работник музея — купить компанию «Майкрософт» и выкинуть за борт надоевшего всем Била Гейца или стать владельцем компании «Сони» и жить где-нибудь на островах Зеленого мыса. Как вам понравится такой поворот сюжета? Тут есть что раскрутить и над чем пофантазировать.
Швед долго думал и наконец закурил трубку. Гортинский считал его некурящим. Вот так и открываются люди, медленно, неохотно и с разных сторон.
Порой люди сами себя не знают, но очень любят утверждать, что другого видят насквозь. Гортинский прекрасно знал это, потому что сам себя не всегда понимал.
Вот что заставляло его выдумывать своих героев, а не искать прототипы. Конечно, он был человеком любопытным, наблюдательным и брал какие-то черты характеров, привычки с живых обитателей нашей грешной земли, вселяя их в литературные персонажи, но, как правило, такие вещи делались ненамеренно, без примерки, а по наитию. Он прекрасно сознавал, что читатель не может себе представить того, что не видел и не знает. Сколько не описывай ему бесконечность Вселенной, мозг этого не поймет. Вот почему у марсиан есть руки, ноги, глаза и уши. Так понятнее и ближе. Создавать неузнаваемый мир — дело неблагодарное. А вот покопаться в чужой душе, да еще выдуманной твоим собственным воображением — сплошное удовольствие. Образ хранителя музея уже готов, и его изваляли в грязи и вымазали дегтем, что очень не понравилось шведу, подбросившему сочинителю сюжет. Но оба понимали, что идет игра и они сидят по разные стороны шахматной доски, где ход каждого записывается и обдумывается. С другой стороны, шли обычные фантастические дебаты двух курортников, спор которых не мог иметь никаких последствий, и никто не ждал, что в этом безобидном споре родится истина.
— И все же мне не хочется делать служителя музея мерзавцем! — заявил после долгой паузы Герман Шверник. — Поворот, конечно, интересный, не спорю, но обидно. Один прохвост обманул шестерых умных, талантливых мужчин. Такие хитросплетения и интриги в ваших романах плетут только женщины.
— Я не женоненавистник, я считаю, что у женщин более изощренный ум. Они существа слабые и с малолетства привыкли защищаться, искать лазейки, оправдываться, стремиться к достатку и всегда оставаться независимыми. Как вода камни точит, так и жизнь закаляет женщин и заставляет их быть гибче, увертливее и в любой ситуации находить неординарные выходы. Особенно это касается красивых женщин. Мужчины — лидеры, им все достается проще, и они ленивы и вальяжны. Я люблю женщин. Особенно, если они стервы! Вот почему они мои любимые героини. Мне с ними интересно.
— Кажется, в нашей истории места для женщин не осталось.
— Ошибаетесь. Только женщина способна сыграть роковую роль и поломать или перевернуть все, с огромным трудом выстроенное мужчинами, бесстрашными и сильными. С женщиной нельзя воевать. Вы заранее обрекаете себя на поражение. Ее можно не допустить или обойти, если получится, но не вступать в сговор и уж тем более в единоборство.
— Возможно. Я не хочу спорить, женщины в ваших книгах незаурядные и, как вы правильно выразились, стервы. Но у меня появилась новая идея. Мы можем заставить смотрителя музея написать расписку. Он даст расписку грабителям в том, что нанял их для ограбления музея. Вот вам и страховочный пояс. В любом случае они смогут его потащить за собой, если попадутся сами. А для него будет больше стимула сделать так, чтобы они не попались.
— Резонно. Но тогда мы опять возвращаемся к выглаженному сюжету. Где же подводные камни?
— О, их будет предостаточно. Я хочу вам напомнить, что за сто лет существования музея из него не выкрали даже помойного ведра. Само ограбление займет у вас полсотни страниц.
— Не думаю. Даже от экстрима надо давать читателю отдыхать. Делать перебивки, иначе мы скатимся к боевику типа «Рэмбо» или «Терминатор», а это не мой жанр. Боевики хороши на экране, но не на страницах книг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35